***
Чимину воткнули в вену иглу, и в организм стал поступать анестезирующий раствор. Пациенту, растянувшемуся на операционном столе, показалось, что его подхватывает обжигающе холодная волна. Неприятное ощущение длилось всего секунду, потом у него отяжелели веки, голос врача стал неразборчивым. Он глубоко вздохнул и послушно отключился. В мир сна без сновидений его провожал некто озабоченный, с усталыми глазами. Он узнал Ким Сокжина и успел прочесть в его взгляде мольбу: «Помоги!»***
Одиннадцать часов. Тапас-бар только что открылся. Юнги сел у стойки, положил рюкзак на соседний табурет и попросил капучино. Первым делом принять две таблетки анальгетика, чтобы унять боль в пальцах. Потом отправить эсэмэс Чимину с просьбой встретиться после операции. – Ваш кофе, сеньор. – Спасибо. Хозяин бара был человеком устрашающих габаритов, настоящим медведем с бритым черепом и густой бородой. Его пивное брюхо было туго обтянуто цветастой футболкой в виде афиши старого фильма Альмодовара «Свяжи меня!» с Антонио Бандерасом и Викторией Абриль. Программа, а не человек! – Можно попросить вас о помощи? – Чем могу быть вам полезен? – спросил «медведь». Юнги, немного смущаясь, вынул телефон и объяснил, что мало смыслит в современных технологиях. – Вот приехал в Испанию и никак не могу подключиться к Интернету. Медведь поскреб шерсть у себя под футболкой и разразился длинной тирадой. Юнги улавливал только некоторые слова: «предоплата», «оператор», «абонентская плата», «международный роуминг». Он кивал, ничего не понимая, но «медведь» проявил сочувствие и предложил подключить телефон к сети wi-fi бара. Юнги облегченно отдал ему телефон и спустя полминуты получил его обратно. Открыв на стойке свой блокнот и достав бумаги, он перечитал то, что записал в самолете. Судя по заметке в журнале «Искусство в Америке», Адриано Сотомайор служил в 25-м полицейском участке на севере Гарлема. Юнги нашел через Гугл телефон участка. В Нью-Йорке было еще только пять утра, рановато для звонка. С другой стороны, полицейские участки работают круглосуточно. Он решил рискнуть, долго слушал ненужную болтовню, потом оператор попробовал от него избавиться, предложив перезвонить днем. Но он проявил такую настойчивость, что он перевел его на другой номер. – Мне надо узнать, дежурит ли сейчас ваш сотрудник Сотомайор. – Мы не сообщаем такие сведения по телефону, – ответили ему тоном, каким учитель отчитывает ученика. Юнги мигом сочинил историю: он живет в Европе, в Нью-Йорке всего на несколько дней и хочет обмолвиться словечком со своим школьным другом Сотомайором. – Это полицейский участок, сэр, а не общество бывших учеников Брэдли-скул. – Понимаю, но… Юнги выругался: на том конце швырнули трубку. Он перезвонил, та же ненужная информация, тот же телефонист, то же обращение к начальству, тот же собеседник. Началось с потока брани, за которой последовала угроза привлечения к ответственности за препятствование исполнению служебных обязанностей. Но Юнги проявил цепкость, и тогда, лишь бы от него избавиться, собеседник прорычал, что полицейский Сотомайор действительно служит в 25-м участке и дежурит на этой неделе. Юнги с улыбкой разъединился и заказал еще один капучино, чтобы отпраздновать эту маленькую победу.***
Когда Чимин открыл глаза, оказалось, что прошло только полчаса. У него было ощущение, что он провел в забытьи целое столетие. – Готово, – сообщил голос. Постепенно он приходил в себя, краски приобретали живость, формы заострялись, лица переставали быть размытыми пятнами. – Все прекрасно! – заверила его Луиза. Врач уже удалился, но Чимину хватало улыбки медсестры. – Нам удалось взять около восемнадцати овоцитов, – сообщила та, вытирая ему лоб. – А дальше что? – спросил Чимин, пытаясь встать. – Лежать! – скомандовала Луиза. Вместе с коллегой она вывезла каталку с пациентом из операционной и направилась в палату. – Дальнейшее вам известно: мы проверяем овоциты и осеменяем самые зрелые. Через три дня пересадим вам два преэмбриона. Сейчас вам придется лежать здесь до полудня. – А потом? – До пересадки спокойно лежите у себя в гостинице с хорошей книжкой. Можете смотреть последний сезон «Игры