Одни

      Реймонд безумно любил охотиться в ближних лесах. Вставая еще до рассвета, он одевал удобные темные брюки, уличную рубашку и приталенный изумрудный пиджак с тонкими линиями складок на манжетах. Беря с собой единственного друга с которым они поладили сразу — ирландского сеттера, что резвился, бегая по полям и чихая от цветов, он тихо спускался по направлению к оружейной. Там он брал уже по привычке кавалерийский пистолет и пару веревок. Пробуя стрелять из револьвера, Реймонд был недоволен его неудобством и сильной отдачей в руку при выстреле, потому свой выбор он остановил именно на удлиненном дуле пистолета. Затем, скрипя входной дверью и спускаясь вниз по лестнице, идет на задний двор в конюшню. Ездить на лошадях он никогда особо не любил, хоть это и было обязательно при его обучении, — считал лошадей до ужаса капризными — но специфика лесов не оставляла выбора. В глубине леса, окруженного пышными лугами с коралловыми ягодами и цветами, красовалось зеркально чистое озеро и тонкие ручейки-истоки что блестели когда между деревьев пробивался свет. Непроходимая вязкая земля и мокрая трава были препятствием для человека и легкой пробежкой для лошади. Отдав предпочтение черной резвой красавице в первый день приезда в город, он немного попрактиковался и собщался с ней, но не любовь к этим животным никуда не ушла. Реймонд охотился всегда один: отчасти из-за собственного желания — своеобразная прогулка служила причиной многих монологов, которые он так любил — отчасти из-за отсутствия в городе хороших знакомых для совместной охоты.       «Как-нибудь можно пригласить Нормана прокатиться, — пришла мысль ему поздно ночью за день до предполагаемой охоты, когда он, ослепленный ночной красотой и предаваемый теплой ностальгии по тому вечеру, лежал в постели и гладил подушку, — Может даже мне бы удалось устроить совместный обед в этом поместье с маркизами Эстер.»       Его единственный спутник имел странную привычку лазать по всем кустам, что представали его взору, и лаять на каждую лягушку, чем веселил хозяина. Собака жила в доме и была любимицей миссис Ормонд, хоть той часто было не до любопытного животного, что влезал посреди чтения женщине на колени. Но она просто шлепала его по бедру и тот соскакивал, бежал дальше по коридорам, не теряя своего радостного настроя.       Вот и сейчас Реймонд снова отвлекся на него и тихо засмеялся когда пес побежал за очередным хорьком или заблудившейся лягушке на пустой тропинке. — Чарли, ко мне! — строго крикнул юноша когда пес начал убегать слишком далеко. Пес, услышав свою кличку оставил затею поймать существо и вернулся обратно, бегая вокруг ровно идущей лошади, что время от времени фыркала и смотрела прямо. — Не убегай далеко, плутишка. Красиво тут, да? — обратился он к животному, будто ждал от него ответа. — А знаешь, я повстречал одного молодого человека, разве я тебе не рассказывал? Видать, я совсем забыл об этом, но сегодня я опять увижусь с ним. Он такой искрений, прям как ты, Чарли. Конечно, он не чихает от цветов и не бегает за лягушками, но он так поразил мое представление о мужчинах в качестве собеседников.       Как я и говорила ранее, Реймонд утопал книгах и провел детство и юность в них, не зная о юношеских забавах. Именно оттуда он узнал не только про страну-соседку, но и про многие другие вещи, которые позволили ему социализироваться довольно быстро. Он был весьма любознательным: пока все остальные мальчишки играли на деревянных шпагах в саду он в компании пары подушек на диване сидел у окна и зачитывался любой книгой, которую нашел в библиотеке учителя, будь то «Анатомия обвинений» с распущенной жизнью театров и в тоже время недовольством автора при виде пустых церквей или одна из работ Бена Джонсона, что боготворил Шекспира, называя гением их века. И это полностью устраивало мальчика. С самого детства он знал о той ответственности, что ждет его впереди и решил отстраниться ото всех, заручаясь только помощью наставника. Тот всегда говорил ему не зацикливаться на роли принца и не думать так уверено, что Рей им станет в свои двадцать два года. Однажды Ян, пылая в яркой ярости, сказал ему, что не отдаст престол какому-то мелкому мальчишке вроде Реймонда и вообще, дом Оранских очень и очень посредственный в государственных делах, даже его мать желала как можно быстрее скинуть престол на кого-нибудь другого после смерти мужа.       