***
Три месяца базовой подготовки превратились в неделю. Именно столько времени Хёнджин получил, чтобы понять, что значит быть солдатом. Все быстро научились рукопашному бою и пользоваться оружием, не нанося при этом себе увечий, но даже на это времени все равно не хватало. Конечно, кто-то подчеркнул, что много отведенного времени обычно тратится на изучение этики, стандартов поведения и человеческих отношений, но ничего подобного не имело значения для ответственных, когда все, что они хотели – это научить этих молодых людей убивать своих противников. Хёнджин был напуган до чертиков. Это был не тот, кем он был. Он не был враждебным человеком ни в каком смысле. Конечно, он дрался с людьми, когда они злили его, и иногда, когда он злил их, но это было в совершенно другом масштабе. Он поднял винтовку и был запихнут в кузов какого-то прицепа, запряженного лошадьми, поскольку пространство было слишком маленьким, чтобы все они могли чувствовать себя комфортно, их быстро перевозили на другую базу. Ему сказали, что она была ближе к месту сражения, но, судя по тому, что он видел, сражение было почти повсюду. — Привет, малыш. Ты в порядке? За ту неделю, что он провел в лагере, никто с ним не разговаривал, и он не мог никого винить за это, потому что никто не хотел привязываться друг к другу. Они не были глупы. Они все знали, что это был конец для многих из них, и поэтому они все держали себя в руках, но теперь, кто-то слева от него только что обратился к нему, и Хёнджин честно чувствовал, что может дышать в первый раз с тех пор, как получил письмо в доме своих родителей. — Кто? Я? — пробормотал Хёнджин, указывая на себя. Мужчина с ярко-фиолетовыми волосами и одной висящей низко серьгой в ухе негромко рассмеялся, но не настолько, чтобы привлечь чье-то внимание к их разговору. Хёнджин не собирался лгать, он удивился, когда кто-то заговорил с ним, но он признал, что взгляд этого человека удивил его еще больше. Он предположил, что фиолетовый оттенок не был его естественным цветом, но он удивлялся, как он получил его именно такого оттенка. — Да, ты. У тебя руки трясутся с тех пор, как мы сели. Ты нервничаешь? Хёнджин никогда раньше не встречал этого человека, но он выглядел на несколько лет старше его, и по какой-то странной причине он чувствовал, что может доверять этому человеку. — Я не нервничаю. Мне страшно. Я так чертовски напуган. Возможно, это последний раз, когда я вижу свой родной город. Есть очень реальная возможность, что я больше не увижу своих родителей. Все не должно было обернуться таким образом. Это не то, как должна идти жизнь, — мягко проговорил Хёнджин, чувствуя то знакомое жжение в глазах, которое сопровождало его каждую ночь, когда он лежал в своей постели, пока был на тренировочном полигоне. — Эй, эй. Не говори так. Ты абсолютно не можешь войти во что-то подобное с таким мышлением. Если ты идешь в бой, думая, что проиграешь, то именно это ты и сделаешь. Ты даже не даешь себе шанса. Может быть, глупо говорить что-то подобное, но имей немного веры. Вера. Хёнджин не собирался говорить это в лицо этому незнакомцу, когда он делал все возможное, чтобы утешить его, но вера уже давно покинула его словарный запас. Это была не более чем абстрактная идея теперь, но вместо того, чтобы сказать это другому, Хёнджин просто кивнул и подарил ему самую широкую улыбку, которую он мог собрать, которая была не очень широкой вообще. — Я не расслышал твоего имени, — попытался успокоить его молодой человек. — Я Хёнджин. Хван Хенджин, — он всхлипнул, вытирая глаза тыльной стороной ладони, прежде чем протянуть одну из них вперед, чтобы пожать другую. — А ты? — Накамото Юта. Приятно познакомиться, Хёнджин. Извини, что я назвал тебя малышом раньше. Просто многие из вас, стажеров, кажутся мне детьми. Оставшуюся часть пути Хёнджин беседовал с Ютой, чувствуя, как груз, который он нес всю последнюю неделю, начинает медленно, но верно рассеиваться. Он узнал, что Юта родился не здесь, приехал из Японии в юном возрасте вместе с родителями и добровольно вызвался сражаться за страну, которую он так полюбил. Он тренировался в течение последнего года и был намного опытнее, когда дело доходило до ужасов, которые принесла с собой эта война. Будучи двадцатисемилетним, он был на пять лет старше Хёнджина и излучал такую братскую атмосферу, что Хёнджин в конце концов