Одни

— Реймонд, это щетина? — отвлекаясь на секунду от чтения, воскликнула миссис Ормонд, проводя рукой по щеке юноши.       Во вторник, рано утром, от нестерпимой духоты проснулись хозяева поместья, ныне укрываясь под летним столиком на задней части двора. Оранский сматывал веревки в катушки для охоты и гладил периодически Чарли, который бегал вокруг него и вилял хвостом. Миссис Ормонд читала одну книгу на немецком и планировала дочитать ее к вечеру, судя по тому что половина была прочитана за одно только утро. Мужчина заполнял документы в парламент, порой откидывался на спинку стула и протирал глаза. Несмотря на тени от дома и широкого зонта, глаза слепило, стоило взглянуть куда-нибудь выше стола. Трава вместе с цветами пестрела еще больше на солнечных лучах и брюнету было жалко служанок, что сейчас работали на пыльной кухне, убирая завтрак — Возможно, миссис Ормонд, — продолжая свою работу, ответил юноша. — Это не удивительно, я тут уже больше месяца и совсем не брился. — Тогда приведи себя в порядок. Мистер Эстер ответил мне недавно что скоро нам придет приглашение на обед, — внезапно сказал сэр Джеймс, когда делал перерыв и прикрыл глаза ладонями. — Ты не проверял почту сегодня? — Нет, сэр, даже не планировал. — Думаю, сейчас самое время это сделать. — В такую жару? — Последнее время лил сплошной дождь, а тут хорошая погода, — продолжил Ормонд. — Очень вероятно что Грег решит запланировать встречу именно на такую погоду.       Ормонд оказался прав и, помимо газет, юноша нашел пару писем лично ему и одно толстое письмо от Грега Эстера. Стоя под жаркими лучами, парень услышал чей-то звонкий смех. Повернувшись, недалеко от него стояла мисс Булстрод, укрытая кружевным зонтов и одетая в подобное ему платье, смотря прямо на юношу. — Я смотрю, жара сегодня разбудила и вас? Здравствуйте, мистер Ормонд! — Здравствуй, Эмма, — улыбнулся Реймонд, подходя чуть ближе, — сегодня больно много бумажек я нашел. Видимо, маркиз Эстер приглашает нас на обед. — Да? Как здорово! Батюшка тоже недавно получил от него письмо, нас горячо приглашают на бал, называя почтенными гостями, — усмехнулась девушка, прижимая газеты к себе, — однако я совсем не понимаю с чего Грег Эстер вспомнил про нас, хоть часто и говорил отцу, мол, его дочка очень хороша. Неужто он считает, что я захочу познакомиться поближе с его сыном? — Думаете? — спокойно ответил Реймонд и почувствовал странное ощущение внутри себя, будто тело совсем не желало чтобы ее слова стали правдой. — А мне кажется, что он просто хочет узнать получше вашу семью. Ваш отец — уважаемый банкир в городе, это неудивительно. — Может быть и так, — пожала плечами мисс Булстрод, разворачиваясь в пол-оборота, — все покажет время. Лучше идите в тень, а не то получите солнечный удар. À la prochaine! * — À la prochaine!       Реймонд коснулся горячей головы, быстро пошел обратно, убегая от солнца как от зверя. Временами оно было другом, а временами заклятым врагом. Мистер Ормонд прошелся взглядом по газетам и, не найдя ничего интересного, отложил их в сторону, планируя позже использовать как средство для розжига огня в камине. — Как я и говорил, — произнес он, распечатав конверт и вытащив три именных приглашения, — сегодня в час после полудня нас ждут в поместье семьи Эстер. И, Реймонд, Грег пишет что хочет сыграть с тобой в бильярд как-нибудь, дабы узнать получше. — Тогда он получит лишь мои извинения, ведь я не играю в азартные игры совсем. — Бильярд это не азартные игры, а развлечение джентльменов. — Игра для джентльменов где эти самые джентльмены просаживают сотни фунтов. Сэр Джеймс, я вынужден принести свои извинения, но такое мне совсем не по душе. Вы хорошо с ним знакомы, может он любит что-нибудь кроме развлечений, подразумевающих инвестиции в процессе? — К сожалению, кроме ведения мероприятий для аристократов и любви к азартным играм мне более ничего не известно, — усмехнулся мужчина, убирая лишнее со стола и раскладывая вновь стопки бумаг. — Но ты можешь за обедом попробовать привлечь его внимание, если, конечно, я не заберу его полностью. — Мне намного интереснее его сын, ежели он сам, — рассмеялся Оранский, — но, так уж и быть, раз я ваш родственник на эти пару месяцев. — Пиши нам обязательно, когда все закончится, — ласково произнесла миссис Ормонд, в очередной раз отвлекаясь от книги, — ты нам может и не как сын, но как друг семьи. — Я же уже говорил, — снисходительно посмотрел на нее парень. Он не любил повторяться, — я первым делом осведомлю вас, когда налажу беспорядки в стране. Но это будет не скоро, еще пять лет ждать и тогда я, получив все приписанные мне полномочия, свергну де Витта и искореню некоторые законы. — Ты уже думаешь о таком? — удивилась женщина. — Еще со смерти матери.       