Saudade

      Уджин думал, что ему это сошло с рук.       Как только Джисон и Чанбин вернулись с патрулирования города, Ареум буквально потащила их провести некоторое время вместе. Они сидели в кабинете Уджина и некоторое время разговаривали, а Ареум рассказывала им о своей последней миссии и о том, как ее команда выследила бродячего Колдуна, который продавал нелегальные зелья на черном рынке. В то время как любой Сумеречный охотник счел бы эту историю интересной, для кого-то вроде Сынмина, это было похоже на что-то из фантастического романа, захватывающая история, которая казалась довольно неправдоподобной. Глаза молодого человека были полны удивления, когда Ареум театрально жестикулировала, чтобы соответствовать тону ее рассказа.       Когда наступила ночь, Джисон сказал, что у него есть кое-какие дела, и покинул Институт, сопровождаемый озабоченным хмурым взглядом своего Парабатая. Чанбин с Сынмином также извинились и ушли, чтобы продолжить обучение, которое они начали накануне. Именно тогда Уджин подумал, что Ареум будет допрашивать его о разговоре с отцом много ночей назад. Вместо этого она пришла в восторг, когда услышала о том, что ее сын тренирует Сынмина, и заявила, что хотела бы посмотреть, как он прогрессирует. К тому времени, как они закончили, все сказали, что собираются лечь спать.       Уджин действительно думал, что ему это сошло с рук, но когда на следующее утро в дверь его спальни постучали и разбудили его, он подумал, что, может быть, и нет.       — Просыпайся, просыпайся, сонная голова. Проснись и пой.       С неконтролируемым изголовьем кровати и прищуренными глазами, Уджин приподнялся, чтобы увидеть слишком яркую Ареум, выглядывающую из-за его двери.       — Ты все еще в постели? Уже утро!       Глядя на будильник, удивляясь, почему он не разбудил его, как обычно, Уджин застонал и накинул одеяло на голову, когда заметил, что еще не пробило семь тридцать – его обычное время возвращения в мир живых.       — Тетя, ты знаешь, что я люблю тебя, но сейчас я тебя ненавижу.       — Сейчас, сейчас. Как ты собираешься делать всю свою работу, если так поздно ложишься спать? Ты должен подавать пример всем, встав до них!       Уджин вздрогнул, когда с него сорвали покрывала, а Ареум самодовольно стояла над ним с ними в руках.       — Я не спал до трех, пока не закончил то, что мне нужно было сделать, чтобы, ну, ты знаешь, поспать. И буквально никто в этом месте не просыпается раньше восьми.       — О, — Ареум запнулась, очевидное чувство вины появилось на ее лице. — Ну, теперь я чувствую себя жестокой. Ложись спать, Уджинни.       Почувствовав, как его снова укутали одеялом и легонько поцеловали во взъерошенные локоны, Уджин тяжело выдохнул и с улыбкой сказал женщине, что теперь он проснулся и может встать.       — Итак, насчет того звонка от твоего отца…       Вздрогнув от слов Ареум, Уджин почувствовал, что ему следовало бы просто последовать ее совету и снова заснуть. Это было то, о чем он действительно не хотел говорить, рассказывая Ареум самый минимум, чтобы она не слышала о том, сколько оскорблений он получил от своего отца, давая ему понять, насколько неудачником он его считал.       — Что насчет него?       — Да брось, Уджин. Мы все знаем, как сильно ваши разговоры влияют на твое настроение. Что Юнсок сказал?       Уджин пожал плечами – очевидная тактика уклонения, но он знал, что Ареум рано или поздно вытянет из него правду, даже если он не захочет ее разглашать.       — Он просто спрашивал о Сынмине, так как я послал сообщение в Аликанте, что мы нашли его. Казалось, его ужасно потрясло, что он все еще жив.       Хотя она ничего не сказала, Уджин чувствовал, что Ареум смотрит на него, как ястреб, словно пытаясь разгадать скрытый смысл его слов.       — И это все, что он сказал?       — Он сказал мне, что я был глуп, рассказав Сынмину все о мире Теней так преждевременно. Ничего нового. Но я знал, что это был он, и не понимаю, почему его реакция была такой суровой.       Так напряженно размышляя на эту тему, Уджин через несколько секунд заметил, что Ареум взяла его руку в свою и нежно провела большим пальцем по костяшкам его пальцев.       — Он не сказал, скоро ли вернется?       Хотя у Уджина была вполне уважительная причина презирать своего отца, как и у Джисона и Чанбина, он думал, что Ареум будет довольно дружелюбна с ним, так как она была с родителями Сынмина и Джисона. Однако по какой-то неведомой причине Ареум всегда испытывала такое же отвращение к человеку, причинившему Уджину слишком много боли, хотя и не знала, насколько сильно. Но когда она спросила о возвращении его отца на этот раз, она казалась почти обнадеженной.       — Где-то на следующей неделе. Сказал, что хочет сам увидеть Сынмина, и если он не будет удовлетворен, то отвезет его обратно в Аликанте, чтобы допросить.       — Ну, я не позволю ему сделать это, но он может попытаться, — фыркнула Ареум, защитные инстинкты вышли на первый план, женщина явно думала о том, чтобы бросить вызов кому-то, кто должен был быть ее начальником.       Обе стороны погрузились в уютное молчание, но в течение всего этого времени Уджин видел, что Ареум размышляет о чем-то, как будто она хотела задать ему вопрос, который было слишком трудно сформулировать, но он подумал, что может понять, о чем это было, когда она позвала его по имени с легким чувством настойчивости.       — Уджин... — начала Ареум, но снова погрузилась в небытие. — Нет, ничего страшного. Ещё не время.       Не время? Уджин был уверен, что не только затянувшаяся сонливость мешала его пониманию; он действительно понятия не имел, на что намекает Ареум, но у него было странное чувство, что он не должен спрашивать о том, к чему она думала, он не готов.       — Я останусь здесь до тех пор, пока твой отец снова не уедет, а потом мне придется вернуться в Японию. Ты ведь не против, правда?       — Я нисколько не возражаю, тетушка.       И это была чистая правда, потому что, честно говоря, он чувствовал себя гораздо спокойнее, когда не был единственным, кто мог противостоять его отцу. Он знал, что Джисон и Чанбин не колеблясь защитят его, но Уджин всегда был непреклонен в том, чтобы они держали рот на замке, боясь, что они выговаривают. С тех пор этот страх только усилился…       Но Ареум была старше отца на год, даже если он занимал более высокое положение. Она была не из тех, кто может сидеть сложа руки и выслушивать унизительные речи, и то же самое она чувствовала к молодым людям, находившимся под ее опекой. Она бы легко вызвала отца Уджина, если бы тот заговорил с ним в унизительной манере.       — Хорошо. Не торопись вставать, и прости, что разбудила тебя. Мне следовало дать тебе отдохнуть. Я знаю, что быть таким потрясающим лидером действительно может вывести тебя из себя*.       Ареум трепетно поцеловала Уджина в лоб, с улыбкой погладила его по щеке и тихо вышла из комнаты.       Все знали, что Уджин никогда не встречался со своей матерью, но Ареум никогда не стеснялась делиться историями о ней с молодым человеком. Его отец никогда не говорил о ней, по какой причине он не знал, но он много знал о ней от Ареум. Родители Джисона и Сынмина тоже говорили о ней до того, как они ушли, но сколько бы он ни слышал о ней, Уджин никогда не знал, каково это – быть в объятиях своей матери, чувствовать поцелуи, полные ее любви и обожания, опускающиеся на его щеки, слышать похвалы, комплименты и рассказы как она гордится им.       