положил голову на плечо старшего, пока они разговаривали. — Быть в отряде – это то же самое, что быть в команде, Хёнджин. Вы должны прикрывать друг другу спины. Дерьмо про "одинокого солдата", которому тебя там учили? Не обращай на это никакого внимания. Чтобы выжить, нужны люди, на которых ты можешь положиться. Вот почему я буду заботиться о тебе, а ты будешь заботиться обо мне. Мы в этом деле вместе, ясно? Возможно, это было совпадение или что-то, что можно было бы рассматривать как божественное вмешательство, но Хёнджин знал, что Юта был послан ему, чтобы помочь пройти через это. Он знал, что это будет нелегко по любым стандартам, что мысли о сражении, несомненно, не дадут ему спать по ночам, но теперь он чувствовал, что шансы больше не были против него, потому что он больше не был одинок. — Да. Мы в этом замешаны вместе. Спасибо, Юта. Когда старший успокаивающе похлопал Хёнджина по бедру, ни один из них, казалось, не замечал пристальных взглядов, которые они получали от других оккупантов трейлера, многие из их глаз блестели от непролитых слез, когда они слушали ободряющие слова двух новых друзей, которые заставили всех думать, что у них просто может быть шанс пройти через это, шанс вернуться домой и шанс снова увидеть семьи, которые они любили.***
Юта сдержал свое обещание прикрывать спину Хёнджина, пока они вместе боролись с бурей. Услышав вдохновляющие слова молодого человека, когда они ехали к месту назначения, даже те, с кем Хёнджин тренировался, но никогда не разговаривал, бросали ему улыбки, помогали ему и даже вступали в легкую беседу, когда набирались смелости. Возможно, это не было его намерением, но это было что-то, что Юта подсознательно сделал, и это помогло Хёнджину довольно огромным способом. Он был окружен теми, кто испытывал те же страхи, что и он, но они также могли предложить утешение, так как точно знали, через что каждый проходит. Когда они вступили в свою первую битву против мятежников, все они буквально тряслись в своих сапогах. Никто особенно не думал, что они готовы или подготовлены столкнуться с чем-то подобным, но Юта стоял перед ними как их командир и произносил речь настолько возвышенную, что каждое слово было похоже на маленький кусочек мужества, пробивающийся в каждую из их душ. Это не смыло внутреннюю ненависть и смятение, которые заставляли Хёнджина чувствовать, что он задыхается, когда разрезал грудь врага или использовал свою винтовку, чтобы выстрелить прямо в сердце человека, когда его пальцы дрожали с такой яростью, что он боялся, что они достигнут его и оборвут его жизнь, прежде чем он сможет нажать на курок. Этот день завершился победой Хёнджина, но, как и в любой войне, даже в случае победы, были потери. На земле лежали мертвые молодые люди, которых вообще не должно было быть. Хёнджин так и не узнал его имени, но когда он посмотрел в остекленевшие глаза одного из своих товарищей, ему показалась, что ему не могло быть больше семнадцати лет. У него должно было быть так много впереди, но эта война лишила его возможности продлить свою жизнь за пределами этого поля боя. Это было неправильно и, конечно, несправедливо, но ничего нельзя было поделать. Этот образ не покидал сознание Хёнджина в течение некоторого времени, и когда он проснулся, крича от кошмара той ночи, где его товарищи постоянно умирали вокруг него, пока он стоял и смотрел, он вцепился в протянутую руку, ожидающую, чтобы утешить его, пока он пытался вернуться к реальности. — Шшш, Хенджинни, ты в порядке. Это был всего лишь сон. Я прямо здесь. Дыши для меня. Хёнджин плакал так тихо, как только мог, уткнувшись в грудь Юты, изо всех сил стараясь не разбудить окружающих. Они нуждались в отдыхе после такого утомительного дня, и Хёнджин не мог отказать им в небольшом количестве сна, которое они получат. Его горло саднило, а глаза опухли, когда он в конце концов начал успокаиваться, но никогда, ни разу Юта не ослабил успокаивающую и заземляющую хватку вокруг талии Хёнджина, когда он гладил затылок младшего, чтобы успокоить его. — Мне очень жаль. Ты можешь снова заснуть, Юта. Я не хотел тебя будить. — Я не спал, Хёнджинни. Кроме того, я там был. Не думай, что ты единственный, кому снятся эти сны, — заверил Юта, осторожно укладывая Хёнджина обратно на подушки и проводя своими ловкими пальцами по волосам младшего. — Ты... ты думаешь, завтра