ПО ДОРОГЕ ВЕЧНЫХ ЗВЁЗД
Январь, вопреки ожиданиям, не пролетел, как обычно бывало, а размазался бесконечной манной кашей, что тянулась и тянулась, и конца ей видно всё не было. Ванька то и дело смотрел на календарь, висящий у них на кухне, но тот никак не собирался перелистываться на весну. Новогоднюю ночь Ваня попытался проспать, но заявившаяся в час Тоня решительно выволокла его гулять, не слушая никаких возражений. Илья, сидевший с каким-то потухшим видом, предложил составить им компанию: чтобы присмотреть и не дать натворить детям глупостей — по версии для родителей, чтобы сбежать подальше от маминых разговоров о будущем — на самом деле. На улице они сначала прибились к компании, запускающей фейерверки, затем отпочковались и бродили с час по дворам, а потом Илюха неудачно спотыкнулся и скатился вниз с горки. Или удачно — с какой стороны посмотреть. Поднявшись обратно, он скинул вниз ржущую молодёжь и повторил свой спуск, но уже гораздо изящнее. Ощущение стремительного скольжения вниз, в темноту, неожиданно увлекло Ваньку. Очень скоро он осмелел настолько, что даже рискнул прокатиться на ногах — не с самого верха, с середины. Илья, впечатлившись, показал ему большой палец и повторил подвиг. Тоня, наблюдавшая за ними с горки, радостно захлопала в ладоши. Домой Ванька с Илюхой вернулись в пять утра, мокрые, уставшие, но довольные, предварительно проводив Тоню и сдав её на руки матери. Наймарки-старшие, к счастью сыновей, уже спали. Ваня предложил брату остаться, но Илья отказался, сказав, что не заснёт на раскладушке, а до его съёмной квартиры можно было и пешком дойти. — Вещи в стирку только кинь, — посоветовал он перед уходом. А первого января, когда Ваня наконец проснулся (было уже после полудня), нагрянул туман. Не в прямом, конечно, смысле: погода, будто издеваясь, стояла на удивление ясная и морозная, зимнее солнце на голубом небе обманчиво ярко светило и дразнило обещанием тепла. Состояние, в которое Ванька погрузился, напоминало его осеннюю хандру после первой ссоры с Сашкой, но одновременно было совершенно другим. Теперь-то он точно знал: виноват только он сам. Он оттолкнул Сашу, так что тот имел полное право обижаться. И извиняться ему надо первому, только сначала дать время Белогородцеву остыть. Каникулы Ваня решил посвятить тому, чтобы узнать о возможностях обучения за границей. Мысль об этом зрела давно, но только сейчас выпал шанс изучить вопрос внимательней. С помощью Ильи он нашёл в интернете информацию о том, какие программы есть в вузе, куда он поступал, — получалось, что на третьем курсе вполне реально было попасть на стажировку в той стране, которую он выберет своей специализацией. — Ты собираешься свалить отсюда? — спросила Тоня, когда Ванька поделился с ней своими соображениями. — А как же твоя семья? Друзья? Белогородцев драгоценный? Ваня пожал плечами. — Может быть, мне там и не понравится. Да и потом — стажировка же временная, потом мне придётся возвращаться и писать диплом здесь. — Ну, смотри сам. — Тоня крутила в пальцах сигарету, забывая затягиваться. — Я-то тебя откуда угодно дождусь, хоть из армии. Она допытывалась о том, что произошло между ними на дне рождения, но Ванька молчал как партизан и отказывался говорить о Сашке вообще. Подруга, конечно, понимала, что ему есть что скрывать и секрет этот не из приятных, но вынуждена была отступить — Ваня надеялся, что из чувства такта. Он так и не высказал ей ничего по поводу договорённости с Ильёй за его спиной, сначала забыв, а потом… Потом всё это стало совершенно не важно. Потому что сделанного отменить Ваня не мог, а в его собственных решениях Сахнова точно не была виновата. — В армию я точно не собираюсь, — вздрогнул Ванька. Тоня смерила его задумчивым взглядом. — А я бы сходила. Жаль, у нас туда женщин не зовут. Ваня про армию знал только со слов одноклассников — Илья тоже не служил, но по каким причинам, Ванька не узнавал. Место это казалось ему филиалом ада на земле, и он заранее решил, что сделает всё, чтобы туда не