Время близилось к полудню и жара была в самом разгаре. Юноша слышал из соседней комнаты возгласы миссис Ормонд — она совсем не знает, что надеть. Ормонд придерживался привычки в такие моменты стоять в углу и тихо бурчать, ведь у супруги полно одежды, как она может не знать что ей надеть. Порой даже служанки не могли помочь ей в этом, и женщина методом тыка надевала платье. Но сегодня было слишком жарко для чего-то пышного, потому, спустя полчаса безуспешного скитания по спальне, женщина выбрала хлопковое платье клубничного цвета до пола с пышными короткими рукавами, разбавив образ небольшой шляпкой от солнца. Ормонд только покачал головой и поцеловал жену в лоб, а затем переглянулся с Реймондом и, усмехнувшись, они одели привычные костюмы — рубашку с кафтаном без рукавов и повседневные темные брюки. Такая одежда как никогда подходила под данное мероприятие, предавая ему легкости и явно расположила бы обе семьи к открытому диалогу. Добротная одежда открывает все двери.*       Реймонд волновался и спрашивал себя глубокими ночами что ему делать дальше и как вести себя с объектом его воздыхания. Момент принятия тех чувств, что томились в нем так недолго, произошел довольно быстро и безболезненно, Норман отвечал ему взаимностью еще, казалось, с самого начала. Оранский имел привычку высказывать все что на душе, но семье Ормондов решил не говорить сразу, а выждать и продержать это чувство внутри себя, лишь бы убедиться в правоте своих догадок. Частота писем от него и собеседника не уменьшилась, а даже увеличилась, они все так же продолжали развивать тему религии и ее воздействия в разных сферах жизни человека и разных национальностях, что, по словам Эстера, помогало ему в написании книги. Их обоих накрывали ранее неизвестные чувства и, встретившись сегодня, они первым делом улыбнулись друг другу, прокручивая этот момент ранее. Пусть чувства и есть, о них никто не должен узнать — так говорил себе Оранский, не подозревая, что тоже самое думал и Норман. Странные совпадения, которые я ранее объясняла схожестью юношеских умов в силу схожих жизней, ныне объяснить я не в силах. Возможно, мне самой не удастся почувствовать это, но одно я знаю точно и могу вас уверить — они были близки духовно словно давние возлюбленные. И кто знает, это просто влияние жары так перегрело их головы, или счастливое и совместное будущее совсем близко, ждет их и готово уверить и нас, что это так. — Мистер Ормонд, я так рад что вы прибыли! — великодушно поздоровался Грег Эстер, пожимая руку друга, а после целуя руку его супруге, — Миссис Ормонд, вы как всегда великолепны. Норман, поприветствуй гостей, не стой в стороне.       После неловкой сцены обмены улыбками, Эстер приблизился к Реймонду и, подобно отцу, протянул кисть, добавляя тихим голосом: «Наконец-то вы приехали». Брюнет пожал руку и также поздоровался с отцом и матерью юноши, замечая, что теперь и Доротея Эстер выглядит как простая женщина, в легком платье и без перчаток. Также он отметил, что при выборе одежды, видимо, обе семьи какими-то телепатическими приемами оделись почти одинаково, сначала смутило юношу, но потом вызвало улыбку. — Пройдемте за стол? Уже все накрыто.       Они сидели сбоку поместья, где находилась небольшая веранда и дверь, ведущая в главный зал, окруженные зеленью по сторонам и четко виднеющейся конюшней позади здания. Норман сидел рядом с Реймондом, по обыкновению теребя пальцы с кольцами, что не укрылось от глаз друга. — Почему вы постоянно делаете так? — А, вы об этом? — удивился Норман, посмотрев на свои руки. — Буду честным, я и сам не знаю. Это привычка еще с раннего детства пошла. Я почти не могу сидеть на месте смирно. Врачи говорят, что это признаки невроза, но жизни это не грозит.       Признаки невроза? Оранский сильно удивился этому, ведь по Эстеру и не скажешь, что у он имеет проблемы с нервной системой. Он всегда мил и спокоен с ним, как в письмах так и в жизни, не выражал недовольства и вряд ли имел хоть какие-то намеки на это перед семьей. Но, если симптомы нервозности есть, значит, что-то вызвало их. Но также это говорит о происшествии, пагубно отразившемся на детстве собеседника и преследующее его до сих пор. Это не только удивило брюнета, сколько открыло перед ним еще одну составляющую Нормана, но и заинтересовало Рея еще больше. Реймонд решил не расспрашивать Эстера в таком людном месте, а сделать это позже и лично. — Мистер Дэви? — спросил за супом Джеймс