Это было не от его собственной матери, но Ареум действительно была его спасителем в этой части. Даже если рана никогда полностью не заживала, дыру в сердце Уджина регулярно латала женщина, которая усыновила его и взяла под свое крыло. Хотя она не могла решить все его проблемы, особенно те, о которых он никогда не мог ей рассказать, она старалась изо всех сил.       Уджин был очень благодарен. Он устроился на мягких подушках еще на несколько минут, чтобы расслабиться, прежде чем встать и подготовиться к следующей встрече, которая должна была состояться через пару дней. Когда ему снова придется увидеть их всех. Снова увидеть Чана.       Ареум не может исправить все его проблемы. Он отчаянно хотел, чтобы она могла, но он выбрал этот путь, и, несмотря ни на что, ему придется страдать, идя по нему одному.

***

      Джисон не понимал, о чем он говорит. Как он мог сказать, что Чанбин надулся? Чанбин не дулся. Возможно, он был задумчив, что можно было бы сравнить с мрачным и таинственным видом надувания губ, но это не имело значения.       — Что, черт возьми, с тобой происходит? Почему ты ведешь себя как гормональный подросток в последнее время? Я думал, что все мы давно прошли эти годы.       — Заткнись, Сон.       В данный момент они вместе ждали в вестибюле, так как их гости должны были прибыть с минуты на минуту. Прошла неделя с их последней встречи с лидерами Сумеречного мира, и они снова собрались, чтобы обсудить рост числа нападений демонов. Несмотря на то, что всем патрулям удалось уничтожить огромное количество демонов в течение недели, их число, казалось, не уменьшалось, а это означало, что появлялось столько же новых демонов, сколько и уничтожалось. Им нужно было найти решение, прежде чем пострадают еще невинные люди.       — Серьезно, Бин. Это стервозное настроение, в которое ты входишь и выходишь, сводит меня с ума. Скажи мне, что случилось.       — Я скажу тебе, если ты скажешь, куда пропадал последние несколько ночей. Что это за "дело", о котором ты должен позаботиться?       Чанбин специально выбрал именно эту тему, чтобы использовать против Джисона, потому что он знал, что младший никогда не разгласит эту информацию. У него было смутное подозрение, что то, что делал Джисон, было связано с тем, что причинило ему такую огромную боль однажды ночью на прошлой неделе. Возможно, было жестоко поднимать этот вопрос, зная, как он влияет на Джисона, но фильтр Чанбина для оскорбления эмоций других был немного сбит с толку в данный момент.       — Ладно, будь капризным придурком. Я просто пытался помочь, — отрезал Джисон и скрестил руки на груди, глядя куда угодно, только не на Чанбина.       Больше всего на свете Чанбин знал это. Хотя он всегда давал себе обещание защищать Джисона, он знал, что молодой человек также дал обещание защищать своего Парабатая в ответ. Именно так и складывались их отношения.       Но Чанбин не дулся. Возможно, его лицо подсознательно изменилось против его воли, когда он подумал о том, что Феликс не связывался с ним всю неделю. Впрочем, причин расстраиваться по этому поводу не было. Он только сказал Фее, чтобы она вернулась снова, если он хочет узнать больше о людях, и, может быть, если нет. Их последний разговор был приятным, и он чувствовал себя довольно комфортно в присутствии Феликса, но Чанбин задавался вопросом, почему его раздражает, что он не видел и не слышал молодого человека в течение нескольких дней. Возможно, Феликс не думал так много об их совместном времяпрепровождении, да и не должен был. Может быть, Феликс просто пытался быть вежливым в последний раз, когда они разговаривали, с тех пор как Чанбин так жестко наказал его за грубость при первой встрече. Возможно, Феликс даже не хотел заводить дружбу с такими, как он. Но почему это так раздражало Чанбина? Настолько, что он слишком резко ответил на игривую интригу Джисона.       