ДАВАЙ, ПРИНЦЕССА, ТАНЦУЙ
— Кто идёт на дискотеку, сдайте деньги Илье Михайловичу, — объявила Ольга Леонидовна на классном часу. Класс оживлённо загудел, Ванька же только вздохнул. — А можно подружку привести? — спросил кто-то. — Никаких подружек, — отрезала классная руководительница. — И никакого алкоголя тоже, имейте в виду. Вас на входе будут обыскивать. Ваня мысленно содрогнулся. Нет, на входе он точно стоять не будет, а вот если Сашка согласится помочь, то пусть туда и идёт… За последние три года Ванька не пропустил ни одной школьной дискотеки, и вовсе не от великой любви к танцам в душном актовом зале под самые отвратные попсовые хиты всех времён и народов. Всё дело было, конечно, в Илье: только придя на работу в школу, он сразу подвизался на поле внеклассных активностей. С ним они наконец начали проявлять себя на олимпиадах — раньше никому из учителей до этого просто дела не было. Он вывел ежегодные предпраздничные капустники на новый уровень: теперь это были реальные соревнования между классами в том, чтобы показать самое яркое выступление. А уж как все друг друга старались перещеголять на последних звонках! Ну и дискотеки, да. Ваня не знал, какими они были до прихода Ильи, но, судя по всему, это было действо сугубо приличное и потому абсолютно непопулярное — вплоть до того, что туда школьников сгоняли едва ли не по обязаловке. Илья настоял, чтобы учителя не присутствовали всё время в зале; Илья же придумал систему с билетиками — за пятьдесят рублей ученик получал кружочек, вырезанный из линолеума, который давал право на проход на дискотеку и упаковку сока. Музыку обычно включал физрук, он же одним глазом присматривал за порядком; сам Илья и ещё одна учительница, вызвавшаяся добровольно, ходили патрулём, проверяя время от времени и туалеты, и раздевалки, и коридоры. Казалось бы, при таком раскладе невозможно избежать конфликтов, пьяных драк и просто некрасивых ситуаций, однако Илья предусмотрел и это, создав целую сеть из лояльных старшеклассников, которые за обсуждаемые бонусы всё время находились в актовом зале и следили, чтобы никто ничего не натворил. И Ваня, конечно, сейчас возглавлял эту группу. — Белогородцев-то пойдёт? — Тоня повернулась на стуле, уже не обращая внимания на то, что продолжала говорить Ольга Леонидовна. — У нас половину грипп скосил, считай, что только мы с тобой и остались. — Я спрошу, — кивнул Ванька, не распространяясь, что сам уже успел об этом подумать. — Если не работает, может согласиться. — А он разве не мечтает пригласить тебя на медляк? — понизив голос, поддразнила Сахнова. — Он много о чём мечтает, — фыркнул Ваня, — но ты об этом вряд ли узнаешь. Тоня закатила глаза и демонстративно отвернулась. Они это уже проходили — подруга требовала подробных отчётов о свиданиях, а Ванька ничего из себя выдавить не мог кроме стандартных отговорок «Ну, всё было прикольно». Сама она в красках расписывала, куда её звал Юра, как себя вёл и сколько раз целовал (на более интимные детали было сразу наложено табу), но Ваня так не мог. Да и стоило ли называть их встречи наедине свиданиями? Они вовсе не ходили держась за ручки, не водили друг друга по кафешкам, не целовались на прощание, не дарили пылесборники и букеты. Они гуляли, иногда пили, кормили собак, разговаривали обо всём на свете. Спорили до хрипоты, а потом Саша рычал что-нибудь злое, курил одну за другой и молчал, кусая губы. В таких случаях, как выяснил Ванька, можно было только ждать — спустя какое-то время Белогородцева «отпускало», и он снова становился собой. А ещё Ваню не могло не радовать, что свитер Сашке пришёлся впору и, похоже, понравился, по крайней мере, он носил его почти всё время, и Ванька только улыбался, глядя, как тот привычным уже движением прячет ладони в рукавах. — Будешь пытаться протащить Юру? — спросил Ваня у Тони, когда урок закончился. В раздевалке наверняка собралась гигантская очередь, так что они не спешили, лениво помогали дежурным переворачивать стулья. — Он не пойдёт, даже звать не буду, — вздохнула Тоня. После истории со впиской она пару дней ходила сама не своя, но потом Юра нашёл способ загладить свою вину, и мир в их паре