Дорога домой

      — То есть мой герой вроде и не плохой… Но он так меня бесит. А это не очень хорошо, когда надо отыграть того, кто тебя бесит. Но! Чтобы ты не думал, что я плохой актер, он меня бесит уже не так сильно. Я стараюсь его полюбить, и, знаешь, играть становится чуточку легче…       Лютик улыбается, поглаживая котенка, сопящего на груди у Ламберта. Он немного ерзает и целует Ламберта в шею, а потом удобнее устраивается на его плече.       — Ламберт?       — М? — он отзывается почти лениво, ненавязчиво рисуя круги на его голом плече.       — Что с тобой? Ты третий день очень… грустный.       — Ничего. Ничего интересного, Лютик, — он целует его в лоб, и Лютик тихо хихикает от щекотки из-за щетины. — Устал. Устаю сильно…       — Да, я заметил, что ты плохо спишь… У тебя нет никаких таблеток, что ли?       Есть. Но все запасы в лаборатории… Надо поехать, напомнить Весемиру, что без них он просто сдохнет и забрать хоть что-то. Хоть самую малость. А потом… ну, снимет новую, чтобы было что-то самое минимальное. Или… на самом деле Ламберт не знает, что делать. На него давит понимание, что он не сможет сейчас зарабатывать, а долг выплачивать все равно надо. Бросить сейчас Трисс значит предать себя.       Глупо, наверное, верить, что у него в самом деле получится поговорить с ними так, чтобы они отстали. Ну, по крайней мере, Лютик в относительной безопасности.       — Эй.       — Да, — отвечает с задержкой Ламберт, тяжело выдыхает. — У меня есть таблетки. Выпью скоро.       Лютик ерзает и опирается на локти, смотря на Ламберта.       — Я не могу на тебя такого смотреть. Может, мне что-то сделать для тебя, м? — он склоняет голову к плечу. — Все, что ты захочешь.       Ламберт прикрывает глаза и улыбается, почти смеясь.       Ему порой кажется, что не будь рядом Лютика, он бы, наверное, пошел и повесился. Не думая о будущем Трисс, просто бы повесился. Или наглотался какой-нибудь дряни. Или вколол в себя яд. В зависимости от того, какое бы у него было настроение и как именно он хотел бы умереть.       Мир перестает казаться чем-то легким, когда тебя увольняют.       Ничего не кажется легким.       Котенок на его груди издает тихий мяу, и Лютик, умиляясь, гладит его за ухом.       Ламберт снова улыбается, а потом ласково берет Лютика за подбородок и тянет на себя, целуя. Губы у Лютика с Ламбертом всегда нежные-нежные, и Ламберт иногда поражается, что ему удается целовать его так из раза в раз. Так, что Ламберт начинает верить в любовь.       — Я недавно, кстати, с мамой встречался. Она тоже была грустной. Даже нет, знаешь, будто была убита горем. Будто бы у нее кто-то умер… И я… Блять, пусть это звучит эгоистично, но я ненавижу, когда близкие люди страдают, а я не могу ничего с этим сделать. Чувствую себя таким бесполезным, и…       — Нет, — прерывает его Ламберт. — Нет, ты не бесполезный. Но ты не можешь исправить все, даже если сильно этого желаешь. Просто подумай о том… как могло быть, не будь тебя рядом. Если бы ты просто не обнял.       — И что бы могло быть?       — Я бы повесился.       Лютик судорожно выдыхает, будто возмущенно, и резко подскакивает. Так резко, что котенок подрывается с груди Ламберта и спрыгивает на кровать. Оглядывается и настороженно садится, раздраженно махая хвостом. Кот рыжий, с яркими зелеными глазами. Тоже, наверное, ведьма. Или очень хитрый. Да, очень хитрый, постоянно ложится между ними, и Лютик ударяет Ламберта по рукам, чтоб он не смел его убирать.       Хитрый.       — Что ты такое говоришь, Ламберт?! И… и что у тебя такое происходит, что ты вообще в таком состоянии?! Почему ты мне не рассказал?! Я… я стараюсь тебе все рассказывать, даже если тебе кажется это глупостями, но я…       — Нет, я вовсе не считаю это глупостями.       Ламберт медленно опирается на локти, а после, подаваясь вперед, целует Лютика и медленно нависает над ним. Плавно и аккуратно, не то как затаившийся хищник, не то как ласковый кошак. Лютик судорожно выдыхает в его губы, но тянется в ответ. Обнимает за шею, гладит по спине и напрягается от касаний к бедрам.       Отстраняется Ламберт с рваным выдохом, утыкаясь лбом в подушку над плечом Лютика.       — Меня уволили.       