все будет хорошо? Им сообщили, что на рассвете следующего дня они вступят на вражескую территорию, хотя большинство из них все еще будут полностью истощены после того, что они пережили сегодня. Это приближало их все ближе и ближе к смертному приговору, посылая солдат, которые были слишком лишены сна, чтобы функционировать, но опять же, как только от них избавятся, следующий раунд стажеров просто займет их место. — Что я тебе говорил в первый день нашей встречи, Хёнджинни? — Не вступай в бой, думая, что проиграешь, иначе именно так и произойдет. Юта улыбнулся в темноте, Хёнджин едва мог разглядеть изгиб его губ; частично потому, что в комнате было темно, а частично потому, что он засыпал, а старший продолжал гладить его по голове. —Хорошо. А теперь постарайся еще немного отдохнуть. Нам всем это понадобится. Когда Юта двинулся, чтобы встать и вернуться к своей кровати, рука Хёнджина взмыла вверх и схватила запястье другого, действие передавало то, что он не мог сказать вслух. Не дожидаясь, пока Хёнджин попросит, Юта подошел к нему и жестом попросил подвинуться, чтобы он мог лечь. Просто удивительно, как Юта заставлял его чувствовать себя в безопасности. Когда большой палец мягко расправил комки на его спине, Хёнджин позволил себе упасть обратно в страну снов, зная, что Юта будет рядом с ним, чтобы отбиваться от любых неприятностей, которые попадутся ему на пути.***
— Хёнджин! Слева от тебя! Услышав предупреждение, но не зная, кто или откуда шел, Хёнджин едва успел поднять свой меч, блокируя удар, который шел в его сторону и позволяя ему противостоять, прежде чем рубануть врага по шее, кровь забрызгала его лицо, заставляя вздрогнуть. Ему захотелось тут же расплескать скудный завтрак, который он съел сегодня утром, но он не успел этого сделать, когда услышал, как один из его товарищей закричал, прежде чем рухнуть на землю. После этого уже ничего не имело смысла. Хёнджин делал все возможное, чтобы сохранить ясную голову, чтобы помочь тем, кто нуждался рядом с ним, но он не мог быть везде одновременно, и когда он оглянулся, он знал, что они сражались в проигранной битве. Противников было слишком много, бойцы, которые не должны были быть столь же опытными, как они, но доминировали над ними в битве, конец которой, как знал Хёнджин, он, вероятно, не увидит. Глядя сквозь массу тел, он изо всех сил старался найти Юту, стреляя из винтовки в упор и посылая пулю прямо в голову врага. Поскольку старшего нигде не было видно, Хёнджин почувствовал, что его сердцебиение участилось, и это было похоже на то, как будто он вернулся в самое начало. Он не мог сделать это в одиночку, и в этот момент он никогда не чувствовал себя более покинутым за всю свою жизнь. Хёнджин сражался. Он сражался так, словно на кону стояло нечто большее, чем его собственная жизнь. Там были люди, которые рассчитывали на него, люди, которые ждали его возвращения домой, люди, которые будут скучать по нему. Он не мог сдаться. Он не мог, он не мог, он не мог... А потом она пришла. Физическая боль, которую он испытывал, была ничто по сравнению с чувством безнадежности и тоски, которые кружились в его голове. Подняв руку, он схватился за клинок, торчащий из его груди, зная, что враг, который только что ударил его, скоро заберет свой меч, чтобы продолжить бой. Металлический привкус во рту и дрожь, сотрясающая тело, говорили ему только об одном: в этот день он не увидит заката. Когда меч покинул его грудь, оставив зияющую рану, Хёнджин упал, ударившись головой о твердую землю под ним. Тяжело дыша, несмотря на то, что кровь подступала к горлу, он все еще слышал крики, звон мечей, пули, летящие в воздухе, прежде чем все стало тихо, слишком тихо, и его зрение начало темнеть. Звук сапог, скребущих по грязи, эхом отдавался рядом с его головой, заставляя Хёнджина ухватиться за последний кусочек жизни в его слабеющем теле, его рука обвилась вокруг ноги человека, который стоял над ним. Даже если его зрение подводило его, он мог сказать, что это был враг, основываясь на одежде; это был не один из его товарищей, который мог бы спасти его. Тем не менее, Хёнджин умолял, надеясь, что какое-то чувство морали может быть найдется в этом человеке. — В чем дело, мальчик? Ты так сильно хочешь жить, что просишь своего противника? Хёнджин не знал, играет ли этот человек с ним, но он, должно быть, понял, что