Ормонд, когда Грег заикнулся что сейчас читает «Основы земледельческой химии». — Да, я учился с ним в Кембридже и лет двадцать спустя узнал что он не только написал целую книгу, но и при учебе и после сделал много мелких открытий. Например, доказал наличие теплоты как особого вида движения, подтвердил гипотезу Лавуазье, вам же известна она? — Такая жидкость как вода состоит из кислорода и водорода? Конечно, мне это известно. Это основы сельского хозяйства. Как я понимаю, именно на данный вид деятельности вы положили свой глаз? — Если быть более точным, хочу заняться одной из ферм на тот случай, если у сына в военном деле не будет должного прогресса. Ох, вы бы видели с каким упоением он порой читает все эти заурядные книжки. У него одна наука и религия в голове, — улыбнулся сэр Эстер, переведя взгляд на Нормана, что летал в облаках, поедая суп. Подняв голову, он оглядел мужчин и молча смотрел. — Ваш сын неразговорчивый сегодня или просто увлечен супом? — Мистер Ормонд я умею говорить, — выпрямился Эстер, гордо ответив и тем самым влезая в диалог, — и, к тому же, супы у нас всегда отменные так почему бы не увлечься им? Отец прав, я по профессии будущий солдат, но, судя по моему телосложению, обо мне такого никогда не скажешь. — Я удивлен, мистер Эстер, — вмешался в диалог и Реймонд, смотря на блондина. — Скажем так, — неловко улыбнулся юноша, — это и есть та самая профессия о которой я как-то заикнулся, но тогда не раскрыл что же это было за направление. Вы, как один из членов военного дела и по совместительству мой приятель, ошеломлены больше чем все здесь присутствующие. — Не стоит спрашивать меня о таком когда это является правдой и без моего подтверждения. — Впрочем, это не удивительно, — воскликнул Грег, откидываясь на спинку стула, — На случай, если будет еще одна война с Нидерландами, Англия не должна проиграть и ей понадобятся стойкие командующие для войск.       Реймонд переглянулся с графом, взгляд которого говорил что сейчас тема будет совсем неприятной. И тогда, поддавшись скорее эмоциям чем разуму, брюнет спросил. — Мистер Эстер, а почему вы думаете что война будет? Может быть, все закончилось? Победили Нидерланды, был подписан мирный договор… — Мальчик, ну это же очевидно, — холодно ответил Грег. — Или ты думаешь, что Англия просто будет отмалчиваться? Проблем между странами эта потасовка не решила, так еще и эти свиньи уломали наше правительство подписать договор, и, если читать между строк, там явно видно, что Англия нанесет свой удар, просто чуть позже. — Я недавно прочел, что противник сейчас отходит от потерь и улучшает морской флот. — Их морской флот перед нашим бессилен. Ты хоть видел их военную форму? Смех, да и только. Мы еще раз нападем и как в 1654 году у Схевенингена и разгромим их с концами. Да и, сильнейшие наши стороны всегда были на суше, а у них в море. Если пойти сначала по маленьким городкам так можно и половину страны захватить. Однако, последняя война была сильно изматывающей и теперь у нас большие проблемы с Вест-Индией и сильный упадок продаж, но это ты должен и сам знать. — Но Нидерланды… — Реймонд, довольно, — перебил его Ормонд, смотря грозно на Оранского и, видя, как мальчишка начинает перегибать палку и с легкостью может не только рассорить их семьи, но и нанести непоправимый ущерб финансовым связям, объединяющим их, попытался улучшить ситуацию, — Мистер Эстер, простите этого невежу, он еще молод и совсем ничего не понимает в политике и делах людей взрослее. Я поговорю с ним об уважительном отношении к старшим и о том, как не стоит лезть в те темы, в которых ты совсем ничего не знаешь, — произнес сквозь зубы он, смотря прямо на юношу. — И правда, Реймонд, не стоит лезть в дела взрослых мужчин. Впрочем, меня мало интересует сегодня политика и желание говорить о ней, потому я прощаю вас. Мистер Ормонд, что вы думаете о нововведениях в книге мистера Дэви? — Знаете, Грег, мне кажется большой ошибкой пичкать землю электричеством…       Слова двух мужчин растворились в голове юноши и желания слушать их совсем не осталось. Он перевел взгляд на двух женщин, так как главное блюдо он уже доел, но выходить из-за стола в одиночестве не хотел. Миссис Ормонд говорила тише и спокойнее со своей подругой, Доротеей, что отвечала кротко, совсем не жестикулируя и не выражая негативных эмоций. Они говорили о лекарствах и миссис Эстер, приписывающая свое крепкое здоровье домашним настойкам трав, слушала рассказ миссис Ормонд о ее бессилии укрепляющих средств. — Дорогая, мне порой кажется, что все идет либо в жир, либо в кровь, либо в желчь и самое