был восстановлен. Подробностей Ванька предпочёл не знать. — Но оно и к лучшему, — Тоня подняла последний стул в ряду, — где он, там обязательно какая-нибудь жесть. А мы с тобой не развлекаться идём, а работать. Фраза была совершенно не Тонина — но за кем она повторяла, Ваня сообразить не мог. За кем-то из взрослых, наверное. — А знаешь, кто в этот раз с Ильёй… Михайловичем дежурит? — спросила она вдруг. — Наша! Ольга Леонидовна. Ванька только хмыкнул — теперь стало понятно, откуда у излишней серьёзности ноги росли. — Какие планы на вечер? — спросил он скорее из вежливости, чем из реального интереса. Список домашки ужасал даже его, а ещё ведь надо было сделать то, что задали на курсах. — Не сдохнуть, — в тон его мыслям откликнулась Тоня. — Как будто не каникулы на носу, а конец света. На улице, едва выйдя за территорию школы, Сахнова вытащила из кармана куртки пачку тонких сигарет и, торопливо щёлкнув зажигалкой, затянулась, прикрыв глаза от удовольствия. Ванька покачал головой, но промолчал: одного разговора на повышенных тонах ему хватило, чтобы не поднимать тему снова. Курить Тоня начала тогда же, когда помирилась с Юрой после вписки. Она как раз эмоционально что-то рассказывала, когда вот так же не задумываясь, словно делала это каждый день, вытянула из кармана сигарету и прикурила. Ваня остолбенел и вообще перестал слышать, что она говорит, только смотрел, как она неспешно выдыхает дым, затягивается снова, стряхивает пепел… Тоне пришлось помахать ладонью у него перед носом, чтобы вывести из ступора. — Зачем? — глупо спросил Ванька. И Тоня в ответ разразилась раздражённой тирадой о том, что она уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, что ей делать, что она вообще старше Ваньки и что он ей точно не указ. И никто не указ. И что раз она поддержала Ваню в его непопулярном решении общаться с Белогородцевым, то вправе требовать зеркального уважения и к своим поступкам. Декабрь никогда не был Ванькиным любимым месяцем. День рождения, Новый год, сумасшедшее желание учителей впихнуть как можно больше знаний в головы учеников, чтобы они не растряслись за двухнедельные каникулы… Дискотека опять-таки. И теперь вот новая Тонина привычка, появившаяся тоже в декабре. И погода в этом году тоже как будто издевалась: обильные снегопады сменялись дождём, в результате чего хождение по улицам превратилось в чудеса акробатики на льду. Ваня успел дважды упасть, колено болело почти каждый день, и он то и дело невесело думал, что старость пришла как-то преждевременно. Ожидание дискотеки всколыхнуло сонное течение школьной жизни. То и дело Ванька натыкался на стайки девочек, обсуждающих наряды и какие-то «белые» танцы, парни, к его удивлению, от них не отставали, хотя обсуждали вопросы более приземлённые — как пронести алкоголь и согласится ли физрук сменить репертуар хоть раз, и насчёт первого Ваня радостно грел уши: Илье так проще было вылавливать несанкционированные напитки. Сашка поначалу заартачился, говоря, что дискотека — это ниже его достоинства, но услышав о возможности не писать ближайшую контрольную по математике и даже не приходить на неё, переобулся в прыжке и заявил, что счастлив будет помочь. Как Ванька и предполагал, Илюха предложил Саше стоять на входе и обыскивать гостей, а после начала в паре с Ваней следить за тем, чтобы танцующие не слишком наглели. За пару дней до мероприятия на общем сборе инициативной группы Тоня пожаловалась, что её достали попытками подкупить: половина женского сообщества успела подойти и попросить спрятать где-нибудь бутылку-другую. Саша предложил брать и оставлять себе, чем заслужил её гневный взгляд, но все остальные, включая Илью, рассмеялись. — Нам недоставало здорового эгоизма всё это время, — отсмеявшись, заметил Илюха. — Как жаль, что ты в этом году выпускаешься. — А вы передайте эту мудрость будущим поколениям, Илья Михайлович, — посоветовал Саша с самым серьёзным видом. Все снова прыснули. — А тебе какой резон дежурить? — спросил Сашка у Вани, когда они уже надевали куртки в раздевалке. — В смысле? — Мыслями Ванька был уже где-то в районе ужина, потому что обед снова пропустил, а мама точно