С того времени — а именно лет с двенадцати от роду — молодой принц совсем потерял связь с обществом, предпочитая им обучение и безмерное количество прочитанных книг. Возможно, это и стало причиной многих его внутренних споров, связанных с самоидентификацией.       Встреча с Норманом взбудоражила в нем его детскую слабость, которую он никогда не выпускал ранее. Впрочем, вдаваясь собственным мыслям об этом знакомстве и невольно улыбаясь так, что то приятное чувство опять грелось в нем, он проехал половину лесочка и, пристрелив пару куниц, отправился домой. — Мистер Ормонд, вот парочка свежих чертежей.       Брюнет протянул мужчине несколько больших листов с планами поместий и домов поменьше, вырисованные ровными линиями карандаша.       Солнце уже освещало поместье полностью и Реймонд, оставив куниц на кухне, отправился прямиком наверх, дабы за завтраком принести собственные чертежи для хозяина дома. Ормонд частенько рассматривал его работы на досуге, мог даже похвалить его за старание и ровные линии, но чаще всего критиковал саму концепцию домов и их неустойчивость. Реймонд еще в школе «показывал успехи» в математике и в дальнейшем архитектуре, но особыми знаниями не блистал. Граф часто ругал его что если сильно нагружать второй этаж то колонны на первом просто рухнут, а от большой площади гостиной нет никакого толка — зимой там просто будет не согреться. Оранский же принимал замечания и старался их не допускать, но часто делал мелкие ошибки из-за собственной невнимательности. Удивительно, но в делах литературы, человека и его физических рефлексов и привычек он был очень внимателен. — Уже лучше, Реймонд, — медленно протянул мистер Ормонд, водя пальцем по бумаге, — только крыша слишком острая для такого здания, она будет сильно удлинять общий его вид. А тут, — от перевел взгляд на следующий план, — поместье в целом обыграно, но колонн тут… Девять. Лучше бери четное количество, иначе в одном месте может быть избыток давления. — Это скорее я общитался, их планировалось восемь и две колонны на месте декора, — он указал пальцем на них, опираясь одной рукой о стол. — Он очень напоминает мне дом мистера Булстрода. Ты вдохновлялся им? — Совсем немного. Подумал смешать их поместье с элементами нынешней архитектуры и присущих ему завитков, статуй и роскоши.       За несколько недель пребывания в городе Оранский хорошо сообщался с хозяевами дома и даже чуть поменял свое мнение о светских вечеринках в домах соседей. Он каждое утро теперь обменивался неловкими махами рукой с дочкой одного банкира — Эммой Булстрод, что имела необычайно яркие рыжие волосы и всегда убирала их в пучок, надевая соломенную шляпу, за что ее могли посчитать совсем крестьянкой. Они по редкому совпадению одновременно собирали почту и брюнет даже перекинулся парой фраз с ней. Оказалось что и девушка тут тоже на время — пару лет до своего совершеннолетия, а потом планирует уехать в город побольше и выучиться на швею, не желая быть причастной к делам отца. Однако, по ее словам, мистер Булстрод и не думал держать ее тут долго, заручаясь финансовой поддержкой и хорошей дружбой с семьей Эстер. — Ты знаешь Нормана Эстера? — спросил Реймонд, когда он в очередной раз забирал почту. В этот раз мисс Булстрод была в своей фирменной шляпе и легком ванильном платье, как и подобало юной особе. Реймонд всегда оставался в легких брюках и рубашке с охоты, если поводов одеть что-нибудь приличнее не было. Думается мне, их обоих подкупила простота друг друга, которая дала начало неплохому общению. — Да, мы виделись пару раз на балах и обедах, но толком не общаемся, — пробежав взглядом по свежим газетам, ответила она. Ее голос был чистым и ласковым как и движения. Рею думалось, она станет отличной женой в будущем. Может быть, он бы и сам захотел на ней жениться, если бы увидел всю эту женственность как мужчина, а не как обычный знакомый.       