престолов». И чтобы никаких чипсов из мини-бара, понятно? – Это как? – Крайняя осторожность с едой: ни соленого, ни жирного. Все вкусное под запретом. Но главное – отдых! Чимин засопел, как непослушный подросток. Луиза привезла его в палату, где остались его вещи. – Сильно болит, – пожаловался он, показывая на живот. Луиза сочувственно улыбнулась. – Знаю, мой красавиц, так и должно быть. Сейчас подействует обезболивающее. – Мне можно одеться? – Конечно. Помните код от сейфа? Медсестра принесла ему одежду, положила на стул рядом с кроватью его сумочку и телефон. Видя, как Чимин снимает шапочку и халат, Луиза еще раз напомнила ему о необходимости отдыха. – Я принесу вам завтрак. Лучше пока подремите. Когда через полчаса молодая испанка вернулась с полным подносом, пациента след простыл. – Какой же вы неугомонный, Мин! Прямо как кролик из рекламы батареек «Дюраселл»: лупите в свой барабан, как глухой, не замечая, что портите жизнь другим. Бледный как смерть, Чимин только что нашел его в тапас-баре на улице Айала. – Как прошла ваша операция? – учтиво осведомился Юнги, на всякий случай возвращаясь к церемонному «вы». – Все было бы хорошо, если бы не вы. Примчались в Мадрид, влезли, куда вас не звали, изводите меня… Он только начал произносить заготовленную возмущенную тираду, но осекся, почувствовав, что лоб заливает пот, а ноги подкашиваются. Необходимо было хоть что-то проглотить, иначе ему грозил обморок. Взгромоздиться на табурет и то не хватило сил. Он заказал чай и уполз в глубину бара, где плюхнулся в кресло перед окном. Юнги настиг его и там. В руках у альфы была лакированная коробочка «бенто» с набором тапас и соусом по-иберийски: тортилья эспаньола, маринованный осьминог, хамон «пата негра», крокеты, кальмары, анчоусы в уксусе… – У вас неважный вид, не обессудьте. Вам надо поесть. – Не желаю вашей еды! Альфа проглотил обиду и сел напротив омеги. – Как хотите, но я рад, что вы передумали насчет Джина. – Я нисколько не передумал, – сухо ответил Чимин. – Не вижу ничего нового во всем том, что вы мне рассказываете. – Вы шутите? Омега стал разбирать услышанное по пунктам: – Сокджин наводил обо мне справки, и что с того? Ясное дело, он хотел, чтобы я помог ему найти сына, дальше-то что? Сам прилетел в Нью-Йорк, чтобы со мной увидеться? Допустим. Ну и что? – Да, что? – раздосадованно переспросил Юнги. – Мой вопрос: что это меняет в принципе? Сокджин был болен, раздавлен горем, сидел на антидепрессантах. Он был готов уцепиться за первое, что взбредет ему в голову, после этой его бессвязной истории с клинической смертью. Вы сами это отлично понимаете, Мин Юнги! – Вы это бросьте! Хватит изображать из Скоджина того, кем он не был. Он не был ни наркоманом, ни ясновидцем – просто умный человек любил своего сына и… Омега смотрел на него пренебрежительно. – Мой бедный друг, вы сами не замечаете, как делаете перенос, подменяете Джина собой. Вы уже одеваетесь как он, пользуетесь тем же парфюмом. Говорите и то как он. – Никогда еще меня не называли бедным другом! – Все когда-нибудь происходит в первый раз. В общем, вам пора признать, что вы сходите с ума. С этим Юнги не мог согласиться. – Я просто намерен возобновить его поиски и найти его сына. Чимин чуть было не набросился на него с кулаками. – Его сын мертв, поймите, наконец! Его убили на глазах у отца. Тэмин сам вам в этом поклялся. – Было дело, – уступил он. – Но то была его правда. – Его правда, правда вообще – в чем разница? Он снова достал из рюкзака блокнот, свои записи и «архив». – В номере «Вэнити Фэр» за апрель две тысячи пятнадцатого года была подробная статья о расследовании похищения Джулиана. Он дал Чимину фотокопию статьи. В ней подчеркивалось сходство между двумя похищениями: сына Джина и сына Чарльза Линдберга в 1934 году. – Хватит меня мучить обзорами прессы, Юнги. – Если вы потрудитесь прочесть статью, то увидите, что в конце перечислены предметы, найденные следователями в логове Кан Дани. Чимин неохотно покосился на подчеркнутый абзац: ящик с инструментами, два охотничьих ножа, моток изоляционной ленты, колючая проволока, голова куклы фирмы Harzell… – Что вас возбудило? Детская