приготовила что-то вкусное… — Ну у тебя же всё с оценками прекрасно, освобождения не нужны, да и на лбу большими буквами написано «Ненавижу дискачи, лучше бы книжку почитал». Ваня улыбнулся, не поворачиваясь. Вспомнил, как несколько месяцев назад Тоня сходу поверила в то, что он согласился пойти в клуб с Сашей, и даже в голову ей не пришло сомневаться. А сам Саша, оказывается, понимал его лучше, чем подруга детства. Звенящая тишина подсказывала, что они остались одни. Воровато оглядевшись, Ваня шагнул ближе к Саше и сделал вид, что поправляет воротник свитера, торчащий из-под косухи. Сашка нахмурился было недоумевающе, но тут Ванька притянул его к себе вплотную и мягко коснулся губ. — Ну где вы застря… Да бля! Белогородцев шарахнулся в сторону, налетел спиной на вешалку и устоял только потому, что мёртвой хваткой в неё вцепился. Тоня закрыла лицо ладонями и покраснела так, как умеют только рыжие, — вплоть до кончиков ушей и пробора в волосах. — Извините, — пискнула она полузадушенно, мигом превратившись из крутой герлы в маленькую девочку. Саша, судя по резко помрачневшему лицу, хотел прорычать что-то злое, но Ваня торопливо выпалил: — Она знает! Саш, ничего страшного, Тоня никому ничего не скажет! — Знает?! — Белогородцев задохнулся от возмущения. — Что ты ей наплёл, Наймарк? — Ничего! — Тоня отняла руки от лица, но глаза открывать не спешила. — Я вас случайно заметила. На концерте. Но я никому правда не говорила! Это ваше дело, мне-то что… Саша медленно отлепился от вешалки, передёрнул плечами, поправляя куртку. — Хоть слово — и ты пожалеешь, что родилась. Тоня закивала, всем своим видом демонстрируя, что всё поняла и осознала и вообще могила. Саша грозно глянул на неё ещё раз для острастки и повернулся к Ваньке: — Ты тут ночевать остаёшься? Если нет, то пошли. Ваня, уже готовый к тому, что Сашка по своему обыкновению сейчас сбежит, облегчённо выдохнул. — Илья мой брат, — сказал Ванька, когда они уже попрощались с Тоней. — Мне не сложно ему помочь. Поэтому я третий год на дискотеках дежурю. Саша кивнул, и пылающий кончик сигареты описал полукруг в темноте. — А у тебя… Есть кто-нибудь? — осторожно поинтересовался Ваня, скрещивая пальцы в кармане. — Да, — коротко бросил Белогородцев. И замолчал, будто не собираясь развивать тему. Размышляя, стоит ли спрашивать дальше, Ванька прошёл вперёд и не сразу заметил, что Сашка не шагает рядом. — У меня три сестры, — сказал он, дождавшись, когда Ваня обернётся, обнаружив пропажу. — Не родные, сводные. По матери. — Белогородцев глубоко затянулся — огонёк сигареты вспыхнул ярче. — Правда, их папаня тоже куда-то слился. Не везёт моей мамке с мужиками. — С тобой повезло, — прошептал Ванька. Саша хрипло рассмеялся. — Она так не думает, поверь. — Зато я думаю! — горячо возразил Ваня. Пожав плечами, Сашка кривенько улыбнулся. — Чтобы думать, надо уметь это делать, — произнёс он менторским тоном. И, прежде чем Ванька возмутился, добавил: — У матери этот навык до сих пор не обнаружен. У подъезда он скомкано попрощался и быстро исчез в сгущающихся декабрьских сумерках, оставив Ваню в одиночестве соображать, чем он заслужил внезапное откровение.***
Дискотека оказалась тем ещё испытанием для нервов Ваньки — впрочем, он этого ожидал и даже почти не морщился, пробираясь между танцующими школьниками. То есть это они думали, что танцуют, сам же Ваня иначе как эпилептическими конвульсиями их дрыганье назвать не мог. Сколько раз ему наступили на ногу и заехали локтем под рёбра, он не считал, зорко выглядывая, не сверкнёт ли стеклянная тара в бликах от дискошара, который в этом году притащил кто-то из девятиклассников. Цветомузыка у них тоже имелась — повешенные через равные промежутки группами по четыре фонарики, включающиеся только в одном определённом порядке. Музыка била по ушам, парочки обнимались, по стенке жались слишком нерешительные или пришедшие «за компанию». Ольга Леонидовна уже умудрилась отловить в женском туалете пяток несанкционированно проникших туда парней — к глубокому расстройству пригласивших их девушек. Илья так не зверствовал, но и на его долю выпала драка, которую он быстро пресёк, благо повыяснять