На секунду касания Лютика застывают, а после он снова поднимается по спине к плечам. Легонько массируют и берет лицо Ламберта в свои руки, заставляя оторваться от подушки и посмотреть ему в глаза.       — Эта работа значила для тебя… много?..       — Да. Я понимаю, ты думаешь, что я просто там бегал и стрелял людей, но нет. В основном я создавал наркотики, антидоты, анальгетики… Это было моей жизнью, если честно. А теперь… теперь у меня есть только ты! Нет, не подумай, ты делаешь меня целым, но сейчас я чувствую... что у меня будто оторвали кусок сердца. Не знаю, что делал бы без тебя. Остался бы без сердца, — Лютик гладит его по колючим щекам, а потом целует в лоб и обнимает за шею, прижимая к себе.       — И в чем причина?       Ламберт колеблется почти минуту. Он не знает, стоит ли рассказать. Приходит в себя только тогда, когда котенок забирается на него, а потом пытается втиснуться меж них.       Лютик цыкает и берет его под живот:       — Нет, товарищ, не сейчас.       — Вау, какие жертвы, — усмехается Ламберт, а потом обнимает Лютика за талию и прижимает к себе, ложась на бок. — Причина в… Наверное, я сошел с ума.       — Что?       — Я хотел разобраться с теми уродами, которые портят мне жизнь. Просто договориться, втереться в доверие, а потом сделать свое дело… Озвучил это, и вот… я уже уволен.       — И ты все равно не отказался от этой идеи?..       — А ты хочешь?              Лютик опускает взгляд вниз. Ведет плечом и утыкается лбом в ключичную ямку.       — Я прозвучу эгоистично…       — Это чудесно.       — Я хочу, чтобы надо мной перестали издеваться. И над мамой… Ведь они перестанут, когда получат от тебя то, что хотят, или ты с ними разберешься… Но ведь это опасно, да? Ты можешь не вернуться?       Ламберт смотрит на свою стальную руку.       — Нет, я вернусь по-любому…       — Тогда стоит попробовать, — кивает Лютик. — Знаешь, если в самом деле ты вернешься, то так ты ничего не теряешь. Вдруг они хотят в самом деле чего-то конкретного от тебя?       — Ага, — он выдыхает и переворачивается на спину. Лютик лениво подлазит к нему под бок. — Конкретных денег.       — Я знаю, что никак не повлияю на твое решение, но, наверное…       Он резко замолкает и прячет лицо в его шею.       — Нет, кому я вру, я не знаю, что делать.       Ламберт смотрит на время.       Через час он должен быть на месте.       — Больше всего, — продолжает Лютик, — я хочу, чтобы мы были в безопасности. Я и ты. Ты и я. Хочу лежать вот так и не обсуждать эти ужасные вещи, — он обнимает его так сильно, что Ламберт едва не задыхается. Он даже ощущает легкое давление на своих ребрах. — Главное будь в порядке, да?       — Да, — выдыхает он, и ощущает странную тяжесть в груди. Будто кто-то подменил его сердце на камень. На огромный, неподходящий по размерам камень, который распирает его грудную клетку. — Через десять минут я поеду.       Лютик замирает. Ламберту кажется, что у него даже ритм сердца замедляется. Что какое-то время он и не дышит вовсе. Просто лежит и не шевелиться, его тело кажется невыносимо тяжелым.       — В смысле… Сегодня? Сейчас? — голос Лютика звучит так, будто он задыхается, будто он напуган до смерти. Когда он отрывает голову от его груди — его лицо мертвично-бледное. — Стой, ты…       — Ты же одобрил мои действия? — удивленно спрашивает Ламберт. Он ждал какой угодно реакции, но не этой. Лютик напуган, он сбит с толку, и Ламберт ощущает, что камень в его груди начинает заполнять даже его глотку.       — Да, но… Я представлял, что оно, знаешь, в какой-то перспективе. Не сегодня. Не сейчас, — задушенно шепчет Лютик.       — Какая разница — когда? Тем более это просто встреча! Я просто узнаю, чего они хотят, я не собираюсь их там бить ногами и все такое.       — А если они собираются тебя?!       — Ну и пусть, я нихуя не чувствую.       — Они могут сделать тебя инвалидом!       — А зачем?.. — моргает Ламберт. — Лютик, я понимаю, ты судишь по себе, но… я не жертва. Ты — да, а я причина. Никто не избивает причину, не доведет ее до инва…       — Да откуда тебе знать, Ламберт?! Ты хоть знаешь, кто это?! Это… не просто садисты. Нет, это животные, больные бешенством. Я видел, что они делают, я даже это чувствовал, у них нет ничего святого, нет ни единого принципа! Они готовы предать даже самих себя, знаешь, почему?! Потому что они и не люди, в них нет ничего человечного.       — А я чем лучше? Лютик, они не пугают меня, потому что я такой же, и…       — Да кто тебе сказал такое?.. — задушенно лепечет Лютик. — Ты другой. В тебе столько любви, столько нежности, ты человек, Ламберт, ты чувствуешь и живешь. Будь ты таким же, тебя бы не было здесь, ты бы не стал… с ними что-то делать.       Ламберта эти слова почти пугают. Эти слова про «тебя бы не было здесь».       Мысль того, что не будь в нем совсем ничего, будь он пустым, сосудом для установленных задач, он бы никогда не коснулся Лютика, не поцеловал его и, что самое пугающее, не ощущал бы в душе этого тепла.       — Пусть. Пусть так, — соглашается Ламберт. Если честно, то чаще всего он соглашается со всем. Себя он так и не узнал за все эти года, а спор считает лишним и бессмысленным. — Но это лучшее и единственное, что я могу сделать.       Лютик пораженно моргает, качает головой, будто бы он отрицает эти слова, не верит в происходящее. Он выглядит напуганным. И единственное, что он говорит:       — Ну и вали.       А потом переворачивается на другой бок и тянется к телефону, открывая инстаграм. В его оповещениях — куча лайков и комментариев. А Ламбрет, если честно, даже не знает, что он постит у себя в инстаграме.       Еще с минуту он просто пялится в потолок, лежа рядом, а потом, целуя Лютика в затылок, встает с кровати. Погладив кота, он начинает одеваться. Все это происходит в тишине, но не то что бы Ламберт сильно расстроен, ведь он хотя бы честен.       Одевшись, он еще раз смотрит на время. Застегивает часы на запястье, надевает перчатку и плетется к двери. Надевает туфли, а потом поворачивается на шорох.       Лютик стоит привалившись плечом к косяку, его глаза немного красные. И он говорит:       — Только береги себя. И обязательно возвращайся домой.       Ламберт чувствует, что у него немного подкашиваются колени, когда Лютик говорит «домой». Это обычная двухкомнатная квартира. Она почти полностью пустая и такая белая, что здесь холодно даже одетым (но не когда они обнимаются). Это ледяная коробка последнее, что стоило бы называть домом.       Но Ламберт ловит себя на ужасной мысли. Любое место, где находится Лютик — дом.       И он говорит:       — Иди ко мне.       Лютик поднимает на него неуверенный взгляд. И Ламберт повторяет:       — Давай же.       И только когда он его обнимает, когда руки скрепляются за худой спиной, когда он чувствует теплоту кожи Лютика, он расслабляется. Камень исчезает из его груди, из его легких, из его горла. Дышать становится чуть легче.       Он целует его в лоб и говорит:       — Обещаю. Купить что-нибудь по дороге назад?       Лютик моргает и смотрит ему в глаза. Его глаза так широко раскрыты, и он смотрит так доверчиво, что Ламберт ощущает странное желание упасть перед ним на колени. Или это происходит лишь от того, что у него все еще вместо коленных чашечек стекловата.       — Вино и мяса. И пирожных.       — Заварных?       — И шоколадных.       Ламберт улыбается и снова целует его в щеку.       — Если бы я только мог привязать тебя к кровати и никуда не пускать… — шепчет задушенно Лютик.       Ламберт усмехается и качает головой.       — Когда я с ними разберусь, ты можешь привязать меня хоть к батарее и кормить с рук.       Лютик горько усмехается и утыкается лбом в его плечо. Ламберт смотрит на время. Секундная стрелка нетерпеливо бредет вперед, будто ей есть куда идти, будто вся эта дорога — не сплошной круг. Не цикл.       Лютик жмется к нему сильнее, и секундная стрелка переходит за двенадцать, Ламберт, тяжело выдыхая, мягко отстраняет его от себя.       — Мне надо идти. Посмотри фильм и не нервничай. А лучше ложись спать.       Лютик кивает, напоследок целует его в щеку.       Через момент за Ламбертом закрывается дверь.       Лютик остается в прихожей один. По паркету слышен небольшой топот, и о его щиколотку трется мягкая кошачья мордочка.       Лютик смотрит на него, присаживается на корточки и гладит его от макушки до самого хвоста.       Лютика не покидает чувство, что он только что проводил Ламберта на войну.