интересное, что у всех людей это по-разному. Это порой буквально сбивает с ног! — жаловалась женщина, качая головой. — И Джеймс, что бы ни принимал, все, так сказать, перемалывается и выходит без каких либо улучшений. — Тогда следует принимать то, что ослабит болезнь. Недавно я заметила у себя водянку, может и у твоего мужа? Симптомы весьма-весьма похожи. Нужно тогда найти что-нибудь, что будет сушить. — Бедняжка! Вам следует принимать подсушивающие лекарства или воздушные ванны, где воздух сухой и горячий. Есть много лекарств которые хорошо сушат. Попробуйте трактаты одного автора. — Какого, миссис Ормонд? — с интересом воскликнула она. — Мистера… — Рей, я почти доел, и сидеть тут мне уже совсем невтерпеж. Хочу предложить, может после главного блюда удалимся на прогулку? Покажу тебе одно красивое место с обилием цветов. Обычно перед чаем большой перерыв и родители разойдутся кто куда, мы останемся одни, — привлекая на себя внимание, шептал Норман, касаясь плеча юноши.       Оранский повернулся к нему и молча кивнул, улыбнувшись скорее от неожиданности, чем приятного предложения.       Главная часть обеда была окончена и, как говорил блондин, мужчины удалились в кабинет хозяина поместья — Грег Эстер хотел показать Джеймсу некоторые документы, непосредственно связанные с хозяйством — а женщины направились в кладовую к лекарствам, продолжая начатый диалог. — Пойдем? — касаясь рукава чужой рубашки, спросил Норман.       Наконец-то они опять одни. Им было куда комфортнее в компании друг друга или в компании полного одиночества, чем вместе с семьей или кем-то из родственников. Их немая привязанность объяснялась чувствами и знаниями, которыми они делились между собой, а также несколькими вопросами от Реймонда, которые он непременно задаст сегодня. Идя за поместье, Реймонд открыл для себя задний дворик с парой белоснежных лавочек — отличных от тех, что были в беседке, но таких очаровательных и минималистичных по сравнению с роскошным зданием — ровной тропинкой к конюшне и большой площадью как раз в тени, где росли самые разнообразные цветы, чудом сохранившееся еще с конца июля в силу теплого климата: бальзамин, черные васильки, вьюнки, пару видов герани, что росли кучками, и обилие мелких лесных маргариток, похожих чем-то на дубравные звездчатки. Это было одно из множества видов и цветов, что распознал юноша. — Так много цветов… Миссис Эстер любит их? Она говорила о домашних настойках трав. — Нет, она любит лекарства, но не любит цветы. Наоборот считает их сорняками, но их очень много и в целом они не тревожат ее глаз, потому она не приказывает служанкам убирать их. А вот я люблю тут бывать, — зайдя в траву, что выше щиколотки, произнес блондин, — тут чувствуется такая легкость и спокойствие. Когда выдался плохой день или все хорошо, но хочется побыть наедине, то я чаще иду сюда чем даже в беседку. — Закрытое пространство — для закрытых мыслей, а открытое для внешних проблем? — улыбнулся Реймонд, посмотрев на Эстера и поймав себя на мысли что он удивительным образом отличается от своих кровных родителей. И тому он мог найти пару гипотез — либо его воспитали вовсе не родители, либо в жизни был кто-то, кто был важнее этих же родителей. — Абсолютно верно, — ласково ответил юноша, — я тут подумал, может, свяжем венки на головы? Я научился этому когда начал общаться со служанками — хоть я и не понимаю женщин, но последнее время хочется быть более женственным, аккуратным и относится к себе и окружению словно к хрустальному сосуду. И я подумал, почему бы не начать протирать хрусталь именно с самого низа нашего поместья, скажем так? — А как отнеслись к этому родители? — Они ничего пока не знают и, надеюсь, это останется нашим с вами секретом, — приставив палец к губам, Норман сел на траву и махнул головой, приглашая «Ормонда», — прошу. Я хороший учитель.       Оранского смутило, что блондин сел прямо на траву, но тот лишь усмехнулся, ответив, что он специально надел эти брюки, чтобы сидеть тут и трава такая сухая, брюки запачкать почти невозможно. Они потратили немного времени для обучения Реймонда азам плетения самых простых венков, какие дамы изготавливают меньше чем за тридцать минут, и, решая, из каких цветов будут плести, брюнет выбрал за основу лесные маргаритки — они бросились ему в глаза самыми первыми. — Маргаритки? — удивился Эстер. — Они напоминают мне о твоем лице, — Рей сорвал один цветок и протянул его Эстеру, положив за ухо. — Смотри, вы с ним как две капли воды.       