После этого разговора мысли брюнета вновь занял Норман и ожидание предстоящей встречи.       Служанки принесли завтрак за маленький круглый столик на веранде на заднем дворе, где редко дул ветер по утрам и от дома падала тень. Реймонд помнил одно из важных правил местоположения поместий в их кругах: утром солнце должно освещать парадную часть дома, а вечером встречать гостей красивым закатом. Наверное, поэтому все окна главных комнат находились непосредственно с выходом на восток. Сегодня было необычайно тепло, поэтому подали простой омлет с овощами и графин с лимонадом, а на десерт был пирог с яблоками. В первые дни приезда Реймонд был удивлен что не находил обилия натюрмортов в домах, и совсем не понимал, почему нас стенах висят не только фамильные портреты (если таковые имелись), а различные другие лица совсем неизвестных ни ему, ни хозяевам людей. Позже ему объяснили, что считают натюрморты, какими завтраками или десертами* они бы ни были, простыми и не отдают им должной востребованности. Реймонд немного смутился в тот момент и узнал, что в этой стране есть много тонкостей, не прописанных в книгах.       Во время завтрака Ормонд отметил отвлеченность мыслей Оранского и частые взгляды в окно, что посчитал свойственной ему задумчивостью. Последнее время Реймонд редко говорил с ними о чем-нибудь, но было ясно, что в голове у него одни и те же мысли. — Ты отправил письмо Грэгу? — воскликнул Ормонд, отвлекая юношу и возвращая обратно. — Да, сэр. Я вложил туда также письмо его сыну, Норману. — Норману? — удивилась миссис Ормонд, сидевшая напротив мальчика. — Ах да, вы же хорошо пообщались с ним в тот раз. Ты же не забыл что сегодня среда? — Боюсь, мисс, именно этого дня я ждал всю неделю, — улыбнулся Реймонд, отрезая кусок пирога. — Надеюсь, все пройдет успешно и на этот раз. — А как же твое «зачем мне туда ехать»? — рассмеялась женщина. — Ну, я немного изменил мнение к этому, — усмехнулся Реймонд, — да и, он первый приятный знакомый после Вильяма, и я не хочу терять с ним связь хотя бы на время приезда. — Ты пробудешь у нас еще пару недель и уже уедешь, верно? Недавно получил письмо от Вильяма, пишет, Ян де Витт совсем от рук отбился, хочет ввести в парламент одного француза для укрепления связей. Однако, с учетом нынешнего года, французы положили на вас глаз.       При упоминании учителя юноша нахмурился и хмыкнул. Этого ему еще не хватало. — Но волноваться пока не стоит, — продолжил мужчина, — он также написал, что подал жалобу за это в Генеральные Штаты как вероятность намеренного внедрения иностранных людей в управление страны с целью шпионажа и там они уже рассматривают этот вопрос. Пока что у де Витта нет полных прав в изменении составов парламента и это все равно рассматривается людьми свыше, но это ты и так знаешь, принц, — хмыкнул Ормонд, взяв стакан сока в руку, — и все же до ужаса смешно, что будущий принц страны, которой мы желаем смерти, сейчас завтракает у поместья старшей семьи рода Батлеров. — Джеймс, не обижай наших гостей, — коснулась плеча супруга, понимая, что мужчина всего лишь шутит. Но она всегда слышала в этих слова долю серьезности. Наверняка он волнуется за свою жену и детей, не особо доверяя юноше из-за его происхождения. Но в то же время Ормонд понимал, что Реймонд не виноват в том, что дом Оранских на данный момент тихо разваливается, даже Мария Стюарт покинула его и уехала обратно в Англию, где и умерла. — Мистер Ормонд, во мне течет английская кровь как и в вас, — строго ответил брюнет, поднимая стакан подобно мужчине, — Моя мать — английская принцесса. И она полюбила моего отца. Хотя, я в это и сам не верю, — тихо добавил он, — но это не меняет того факта что она была из Англии. И это ее книги привили мне любовь и благодаря им я тут. Так что, прошу вас, не будьте так категоричны ко мне, приписывая к главным врагам страны. Я, как и вы, в любой момент подниму пистолет к виску де Витта и, когда настанет тот самый день, вы узнаете об этом первыми. Осторожность — лучшая часть отваги. — Осторожность — лучшая часть отваги, — повторил Ормонд, улыбаясь.       