отношения приспичило восьмиклассникам — им оказалось достаточно одного громкого окрика и вздёргивания за воротник рубашки. Саша, заглянувший на десять минут в зал и смотавшийся обратно на вход, похвастался Ваньке, что они изъяли разнообразного алкоголя на пару ящиков и дядя Женя милостиво согласился поделиться с ним уловом. Тоня юркой рыжей рыбкой скользила в толпе, не привлекая к себе внимания, но бдительно следя за обстановкой. Из их группы она серьёзнее всех относилась к своим обязанностям и больше всего заботилась о том, чтобы ни одна девушка не была ни к чему принуждена против воли. Правда, казусы у неё встречались гораздо чаще, чем попавшие в беду овечки, но Сахнову такая статистика не огорчала и не останавливала от дальнейшего причинения добра. Ваня выскользнул в коридор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Конечно, школьный актовый зал с набившейся в него молодёжью ни в какое сравнение не шёл с тем клубом, где проходил концерт: о нормальной вентиляции тут и не слышали, даже отсутствие сигаретного дыма ничуть не улучшало обстановку. — Да точно говорю, он её трахает! — послышался рядом голос Злочевского. Вздрогнув как от удара, Ванька резко обернулся, но Дима с Андреем его не видели, продолжали обсуждать какую-то парочку. — Кто тебе сказал? — переспросил Шульц. Ну да, он не представлял, что кто-то может просто знать, в его картине мира всем обо всём сообщали третьи лица. — Да ты посмотри на них! — Но она же старая! — Для Наймарка — в самом соку. Ваня непроизвольно сжал кулаки и втянул воздух сквозь сжатые зубы. Они обсуждают его?! И какую-то неизвестную девушку? Но как такое может быть? Ладно бы если опять с Тоней пытались их поженить… — Хотя да, я слышал, что его чуть ли не психом другие учителя считают… — А у этой у мужа небось давно не стоит, вот и ищет, на чей бы хер присесть… — Может, у Вано спросим? Он наверняка знает? — вдруг предложил Андрюха, и до Ваньки дошло, что предмет их обсуждения — другой Наймарк. Илья. Он дёрнулся было вперёд, мечтая расквасить нос хоть одному, чтобы заткнуть их поганые рты, и неважно, что вдвоём они легко его заломают, а потом ещё и от Илюхи достанется за драку… но его остановила чья-то тяжёлая рука на плече. — Не стоит, — шепнул Сашка и, отодвинув Ваньку с дороги, небрежной походкой двинулся к сплетникам. Дальше всё произошло как в замедленной съёмке: вот Саша шагает поближе к Шульцу со Злочевским и словно бы приобнимает их, вот он что-то говорит — губы шевелятся, но Ванька не различает слов, вот улыбается приветливо, словно они тут все лучшие друзья… И, резким движением сведя руки, сталкивает парней лбами. — А теперь — тикаем! — Сашка снова оказался рядом, схватил за предплечье, потянул за собой. Ваня не сопротивлялся, послушно дал себя увести — по узенькой лестнице наверх, на «антресоль», где была женская раздевалка. Мужская располагалась этажом ниже, и войти в неё можно было только через спортзал, который сейчас был закрыт. Строго говоря, «антресоль» сложно было назвать полноценным этажом, скорее каким-то внутренним балкончиком, плодом фантазии безумного архитектора. У лестницы перила были только с одной стороны, и Ваня с замиранием сердца делал каждый шаг, боясь оступиться и загреметь вниз. Наверху оказалось две двери — одна сразу по ходу движения и вторая в дальнем углу. Ваня завертел головой, не понимая, куда идти, он сюда раньше никогда не поднимался за все десять лет учёбы; а Сашка, словно каждый день сюда приходил, уверенно пошёл к дальней. Она не была заперта. Комнатка оказалась складом всякого ненужного хлама — старых столов, стульев, каких-то вёдер, швабр, рулонов бумаги, даже штор или занавесок вроде тех, что висели на сцене в актовом зале. Пока Ванька осматривался, Саша ловко проскользнул к одной из парт, свободной от мусора, и поманил к себе. — Добро пожаловать в мою тайную пещеру, — ухмыльнулся он. Пробираясь к нему, Ваня умудрился уронить на себя огромный транспортир и запнуться о свёрнутый в рулон коврик — скорее всего, из кабинета началки. — Как ты со своей патологической неуклюжестью всё время в синяках не ходишь? — хохотнул Сашка, усаживая его на парту рядом с