Чанбин провел пальцами по волосам, размышляя о собственном идиотизме, раздражаясь из-за того, что юная Фея, которую он встречал дважды, не искала его. Фея и раньше раздражала его, но сейчас все было совсем по-другому.       Обняв его за плечи и притянув к себе, Чанбин тяжело вздохнул и позволил Джисону положить голову ему на плечо.       — Прости, Сон. Я знаю, что ты пытаешься помочь, но на самом деле все в порядке. Думаю, я просто устал от всего, что происходит в последнее время. Не беспокойся, ладно?       Это, казалось, устраивало Джисона, который с раздражением упал в объятия брата, пытаясь избавиться от раздражения, которое только что поглотило его. Чанбин запустил пальцы в волосы младшего, посмеиваясь над тем, как Джисон вернулся в свое расслабленное состояние и начал закрывать глаза, прежде чем выпрямился, когда дверь открылась.       Чанбин всегда считал себя хозяином своих эмоций, кем-то неуловимым, если вы не знаете его так хорошо, но когда Сумеречный охотник увидел, как Феликс застенчиво открыл входную дверь Института и вошел внутрь, осветившись, когда он увидел Чанбина, он подумал, что, возможно, ему нужно больше работать над этой конкретной стороной себя из-за того, что Джисон сумел расшифровать.       — О, ты, должно быть, шутишь.       На мгновение оторвав взгляд от Феликса, Чанбин уставился на Джисона, который снова прислонился к его плечу. Сейчас Чанбин знал Джисона как свои пять пальцев, и когда он увидел улыбку на его лице, которая кричала: "я буду дразнить тебя за это всю оставшуюся жизнь", он понял, что ему определенно нужно больше работать, чтобы скрыть свои эмоции.       — Фейри? Вот почему ты был занозой в заднице?       — Я не понимаю, о чем ты говоришь, Джисон.       — Все твое поведение изменилось, когда вошел Феликс. Что, черт возьми, случилось? Ты ненавидел этого парня, когда познакомился с ним. Неужели мы влюбились в хорошенькую маленькую Фею, Бинни?       В мгновение ока, вероятно, не самое лучшее впечатление, когда Минхо присоединился к Феликсу в коридоре, Джисон и Чанбин катались по полу, игриво колотя друг друга кулаками. В этом не было ничего необычного, это было видно по тому, как Минхо наблюдал за ними, прежде чем переключить внимание на свои наманикюренные ногти, но Феликс, казалось, был слегка напуган внезапной враждебностью, которую два Сумеречных охотника проявляли друг к другу.       — Что вы двое делаете?! Друзья не должны драться!       Остановив удары, которые не несли за собой никакого жара, Чанбин поднял голову в ответ на мольбы Феликса прекратить их перебранку, чувствуя себя немного виноватым, когда заметил слишком очаровательную гримасу на лице Феи. Стало очевидно, что Феликс пропустил лодку**, когда понял, что на самом деле они не пытались причинить друг другу вред, да и не собирались этого делать. Феликс переводил взгляд с Чанбина на Минхо, словно прося Колдуна прекратить драку.       Возможно, было ошибкой позволить своему вниманию блуждать, когда Джисон внезапно перевернул их, пригвоздив Чанбина к земле с довольно торжествующей ухмылкой. Все, что он мог слышать на заднем плане, был смех, у Минхо и Джисона был тот же идиотски самоуверенный смешок, который заставил кровь Чанбина закипеть от раздражения.       Он не хотел выглядеть слабым перед Феликсом, это было бы слишком неловко, но он не мог высвободить свои руки из хватки, которую сейчас держал на них Джисон. Все еще уткнувшись лицом в ковер, Чанбин поднял глаза на Феликса, который выглядел еще более расстроенным, очевидно все еще не понимая, что все это было просто игрой.       — Привет, Феликс. Хочешь узнать секрет Бинни?       