Норман наклонил голову и криво улыбнулся, испытывая легкое стеснение, хоть и череда действий, равных романтическим в обычных парах, продолжалась еще с первой встречи. Порой он чувствовал себя частью толстых любовных романов, какие не любил, но теперь даже на них мог посмотреть иначе и, возможно, взять почитать один. Причиной таких резкий изменений был никто иной как Рей, и понимая это, Норман продолжал порой чувствовать себя будущим женихом, что, несомненно, разбивало ему сердце. — Не будь так мил со мной, Реймонд, ты опять вгоняешь меня в краску. — Мне кажется, в моих словах нет лести и в краску вгоняешь себя ты, а я лишь говорю тебе правду. Норман в ответ лишь тихо посмеялся и они начали плетение. — Я тут вспомнил один отрывок из Гамлета, хорошо подходящий к окружающей нас атмосфере. — Какой же? — Цветы Офелии. Я знаю его наизусть как один из самых интересных отрывков Шекспира, имеющих легкий скрытый смысл, но не менее очаровывающий. Прочесть? — С удовольствием послушаю тебя еще раз. (Лаэрту) Вот розмарин, для памяти; прошу тебя, люби, помни: а это анютины глазки, они, чтобы мечтать… (Королю) Для вас фенхель и водосбор… (Королеве): А это рута для вас; и тут еще немного для меня, ведь мы можем звать ее букетом воскресной благодати. Только вашу руту вы должны носить не так, как прежде. Это нивяник… А еще я хотела подарить вам фиалки, но они увяли, когда умер мой отец. Говорят, у него была легкая смерть…* — Я тоже обратил особенное внимание на этот отрывок, после даже почитал про названные травы и, как я вижу по твоим глазам, ты думаешь о том же, о чем и я? — широко улыбаясь, посмотрел он на Рея, который еле сдерживал улыбку, — Ведь цветы, кои дала Офелия Лаэрту и королю с королевой, исключительно садовые? — Верно. А также еще и то, что, подавая руту, Офелия говорит о воскресной благодати, но она дарит им всем исключительно ядовитые травы. — Но не ядовиты лишь фиалки, поскольку «после смерти отца они завяли». — А рута для королевы тут скорее как символ раскаяния, а не девственности. — А короля она обвиняет в предательстве, швыряя водянку, — плеснув руками, воскликнул Эстер. — Разве обвиняя? Мне казалось, она тем самым только подтвердила слова Гамлета. — Но ведь обвинения всегда должны быть подтверждены, если они имеют ценность. — Тогда зачем тут нивяник, коли он символ несчастной любви, если королева счастлива и с братом мертвого супруга? — А счастлива ли? — задал скорее риторический вопрос блондин и засмеялся. — О Боги, порой с тобой, Реймонд, даже литературу обсуждать не соскучишься. — Я просто имею привычку бить в самое сердце своими словами. — Расскажи мне что-нибудь еще. Можешь даже не читать, любую историю. — Я как раз сегодня утром, пока сматывал веревки, послушал одну от миссис Ормонд. Она, конечно, переводила очень сухо с немецкого и я понял только самое главное но, знай я этот язык, я бы дочитал книгу. — Мой отец хорошо знает немецкий, он помогает в торговых связях. Расскажи, пожалуйста, — положив голову на плечо собеседника, ответил Норман, сплетя почти половину пока Реймонд в это время медленно, но аккуратно сплел одну четверть.       Эстер чувствовал себя в благоговейной безопасности, окруженный цветами и компанией симпатичного юноши, благодаря господа за все его деяния. Будучи до сих пор в смешанных чувствах к каждой из религий, он понимал что болен, но болезни в то время сильно романтизировались, даже смертельные и страшные. — Это была одна из наших нелюбимых романов, но мне понравился мотив. Это история прекрасного юного рыцаря, безумно влюбленного в принцессу. Она тоже влюблена в него, хотя, кажется, не вполне осознает это. И вопреки дружбе, завязавшейся между ними, а может, вследствие этой самой дружбы, он чувствует себя беспомощным перед ее искренностью, и совершенно неспособен завести разговор о своей любви. И вот как-то раз он спрашивает ее напрямик: «Что лучше: признание или смерть?»* — И что она ответила? — Этого я не знаю, миссис Ормонд не дочитала, тогда время близилось к обеду и мы собирались к вам. Однако я думаю, что лучше признаться. — Мне кажется… Ой! Нет-нет, этот стебель нужно под прошлый цветок оборачивать, а не наоборот… — Ох, я совсем забыл, — быстро переделав, ответил Реймонд, а потом посмотрел на Эстера, — И, как бы ни было смешно, вспомнил еще кое-что. Ты в нашу первую встречу на прощание обещал рассказать мне что-то и я думаю, что сейчас самое время.       