попасть. В последний день каникул, убираясь в комнате, Ваня нашёл на столе флаер магазина, где работал Сашка. Покрутил в руках, ощущая смутную тяжесть в груди. И, вздохнув, сложил и убрал под обложку паспорта — до лучших времён. Этот жест остро напомнил ему о другой бумажке, которую он вот так спрятал — о Тониной записке. Похолодев, он схватил первый попавшийся учебник, пролистал, встряхнул, откинул. Куда же он её засунул? Перебрав учебники, он проверил дневник и перетряс тетради, но сложенный вчетверо лист как корова языком слизнула. Присев на краешек стула, Ванька постарался вспомнить: может быть, он всё-таки выкинул её? Но память чётко сохранила картинку: он открывает учебник и оставляет между страницами бумажку, выпавшую из дневника. Закрыв лицо ладонями, Ваня едва не застонал вслух: ну что ему стоило сразу прочитать! Зачем вообще надо было её оставлять, приносить домой, прятать? Он открыл по очереди три ящика стола и перебрал их содержимое, заранее понимая, что всё зря. Записка пропала — и кто её забрал, оставалось только гадать. — Иваша, — мама стукнула по открытой двери костяшками пальцев, — тебе помочь? Я пакеты для мусора принесла. Глядя на мамино лицо, такое открытое, с такой искренней заботливой улыбкой, Ваня помотал головой. Нет, никто из домашних не мог её взять. Скорее записка выпала где-то в школе и потерялась, и раз никаких слухов не поползло, значит, она окончила своё существование в мусорке. — Я почти всё, — сказал он вслух. — Спасибо. Мама прошла в комнату, присела на корточки, стала складывать в пакеты то, что Ванька свалил на пол, собираясь выкидывать. — Мам, да я сам могу, не надо, — пробормотал Ваня. Но она, конечно, только отмахнулась, мол, ей помочь совершенно не сложно. Ваня, кидая на неё украдкой взгляды, подумал: а не рассказать ли про Сашу? Попросить совета. Объяснить про то, как всё кажется пресным. — А в шкафу ты разобрался? — спросила мама. — У тебя же там чёрт ногу сломит! — Конечно. — Ванька распахнул створку. — Ревизор доволен? Мама подошла ближе, подравняла стопку футболок, поменяла местами брюки и свитера и, отступив на шаг и обозревая результаты работы, всё-таки кивнула. Напоследок она поцеловала Ваню в макушку и ушла, забрав с собой мусор. Когда началась учёба, Ванька безразлично отметил, что даже не пытается встретиться с Сашкой в школе. Он, как и раньше, прилежно занимался, выполнял домашние задания, отвечал у доски, когда спрашивали (только не у Ольги Леонидовны, на которую даже глаз поднять не мог), но почти не чувствовал желания сделать что-то сверх необходимого. Учителя его хвалили, он кивал и механически шёл на следующий урок. В библиотеке не появлялся, столовую обходил стороной, принося с собой бутерброды. Тоня, которая и так терпеть не могла школьные обеды, радостно составляла ему компанию на большой перемене, рассказывала про Юру и свои планы. По её словам выходило, что они едва ли не жениться после школы собираются и Ванька уже приглашён на свадьбу. — Мы договорились, что на выходных сходим в кафе, — сообщила Тоня, когда они вместе с Ванькой шли домой. — Не хочешь с нами? Ванька с недоумением на неё покосился. — А теперь-то я вам зачем? С вами снова кто-то напросился, и я нужен для отвлечения? Прозвучало это жёстче, чем он хотел, и почти сразу Ванька пожалел о своих словах. — Ах да, конечно, я же тебя могу позвать только ради этого, — зло ответила Тоня. Она остановилась и упёрла руки в бока. Ваня по инерции прошёл немного вперёд, прежде чем обернуться. Подруга прямо-таки олицетворяла собой богиню гнева местного пантеона: рыжие волосы змеями выбивались из-под шапки, оттеняя бледное лицо; губы были сжаты в тонкую линию, глаза прищурены, ноздри раздувались. — Эй, ты чего? — опешил Ваня. Да, он отреагировал резко, но не так, чтобы из-за этого можно было буквально взбеситься. — С тех пор как ты связался с Белогородцевым, я перестала тебя узнавать! — выплюнула Тоня. — Где мой милый Ванечка, которого я знаю всю жизнь?! Где милый домашний мальчик, которого