Чанбин почувствовал, как его лицо залилось краской. Он знал, что Джисон собирается рассказать Феликсу о его влюбленности. Что было ложью. Конечно, это была ложь. Он не был влюблен в Феликса. Фейри никогда не поверит Джисону в этом вопросе. Но что, если он это сделает? Неужели это так уж плохо? Он подумал о последствиях и пришел к выводу, что, возможно, все будет не так страшно. Но это имело бы значение только в том случае, если бы это было правдой. Нет, это определенно было неправдой.       У Чанбина не было ни малейшего шанса влюбиться в Фею. Эти существа были поверхностны, жестоки, склонны к манипуляциям. Они связывались с другими для собственного развлечения. Они охотились на невинных, чтобы хорошо посмеяться. Они не заботились ни о ком, кроме своих соплеменников, и даже тогда их отношения были довольно шаткими. Судя по его собственному опыту и опыту окружающих, все Феи были одинаковы.       Но Феликс – нет.       Ничего не значило, что Чанбин хотел провести больше времени с Феей после того, как обнаружил, что он был нежной душой. Что он хотел видеть улыбку Феликса как можно чаще, потому что это вызывало щекотящее ощущение в районе желудка, но в хорошем смысле. Что он хочет попытаться сосчитать веснушки на щеках молодого человека. Что, возможно, он провел слишком много времени, думая о губах Феликса и о том, какие они были, если он...       — Джисон! Заткнись! Отпусти меня!       Как раз в тот момент, когда Джисон собирался выдать его тайну, которая, как он должен был еще раз подчеркнуть, была неправдой, Чанбин почувствовал, что тяжесть на его спине исчезла в одно мгновение, и хватка молодого Сумеречного охотника вокруг его запястий тоже исчезла. Только когда Джисон закричал от настоящего ужаса, Чанбин перекатился на спину и, подняв глаза, увидел, что Джисон парит в воздухе, отчаянно размахивая руками и безуспешно пытаясь вернуться на землю.       — Если ты делаешь что-то, что не нравится твоему другу, ты должен немедленно прекратить это делать.       Глаза Феликса горели изумрудом, глядя прямо на Джисона с истинным раздражением, когда Сумеречный охотник закричал на Минхо, чтобы тот заставил злого Фейри положить его обратно на землю. Жаль, что Колдун был занят тем, что давился слезами от смеха, катаясь по полу и хватаясь за живот из-за затруднительного положения Джисона. И действительно, Чанбин хотел присоединиться к нему, потому что это был редкий случай – видеть, как Джисон теряет хладнокровие, и, возможно, еще более редкий – увидеть, как Феи используют свою магию, чтобы помочь человеку.       Недовольное выражение на лице Феликса не дрогнуло, пока он не посмотрел на Чанбина, чтобы узнать, что он хочет, чтобы тот сделал с парящим Сумеречным охотником под его контролем.       — Отпусти его, Феликс. Все нормально. Мы просто дурачились.       Именно это и сделал Феликс. Какая бы магия ни поддерживала Джисона, она внезапно исчезла, когда молодой человек с пронзительным криком полетел на землю, но остановился прямо перед тем, как рухнуть на пол, потому что Феликс спас его. Это была не та сторона, которую Чанбин еще не видел у Феликса, но когда он заметил, что Фея хихикает над тем, как Джисон почти потерял сознание, когда он почти упал на десять футов без возможности остановиться, он не мог не улыбнуться вместе с ним. В конце концов Феликс осторожно положил Джисона на землю, и его глаза снова обрели нормальный цвет.       — Так тебе и надо, Сон. Не связывайся с Бином, когда рядом его новая сторожевая собака, — хихикнул Минхо, в конце концов поднимаясь с пола.       Только начав смеяться вместе с замечанием Минхо, Чанбин почувствовал неприятное чувство в груди, когда увидел, что Феликс обернулся и посмотрел на всех с болезненным и смущенным выражением лица. Что-то похожее на лед побежало по венам Чанбина от ужаса, в который впала Фея, его руки слегка дрожали, когда он обхватил себя руками.       — Сторожевой пес? Я? Я... Я не собака, Колдун.       Казалось, что проблема Феликса с буквальным восприятием чужих слов снова возникла, когда он отступил от всех них после удара Минхо, и, вероятно, не помогло то, что это исходило от Колдуна, вида жителей Нижнего мира, с которыми Феи, как известно, были в ссоре. Конечно, все остальные в комнате знали, что имел в виду Минхо, но Феликс казался ужасно оскорбленным этим термином.       — И у меня есть имя, Фейри. Мне кажется, что ты его новая сторожевая собака. Успокойся, это была шутка.       — Не очень-то смешно, — пробормотал Феликс с горящими глазами и низко опущенной головой, все его поведение было совершенно другим в отличие от того, каким оно было пару секунд назад.       Именно в этот момент Чанбин решил, что больше не хочет видеть Феликса расстроенным по какой-либо причине. Он понял, что Фея, должно быть, чувствовал себя очень одиноко в этой ситуации, так как он был в основном странным, когда дело касалось их круга друзей. Все присутствующие на собраниях знали друг друга уже много лет, за исключением Чонина, но даже тогда он был близок с Чаном и разговаривал с Сынмином на прошлой неделе. У Феликса никого не было, и Чанбин знал его взгляды на людей и действительную причину этого. Именно из-за этого он решил, что с этого момента будет стоять на стороне Феликса.       — Эй, Ликс, все в порядке. Минхо вовсе не это имел в виду. Он сравнивал тебя со сторожевой собакой, потому что ты только что защитил меня от Джисона. Он не имел в виду, что ты животное. Ничего страшного, если ты не понял, что он имел в виду.       Чанбин схватил одну из маленьких ручек Феликса и нежно похлопал по ней, чтобы убедиться, что никто не смеется над ним. Он боялся, что это из-за него, так как в первый раз, когда они встретились, Чанбин был для него не более чем язвительным, и признал это без колебаний. Через мгновение Феликс наконец поднял глаза и встретился взглядом с Чанбином, заметив также взгляды двух других молодых людей в комнате, когда Джисон что-то прошептал Минхо.       — Правда?       — Правда, правда. Я обещал, что не позволю никому плохо обращаться с тобой, когда ты был здесь в прошлый раз, не так ли? Ты думаешь, я позволю ему сказать что-то жестокое о тебе после того, как пообещал это?       Быстро покачав головой в знак того, что он так не думает, Феликс чуть сильнее сжал руку Чанбина, немного оживившись, когда вспомнил слова Сумеречного охотника. С легкой ободряющей улыбкой Чанбин протиснулся назад, прежде чем Феликс повернулся лицом к Минхо и Джисону.       — Прости, я не так тебя понял. Я не хотел быть таким грубым... Минхо…       Даже во время своего небольшого извинения Феликс не отпустил руку Чанбина, Сумеречный охотник предположил, что это была небольшая форма утешения, когда он признал свой проступок тоненьким голоском.       — Не беспокойся об этом, Феликс. Сон только что сказал мне, что ты еще не привык ко многим вещам из человеческого мира, так как ты не часто бывал здесь. Моя ошибка. Это больше не повторится.       Чанбин заметил, что самодовольная улыбка, которая до этого была у Джисона, сменилась нежной понимающей улыбкой. После того, как он встретился с Феликсом в последний раз, Чанбин рассказал своим друзьям причину, по которой Фея показалась ему грубой в первый раз, когда они встретились, хотя он не рассказал им всю историю поведения Феликса. Это не было его секретом, но казалось, что даже Джисон знал, что нельзя играть с чувствами Феи, говоря Минхо то же самое.       — Почему бы нам не перейти в зал заседаний? И Чан, и Хёнджин сказали, что опоздают на несколько минут, — добавил Джисон, уже направляясь к комнате, где их ждал Уджин.       — Вы, ребята, идите вперед, а мы подождем остальных, — подбодрил Чанбин, с благодарной улыбкой отмахиваясь от них.       Как только остальные исчезли за дверью, Чанбин почувствовал, как кто-то потянул его за куртку, и тонкие пальцы обхватили его бицепс, чтобы привлечь его внимание.       — Спасибо, что объяснил мне это, Чанбин. Извини, я был слишком глуп, чтобы понять, что это на самом деле значит.       — Ты не глупый, Феликс. Я сказал тебе, что помогу, если ты захочешь узнать больше о людях. Если ты чего-то не понимаешь или думаешь, что интерпретируешь что-то неправильно, спроси меня, и я сделаю все возможное, чтобы объяснить это, хорошо?       Думая, что он сможет смотреть на ответную улыбку Феликса еще долгие годы, Чанбин кашлянул, чтобы избавиться от мгновенного оцепенения, в которое его погрузила Фея.       — Есть одна вещь, которую я не понимаю.       — О? Что это? Я здесь, чтобы помочь.       — Почему ты раньше назвал меня "Ликс"?       Чанбин почувствовал, как его грудь неприятно сжалась от вопроса, который Фея задала с таким невинным видом. Он не осознавал, что называл Феликса не по имени, а как-то иначе, но, видимо, его подсознание было более настойчивым, чем когда-либо, если бы он был в хорошем настроении. Тот, с кем вы встречались всего три раза, еще не был кандидатом на прозвище. Чанбин, однако, и пустое выражение на лице Феи ничего не говорило о чувствах Феликса по этому поводу.       — Ой, неужели? Извини, должно быть, сорвалось с языка. Я не бу-       — Нет! — Феликс чуть не заорал в лицо Чанбину, прежде чем снова отпрянуть. — Нет, я не возражаю, если ты будешь называть меня так. У меня никогда не было друзей, которые давали бы мне прозвища. Приятно быть с кем-то так близко знакомым.       Из того, что Чанбин слышал от Феликса раньше, казалось, что он не был особенно близок ни с кем в царстве Фейри, кроме своей матери, и хотя это были действительно особые отношения, наличие дружбы открывало много других дверей в чьих-то эмоциях таким образом, как семейная связь не могла. Вероятно, это была еще одна причина, по которой Феликс вел себя так с незнакомыми ему людьми. Но Чанбин хотел попытаться изменить это.       — Ладно, Ликс. Можешь звать меня Бин, если хочешь.       — А как насчет Бинни?       — Э-э, д-да. Это тоже круто. Все, что захочешь, — прохрипел Чанбин, пытаясь казаться беспечным, но потерпел неудачу, когда почувствовал, что теплый мед заменил лед в его венах от прежнего, лихорадочное счастье делало все возможное, чтобы заставить его улыбнуться тому, как Феликс подпрыгивал на каблуках от их цветущих отношений. — Могу я спросить тебя кое о чем?       — Конечно, дружба – это сделка "дай и получи". Или, по крайней мере, это то, что я прочитал в книге, которую купил, когда был здесь в последний раз, — пробормотал Феликс себе под нос, но Чанбин не упустил этого, делая все возможное, чтобы не ворковать на Фею.       — Почему ты не связывался со мной с прошлой недели? Я подумал, что после нашего разговора ты захочешь вернуться сюда, ко мне.       Теперь, когда он сказал это вслух, он понял, как раздражающе и навязчиво это прозвучало, и, оглядываясь назад, он пожалел, что вообще открыл рот.       — Ну, я хотел, но понял, что у меня нет никакой возможности связаться с тобой. У меня нет телефона, который есть у людей, и моя магия не может проникнуть через барьер Института, чтобы отправить тебе сообщение таким образом.       