Мам, пап, у нас любовь

СО2

      Проснувшись, Олежа первым делом несётся выглянуть в окно — проверить, а вдруг Санька уже пришёл. Он всегда провожает его до школы, а потом несётся в свою — сколько бы Олежа ему не выговаривал. Санька знает: Олежа никогда не злится на него всерьёз, и на это тоже хочется порой обидеться, но разве на него вообще можно обижаться?       Сегодня Санька сидит на лавочке у подъезда. У Олежи радостно ёкает сердце, и мама, конечно, сразу замечает его настрой: тепло улыбается, подаёт чашку чая и на яичнице рисует кетчупом улыбку. Олежа уже в девятом классе, он взрослый, но отказаться от вот этих домашних привычек не в силах. Мать целует его в макушку, подхватывает сумку и уходит — у неё много дел на работе перед отпуском.       Олежа не может ждать лифт, поэтому мчится вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Вылетев из подъезда, он, не снижая скорости, врезается в поднявшегося навстречу Саньку: знает, что тот устоит, что против не будет. Санька такой высокий, что Олежа утыкается носом ему в грудь, хотя стоит выпрямившись; он вдыхает родной запах — свежий, с лёгкой горчинкой; обнимает крепко и чувствует, как его самого стискивают сильные руки. Его Санька!       — По мороженке и в школу не пойдём? — спрашивает он, и Олежа довольно жмурится: голос вибрирует и резонирует, это смешно, щекотно и очень уютно.       На дворе сентябрь, и если они прогуляют уроки, никто даже не обратит внимание. Олежа на хорошем счету в своей школе, ну а Саньке никто не указ.       Они идут в магазин: рядом, но не касаясь друг друга, хотя расстояние между ними измеряется, наверное, миллиметрами. Санька просит у продавщицы два «волшебных фонарика». Сливочный пломбир с шоколадной крошкой больше любит Олежа, Санька предпочитает кислый фруктовый лёд; но он знает, что Олежа быстро съест свою порцию и начнёт охотиться на его.       Они ещё немного стоят на крыльце магазина, выбирая, куда пойти гулять. Солнце пригревает по-летнему, и они никак не могут решить, в какой парк направиться. Тогда Олежа предлагает:       — Давай я покружусь с закрытыми глазами, куда укажу пальцем, туда и пойдём?       Санька насмешливо фыркает, но соглашается. Он даже помогает Олеже раскрутиться и следит, чтобы тот не подсматривал.       Когда Олежа останавливается, вытянув перед собой руку, его заметно ведёт, и Саньке приходится поймать его, чтобы не дать упасть. Они оба задумчиво смотрят в ту сторону, куда Олежа указал.       — По-моему, там нет ничего, — замечает наконец Санька.       — Ну и что, — Олежа широко улыбается, — когда нас это останавливало?       Он прав — никогда. В их брожениях по району главное — компания, а не направление.       В восемь утра на улицах ещё не очень многолюдно: им навстречу попадаются другие школьники, спешащие на первый урок, бабульки, торопящиеся занять очередь в поликлинике, деды, которых жёны отправили съездить на рынок за каким-то особенным творогом или рыбой. Весь рабочий люд концентрируется в других местах — поближе к остановкам общественного транспорта.       Они идут молча. Олежа уже съел мороженое, облизал начисто даже палочку — и теперь довольно ухмыляется, заметив, как косится на него Санька. Позавчера этим же самым языком Олежа исследовал тело Саньки, и у того потом ещё с полчаса дрожали ноги. Олежа горд собой: судя по тому, как Санька краснеет, он думает ровно о том же.       Олеже безумно хочется поцеловать Саньку, и он, увидев впереди гаражи, стрелой несётся туда. Там можно спрятаться, найти укромный уголочек, затаиться, укрыться от всего мира… Олежа прокручивает в голове синонимы, петляя между строениями. В одном месте его напрягает запах, в другом кто-то шуршит — и на собаку не похоже, скорее бомж, в третьем такая дыра в заборе, что невольно почувствуешь себя в телике. На очередном повороте Санька нагоняет, дёргает на себя и, не давая опомниться, жарко целует. Олежа весь растворяется в ощущениях, в жадных движениях Санькиных губ, в сладости мороженого, в напоре языка, в сильных руках, держащих его.       Шорох, раздавшийся совсем рядом, заставляет отпрянуть их друг от друга, но это всего лишь бродячий пёс. В его взгляде читается вселенская грусть, и Санька сразу же лезет в рюкзак — отдать дворняжке бутерброды, взятые на обед.       Они уходят из гаражей, оставив собаку наедине с колбасой.       В сквер возле детского сада они даже не заглядывают: там всегда найдутся лишние глаза и уши. Они идут в ногу, для чего Саньке приходится тщательно следить за своим шагом, но это его, кажется, не беспокоит. Олежа комментирует всё, что видит, Санька тихонько посмеивается — не над ним, над всем, что оказывается под атакой Олежиного своеобразного чувства юмора.       Писк часов на Санькиной руке отмеряет уроки: вот закончился первый, вот подошёл к концу второй и начался третий. Они натыкаются на детскую площадку, удивительно пустую, и Олежа говорит, что хочет пить. Санька кивает и уходит в магазин, а Олежа тем временем садится на лавочку и достаёт из рюкзака ножик.       Нож ему подарил Санька, и он с ним никогда не расстаётся. Это небольшая раскладушка, неавтоматическая, но всё равно крутая: лезвие блестит на солнце, а чуть потёртая рукоятка даёт повод помечтать о том, как этот нож ходил с хозяином в походы, резал верёвки, грибы и иногда колбасу. Сейчас Олежа собирается использовать его, чтобы увековечить то, отчего поёт его душа.       