у Хёнджина едва хватило сил ответить ему, его тело становилось холоднее с каждой секундой. — И ты хотел бы выжить, даже если бы твоя душа была проклята навеки? Ты действительно этого хочешь? Мужчина теперь стоял на коленях, его лицо было так близко к лицу Хёнджина, что умирающий молодой человек мог разглядеть светящиеся рубиновые радужки, которые смотрели на него. Он понятия не имел, что этот человек имел в виду своими вопросами, он предполагал, что из-за потери крови он бредил, но все, что происходило в его голове это то, как сильно он хотел вернуться домой, как сильно он хотел увидеть своих родителей, как много ему еще предстояло испытать. Как сильно он хотел жить. — Пожалуйста, — пробормотал Хёнджин, кашляя, чтобы прочистить дыхательные пути, отчего все его тело свело судорогой. — Помогите... Это все, что он успел сделать, прежде чем его рука безвольно упала и глаза закрылись. Чувствуя, что он парит в воздухе, Хёнджин понял, что смерть не была такой болезненной, как он думал. Наконец-то он почувствовал, что обрел покой, хотя и не хотел уходить. Он больше не испытывал агонии. Пока. Острый и несравненный огонь начал распространяться по всему его телу, мужчина цепко держал его за горло, вонзая зубы в шею сбоку. Глаза Хёнджина распахнулись, когда беззвучный крик вырвался из его горла. Он больше не хотел этого. Он только что умолял сохранить ему жизнь, а теперь желал только смерти. Боль, которую он испытывал, постепенно исчезла, и он почувствовал странную эйфорию. Что бы ни делал с ним этот человек... нет, он больше не хотел, чтобы это прекратилось. Это начало убаюкивать его до потери сознания, звук собственного сердца в ушах начал замедляться, пока он не перестал его различать. Он больше не сопротивлялся. На самом деле, он не смог бы, даже если бы захотел. Это было похоже на засыпание, и когда он сделал последний вдох, острые зубы, вживленные в его шею, втянулись, и человек встал над ним. — Интересно, почувствуешь ли ты облегчение, когда проснешься? Эта жизнь может быть адом. Особенно когда ты сам по себе.***
Он не мог дышать. Он не мог дышать. Он не мог дышать. Но ему казалось, что в этом нет необходимости. Руки Хёнджина пытались оттолкнуть вес перед ним, и вскоре он понял, что один из его худших страхов сбылся после того, как он ожил. Его похоронили заживо. Но он размышлял о том, как ему удалось выжить. Но умом он понимал, что в данный момент беспокоиться не о чем. У того, кто сделал это с ним, даже не хватило порядочности поместить его в какой-нибудь контейнер; он просто засыпал его землей, но он был благодарен в некотором смысле, так как это немного облегчило ему путь на поверхность. Когда его рука прорвалась и он наконец смог вдохнуть гнилостный воздух, Хёнджин начал благодарить свою счастливую звезду за то, что он не задохнулся, но не мог понять, почему. Все мысли о том, как ему удалось выжить, рассеялись, когда он увидел поле битвы, на котором сражался. Тела. Насколько хватало глаз. Не было ничего, кроме тел. Никто из них не шевелился, когда вокруг свистел ветер. Он должен был бы ужаснуться, почувствовать отвращение, тошноту, но этого не произошло, потому что ничто не могло побороть чувство голода, которое ударило его сильнее, чем что-либо прежде. Он чувствовал себя так, словно не ел ничего уже много лет, его горло горело от невообразимой сухости, и запах, который окружал его, никак не помогал. Это была самая соблазнительная вещь, которую он когда-либо испытывал, но он не был уверен, чем это могло быть в таком месте, как это. Зловоние гниющих тел должно было быть единственной вещью, загрязняющей воздух, но аромат, который нес ветер, заставлял голод Хёнджина чувствовать себя ненасытным. Это заставило его руки дрожать, зубы прорвать кожу на губах, ноги начали двигаться сами по себе, прежде чем он оказался над случайным телом, лежащим на животе. Прежде чем он даже понял, что делает, Хёнджин укусил человека за шею, широко раскрыв глаза от запаха, который наполнил его рот. Это была самая вкусная вещь, которую он когда-либо пробовал, поэтому он продолжал пить, даже не замечая, что на самом деле высасывает из кого-то кровь. Но он продолжал это делать, потому что по мере того, как он не прерывался, его ум прояснялся, его мысли становились более понятными, и когда он понял, что он вцепился в какую-то бедную, мертвую душу, он выдернул