игрушка? – Она самая. Это не игрушка Джулиана. Тэмин рассказывал про плюшевую собачку вроде вот этой. – И он как будто ненароком вытащил из рюкзака собачонку с измазанной шоколадом мордочкой. Чимин отодвинулся от него так далеко, как позволяла теснота в углу бара. – У мальчишки могли быть две игрушки. – Обычно родители не позволяют детям брать на прогулку сразу две игрушки. – Допустим. Что это меняет? – Я провел исследование, – сообщил он, демонстрируя цветную распечатку выписки из каталога игрушек. – Для человека, еще недавно вообще не знавшего, что такое Интернет, вы делаете поразительные успехи. – У кукол этой марки интересная особенность: некоторые очень велики и очень похожи на живых детей. Чимин сочел кукол из каталога вредными, даже опасными: резиновые изделия поражали ростом и совершенно человеческими лицами. Ничего общего с целлулоидными куклами его детства! – Зачем вы мне это подсовываете? Что еще вы нафантазировали? – Кан Дани бил ножом не Джулиана, а куклу в его одежде. Чимин был поражен услышанным.***
– Вы бредите, Юнги. Но он был спокоен и уверен в себе. – Дани не собиралась убивать Джулиана, – гнул он свое. – Он покушался на чету Кимов. Его ненависть обманутого влюбленного омеги была направлена против Джина и Тэмина, а не против невинного ребенка. Он изуродовал Тэмина, отомстив за его наглую красоту. Похитила Джулиана, чтобы запугать Джина, искалечил его, чтобы ужаснуть Тэмина, но я почти уверен, что он его не убил. – По-вашему, ему хватило этой страшной инсценировки: продырявить ножом куклу на глазах у несчастного отца? – Да, его оружие – жестокость, но не смертоубийство. – Ерунда! Тэмин не принял бы куклу за своего сына. – Не обязательно. Вспомните, ему здорово досталось, он подверглся страшным побоям. На лице не было живого места, сломанные ребра и нос, растоптанная грудь… Глаза залиты кровью и слезами. Много так разглядишь? Какая зоркость после нескольких часов в рвущих тело железных путах? Сохранится у вас рассудок, когда вы залиты собственной мочой и кровью, измазаны калом? Хуже того, вас заставили отрубить палец вашему ребенку! Чтобы альфа не задерживался на этой невыносимой сцене, Чимин сделал вид, что не возражает. – Допустим на десять секунд, что у Тэмина помутился рассудок, что он принял за реальность свой худший страх и поверил в чудовищный розыгрыш. Но почему полиция, штурмовавшая логово чилийки, не нашла там мальчишку? А главное, почему на берегу Ньютон-Крик нашли плюшевую игрушку, испачканную кровью мальчика? – Насчет крови ответить нетрудно. Помните, ему отрезали палец? А остальное… Юнги опять схватил статью с упоминанием полицейских рапортов. – Если верить написанному здесь, Дани попал в объектив камеры наблюдения на станции «Гарлем – 125-я стрит» в 15.26, перед тем как бросился под прибывающий поезд. Между 12.30 – тогда Тэмин в последний раз видел сына живым – и 15.26 Дани успела бы сделать с ребенком все, что угодно. Запереть его совсем в другом месте, кому-то передать… Вот направление для поиска! Чимин молча смотрел на Юнги. Альфа измучил его своими экстравагантными версиями. Помассировав себе веки, омега зацепил вилкой крокет. Юнги без всякого смущения продолжил развивать свою мысль: – Вы – не единственный полицейский, с которым собирался встретиться Сокджин. Незадолго до того он отыскал своего давнего друга Адриано Сотомайора. – Юнги полистал блокнот и нашел фотографию альфы латиноамериканской внешности в форме нью-йоркского полицейского, вырезанную из «Америкэн Арт» и приклеенную рядом с юношеской фотографией третьего «пиротехника». У Чимина кончилось терпение. – Что вы вбили себе в голову? – насмешливо спросил он. – Думаете, это похоже на полицейское расследование? Почитываешь себе журнальчики, делаешь вырезки и коллажи – и раскрываешь преступление? Не тетрадь, а какой-то дневник школьницы! Вместо того чтобы обидеться, Юнги поймал его на слове. – Верно, я не коп и не умею вести расследования. Потому и прошу о помощи вас. – Все, что вы на меня вывалили, – не более чем фантазии! – Нет, Чимин, вы не правы, сами знаете. Взгляните на все это непредвзято. Пусть Джин страдал от душевной и физической боли, но безумцем он