Он успевает закончить две буквы: С и О; и начинает выцарапывать сердечко, когда возвращается Санька. Он подходит неслышно, и Олежа невольно дёргается, почувствовав на плече чужую руку. Сердечко безнадёжно испорчено: от нижней точки идёт линия вбок.       — Ты решил химию повторить? — Санька опускается на скамейку, вглядывается в надпись. — Углекислый газ, да?       В глазах щиплет, и Олежа резко отворачивается. Он легко радуется и так же легко расстраивается, и мама часто говорит, что он очень импульсивен.       Санька об этом тоже знает, поэтому придвигается ближе и осторожно кладёт ладонь на его колено.       — Что случилось? — спрашивает он, и его голос заметно теплее, чем был мгновение назад.       — Я всё испортил, — говорит Олежа едва слышно.       — Да ну что ты, — Санька улыбается, невесомо целует его в висок. — Ты никогда ничего не портишь!       Олежа обводит пальцем свою надпись.       — Я хотел написать, что у нас с тобой любовь. А теперь это… Газ твой кислый!       Санька на секунду хмурится, разглядывая буквы. Буквально через две секунды лицо его светлеет:       — Так и получилось! — Он указывает пальцем: — С — это Саша, О — это Олежа, да? А это двойка.       Олежа кивает и шмыгает носом.       — Ну и читай: Саша и Олежа пара. И так даже лучше, зачем нам с тобой девчачьи сердечки?       Олежа хмурится, но уголки его губ уже сами собой приподнимаются в улыбке. Так всегда и бывает: Санька всегда находит выход из любой ситуации.       — Ты волшебник? — шепчет Олежа, потираясь носом о Санькину щёку.       — Есть немного, — соглашается Санька.       Он принёс бутылку Фанты, и Олежа наконец жадно пьёт. Газировка красится, губы и язык у него теперь оранжевые, и Санька торопливо его целует, заметив, что для него нет ничего слаще. Олежа смеётся и отпихивает его: они всё-таки на виду, кто-нибудь может увидеть, и тогда не миновать неприятностей. Они всерьёз не верят в сказки о том, что таких, как они, бьют — с Сашей даже старшеклассники не хотят связываться, — но и скандалы их не прельщают.       День в самом разгаре, когда они доходят до старого парка. Есть ещё новый, там красивые дорожки, детские и спортивные площадки, чистый пруд; но им больше нравится тот, что зарос травой, где почти нет детей, потому что родители боятся их туда отпускать, а вместо лавочек — доски, поставленные на кирпичи. По вечерам там собираются компании взрослых мужчин с водкой и домино, но часов до четырёх Олежу с Санькой никто там не потревожит.       Они устраиваются возле древней голубятни — птиц там никто не видел уже лет двадцать точно, но домик всё ещё стоит, даже замок на калитке цел. Санька садится, прислонившись спиной к забору, а Олежа ложится, устроившись головой у него на коленях. Они молчат, каждый думает о своём. Санька перебирает пальцами волосы Олежи, и последний едва не мурлычет, так ему приятно.       Он мечтает, как они вырастут, выпустятся из своих школ, окончат университеты, найдут работы и съедутся. У них обязательно будет широкий подоконник, заставленный кактусами, по всему дому будет валяться одежда, потому что убирать её каждый раз в шкаф — смертельно скучно. Они заведут кота, назовут его в честь какого-нибудь художника, будут его баловать и раскормят до состояния шара. Пикассо или Гойя, Моне или Айвазовский? Олежа не может пока что решить. Ему надо посмотреть в глаза будущему коту, чтобы точно знать, какое имя ему подходит. Но точно не Караваджо. Олеже не нравится его мрачность, да и в звучании фамилии слышится что-то кровожадное.       Ещё у них будут часто зависать друзья. Олежа обязательно купит себе навороченный компьютер, и они будут резаться в игры до самого утра. Соседи будут на них неодобрительно коситься, но им будет наплевать.       Олежа поднимает взгляд на Саньку: тот смотрит куда-то вдаль, на губах блуждает лёгкая улыбка. Приподнявшись на локтях, он пробует заглянуть в глаза. Санька замечает его возню и поворачивается к нему:       — Неудобно?       Олежа мотает головой. Ему так удобно, что он готов провести тут всё время, пока не наступит их «жить вместе». Подтянувшись повыше, он садится, прижавшись бедром к бедру Саньки.       — Я тебя люблю, — искренне произносит Олежа.       Теперь он видит глаза Саньки, и то, сколько там тепла и ответной любви, кружит ему голову.       Они целуются долго, так что начинает саднить губы, а дыхания не хватает. Олеже кажется, что он слышит какой-то шорох — кто-то рядом прошёл? — но у него нет сил, чтобы оторваться от Саньки и проверить. Тем более что за шорохом не следует никаких других звуков, зачем волноваться и тратить драгоценные мгновения?       К сожалению, они не могут гулять до самого вечера: у Саньки сегодня дома отчим, который задаёт слишком много вопросов, если он задерживается. Вскоре после того, как заканчиваются уроки, они идут обратно. Санька провожает Олежу и уходит, а Олежа ещё долго смотрит в окно на его удаляющуюся фигуру.       Перед самым сном заглядывает мама, чтобы пожелать спокойной ночи. Олежа говорит ей, что сегодня был просто отличный день и он хочет, чтобы дальше было ещё много-много таких. Мама гладит его по голове и обещает, что всё сбудется.       Дверь в комнату закрывается с тихим стуком. Олежа закрывает глаза и вскоре засыпает.