Он вспомнил об этом сравнительно недавно, когда в одном письме Норман заикнулся об их первой встрече, назвав ее своеобразной схваткой двух умов, где юноши, пытаясь показать свой статус, приводили аргументы к обширным темам. Помимо приятных воспоминания с вечера, у Оранского до сей минуты в голове бились уже мысли над разгадкой того, о чем же хотел поговорить собеседник. — Ты об этом? Да, я хотел рассказать еще в тот раз, но не смог из-за собственного страха. Для меня это очень личное, но раз уж мы открыли друг перед другом наши чувства, какими бы они ни были, — протянул Норман, опустив изделие и смотря куда-то в траву. — У меня в детстве был один друг. Мы познакомились совсем случайно, я даже смутно это помню, но отец сильно кричал потом на меня. Я не знал его имени или забыл, он был на редкость умен в свои годы и мы никогда не ссорились. Когда гувернантка невольно засыпала за чтением, а это случалось довольно часто, тогда в городе стояла жара, мы с ним встречались в глубине сада, — он развернулся и показал в сторону конюшни, — за ней. Разговаривали, на удивление о природе и только благодаря ему я выучил названия цветов. Он поддерживал меня когда я сильно плакал из-за ушибленной коленки и говорил не держать зла на родителей, несмотря ни на что. Этот дитя был важной составляющей не только моей социализации, но и развития внутреннего стержня — это я понимаю только сейчас, и потому премного благодарен ему, пусть его я никогда не увижу. Мне порой кажется, что если бы не он, я бы находился в более тесной родственной связи с родителями чем сейчас и, конечно, зависел бы от них еще больше. Но, в один момент он перестал приходить, будто забыл сюда дорогу. Совсем скоро после этого мы были буквально заперты дома. Я не выходил никуда около года, думал, это наказание за то что я с ним общался. Конечно, тогда я был слишком мал и ничего не слышал о вспышках черной смерти. Сейчас это не так важно, ведь это все равно в прошлом и бессмысленно цепляться за него, если сейчас есть такое настоящее. — Норман, я, — брюнет растерялся и лишь безотрывно смотрел на юношу. — Тоесть, у тебя не было с кем поговорить все это время? Реймонд узнал в Нормане самого себя как и в его друге своего — Вильяма. Возможно, его слуга более покорен и вряд ли в один момент оставит его одного — зная большую часть его жизни — но единственное что он точно не сделает, так это не уйдет молча. — За исключением тебя и Эммы Булстрод — да, я, по сути один, — горько усмехнулся юноша, поднявшись с плеча, — сколько себя помню. Кроме того мальчика, в нашем доме не бывали дети моего возраста, я говорил только с одной гувернанткой, но то была женщина старше моей матери, потому и слушала она меня одним ухом. На мои расспросы о том, почему больше нет детей в этих местах отец лишь сажал меня на колени и говорил что это для моего же благополучия — так у меня не будет лишних дел и привязанностей, мешающих учебе. Я понимаю его, он всегда хотел мне лишь добра, но из-за своего консерватизма не мог принять, что ребенок может развиваться совестно с дружбой. На девушек я никогда не смотрел, хоть и видел маленькую мисс Булстрод, — он засмеялся, — она тогда была такой смешной и любила держаться за мамину юбку, если они заезжали к нам на обед. Но и она потом пропала куда-то бесследно, а это выведывать я не хотел — отец мог расценить это как детскую влюбленность и уже записать ее в мои невестки. — Но ведь и я был один, — выдохнул Реймонд, завязывая маленький венок и смотря на него, — вырос в грудах книг. — Я не знаю о твоей жизни ничего, за исключением образования и семьи. — А что-то еще нужно знать обо мне, чтобы сделать выводы? Я обычный сын графов, росший пусть и в хорошей семье, но не желая видеть внешний мир. Возможно, тому причиной был страх, кой настигнул маленького ребенка когда он увидел больших взрослых, разговаривающих уж больно грубо за пределами поместья, а может и собственное осознание, что мне не место среди обычных шалопаев-подротков и их дам с извращенными наклонностями. Однако не хочу таить, «Венеру и Адониса» я прочел, но мне стало мерзостно после этого женское тело и совсем ушло желание увидеть его абсолютно обнаженным. Впрочем, ты знаешь обо мне все, даже больше, чем я могу знать сам о себе. И знаешь, тот ребенок о котором ты говорил, на самом деле прекраснейшее создание, потому что давать — роскошь, доступная только тем, кто беден.       Реймонд поднял венок чуть выше и повернулся к блондину, будто примеряя его. В тот момент ему показались глаза юноши самым прекрасными на свете, а голос, такой низкий и звучный мог в любую минуту стать тихим и ласковым, черты лица были словно выточены из мрамора, без примесей или треска. Норман смотрел на него и сейчас особенно улыбался. Не улыбкой искренней, радостной и великодушной, совсем не полной притворства, а улыбкой, которую он пронес сквозь всю его недолгую, но полную самых разных чувств, кроме любви, жизнь.       