Иногда уверенность и умение Оранского говорить и говорить внушительно и глубоко делали с людьми свое. Даже миссис Ормонд подняла бокал вместе с ними, тихо и задумчиво шепнув «Hope for the best, but prepare for the worst»* и они продолжили завтрак в тишине. — Забыл напомнить, мистер Эстер на балу заикнулся о том, что с радостью пригласил бы нас на обед, — сказал Ормонд когда служанки уже убирали посуду, а Реймонд направлялся в здание, — и тебя он тоже позвал.       Оранский не повернулся к мужчине, ответив что-то на подобии «Это отличная весть, сэр! Буду ждать приглашения!» ускорил шаг и поднялся в свою комнату. Там у окна стоял письменный столик, а в ящике в полной темноте лежало последнее письмо от Нормана, на которое ответил Реймонд еще вчера, напротив — мягкая широкая кровать с несколькими подушками, с которыми иногда, как и с Чарли, он разговаривал по ночам. Это иногда развлекало его на многие часы и он забывал о любимом черчении или чтении. За их n-ое количество минут, проведенных с этим странным приятным чувством где-то у сердца, Реймонд уже не замечал как улыбка вновь и вновь озаряет его лицо, стоит ему только открыть недавно разрезанный конверт.       «Дражайший мистер Ормонд! Я преисполнен надежд встретить вас случайно на улице, когда выхожу из кареты, мысли о нашем знакомстве не покидают меня до сих пор! Отец продолжает говорить про женщин, но мне совсем не интересна любовь, если возможна такая прекрасная дружба. Не посчитайте меня льстецом, я премного благодарен, что вы посетили нас тогда. Сегодня понедельник и в среду мы увидимся снова.       Хочу спросить, вы читали «Анатомию меланхолии»? Произведение, написанное относительно недавно, но очень интересное, так и хочется порой читать его целыми сутками, если бы не учеба — на то строгость отца, он редко позволяет мне читать что-то свободное вне учебной литературы. Наука, как я говорил, одна из составляющих моей жизни и я не мог быть столь распущен и не учиться на четкую профессию, потому меня очень зацепила данная работа с помесью литературы и медицины. Если вы не слышали о данной книге, я обязательно дам вам ее почитать. Заинтересую вас цитатой, что дает мне воспоминания о наших разговорах: «Треволнения и страсти, которые возбуждают фантазию, хотя они и обитают в пределах между чувством и разумом, все же следуют скорее за чувствами, нежели за разумом, поскольку они погружены в телесные органы чувств.» Жду с нетерпением нашей следующей встречи, Реймонд, Норман Эстер.»       В эти же мимолетные дни Норман тоже успел отдаться домашним заботам и делам отца, не забывая каждый вечер, под тусклым сиянием свечи, писать тонким пером письма на небольших листах, заворачивая их в конверты и вкладывая в почтовый ящик, когда забирал газету.       Воспоминания вечера оставляли у него осадок в виде смущения и порой строгих взглядов отца — сэру Грегу было непонятно поведение сына когда он так яро обнял мужчину. Нет, он совсем не думал о каких-либо иных связях двух мужчин помимо братства, но и позволить Норману такие открытые и пылкие действия к мужчине во время их первой встречи он также не мог — это противоречило его консервативным устоям, суть которых в тактильной неприкосновенности недавних знакомых. Потому после мероприятия между сыном и отцом состоялся диалог. — Норман, что это сейчас было? — Ты о чем, отец? Сейчас был прекрасный бал где ты наверняка опять приглядел мне девушек на роль будущей жены, а я нашел себе новые знакомства в виде одного из родственников твоих знакомых. Разве не чудесно? — сиял Норман, смотря в окно. — Ты чуть ли не опозорил меня перед всеми, выставив себя