везде надо за ручку водить, иначе он потеряется?! — Что?.. Ванька вытаращился на Тоню, словно впервые в жизни увидел. Он даже не понял, о чём она говорит, потому что слова больно резанули по живому: значит, он для неё всего лишь мальчик, которым она может управлять, реализуя потребность кого-нибудь воспитывать? И вся их дружба строилась только на этом? — Что слышал! Из-за Белогородцева ты стал каким-то диким, шляешься непонятно где, собак каких-то прикармливаешь… Ты вообще понимаешь, что они — рассадник бешенства?! А если тебя укусят? — Кто меня укусит, Сашка? Мысли в голове смешались, и Ванька даже не задумывался над тем, что говорит. Обида обжигала изнутри, и надо было как-то ответить, но ведь Тоня всегда была его лучшей подругой, разве мог он обидеть её, пусть и в ответ? — Сашка! — скривившись, передразнила Сахнова. — Слышал бы ты себя, когда имя его произносишь! — В нём всё дело, да? — догадался Ванька. — Нет! — Тоня среагировала слишком быстро для того, чтобы это было правдой. — Мне плевать на него. Я о тебе беспокоюсь! Ваня подцепил большими пальцами лямки рюкзака, чтобы чем-то занять руки. Чем дальше, тем больше этот разговор казался ему каким-то фарсом. Могла ли Тоня специально его провоцировать, чтобы добиться какой-то цели? — Странный способ ты тогда выбрала, — вздохнул Ванька. — Если тебе так не нравится то, кем я, по твоим словам, стал, то что ты тут делаешь? Спасаешь от Сашки и собак? Я их, кстати, не боюсь. Тоня мгновенно вспыхнула и отвернулась. Это был нечестный удар, но Ваня уже просто не знал, что же делать. В детстве Сахнову укусил соседский пёс — достаточно сильно, чтобы её увезли в больницу и зашивали рану на ноге. Причём Тузик до этого никогда не проявлял никакой агрессии, его любил весь их двор, и Ванька с Тоней частенько с ним играли: пёс охотно носил палки, которые они ему швыряли, а уж за оставшиеся после обеда косточки душу готов был продать. В тот раз всё тоже начиналось невинно: они бегали по детской площадке, Тузик за ними. В какой-то момент Тоня, устав, остановилась, упираясь ладонями в колени, пёс подбежал к ней, обнюхал… И вдруг из милой плюшевой дворняжки превратился в дикого волка: зарычал, встопорщив шерсть на загривке, и вцепился в худое девичье бедро. На крики сбежались взрослые, в том числе хозяин Тузика, дядя Лёня, оттащили пса, вызвали скорую. Никто не понял, что же так напугало его, что он не раздумывая бросился в атаку. Ванька плакал, уткнувшись в футболку Илюхи, прибежавшего позже, когда машина скорой уже забрала Тоню, и только слышал, как Тузик истошно завизжал, совсем по-человечески, а потом резкий хруст оборвал собачью жизнь. Тоня, выйдя из больницы, стала шарахаться даже от маленьких безобидных собачек, и с возрастом её страх не ушёл, а наоборот, казалось, окреп и вырос вместе с ней. Дядю Лёню Ваня тогда ещё какое-то время встречал у Сахновых дома (тот звал маму Тони очень официально — Настасья Филипповна), а потом он пропал. Илья говорил, что переехал, но Ванька почему-то вообразил себе, что тот не выдержал одинокой жизни и что-то сделал с собой. Что именно, Ваня решил для себя не конкретизировать, потому что и без того эта фантазия его дико пугала. — Вот об этом я и говорю. — Тоня потупилась, шмыгнула носом. — Раньше ты никогда бы… — А ты раньше никогда не действовала у меня за спиной, — парировал Ванька. К чести Тони, она не стала делать вид, будто не понимает, о чём речь. Только горько усмехнулась и протянула: — Значит, наверное, мы оба изменились настолько, что больше не можем дружить? Сердце болезненно сжалось. Как бы Ваня не злился, он не позволял себе задуматься о том, чтобы порвать отношения с Тоней. Та неделя, что они не общались в октябре, и так стала для него настоящим испытанием. — Нет, думаю, нам обоим надо научиться слышать друг друга, — почти жалобно выговорил Ванька. — Вряд ли это поможет теперь, — Тоня пожала плечами. — Я пойду. Можешь не провожать.***
