***
На следующую встречу с рыжиком меня всё так же провожала Пеллериен, всё к тому же расколотому грозой вязу. В этот раз ему тоже удалось поразить меня — возможно, ненамеренно. Вечер мы провели чудесно, но безо всякой эльфийской экзотики — за вином и песнями. То есть Лисефиель пил вино и пел, подыгрывая себе на лютне, а я делала вид, что пью, и слушала. Голос его, конечно, заставлял растечься и мечтать о поцелуях… и прочем. И не знаю, то ли свет в спальне был ярче, чем в прошлый раз, то ли я внимательней и бесстыднее эльфа разглядывала, но увидела то, чего раньше не замечала: на оранжево-розовой плоти причинного места было несколько более тёмных пятен. На головке чуть ниже уретры, рядом с уздечкой, ещё чуть ниже, там где кожа всего нежнее… Пригляделась, осторожно притронулась — отверстия. Брови сами полезли наверх: — Что это? Он вздохнул, встал и откуда-то из извивов корней рядом с ложем достал небольшую, глухо звякнувшую содержимым деревянную шкатулку: — Открой, Блодьювидд. Я заинтригованно открыла и уставилась, пытаясь понять, что там. Это точно были украшения. Похоже, что из мифрила, но я таких странных никогда не видела: абсолютно гладкие, не слишком тонкие незамкнутые кольца и штанги с разными изгибами, с шариками на концах. И ещё какие-то, более сложные конструкции — совершенно было непонятно, как и на чём это носят. Подняла голову, чтобы спросить — эльф наблюдал со странной нежностью, слегка улыбаясь. Облизал губы, глядя в глаза, и прямо сказал: — Это Ithildin, украшения для мужского жезла, — и, с насмешкой посмотрев, как у меня из рук выпало кольцо, которое я недоуменно вертела: — Смотри, этот прокол называется «принц Маэдрос» — якобы мой дед первым сделал себе такой, он позволяет доставить женщине острое необычное удовольствие, — и показал на два отверстия, что были на головке и уздечке, — а тот, что пониже — «naa curcuar», «искусный стрелок». Если вставить в него украшение, становится возможным удержание семени до тех пор, пока не снимешь. И ощущения… выбери что нравится, ну же… Какое выбирать — я только глазами хлопала, растерянно глядя на шкатулку, полную добра. Лисефиэль, начиная медленно краснеть, по-моему, от возбуждения, спросил: — Что, прекрасная, никогда не видела и не пробовала? Что сказать… я про интимный пирсинг раньше слыхивала, что он есть, но, в общем, только трэшовый анекдот знала про мышиные уши. Которые приживляют известно куда, а потом они при эрекции «встают и шевелятся!». Но живьём никаких модификаций не видела. А что такое у высокородных бывает — мне и в голову прийти не могло. Хотя могла бы заподозрить, глядя на татуировки Ганконера. Но не заподозрила. Лисефиэль ответа, похоже, ждал, и я неловко спросила: — С чего бы мне знать? Это вещь распространённая? Лисефиэль, испытующе глядя, прикусив губу, кивнул. Тихо сказала: — Я не видела такого. Он усмехнулся и наполовину про себя пробормотал: — Ну да, ему и без украшений лишь бы впихнуть… Вспыхнула, оттолкнула шкатулку, размахнулась, норовя когтями ободрать наглецу щёку — и в следующую секунду лежала навзничь. Он был сверху, осторожно придерживая запястья, и, похоже, до безумия завёлся, притираясь и сбивчиво умоляя позволить — а что позволить, не говорил. Сильные ощущения, видно, не только мне горло перехватывали. Уговоры возымели действие, но выбирать я не смогла: от одного взгляда в сторону шкатулки кровь к лицу приливала. Лисефиэль сказал что-то про самые простые украшения для начала, выбрал сам и надел. Я смотрела искоса, как он опытными отработанными движениями продевает и завинчивает выбранное. Отвернуться сил не было, и прямо смотреть — тоже. Зажалась, немного боясь — металл же, не будет ли больно, не оцарапает ли изнутри… но Лисефиэль так долго и терпеливо ласкал, что я забылась. Когда он вошёл — это было неиспытанным ранее восторгом. Глядя на все эти штучки, и подумать было нельзя… Радовалась, что никто мои вопли не слышит. Наши. Лисефиэль тоже сильно кричал. Когда мы обессиленно замерли и умолкли, ни о каких обидах речь уже не шла, это всё далеко осталось. Помню, как наблюдала за полосканиями Лисефиэля в тазике, стоящем на ступеньке, как глухо звякнули кольца, брошенные в воду, и как он обнял и обвил меня, как стало хорошо и спокойно. Ночью в темноте он снова разбудил меня, как в прошлый раз, и это было совсем просто, но я не знала, что было лучше — непробованные раньше приподвыверты или эта простота и искренность тела. По совести, считала себя балованной Оксаной, которую нечем удивить, но вот поди ж ты…***
Встречал меня снова Трандуил — но уже один. Посмотрел, и тоненькая краска гнева залила лицо. Лисефиэль спокойно кланялся и был бесстрастен. Я, устав ужасаться и ждать страшного, только вздыхала. Обошлось.***
Лисефиэль Айвэндилион был принят при дворе. Я прижмурилась, увидев его на церемонии одевания короля, когда в пасмурный апрельский день снова подсвечником работала. Поморгала, близоруко всмотрелась: рыжие, блестящие даже пасмурным утром, короткие для эльфа волосы никому другому принадлежать не могли. Король, которого как раз причёсывали, коротко буркнул: — Он, — и, с досадой, — пусть поближе будет. Снова скосилась на Лисефиэля: напыщенное холодное лицо, роскошные придворные одежды… ну да, чтобы попросту здесь одеваться, надо, как минимум, Великим шаманом быть. Или принцем, или богиней. Более я ни за кем простоты не наблюдала, с чего бы и рыжику… интересно, он рад? Очень возможно, что да. Без великого честолюбия вряд ли будешь, гоняясь за королевской милостью, таскаться по Арде и всякие сомнительные вещи делать. Он поймал мой взгляд и улыбнулся — одними глазами, и тут же снова заледенел. Парадные одежды делали его похожим на изящную статуэтку, скрадывая ширину плеч и груди. По недовольному королевскому уху поняла, что лучше здесь и сейчас в мысли подобного рода не углубляться.