Так, быть может, они нашли спокойное местечко для них обоих, пусть ценой вечных игр в прятки с родителями, но те все равно не смыслят ничего в их желаниях?       Оранский надел венок на Эстера и не смог не подчеркнуть как его облик стал еще более прелестным. Чуть наклонившись, брюнет поцеловал его в щеку аккуратно и робко, отпрянув, но уже не краснея. Они слишком откровенны друг перед другом — почти — чтобы заливаться краской теперь. — Норман, лучше признаться или умереть? — Признаться. — И ты признаешься? — Признаюсь.       В этот момент Реймонд окончательно расставил все линии над ḿ и, не в силах более терпеть соблазн, робко прижался губами к губам блондина, чувствуя сухость вместе с привкусом сока. Аккуратно целуя Нормана, он отстранился совсем чуть-чуть, посмотрев в его глаза. Дыхание у обоих притихло, и где-то вдалеке что-то громыхнуло — лошадь задела копытом стену — парни рассмеялись и блондин, отведя голову вниз, резко примкнул к чужим губам с большей страстью чем ранее, наклоняясь на брюнета и убирая венок куда-то в сторону, вернее сказать, откидывая его на траву. В нем бушевали чувства счастья с неимоверной любовью одновременно, и передать он мог это только целуя напористо и местами грубо — так, как не написано ни в одной книге, но так, как велело сердце — и Рей отвечал ему, положив руку на талию и слегка сжимая. Отстранившись, они, красные и повзрослевшие, оставив друг на друге лишь легкие поцелуи в щеки, услышали звонкий голос миссис Эстер, что звала их на чай.       Попрощавшись с мистером Эстером, обменявшись неоднозначным взглядом и улыбкой с уже возлюбленным, Оранский отправился обратно в поместье, пребывая в, пожалуй, лучших чувствах в каких только можно находиться юноше, которому только что ответили взаимностью.       Вечером того же дня, Реймонд прошел в библиотеку где дочитывала книгу миссис Ормонд и грелся у камина Джеймс Ормонд. Желая поговорить с ними как с наиболее близкими людьми, он более чем доверял им правду его любви, не надеясь услышать что-то негативное или похожее на отговорки от своего решения. — Мне нужно с вами поговорить. — Да, милый, присаживайся, — не отвлекаясь, произнесла женщина. — Мы тебя слушаем. — Я влюблен, — резко выпалил он, только присев в кресло за маленьким столиком, — совсем не долго, но ответно. — Реймонд, — удивленно воскликнула миссис Ормонд, расплываясь в улыбке, — мы так рады за тебя! Ну и кто она, твоя избранница? Неужто это мисс Булстрод? Какая вы замечательная пара! — Это не мисс Булстрод, — отрезал юноша, отведя взгляд к камину, видя лишь спину мужчины, — это юноша. Норман Эстер.       В комнате повисло молчание, перебиваемся треском бревен и утренней газеты. Улыбка с лица женщины спала, одни лишь удивленные глаза описывал ее состояние сейчас. Наверняка, и мистер Ормонд сейчас тоже тихо уплывал в глубины сознания, пытаясь расшифровать заурядный код под названием «Юноша Норман Эстер». Реймонд не мог предсказать никакую реакцию по причине того, что не знал реакции в целом общества на подобные заявления. Полового акта между ними не было, соответственно и обвинять юношей не в чем. — Ну, ты же понимаешь, что тебе нужна умная и красивая невеста, а не сын наших знакомых, — растерянно произнесла миссис Ормонд, откладывая книгу, слегка дрожа голосом и жестикулируя кистями вперед-назад.  — Но если он нравится мне как обычно юношам нравятся дамы, что я могу поделать с этим? — тут же спросил Реймонд, изогнув брови.  — Попробуй просто посмотреть на других женщин… — И к чему ты сейчас клонишь, Реймонд? — строго спросил мистер Ормонд, перебивая женщину ответить и поворачиваясь вполоборота к нему. Он был разозлен подобным заявлением и совершенно не понимал, что Оранский собирается делать далее и какую ответственность не только за себя, но и за чувства Нормана понесет он в будущем, если сейчас будет строить воздушные замки, — Ты же понимаешь что будет дальше? А именно, каким станет ваше общение и когда оно прекратится? -Джеймс, не будь так строг с ним. В целом, Норман мальчик хороший, — слегка заикаясь и гладя рукой воздух, говорила она, — Вильям передал нам, что он не общался со своими сверстниками. Может это у него шалит все внутри, вот и влюбился в первого же юношу. Они вполне могут обмениваться письмами… -Не надо, тетушка Ормонд, — ласково произнес юноша, однако в голосе читался холод, свойственный неоправданным ожиданиям, — я знаю, сэр Джеймс, почему вы сказали это. Но, время покажет, что станет с нашим общением. Не стоит обрекать его на печальный конец, это не наше дело — гадать и выдумывать, это распоряжение выше, — он хитро улыбнулся и поднял руку вверх, — И я клоню к тому, что хочу быть с этим человеком как минимум до конца моего пребывания тут.       