Если в начале января время тянулось, то к середине оно вообще еле ползло. Потеряв одновременно и Сашу, и Тоню, Ванька словно оказался в вакууме — ему не с кем было поговорить или пойти погулять, и все его дни очень скоро стали абсолютно одинаковыми. Учёба в школе днём, по вечерам — домашка и книги. По субботам курсы. Хуже всего было по воскресеньям: когда родители заметили, что он снова записался в домоседы, они стали одолевать вопросами, не обижают ли его другие дети. Подавив желание закатить глаза (в шестнадцать лет ведь ни один человек себя ребёнком не считает, в отличие от его родителей), Ванька сказал, что просто хочет сосредоточиться на подготовке к поступлению. Папа на это одобрительно что-то пробормотал, мама же вздохнула и посоветовала не перетруждаться, потому что юность бывает в жизни только раз. Ваньке от её слов стало слегка не по себе. Уткнувшись носом в «Историю Великобритании», он стянул себе ещё один бутерброд с сыром и варёной колбасой и поспешно спрятался обратно в нору — в свою комнату. Он вдруг очень ярко вспомнил обещание, которое дал самому себе первого сентября: прожить этот год на всю катушку. Сначала у него, конечно, получалось — он стал своим в компании, впервые в жизни поцеловался (и уже сбился со счёта, сколько раз ещё), сходил на концерт, начал слушать музыку, почти продумал план по побегу за границу… А потом всё закончилось. И сейчас он, как насекомое, попавшее в каплю смолы, будто застыл на одном месте. Самые близкие друзья его оставили, от семьи он отдалился сам. Что ему теперь надо было делать, искать новых? Мириться со старыми? В обоих вариантах всё упиралось в то, что Ванька не представлял, как это сделать. Пиликнул поставленный на зарядку мобильник, и Ваня неохотно к нему потянулся. Сообщения ему приходили сплошь рекламные либо от оператора связи — в общем-то, можно было даже не проверять так срочно, дочитать сначала главу про правление очередного Эдуарда… «Привет, это Паша К. Что ты сделал Белогородцеву?» Сообщение с неизвестного номера ввело Ваньку в такой ступор, что тот перечитал его несколько раз, прежде чем до него дошёл смысл. «Ничего не делал, — торопливо набрал он ответ. — А что?» Потекли минуты ожидания: видимо, Паша старательно формулировал следующее сообщение, пытаясь уложиться в ограниченное количество знаков. «Он меня чуть не убил, когда я про тебя упомянул». Ванька закусил губу, размышляя. Понятно было, что Сашка ещё не отошёл, но странным показалось другое: почему он сорвался на Паше? Да ещё так, что Паша всерьёз обеспокоился? Чтобы не мучить себя вопросами, Ваня выбрал номер и нажал на кнопку с зелёной трубочкой, однако стоило пойти гудкам, как вызов был сброшен. «Не могу сейчас говорить», — пришло ещё одно сообщение. Кинув взгляд на часы, Ваня удивился: половина девятого. Паша точно не был в школе, что же могло помешать ему ответить на звонок? Если только родители были дома и он не хотел при них разговаривать? «Что случилось?» — отправил Ванька. Паша снова надолго замолчал. Ваня бездумно открывал и закрывал раздел с сообщениями в телефоне, боясь пропустить ответ: почему-то всё это казалось безумно важным. Может быть, потому что это была первая весточка от Саши за почти три недели? «Он очень нервный посл. время. Как будто скоро сорвётся о5». Ванька моргнул, переваривая. Он не сразу понял, что значит сокращение с цифрой, а когда до него наконец дошло, встал во весь рост следующий вопрос: значит, это не впервые происходит? Неужели… Неужели Паша тоже знал, куда Сашка пропадал? Положив телефон на стол, Ваня встал и прошёлся по комнате. Мысли толкались в голове боками, каждая норовила вылезти на первый план, чтобы заявить о себе — я, я тут самая верная и трезвая, думай меня! Паша говорил, что снова общаться они начали только летом перед одиннадцатым классом, это Ванька помнил чётко. Таким образом, выходило, что про девятый и десятый он мог узнать только постфактум — со слов самого Белогородцева. А Тоня была уверена, что Сашка избил своего парня до того, как пропал… Это и был «срыв»? Это то, что может грозить самому Ваньке? «Что ты имеешь