не был. Раз он решил отыскать в Нью-Йорке вас, значит, напал на новый след, во всяком случае, обнаружил что-то конкретное. Молчание. Потом – тяжкий вздох. – Зачем я с вами познакомился, Мин Юнги? Почему вы не оставляете меня в покое, зачем притащились сюда? Худшего момента нельзя было выбрать, черт бы вас побрал! – Полетим вместе в Нью-Йорк. Все ответы там! Попросим о помощи Сотомайора, поищем там, на месте. Я хочу выяснить, что обнаружил Ким Сокджин. Хочу узнать, зачем ему понадобились вы. Омега не собирался уступать. – Летите сами, я вам ни к чему. – Две минуты назад вы утверждали противоположное! Вы – бывалый коп, знаете город, наверняка у вас остались знакомые в полиции Нью-Йорка и в ФБР. Поднеся к губам чашку с чаем, Чимин заметил, что так и остался в пластмассовом браслете, который на нее надели в больнице. Сняв его, он помахал им перед носом Мина, чтобы его вразумить. – Видите, Юнги? В моей жизни произошел резкий поворот. Только что была операция, скоро будет следующая, я готовлюсь завести семью… Драматург положил на стол свой телефон. На экране было сообщение Чон Хосока о приобретении двух билетов на ближайший рейс «Иберии». Вылет из Мадрида в 12.45, прибытие в аэропорт им. Дж. Ф.Кеннеди в 15.45. – Если поторопиться, можно успеть. Вы вернетесь до двадцать шестого декабря, как раз ко второй операции. Чимин отрицательно покачал головой. Юнги не отступал. – Ничто не мешает вам полететь со мной. Вам так и так надо убить два дня. Даже в Мадриде не оперируют в Рождество. – Мне нужен покой. – Проклятье, вы думаете только о себе! Это стало последней каплей: Чимин запустил в него коробочкой с тапас. Юнги успел увернуться, и «бенто» разбилась об обложенную плиткой стену у него за спиной. – Для вас все это игра! – взорвался омега. – Расследование горячит вам кровь, вносит разнообразие в вашу жалкую жизнь, вы воображаете себя героем кинофильма. Я занимался такими делами десять лет. Они составляли всю мою жизнь. И вот что я вам скажу: это люк в бездну. Каждое расследование забирает часть вашего здоровья, умения радоваться жизни, беззаботности. В конце концов от вас ничего не остается. Вы меня слышите? Ничего! Однажды утром вы просыпаетесь развалиной. Я уже через это проходил и не хочу повторения. Юнги дал ему выговориться и собрал свои вещи. – Что ж, ваша позиция ясна. Не стану больше вам докучать. «Медведь» с грозным ворчанием покинул свою берлогу. Юнги сунул ему две купюры, чтобы не выпустил когти, и направился к двери. Чимин проводил его взглядом. Он знал: еще десять секунд – и его мучениям наступит конец. И все же крикнул ему вдогонку, сам себя удивив: – Зачем вам это, дуралей вы этакий? Вам же на все плевать, вы же не любите людей, саму жизнь, зачем вам совать нос в эту историю? Юнги вернулся и положил на столик фотографию: Джулиан на санках зимним утром на площади Миссьон Этранжер. Ребенок, замотанный шарфом, с горящим и одновременно мечтательным взглядом, с улыбкой до ушей, прекрасный, как само солнце, свободный, как ветер. Чимин быстро отвел от фотографии взгляд. – Думали вызвать у меня чувство вины? Грубая ловушка! Но по его щеке уже катилась слеза. Дело было в недосыпе, в утомлении, в нервном перенапряжении. Юнги нежно взял его за руку и заговорил. Это было и призывом, и мольбой. – Я знаю, что вы думаете. Знаю, вы уверены, что Джулиан мертв. Просто помогите и мне в этом убедиться. Прошу вас посвятить расследованию два дня, ни мгновения больше. Клянусь, вы возвратитесь в Мадрид ко времени вашей второй операции. Чимин вытер щеки и уставился в окно. Опять собрались тучи, пошел дождь. Снова все было отравлено тоской: небо, сердце, мысли. Ему совсем не хотелось коротать в гордом одиночестве сочельник и само Рождество, будь оно неладно, когда надо веселиться, лопаться от любви, обнимать членов своей семьи. У Мина было неоспоримое достоинство: он был для него не только чумой, но и спасением. – Так и быть, Мин, я полечу с вами в Нью-Йорк, но учтите: чем бы все это ни кончилось, по прошествии этих двух дней вы навсегда уберетесь с моих глаз! – Даю слово, – ответил он, выдавив улыбку. *У меня есть голова на плечах. Я прикинулся вашим мужем (исп.).