девчонкой. Впредь веди себя подобающе нашему статусу, Реймонд всего лишь граф, а ты сын маркиза. — Но что в этом такого? Я просто обнял своего друга на прощание. И я уже давно не ребенок и тем более не девчонка! — возразил Норман. Его задели эти слова и хоть он понимал, что поступил очень неожиданно, но совсем не считал что каким-либо образом смог опозорить семью. Ведь ничего грешного он не сделал, а потому и показаться невежественным он просто не мог. — Впредь не давай чувствам вверх. Ты можешь выглядеть нелепо. Но поспешу тебя обрадовать, ты вскоре увидишь своего друга. Я планирую организовать обед с графами Ормонд, — в этот момент в глазах Нормана уже загорелись огоньки, но Эстер провел рукой перед его лицом, не давая уплыть в мечтаниях. — Только не забывайся, сын. Он твой друг только потому, что я хорошо знаком с его семьей. Будь благодарен и впредь держись лучше. И я заметил пару невесток для тебя у них хорошее фамильное древо и… — Отец, — усмехнувшись, произнес Норман, предвкушая дальнейшую, нелюбимую, тему разговора. — Я уже говорил и тебе и mère* что не желаю жениться до тех пор пока не освою свою профессию и светскую жизнь. Я желаю чего-то большего чем просто профессия и когда я достигну своей цели, когда мое духовное развитие достигнет уровня Гершеля, я найду ту самую, которая осчастливит вас и продолжит наш благородный род. — И все же, я не могу просто ждать когда наступит этот момент. Да и, возможно тебе придется на время отложить профессию по ряду политических причин. Гершель, про которого ты говоришь, только в середине жизни начала открывать «врата небес», но это не мешало ему иметь личную жизнь и продолжить после себя род.       Сэр Грег улыбнулся, что было редким для него, и, потрепав блондина по голове, отправился куда-то на второй этаж, стуча домашними туфлями. Норман остался один в главном зале где уже тушили свечи и проходились тряпками по полу несколько служанок, а маленький оркестр убирал за собой следы: тонкие мужчины и женщины складывали скрипки и виолончели в чехлы, одна девушка в скромном платье расчесывала струны арфы и полноватый мужчина проверял звук флейты. Чуть левее — ближе к лестнице — стоял большой рояль, а за ним женщина с объемной грудью и плечами разминала тонкие пальцы. Тогда Норман подумал что люди на удивление похожи на своих друзей как и музыканты на свои инструменты. Это предположение он сделал исходя лишь из возможной на тот момент современной классики и свойственной ему наблюдательности, доставшейся наверняка от отца. Ведь люди вряд ли могли сблизится с тем инструментом, которым он совсем не по душе. И вряд ли они бы стали учиться и напоминать себе о его присутствии каждый день, пусть даже и не играя, так сдувая пыль? Удивительная это штука, думал блондин, человеческий мозг и то, как он на каком-то неизвестном ему уровне может находить в реальном мире то или того, что ему необходимо, даже не замечая этого. Эти мелочи жизни и мелочи выбора, в итоге приводящие к чему-то большому и ценному, Эстер решил назвать Реем. Все еще пылая от этой персоны, он не мог дождаться завтрашнего дня когда напишет ему первое и не последнее письмо.       Однако, на утро этот жаркий пыл спал. Проснувшись, и не заметив на улице вчерашнего солнца, Норман начала приводить свои чувства в порядок и тогда ему и правда стало чуть-чуть стыдно. Отец был прав, он был слишком эмоционален и это совсем не свойственно семнадцатилетнему юноше, стоящему на пороге совершеннолетия, когда ответственность за действия уже в физическом мире перейдет полностью ему в руки. Как эмоционально неустойчивый юноша может вынести ношу на свою телесную оболочку, если внутренний контроль все еще не сформирован? Осознав эту проблему, Норман написал короткое и сдержанное первое письмо, где спросил у Реймонда о его самочувствии после торжества и изложил о собственных планах на этот день, не используя красочные эпитеты и олицетворения при описании.       