Это было нечто такое, что даже не пришло в голову Чанбину. Чтобы свести к минимуму возможность проникновения или нападения, каждый Институт по всему миру был окружен защитным барьером, так что никакая магия Нижнего мира не могла пробить его снаружи. Даже такие вещи, как сообщения, которые передавались с помощью магии, не могли пройти через него, поэтому Феликс был в недоумении относительно того, как он должен был связаться с Чанбином. Конечно, у него также не было телефона. Поскольку до прошлой недели ему не нужно было разговаривать ни с кем из человеческого мира, у него не было причин для этого.       — Кроме того, ты сказал, чтобы я дал тебе знать, если захочу придти, так что я не хотел неожиданно врываться, как в прошлый раз, — заявил Феликс, пожимая плечами, прежде чем то, что можно было описать только как проблеск надежды, появилось в его широко раскрытых глазах. — Но почему? Ты этого хотел?       Чанбину было бы так легко прямо опровергнуть предположение Феликса, но к чему это приведет? Заставит ли это его чувствовать себя более уверенно в ситуации, когда он все еще пытается убедить себя, что ничего не чувствует к Фее? Это, несомненно, заденет чувства Феликса, и Чанбин только что поклялся себе, что никогда этого не сделает. Так зачем же пытаться держать это в секрете?       — Да, наверное, хотел. Я хочу поддерживать контакт со своим новым... другом. Я знаю, что просил дать мне знать, если захочешь придти, но ты не обязан. Приходи ко мне, когда захочешь. Кроме того, нам действительно нужно достать тебе телефон.       Эта совершенно захватывающая дух улыбка, которая осветила звезды на щеках Феи, была нарисована на его лице еще раз, и Чанбин подумал, что ему придется пересмотреть свою непреклонность в том, что он не испытывал никаких чувств, кроме платонических, к молодому человеку перед ним.       — Тогда ладно. Спасибо, Бинни.       Именно то, что Фея сделала дальше, действительно сумело расшевелить сердце Сумеречного охотника, заставляя искры отскакивать от его кожи при соприкосновении. Феликс нежно обхватил лицо Чанбина своими нежными руками, прижавшись лбом к лицу Сумеречного охотника, когда тот закрыл глаза и гармонично захихикал, когда их носы осторожно соприкоснулись.       — Э-э, Ликс? Что ты... что это?       — Хм? — Фея замурлыкала, когда он приоткрыл глаза ровно настолько, чтобы взглянуть на Чанбина. — Это просто жест между друзьями и семьей, который мы используем в моем королевстве. Это означает нашу связь, что мы всегда будем связаны друг с другом и будем рядом. О, подожди, это не нормально?       — Порядок. Это абсолютно нормально.       Чанбин практически растаял, когда Феликс остался на месте, сжимая обе его руки своими мягкими. Даже если они были в этот момент просто друзьями, это все равно казалось чрезвычайно интимным, будучи так близко друг к другу, в жесте, который означал их недавно сформированную связь, и Чанбин действительно не хотел, чтобы это закончилось.       Только когда они услышали, как кто-то прочистил горло позади них, Чанбин поспешно оттолкнул Феликса, не пропустив небольшой укол боли, промелькнувший на лице Феи.       — Так, так, так. Мы, конечно, никогда не получаем такого приема от Бина. Это кажется несправедливым, — Хёнджин хихикнул, увидев свекольно-красный румянец, покрывавший лицо Чанбина.       Чан и Чонин выглянули из-за спины Вампира, как раз вовремя, чтобы увидеть, что имел в виду Хёнджин.       — Только люди, которые приходят вовремя на собрания, получают от меня такое приветствие, придурки, — отрезал Чанбин, схватив Феликса за руку и потащив его в комнату, в которую уже вошли Джисон и Минхо.       Изо всех сил стараясь не обращать внимания на тихий шепот позади себя, Чанбин почувствовал, что все раздражение исчезло, когда он почувствовал, как Феликс сцепил их пальцы, обернувшись, чтобы увидеть, как Фея практически сияет на него. Да, со стороны Чанбина требовалась большая переоценка, которая, как он был уверен, откроет перед ним множество новых возможностей.