Графу это не понравилось совсем. Мало того, что юноше только семнадцать и вместо того, чтобы думать о стране, чьим законным принцем он является, юноша заявляется посреди ночи с заявлением что влюблен в юношу. Конечно, Джеймс замечал излишнюю заинтересованность мистером Эстером, но списывал на новизну таких встреч и разговоров. Сейчас же он в полной мере раскрыл для себя Реймонда как человека который рискует поставить под угрозу все его будущее, если в скором времени не разберется в себе. Однако он не мог быть полностью уверенным в этом, потому спросил его. -Реймонд, ответь сейчас как ответил бы Рей, ты бы выбрал жизнь одного лишь мистера Эстера, а не выживание сотни высококлассных солдат? -Вы и сами знаете ответ. -А как бы ответил на это Реймонд III Оранский, будущий правитель Нидерландов?       Реймонд задумался и отвел взгляд куда-то в сторону. Теперь он был озадачен, ведь в нем спорили недавно возникшие чувства и своеобразный долг переде страной, который нарушать в силу личным принципам было непозволительно. -Ты в первую очередь должен думать головой, а потом уже руководствоваться чувствами. Маленький мальчик, ты зря влюбился в юношу! Вспомни, какие большие дела водятся у тебя на родине, и ты решил вдобавок к этому испытать радости первой любви? Мало того что ты не сможешь видеться с ним, если не дай Господь кто-либо увидит как вы воркуете словно молодая пара, а если только подумаешь написать письмо после, Грэг его просто порвет. Норман Эстер совсем еще юн и мечтателен как девицы потому ты и влюбился в него. Вот что я тебе скажу. В мирное время, Реймонд, лучше жизнь одного хорошего человека, чем жизнь сотни плохих людей, это так. Но на войне у нас не было времени беречь единиц, иначе нас совсем не осталось бы. -Мистер Ормонд, война была и война закончилась, почему я должен делать выборы в мирное время исходя из того, что нужно делать в военное? Мне казалось, эти два положения в стране четко разделены, потому мир есть мир, а война есть война. -Ты слышал мистера Эстера? Думаешь, он шутить решил на склонность лет? Не дай Боже. Подожди еще лет так пять, к вам опять придут на чай англичане с французами. А вот думать ты должен всегда с уклоном на то, что втайне от тебя каждую минуту могут вестись переговоры, суть которых в зарождениях новых войн. Потому мирное время это просто перерыв в военном, и чем дольше этот перерыв, тем лучше стране. Всегда думай наперед и предполагай действия противника. А думать здраво можно только тогда, когда есть гармония с эмоциями и чувствами. -Теперь я в полной гармонии, — твердо ответил Оранский, вставая с кресла, — я услышал вас. -Подумай над моими словами на досуге. Уж в военном деле я знаю побольше тебя.       И не согласиться с Джеймсом было сложно. Реймонд полностью понимал это, но любовь нахлынула в таком большом размере, что мысли ушли куда-то на второй план. Половину ночи он не мог уснуть, болтая с подушками и сидя на подоконнике, вдыхая ночной воздух который не сумел принести юноше трезвости ума.       Его возлюбленный, конечно, не сказал никому ни слова, даже вслух самому себе, но шептал «Я люблю вас, представляете? Я смог влюбиться» глухой ночью, периодически трогая губы и улыбаясь, чувствовал сильный трепет внутри, заставляющий тело подрагивать. Кто под звездой счастливою рожден? Один гордится славой, титулом и властью. Другой судьбой скромнее награжден, Но любовь для них — источник счастья.* — Думаешь, она хорошая кандидатура? Слышала, она плохо готовит, зато прекрасно играет на фортепиано. — Ласточка, послушай, «У ****** фигура тонкая, словно стебелек, а кожа фарфоровая будто снег. И готовить умеет, и на французском говорит très bien* и ухоженная, аккуратная. Завтра они придут на бал. — Так скоро? Дорогой, может, подождем еще? Он совсем юн, вон, с мальчиком в сад бегает играть. — Взрослеть пора ему. Да и этот парнишка не нравится мне, хотя его родители чудесные люди. Из-за этого «друга» Норман постоянно в облаках летает. Пусть хоть жена его пристроит в социальную жизнь. — Но у него никогда не было друзей из-за твоей строгости… — И правильно. Не спорь со мной, твои щенячьи глазки моего решения не изменят. — Знаю, дорогой, знаю. *À la prochaine! (фр.) — До скорого! *Строки из произведения Шекспира «Гамлет» *«Что лучше: признание или смерть?» — строки из книги Андре Асимана «Назови меня своим именем». *très bien(фр.) — превосходно *измененный текст сонета 25 Шекспира