зубы и попятился назад. — О боже, что я только что сделал? — Хёнджин закашлялся, приложил пальцы к губам, поднял их перед глазами и увидел, что они покрыты кровью. Глядя на тело, которое только что осквернил, он подполз ближе, шепча извинения и глядя на два прокола на шее мужчины. Что же он за чудовище такое, что укусило мертвое тело посреди поля боя? И притом товарища. Труп, одетый в ту же военную форму, что и его собственная, был еще теплым, но отсутствие пульса, когда Хёнджин проверил его, дало ему понять, что он действительно мертв. В мгновение ока чувство отвращения и сердечной боли усилилось, потому что, увидев серебряную серьгу, покрытую засохшей кровью, свисающую с уха мертвеца, он понял, что не только выпил кровь одного из своих товарищей, но и осквернил одного из своих лучших друзей, человека, который взял его под свое крыло, кого-то, кого он считал братом. Когда Хёнджин перевернул молодого человека на спину, он разразился рыданиями, чувствуя, как слезы подступают к его глазам и проливаются из них. Но когда они приземлились на мертвое тело его друга, он понял, что это была не вода, льющаяся из его глаз. — Ю-юта... прости... я не хотел. Я не знаю, что со мной не так. Пожалуйста, проснись. Ты мне нужен. Ты мне очень, очень нужен прямо сейчас. Разумеется, никаких ответов он не получил. Хёнджин даже не знал, как долго он сидел там, вцепившись в переднюю часть пропитанной кровью рубашки Юты, его пальцы скользили по двум пулевым отверстиям, которые запятнали живот старшего. Смятение, обрушившееся на него, в конце концов заставило его подняться на ноги и начать идти, потому что он знал, что не получит никаких ответов, лежа в этой пустоши, и Юта не проснется, чтобы вести его, как он всегда делал. Он даже не знал, в каком направлении идет и куда направляется, но понимал, что ему нужно уйти от запаха, от которого у него снова заурчало в животе.***
Хёнджин блуждал. Он блуждал так далеко и так долго, но ему больше некуда было возвращаться. И дело было не только в том, что он знал, что превращается в какое-то отвратительное чудовище, чьими единственными мыслями были нападения на людей и питье их крови. В тот момент, когда солнце начало подниматься над холмами, он почувствовал слабость, его кожа стала зудеть и болеть, как будто солнечный ожог начал покрывать его кожу, хотя он был на дневном свете всего около пятнадцати минут. Стараясь держаться в тени, Хёнджин пытался продолжать двигаться, даже если чувствовал голод и усталость. Когда снова наступила ночь, он продолжил свой путь через заброшенные поля, заметив кролика более чем в четверти мили от себя и бросившись к нему, прежде чем сделать то же самое, что он сделал с Ютой на поле боя. Хёнджин не должен был видеть его, он не должен был чувствовать его запах, но он увидел и почувствовал, и вкус крови животного помог в некотором смысле, но в очень ужасном смысле, он думал, что он не утолил его жажду так же хорошо, как кровь его друга. Его чувство отчуждения было вызвано чем-то другим. По какой-то причине ему действительно удалось найти дорогу домой, но он не был уверен, как. Как будто некое чувство вело его туда, как будто его ноги автоматически знали, какие шаги предпринять, чтобы вернуть его туда, где началось его путешествие. Однако, когда он сделал первый шаг в город, в котором вырос, никакие звуки не заполнили его уши, тепло, которое он должен был чувствовать в своем сердце, отсутствовало, свет от нависающего солнца был скрыт лентами дыма, поднимающимися вверх, что дало Хёнджину небольшое чувство передышки от ожога его кожи, но причина этого никоим образом не утешила его. Его дом был почти сожжен дотла. Это было похоже на бесконечный кошмар, одна и та же сцена снова и снова прокручивалась в его голове, когда он видел трупы людей, которых он знал, его соседей, его семью, лежащих на улицах перед ним, и именно тогда Хёнджин понял, что их потери на поле боя стоили намного больше, чем жизни тех, кто сражался в битве. Те, кого им не удалось победить, пошли вперед, нападая и убивая невинных людей, единственным преступлением которых была мирная жизнь. Когда он остановился перед своим домом, тела его матери и отца, обернутые друг вокруг друга, когда они лежали в своей собственной крови, заставили Хёнджина задохнуться, молодой человек упал назад и изо всех сил старался не запятнать их так, как он запятнал Юту. Они заслуживали лучшего, как и его друг, но он знал, что если останется здесь еще долго, то не сможет контролировать свою ненасытную сторону, которая заставит его сделать это. Хёнджин встал и побежал. Куда – он не знал. Все, что он знал, было то, что он не мог остаться. Кроме того, здесь для него ничего не осталось. Человек, которым он был раньше, дом, в котором он жил, жизнь, которую он выбрал, чтобы прожить. Ничего этого там больше не было.***