собой. — Хожу, ты их просто не видишь, — кисло улыбнулся Ванька. Настроение стремительно утекало в минус. — Интригуешь? — вздёрнул бровь Сашка. Ваня не ответил, разглядывая парту. На ней, как на любом школьном предмете, чистого места не осталось, всё заполняли надписи — где-то ручкой, а где-то и процарапанные. Современная наскальная живопись — в детях словно говорит память веков, заставляя их метить всё, к чему они прикасаются. «Настя дура», «Петров козёл», «С И С Ь К И», рисунок чего-то, напоминающий те самые сиськи из предыдущей надписи, «Анатолий Борисович педик», «ИК — старая швабра», «СО2»… Снова тот неграмотный химик со скамейки у Башни? — Ты о чём? — переспросил Сашка, и Ванька осознал, что последнее произнёс вслух. — Формула углекислого газа, — Ваня ткнул пальцем, показывая, — пишется не совсем так. Двойка должна быть меньше. — Это не формула, — быстро ответил Сашка. Ваня поднял на него недоумевающий взгляд, но ничего не успел сказать — Белогородцев рывком подвинулся ближе и поцеловал его. Где-то под ними гремела школьная дискотека, хлюпали разбитыми носами Димон с Андрюхой, Тоня отчитывала кого-то за руки на бедрах тринадцатилетней Ани, Илья с Ольгой Леонидовной наверняка занимались чем-то правильным и полезным, дядя Женя выбирал, какую бутылку будет дегустировать первой… А здесь Сашка, словно с цепи сорвавшись, жадно целовал Ванькины губы, врывался языком в его рот, прикусывал и тут же зализывал, а его руки, осмелев, уже забрались под футболку и гладили Ванькин живот, поджимающийся от холода и удовольствия. И Ванька, поддавшись захватившему его вихрю наслаждения, подался вперёд, ещё ближе, зарылся пальцами в волосы Сашки, забывая о глупостях, которые услышал пятнадцать минут назад, забывая и о том, что их тут может кто угодно застукать, как недавно Тоня в раздевалке, ведь мира больше не существовало для него, он схлопнулся до каморки с расписанной партой. Тяжело дыша, Сашка наконец смог от него оторваться и, судя по захмелевшему взгляду, уже собирался стянуть с Ваньки футболку и продолжить исследование его тела, как шум с той стороны двери заставил их обоих насторожиться. Кто-то словно бы врезался в стену рядом, потом подёргал ручку, не понимая, в какую сторону надо тянуть, чтобы открыть, а потом дверь начала медленно открываться. Но прежде чем Ванька успел увидеть, кто им помешал, Сашка нырнул под парту, сдёргивая его за собой. Дверь снова захлопнулась, и теперь Ваня слышал звуки какой-то возни, тяжёлого дыхания, влажных причмокиваний. Неужели кто-то тоже решил, что каморка у женской раздевалки — отличное место, чтобы побыть наедине? — Давай их напугаем? — прошелестел Сашка. Ванька, поразмыслив, кивнул. Не то чтобы ему хотелось именно напугать, скорее — вернуть себе в единоличное пользование комнату и продолжить начатое. Сашка жестом ему показал — «На счёт три», и Ваня приготовился уже выскочить из-за парты, как услышал то, что заставило его замереть и побледнеть. — Илья, нет, дети же могут зайти, не здесь, не надо… Илюша! — фраза оборвалась звяканьем пряжки ремня и громким стоном. Но Ванька успел узнать голос: это была Ольга Леонидовна. А Илья, к которому она обращалась… Невзирая на очень явные протесты Сашки, который пытался его удержать на месте, Ваня осторожно выглянул в проход, держась как можно ниже. От увиденного у него зашумело в ушах, а ещё почему-то сильно затошнило. Его старший брат, со спущенными брюками и трусами, ритмично толкался бёдрами вперёд-назад, придерживая одну ногу его замужней классной руководительницы на весу, нагло задрав ей юбку до талии. Одной рукой Ольга Леонидовна цеплялась Илье за шею, а вторую опустила на ягодицу, оставляя на бледной коже красные отметины от ногтей. Сашка затащил его обратно под парту, прижал к своей груди, закрывая уши, но Ванька всё равно услышал, как вдруг хрипло и протяжно застонал Илья. Ваня весь сжался, зажмурился, пытаясь заставить себя слушать только заполошный стук сердца Саши и не думать о том, что совсем рядом его старший брат действительно трахает женщину заметно старше себя. Впервые, наверное, в жизни Дима Злочевский оказался прав. И Ваньке от этого отчаянно хотелось плакать.