в виду?» Пальцы дрожали, и Ваня, набрав текст, поспешно сжал кулаки. Всё было бы гораздо проще, если бы Паша ответил на звонок. Во время разговора Ваньке бы не пришлось ждать каждой реплики, как приговора, меряя шагами пространство между столом и кроватью, накручивать себя, предполагая, что напишет ему собеседник… «Забьёт на шк, работу, запьёт. Нельзя, ему надо держаться». Из-за ограничения в шестьдесят символов сообщения всё больше начинали походить на шифр. Ванька вздохнул, потёр лицо ладонями. «А я тут при чём?» На этот раз молчание было непродолжительным. Мобильник пиликнул и замигал конвертиком: «Поговори с ним». Торопливо почистив память — все рекламные сообщения улетели в небытие, Ванька едва удержался, чтобы не рассмеяться вслух. Да, Паше легко было об этом просить. Это не у него руки дрожать начинали и коленки подгибались, стоило вспомнить, как Сашка расстёгивал его ширинку. «Пожалуйста, это очень важно». Второе сообщение прилетело вслед за первым, стоило освободить место. «Не думаю, что это хорошая идея» — честно написал Ваня. Фантазия по-прежнему рисовала лицо избитого неизвестного парня, и в нём угадывались Ванькины черты. Сашка был выше и сильнее, а ещё явно опытней — его синяк под глазом на первое сентября, разбитые костяшки, репутация, в конце концов, говорили сами за себя. Да и то, как быстро он объяснил Злочевскому с Шульцем… Мысль вдруг спотыкнулась. Андрюха предполагал, что Белогородцева бьёт отец — тем самым он объяснял фингал. Но ведь у Сашки отца не было, только отчим. И если в отца, поднимающего руку на родного сына, Ванька, как ни старался, поверить не мог, то в случае с новым сожителем матери ситуация становилась более правдоподобной. К тому же Ваня ведь ни разу не видел, чтобы Саша дрался — только последствия стычек. «Мне кажется, он этого хочет». От нового Пашиного сообщения сердце забилось чаще. Если он прав, то всё станет как прежде. А если вдруг нет? «Разве что только для того, чтобы теперь точно меня убить», — отказываясь идти на поводу у глупого сердца, напечатал Ваня. Стоило нажать на кнопку «Отправить», как сразу свалился ответ. Удивившись, Ванька открыл его — может быть, Паша просто что-то прислал одновременно с ним? Однако это оказалось сообщение о нулевом балансе. Застонав сквозь зубы, Ванька упал спиной на кровать и зажмурился покрепче. Он так глупо потратил деньги на бессмысленную переписку и не узнал ничего, что стоило бы узнать! Вместо того чтобы строить из себя недотрогу, надо было спрашивать подробности про Сашкино состояние. Если ему правда плохо, Ванька обязан был ему помочь. Мобильник снова запищал, сообщая о новом входящем. Ванька неохотно дотянулся до него, нажал на кнопку. «Наймарк, ты не прав». Четыре простых слова, и в другой ситуации они бы обидели, но не в этот раз. Ваня перечитывал их снова и снова и улыбался, представляя, как их мог произнести сам Сашка. Это ведь была его фишка — он всех звал по фамилиям. Пашка всегда был у него Котовым, Юра — Соколовым, Ванька Наймарком, и только Тоню он почему-то отказывался звать хоть каким-то именем собственным, предпочитая насмешливое «бойцовая подруга». Мысль о Тоне кольнула горечью. Ване её остро не хватало, а она наверняка бы в этой переписке нашла десять вторых смыслов и доказала, что надо верить в лучшее. Или хотя бы сходить до магазина и пополнить счёт. Заглянув в кошелёк, Ванька разочарованно вздохнул: там нашлась только одинокая сотка. Он не помнил точных расценок, но прикинул, что этого хватит максимум на три или четыре сообщения, ну или на один короткий звонок. На который Паша, конечно, не захочет отвечать. Ваня перевернулся на бок, подсунув локоть под голову, и прикрыл глаза на секундочку. Ему надо было решить: идти до терминала или оставить всё как есть и вернуться к разговору уже завтра? В конце концов, сейчас уже было поздно, за разговором незаметно пролетело больше часа. Зевнув, Ванька пообещал себе, что пять минуточек — и он встанет и сделает уже хоть что-нибудь. И сам не заметил, как уснул.