— Эй, с тобой все в порядке? Хёнджин отправился в соседний город, который еще не видел тех ужасов, которые пережил его собственный. Он, казалось, поддерживал какую-то функциональность, но Хёнджин только успел посетить центр, прежде чем его жажда снова вышла на первый план, и он ничего не хотел больше, чем укусить кого-то и выпить все до последней капли крови. Поэтому он решил остаться на окраине, в лесу, который обеспечивал ему достаточное укрытие от стихии, а также широкий спектр дикой природы, которая, казалось, утоляла голод, который он чувствовал безостановочно с того рокового дня неделю назад. И с тех пор он не общался с людьми, только возвращался в город глубокой ночью, когда вокруг почти никого не было, чтобы посмотреть, сможет ли он собрать кое-какие припасы. Может быть, он воровал из чужих прачечных на задних дворах, чтобы согреться с приближением зимы, но ему все равно было не по себе. Он также пытался стащить еду из открытого окна чьего-то дома, но Хёнджин быстро обнаружил, что его желудок больше не может удерживать то, что считалось человеческой пищей, потому что, как он теперь предполагал, он больше не был человеком. Поэтому, когда голос очень тихо обратился к нему, когда он пытался схватить пальто из чьей-то сложенной одежды в корзине на пороге, он обернулся и довольно громко зашипел, забыв, что он не должен никому ничего рассказывать о себе. Он был уверен, что они убьют его сразу же, если поймут, что он больше не человек. Когда Хёнджин сосредоточился на человеке, он быстро зажал нос, запах мокрой собаки бомбардировал его очень неприятным образом. — Ого, малыш, все в порядке. Я не собираюсь причинять тебе боль. Но разве ты не знаешь, что не можешь доставать свои клыки на открытом месте? Хныча от ругани, Хёнджин подпрыгнул и другой рукой прикрыл рот, чтобы скрыть острые зубы, которые проскользнули мимо его губ. Зажимая рукой рот и зажимая нос, он должен был бы вызвать проблемы с дыханием, но это был еще один момент, который Хёнджин выяснил в последнее время. Ему больше не нужно было дышать, чтобы остаться в живых. Человек, стоявший перед ним, выглядел странно, и это замечание заставило его слегка съежиться, когда он подумал о том, что то же самое он думал о Юте, когда впервые встретил его. Голубые волосы и две царапины поперек брови с двумя ушами, полными красивых украшений, этот человек был действительно чем-то неземным, и то, как он смотрел на Хёнджина, заставляло его чувствовать себя странно безопасно, хотя он не был уверен, что все его инстинкты были правильными. — Сколько тебе лет? Ты кажешься довольно молодым, — спросил мужчина, не подходя ближе к Хёнджину, оставаясь на месте с руками за спиной и нежной улыбкой на губах. — Двадцать два. — Нет, не твой человеческий возраст. Сколько времени прошло с тех пор, как тебя обратили? — Обратили во что? Мужчина фыркнул, но не так, чтобы Хёнджин почувствовал, что он только что разозлил его. Скорее, в нем была нотка сочувствия. — Значит, наша теория верна. Ты понятия не имеешь, что ты такое. Где твой господин? Хёнджин слегка наклонил голову, не понимая, как этот человек не испытывает отвращения к нему и к тому, кем он стал. Это было почти так, как если бы он точно знал, что такое Хёнджин, и если он был честен, это давало Хёнджину только немного надежды, что ему, возможно, не придется проходить через это в одиночку. — Мой что? — Ладно, думаю, мне нужно кое-что объяснить. Пойдем со мной. У Хёнджина действительно не было сил возражать, он взял молодого человека за руку и позволил притянуть себя к другому. — Меня зовут Хонджун, малыш. Я из Претора Люпуса, и я здесь, чтобы помочь тебе. Думаю, какое-то время тебе будет тяжело, но я позабочусь о тебе. Тебе больше не о чем беспокоиться.***