***

      В паркинге горят флуоресцентные лампы. Одна из них периодчески моргает. В машинах темно, тишина стоит такая, что Ламберту даже немного не по себе.       Потом слышен шум и в паркиг спускается тонированная черная блестящая тачка. Ламберт следит за ней. Едет она плавно и мягко, и первая мысль, которая появляется в голове у Ламберт это «а что за марка?»       Но она быстро исчезает, когда машина паркуется прямо рядом с ним.       Мужчина, который выходит из нее, выглядит достаточно неплохо. Кажется, ему сорок, потрепан жизнью, глубокие морщины возле глаз и на лбу, но в целом он ухожен и располагает к себе.       Он оглядывает Ламберта и говорит:       — Предполагал, но даже не надеялся.       Ламберт вскидывает бровь и ведет плечом. Он не знает, куда деть сигарету в его руке, поэтому просто держит ее. Он не знает, что сказать. В какой-то миг он даже не знает, что здесь делает.       Ему хочется достать пистолет и пристрелить его, а после сбежать из страны вместе с Лютиком, и начать свою новую, прекрасную, обычную жизнь. Это все, чего он хочет сейчас, вспоминая глаза Лютика.       — Предполагали? Неужто я такая уж желанная для вас цель?       — Возможно.       — За месяц?       — За десять лет.       Ламберт дергано улыбается и кивает головой.       — Присядете? — предлагает он, открывая свою машину.       — Чтобы вы ебнули меня по голове и увезли хер знает куда? Очень симпатичный план свидания.       — А я не могу сделать это прямо сейчас?       — Вряд ли, — пожимает плечами Ламберт. Вообще-то, наверное, он может, но Ламберту кажется, что он этого не сделает.       — Да. Вряд ли. И в машине вряд ли. И вы знаете, почему.       Ламберт не знает, но находит какое-то абсолютное равнодушие к этой ситуации. Будто ему кажется, что все плохое, что могло случиться, уже случилось. Лютик был ему дорог, это правда, его тело сводило его с ума, а когда он спал у него на плече — это порой было важнее всей жизни Ламберта. Но он думает об увольнении, и каждый раз, когда он думает об этом, его не отпускает мысль, будто бы он утратил свой смысл жизни. А искать новый так не хочется.       Ламберт пожимает плечами и просто бросает окурок на пол.       И в самом деле садится в машину.       — Не подумайте, я целый день на ногах, гудят ужасно, стоять невозможно, — он говорит это с таким облегчением, будто больше всего желал, чтобы Ламберт в самом деле сел.       — Так почему вы предполагали, но не надеялись?       Сначала он не отвечает. Открывает окна с обеих сторон и смотрит в сторону. Там проходит мужчина со стаканчиком кофе, вертя на пальце ключи, бредя к своей машине и не находится на волоске от смерти. Не так уж это и плохо.       — Фактически, мы искали вас около десяти лет. Ладно, вру. Сначала искали, потом бросили и это дело.       — И к чему такая честь?       Про себя Ламберт удивляется и даже гордится тем, что все его шифровки, сто пятые имена, вся его собственность на имя давно умершей бабушки своего такого же умершего друга, которая по документам все еще жива, все его ходы и действия в самом деле сделали его невидимым. Никто даже не знал, как он выглядит.       — Вы были сенсацией. Все знали, что дядюшка Весемир нашел себе какой-то клад с какими-то странными таблетками, а после еще и одно за другим не-убийства. Все понимали, что кто-то убил, но не было ни одного прямого доказательства. О вас говорили. О человеке без плоти и имени. Вот и искали…       — И что бы вы сделали, если бы нашли?       — То же, что и сейчас.       Ламберт вздергивает бровь, но не напрягается. Опасности он не чувствует.       — Вас ведь уволили?..       — Технически, — морщится он, говоря почти с отвращением.       — Переходите к нам.       Ламберт застывает. Моргает.       — Стойте… что?       — Переходите к нам. Платим мы не меньше, если не больше. Все условия и сохранения тайны вашей личности прилагаются, конечно.       — То есть… после того, как вы издевались над моей женщиной, и над моим… другом, вы предлагаете мне это? После того, как моих близких людей пугали до усрачки, насиловали и чуть не…       — Извольте, мы не знали, что они связаны с вами. Трисс… вы про нее, да? К вашему сведению, мы не узнаем, как и чем выплачивают долги. Мы не интересуемся о их любовниках.       — Слушайте, вы реально думаете, что я тупой?       — Что? Нет.       — Авария? Которую вы показали Юлиану, а потом еще его и отпиздили.       — Ну это не спорим… Это была наша опрометчивая попытка. Такая же, как и увелечение суммы. Когда мы узнали, кто нас якобы подставили… Да Дьявол, нам вообще не было до этого дела. Как будто то, что тот жирдяй рассказал бы всем своим дружкам, что мы пытались его убить, и у нас бы перестали покупать наркоту в производственных масштабах, нам бы особо по доходу ударило. Не они, так найдутся другие. Но нам стало интересно… кому это нужно было? И тут вы.       — И что? Вы увидели мое лицо и сразу все поняли?       — Скажем так… Всего лишь проскользнула мысль. Называйте это интуицией. Мы немного покопали и нашли интересные вещи. Сначала хотели вас перехватить через террористов, потом через головорезов, потом удвоив сумму, но вам будто… все равно было! Честное слово, чтоб так упорно игнорировать! И та авария, и Юлиан были нашей отчаянной попыткой.       — Вы могли вломиться ко мне домой и…       — Откуда мы знаем, где ваш дом?       — Ладно, к Юлиану. Вы ведь слышали тот диалог…       — Ага. Спустя сутки после него. Мы не проверяем таких людей как Юлиан ежесекундно. У нас есть свои периоды. Когда мы выяснили где вы, это всегда были общественные места, а прийти и забрать вас за ручку было невозможно. Кроме того мне определенно казалось, что вы скорее всего застрелите кого бы того ни было. Мы хотели, чтобы вы пришли сами. Понимаете, были готовы к диалогу…       — И после всех этих радостей в жизне вы предлагаете мне работу?!       — А вам есть чем заняться? Послушайте…       Он тяжело выдыхает и трет веки. Смотрит в сторону и сам закуривает.       — Вы ведь знаете, что мы продолжим.       — Если хоть пальцем тронете хоть Трисс, хоть Лютика, я…       — Тогда вы ничего не сделаете нам. Мы умеем ломать людей.       — И что, планируете сломать меня? Вы можете меня пытать, можете запихивать в меня психотропы, но мне нет до этого дела.       — Мы знаем, и мы вовсе не собирались трогать лично вас. Вы для нас как… знаете, драгоценная статуя из мрамора. Если она треснет, что нам с ней делать? Она ведь разрушится? Но вы, наверняка, знаете о всех тех случаях, когда люди медленно теряли голову, впадали в депрессию, и все такое.       — Конечно, потому что это моих рук дело.       — Мы умеем так же.       — Ага, конечно. Вы в жизни не создадите такой препарат, чтобы заставить меня стать овощем, согласным на все. Я сам с трудом подгоняю нужную мне формулу, а это хотите сделать вы? Не смешите меня.       Мужчина тяжело выдыхает и тянется к сигарете.       — Хотите?       Ламберт ловит себя на мысли, что ему нестерпимо хочется курить.       Он кивает.       Мужчина протягивает ему сигарету, потом ищет зажигалку. Прикрывает свою сигарету и тянет зажигалку Ламберту. Тот кивает и тянется к ней левой рукой. Она валится из руки.       — Блять, — шипит он, сгибаясь и залезая правой рукой под кресло.       Мужчина мягко смеется.       — Да, протезы это ад. Даже самые хорошие.       Ламберт не отвечает и натыкается на что-то под сиденьем. Что-то, что не зажигалка. На ощупь что-то похожее на… Его сердце на секунду замирает и он сгребает это в кулак, потом находят зажигалку. Прикуривает, отдает зажигалку и продолжает сжимать неясный, но до одури знакомый предмет у себя в кулаке, подперев им щеку и закуривая.       — И все-таки. Вы отказываетесь?       — Работать на человека, который издевался годами над тем, кого я люблю? Которой продолжал даже узнав, кто они мне? Нет, извольте, может, я и моральный мудак, но у меня есть принципы.       — Но вы ведь понимаете, что долг будет прощен, а насилие прекратится. Все кончится. У вас снова будет работа, будет все необходимое, а главное — спокойствие.       — Спокойствие, — передразнивает его Ламберт, делая затяжку. — У вас есть жена? Дети?       — Да.       — Если бы их кто-то постоянно насиловал. Мучил. Изводил. И вас заодно. Как бы вы относились к этому человеку?       — Я не знаю, — пожимает он плечами. — Это слишком теоретические вопросы.       — Я вам скажу. Вы будете желать ему самой ужасной смерти.       — Так это значит отказ?       Ламберт поворачивается к нему и всматривается в его лицо.       — Напомните, как вас зовут?       — Роб. Роб Макклейн.       — Послушайте, Роб, — говорит он спокойно и даже манерно. — Я не знаю, как вы там собрались меня ломать, но если вы знаете меня достаточно хорошо, если вы в курсе моей работы, то вы бы не стали делать этого. Допускать нашей встречи.       — О чем вы?       Ламберт пожимает плечами и открывает дверь, выходя, кидая через плечо:       — Аккуратней с едой и напитками, Роб. И всего доброго.       Он захлопывает дверь и идет к своей машине.       В спину ему ничего не говорят. Не уговаривают, ничего. Он слышит рев мотора и, когда он садится в свою машину, мужик выезжает из стоянки. Ламберт только хмыкает и пожимает плечами.       Самое сложное было узнать его имя, его внешность, а дальше дело за малым. Убийство слишком легко, ему надо сделать кое-что сложнее. Чтобы его в самом деле оставили в покое.       Наконец, он расслабляет свой кулак и опускает взгляд вниз.       По затылку проходит странный импульс, будто холод. Он прикрывает глаза и сглатывает.       Медленно достает свой телефон и набирает Лютику.       Конечно он не спит.       — Лютик?       — Да, Ламберт, ты в порядке?       — Да, я уже закончил. Мы, конечно, ни к чему не пришли, но план у меня уже есть. Я полностью свободен сейчас, но мне надо заскочить к своему другу сейчас. Не волнуйся, просто другу. Ложись пока спать, хорошо?       Лютик облегченно выдыхает.       — Ты точно в порядке?       — Да, точно. Лучше не бывает. Не волнуйся, пташка, ложись спать. Я скоро буду.       — Не хочу один спать.       — У тебя есть Майк.       — Это рыжая задница определенно тоже не хочет без тебя спать. Он носится по комнате уже минут двадцать, и оставил дохера затяжек на шторах.       Ламберт усмехается и качает головой.       — Хорошо, тогда постараюсь как можно скорее.       — Ладно, — грустно выдыхает Лютик. — Береги себя. Люблю тебя.       — Я тебя тоже.       Он сбрасывает вызов и тяжело выдыхает. Потом снова смотрит на свою ладонь. На браслет Трисс, который она потеряла. Где-то с минуту он просто смотрит на него, и в его голове нет ни одной мысли. Внутри пусто и неясно.       Осознание накатывает осторожно и неприятно колет изнутри. Это не боль. Это нечто другое.       Он ужасается. Ужасается, что она могла допускать это насилие над Лютиком. Что они о чем-то договаривались.       У Ламберта даже сердце пропускает один удар.       А потом приходит сообщение, и он едва не вздрагивает от неожиданности.       Он открывает его и тяжело выдыхает.       Лютик:       «не задерживайся ♥»       И фотка чудесной, прекрасной, излюбленной Ламбертом белой круглой задницы.       Он выдыхает и качает головой.       Ламберт:       «Лютик, мне почти сорок, меня сексом уже не привлечешь».       Лютик:       «Правда? : (»       Ламберт откладывает браслет в бардачок и выезжает из-за парковки.       Он пишет ему:       «нет».       И усмехается. Конечно это касается только Лютика.       Ламберт погроме включает музыку, чтобы хоть чем-то занять мысли, чтобы убавить напряжение с плеч, и равнодушным взглядом следит за дорогой. Раньше это помогало ему отвлечься. Сейчас его взгляд каждый раз возвращается к браслету.