Стоит ли говорить, что ярый интерес этих двух людей друг к другу сложно изложить в письменной форме, да и вряд ли возможно показать в других направлениях искусства таких как музыка, живопись, скульптура. Вы и сами становились свидетелем этого чувства, когда в детстве знакомились с соседскими детьми, что приехали в город недавно, и вы теряетесь в догадках, что же это за девочка с двумя хвостиками или мальчик, что старше вас на пару лет, играет во дворе. Или вовсе когда вы разговаривали с ребятами с других планет или реальностей, которые существовали в вашей голове. Для непонимающих тогда родителей это были ваши «воображаемые друзья» когда как для вас они были более чем реальны. И то странное чувство, когда хочется узнать их получше и при этом не выглядеть глупо или по-детски — как бы это ни было иронично — именно оно сейчас охватило сердца главных героев. И мне, подобно вам и им, тоже не чуждо это чувство. Так почему бы нам просто не понять их и не узнать, что же выйдет из этого дальше?       В коротких переписках, с трепетом написанными Норманом и до дыр зачитанным получателем, они узнали помимо распорядка дня друг друга еще и то, что безумно похожи. И вправду, они были так похожи, что Норман невольно улыбался, когда сравнивал письма и находил схожие черты: оба юноши вставали рано утром еще до поднятия хозяев домов, один любил гулять по саду в окружении цветов, а другой нещадно гнался за кроликами и подстреливал птиц вместе с гавкающим псом. Оба ненавидели сопливые толстые романы про бесконечные отношения, предпочитая им что-то более утонченное и высокое, подобное Мильтону и его трактату «О воспитании» что так полюбился Реймонду, который читал ее для понимания вопроса религии в городе вечных дождей и всей стране, и странным образом отличались от своих родителей. Конечно, так думал лишь Норман, уверенный в кровной связи Реймонда с Ормондами, а врать он бы точно не стал, это просто ни к чему на больших мероприятиях и может в дальнейшем привести к большим проблемам и резкому понижению мнения в обществе. А во время, где мнением правили связи и правильная осанка за столом, подобные выходки людей редчали с каждым годом.       Реймонд был не похож на чрезмерно строгого Ормонда и слишком мягкую графиню, являясь чем-то средним и будто отдельным от них. Он писал всегда много, размашистым подчерком, но по делу и совсем не любил тратить время на пафосные фразы. Норман же наоборот, имел аккуратный, ровный строй букв, но вместе с этим обладал способностью современно мыслить и не был загнан в консервативные устои отца, приправленные чистой любовью к самой себе маркизы Эстер. Отсюда и его привычка находиться частенько где-то на обратной стороне земного шара и говорить о своем долго и рассудительно. Бывало даже такое, что Норман в письме «Ормонду» задавал брюнету вопрос, но, раскрывая его, в итоге сам приходил к ответу и, смущаясь, садился писать новое, стараясь дать подумать собеседнику и изложить свою точку зрения. На что всегда получал короткие ответы.       «Мне кажется, Норман, что католическая церковь являлась объединяющим центром всей феодальной системы в то время и в наше продолжает быть для нее своим авторитетом, потому и антифеодальная буржуазная революция не могла не использовать такого источника аргументов против католической иерархии, как Библия. Это хорошо объяснено в книге «Потерянный Рай», ты слышал о ней? Она довольно новая, но я уже имею экземпляр и могу тебе с радостью дать прочесть. Рей Ормонд»       В таком обсуждении проходили дни, позволяя им двоим развиваться и узнавать о все новых и новых авторах прошлого и нынешнего столетия, обогащая юные умы знаниями и удовольствием, проведенным вместе, но порознь.       Реймонд рассказал Норману о знакомстве с Эммой Булстрод и блондин поддержал его, ответив, что также знаком с ней, хоть и мельком. Он был рад, что у его собеседника появятся новые связи.       