— Как ты, вероятно, уже знаешь из уроков истории, мятежники были разбиты, и наша сторона выиграла войну, но это была действительно Пиррова победа. Мы потеряли так много, и число погибших было значительным. Я также видел, как все обернулось, но битва, которая произошла, разрушения и смерть, не стоили того. Но, с другой стороны, разве война действительно стоит того? Глаза Хёнджина начали фокусироваться на его стакане, когда он вернулся в настоящее, запирая свои воспоминания обратно, не желая переживать их снова в ближайшее время. — После этого Хонджун усадил меня и объяснил, что, по его мнению, произошло, когда я рассказал ему свою историю. Претор Люпус – это регулирующая группа Оборотней, которые в основном похожи на стражей. Они выслеживают осиротевших обитателей Нижнего мира, таких как новообращенные Оборотни и Вампиры или Колдуны, которые понятия не имеют, кто они такие, и помогают им прийти к пониманию. Хонджун помог мне найти мой первый клан, который научил меня всему, что мне нужно было знать, и я действительно не мог быть более благодарен ему за это. Хонджун был прав, было чрезвычайно трудно для него в начале после того, как старший нашел его, но в конечном итоге все решилось для Хёнджина, но не раньше, чем он испытал много неприятностей. Попытка научиться контролировать свою жажду крови и привыкнуть к усиливающимся звукам и запахам вокруг него, конечно же, не была пикником. Конечно, сначала он не поверил Хонджуну, потому что... с чего бы ему верить? Это было нелепо и дико неправдоподобно, но со временем он понял все, что с ним происходило, и как они соотносились с тем, что рассказал ему Хонджун. Это было ужасно, то, к чему он должен был привыкнуть, но в конце концов, он был рад, что ему дали второй шанс в жизни, и его первый клан был такой большой помощью для него. — И Хонджун, и мой клан были потрясены тем, что мой господин оставил меня в таком состоянии, не заботясь о том, кого он обратил. Но теперь мне уже все равно. Этот вампир мертв. Я почувствовал это однажды около пятидесяти лет назад, боль, которую он испытал, когда умер, — сообщил Хёнджин Сынмину, потягивая кровь из своего стакана. Глава его предыдущего клана сказал ему, что если его господин когда-нибудь умрет, он будет чувствовать ту же боль, что и вампир, когда испытывал смерть. Поскольку вампир не мог умереть от естественных причин, это должно было означать, что кто-то или что-то убило его, но Хёнджин действительно не испытывал сочувствия к тому, кто обратил его, только чтобы оставить в замешательстве и одиночестве, не понимающего, что с ним случилось. — Оглядываясь назад, можно сказать, что Хонджун был моим спасителем. Поскольку он был Оборотнем, а они не бессмертны, он давно умер, но у нас были действительно хорошие времена, прежде чем он это сделал. Он был одним из моих лучших друзей, и я до сих пор скучаю по нему. Хёнджин улыбнулся при мысли о гиперактивном Оборотне, который был так добр, заботился о нем в трудную минуту, даже если он не должен был поддерживать контакт с ним после того, как устроил его в клан, но Хонджун никогда не был одним из тех, кто придерживается правил. — В любом случае, это довольно удручающая история моей жизни. Ты жалеешь, что спросил... эй, Минни, в чем дело? Хёнджин был довольно встревожен, когда он, наконец, посмотрел на Сынмина, ожидая его реакции, только чтобы увидеть Сумеречного охотника со слезами, стекающими по его бледному лицу. — Боже, мне так жаль. — Ты не должен извиняться за то, что плакал, Минни. Просто скажи мне что- — Нет. Я имею в виду, мне жаль, что тебе пришлось пройти через что-то подобное. Хёнджин, бедняжка. Я не могу себе представить, что ты должен был пройти через все это, — заплакал Сынмин, потянувшись через стол, чтобы схватить обе руки Хёнджина. Слегка покачав головой, Хёнджин не мог не почувствовать острую боль в груди, когда увидел, что Сынмин плачет из-за него. Этого не должно было произойти; Сынмину нужно улыбаться, он всегда должен улыбаться. Всякий раз, когда он рассказывал свою историю другим, никто не мог скрыть легкой тревоги, когда слышал о том, как он питался от своего лучшего друга, даже если он не контролировал себя в этот момент. Единственным исключением были его друзья из Института, с которыми он случайно познакомился, когда посещал собрания, хотя ни у кого из них не было такой негативной реакции, как у него. — Минни, нет, все в порядке. Мне пришлось кое-что вытерпеть, но разве не нам обоим? — Не так, Хёнджин. Никто никогда не должен был проходить через что-то подобное. Светлая душа, которая принадлежала Сынмину, сияла снова и тянула проклятую душу Хёнджина к себе. Он уже знал. Он понимал, что теперь ему уже никуда не деться. Нравится ему это или нет, но Хёнджин нуждался в том, чтобы в его жизни был Сынмин. В этом больше не было никаких сомнений. Не только из-за притяжения, которое он чувствовал к рыжеволосому Сумеречному охотнику с того момента, как увидел его, но и потому, что Хёнджин знал, что он никогда не найдет никого, кто был бы воплощением слова "совершенный" во всех смыслах, которые он только мог придумать. — К сожалению, мне пришлось, но у всего этого есть свои плюсы. Как я уже говорил, я обрел бессмертие, обладаю множеством крутых способностей, которые никогда не считал возможными, встретился с такими людьми, как Хонджун, мой клан и все в Институте, которые являются самыми важными людьми в моей жизни. И, конечно, обстоятельства позволили мне встретиться с тобой. Может быть, это было не время для бесстыдного флирта после того, как он увидел, как Сынмин отреагировал на его прошлое, но Хёнджин ничего не мог с собой поделать. Он хотел поднять настроение и вернуть эту потрясающую улыбку на лицо Сынмина. К счастью для него, это, казалось, сработало, поскольку младший немного усмехнулся, взяв салфетку, которую предложил ему Хёнджин, и высморкался. — Сони собирается убить меня. Он так много работал, чтобы сделать мне прическу и макияж, а теперь у меня сопли и слезы на лице. Извини, если я сейчас выгляжу как бардак. Вероятно, это не то, с чем ты хочешь тусоваться, будучи таким важным человеком и все такое. Хёнджин уже собирался спросить Сынмина, что он имел в виду, но после того, как рыжеволосый начал плакать, он знал, что они получили несколько обеспокоенных взглядов, и Сынмин, вероятно, подумал, что это были взгляды смущения, но Хёнджин знал, что люди просто любопытствовали и задавались вопросом, почему глава Сеульского клана только что заставил Сумеречного охотника плакать. — Ты можешь просто встать с постели утром, и я захочу потусоваться с тобой. Ты абсолютно великолепен, даже с соплями, капающими на твои джинсы, — игриво попытался Хёнджин, когда глаза Сынмина опустились, чтобы увидеть, что его джинсы все еще были безупречны, и Вампир просто играл с ним. — Хорошо, что ты считаешь меня важным. Сынмин швырнул салфетку, которой он вытирал нос, обратно в Хёнджина, заставив Вампира заткнуться, а Сумеречного охотника довольно громко рассмеяться, заставив сердце Хёнджина сделать ту трепещущую вещь, которая происходила с тех пор, как он встретил молодого человека. Они поговорили еще немного, каждый из них рассказал еще несколько историй о своем прошлом и своих надеждах на будущее. Через пару часов Хёнджин сказал, что им, вероятно, следует вернуться в Институт. Время близилось к полуночи, и Вампир действительно не хотел умирать от рук Уджина за то, что он задержал Сынмина дольше, чем они договорились. Если бы Хёнджин не знал ничего лучше, он бы сказал, что Сынмин выглядел почти разочарованным, когда он высадил его у двери и пожелал ему спокойной ночи с легким подмигиванием, прежде чем повернуться, чтобы вернуться в свой отель на ночь. — Хёнджин, подожди. Вампир едва успел обернуться, как почувствовал мягкие губы на своей щеке, нежный поцелуй от покрасневшего Сынмина, который сделал несколько шагов назад и ангельски улыбнулся ему. — Спасибо за сегодняшний вечер. Я действительно наслаждался. Все это было немного ошеломляюще в последние пару дней, когда я был брошен в середину новой жизни и должен был узнать так много о себе, но ты заставил все это исчезнуть для меня сегодня вечером, и я действительно ценю это. Если ты не против, я с удовольствием сделаю это снова. Мозг Хёнджина закоротило, и если бы ему действительно нужно было дышать, он знал, что будет хватать ртом воздух после того, что так храбро сделал Сынмин. Нуждаясь в том, чтобы привести свои мысли в порядок, когда Сумеречный охотник выжидающе уставился на него, Хёнджин быстро закричал. — Да, конечно, я бы тоже очень хотел этого. Я позвоню тебе, — перед тем как Сынмин захихикал и исчез внутри Института. Это было действительно так, как думал Хёнджин: он больше не сможет оставить Сынмина одного. Он, без сомнения, должен был иметь этого милого молодого человека в своей жизни с этого момента.