Среда наступило незаметно для Нормана и, встав по привычке пораньше и прогулявшись, он наткнулся на привычную ему безумную суету в доме. Служанки бегали из комнаты в комнату со всевозможными вещами: кто-то со стопкой полотенец, кто-то с несколькими пышными платьями, одна из них вообще несла стопку тарелок из склада на кухню. Норман старался не мешать работницам и пробрался на второй этаж в свои покои где, пристроившись у открытого настежь окна, продолжил чтения работы Бертона, наслаждаясь свободным временем. Его мало интересовала возможность работать врачом или иметь собственный маленький бизнес, но эта книга сильно увлекла его. Он и правда порой казался религиозным фанатиком, который в погоне за чем-то светлым, спорит с миром и совсем не хочет быть таким как две трети их городка.       Такие цели преследовал Норман и, даже при давлении отца, в его душе оставались светлые помыслы и желание творить добро ведь это самое добро окружало его теперь еще с большей силой.       Весь день оба юноши провели в своих спальнях, читая книги чтобы не показывать волнение от встречи.       Вечером миссис Ормонд вовсю примеряла платья, параллельно застегивая пуговицы на манжетах рубашки мужа, пока на брюнета надевали уже знакомый читателям костюм. В поместье рода Батлеров не было такой шумихи как в доме их соседей, где мисс Булстрод спорила со своей матушкой, желая остаться в простом платье цвета топленого молока, расшитого кружевами и совсем не подчеркивающего фигуру, но любимого для девушки. Ее матушка была одной из тех женщин что упрямо следовали моде и желали привить это всем членам семьи. Синьоре Эмме достались рыжие волосы от отца — низенького и пухлого человека с густыми рыжими усами, которые отчаянно просила сбрить супруга. В таком доме часто слышались крики старшей мисс Булстрод и едкие пререкания младшей, разбавленные тихим тоном отца который пытался унять двух вспыльчивых особ.       В каждом доме все было по разному и куда не зайди, весь городок был наполнен Эстерами, Ормондами и Булстродами, а также и чадами их семей. Обыденность, в которой каждый был главным героем своего дома. Обыденность, в которой живете и вы. И именно осознание такой легкой и местами тяжелой обыденности делало наших героев счастливыми. Они оглянуться не успели, как прошла неделя, а они, живущие в своих маленьких, полных и мелких, незаметных и важных мирах стали чуть ближе к своему дому, чуть роднее к каждому цветку и кустику и чуть ближе к самим себе.       А ведь из этого и состоит их жизнь. И возможно, из этого состоит жизнь каждого человека.       Реймонд чувствовал, как внутри живота расползается приятное чувство, а на душе лишь спокойствие и радость от предстоящего события. — Смотрю, Реймонду не терпится уже поехать? — кокетливо спросила мисс Ормонд когда юноша спускался в гостиную полностью одетый в костюм.       Он несколько раз поднимался и спускался, проверяя, все ли взял и точно ли он хорошо выглядит. Его мнение о балах чуть изменилось и он начал уважительнее к ним относиться ведь, как оказалось, это не только место для танцев, но и для приятного общения людей. Знай он об этом раньше, может быть, сейчас совсем и не думал бы о Нормане и был бы где-то впереди чем есть сейчас, но все что не делается — к лучшему. И он рад этому и тому, что имеет возможность начать этот путь реализации сейчас, а не завтра или через год. — Я просто взволнован вот и не могу найти себе места. — Но мы рады что сейчас ты не ворчишь как старый дед что балы это совсем не нужное для тебя мероприятие, — усмехнулся Ормонд, стоя у окна и раздвигая шторы, — Карета подана, выходим. Дорогая, ты точно ничего не забыла? — Теперь нет, — прихватив со столика маленький колпачок с блеском для губ, произнесла она.       Карета подана и назад пути нет. Да начнется бал! *Голландские накрытые столы — одно из направлений натюрморта, ставшего одним из видов живописи в дальнейшем, подразделяющееся на так называемые завтраки и десерты. Главным отличием была наполненность «завтрака» от «десерта» и стоимость наполняемого. Hope for the best, but prepare for the worst(анг.) — Надейся на лучшее, но будь готовым к худшему