СЛОВ НЕМАЯ СТАЯ
— Надо вставать, — пробормотал Ванька, лениво потягиваясь, но, впрочем, не делая попытки скатиться с Сашиной груди. — Илья скоро придёт. Саша глубокомысленно угукнул, но тоже не спешил отрываться от такой удобной кровати. Слегка саднило укушенное плечо, но в остальном тело находилось в таком приятном состоянии расслабленной неги, что шевелиться сейчас казалось преступлением. — Ещё постельное бельё менять, — добавил Ванька. — Ага. Дотянувшись, Ванька погладил отросший ёжик Сашиных волос. Последнее время он часто так делал, уверяя, что не встречал ещё ощущения приятней и вообще: «Не то чувство назвали оргазмом!» Саша с ним не спорил — ему эти прикосновения тоже нравились, а раз им обоим так хорошо, чего возмущаться? — Ты ещё помурлычь, — фыркнул Ванька. — Я могу, — немедленно отозвался Саша и попробовал изобразить что-то вроде «мр-р» с раскатистым р. — Я не сомневался, — Ванька довольно рассмеялся. — У тебя внутри оно так… гулко отдаётся. — Да вы, батенька, эстет, — Саша приоткрыл глаза, скосил их на Ванькину пушистую макушку. — У меня внутри… Это уже некрофилия или ещё нет? — Пусть это останется моим секретом, — собрав весь доступный ему пафос, провозгласил Ванька. — А как же «Всё твоё — моё»? — Саша изобразил обиду. — Ну уж нет, ты и так знаешь обо мне всё, вплоть до цвета моих трусов! — Сложно не запомнить — все чёрные. Быстрым движением Сашка провёл пальцами по откровенно выступающим рёбрам Ваньки, и тот, конечно же, тут же зашёлся смехом, задрыгался, пытаясь вырваться из цепких рук. В процессе шутливой борьбы они умудрились скатиться на пол — Саша упал первым, поймал Ваньку. — Ну, полдела сделано, — выдохнул он, — мы считай что встали. Ванька с недовольным стоном выпрямился, кинул взгляд на часы. Поморщился и принялся лениво вытряхивать содержимое пододеяльника — почему-то в этот раз ему досталось сильней всего. Саша поискал в себе чувство вины или хотя бы какой-то намёк на стыд, но ему было так хорошо, что отозвалось только довольное урчание. — Не лежи на полу, холодно же. — Ванька потыкал его ногой. — Любитель поболеть на ровном месте. — Да, мамочка, — привычно съехидничал Сашка. К тому моменту, когда в замке повернулся ключ, они уже сидели на кухне и чинно пили чай с самым невинным видом. — Привет, — Илья заглянул к ним, потянул носом. — Что, неужели у нас есть ужин? — У нас есть Саша, — с важным видом кивнул Ванька, — обычно к Саше прилагается ужин. — Наглый эксплуататор, — буркнул себе под нос Сашка. Илья набросился на рис с мясом (для плова не хватило овощей), как будто голодал несколько дней подряд. В принципе, так оно и могло быть, Саша прекрасно знал, что Наймарки порой переходят на полностью бутербродное меню, разбавленное столовскими обедами, и именно поэтому в каждый свой приход в гости старался им что-нибудь приготовить. — Мой нынешний класс — это что-то с чем-то, — пожаловался Илья. — Все такие деловые, уже знающие, чем будут заниматься. Представляете, сегодня мне пигалица заявила: «Илья Михайлович, зачем мне ваша математика? Я выйду замуж и буду рожать детей!» А самой-то тринадцати ещё нет! — Чтобы считать детей? — предположил Саша. — Надо же понять, когда ей льготы будут положены. Ванька хрюкнул и закашлялся — подавился чаем. Илья походя стукнул его по спине и продолжил: — Или вот пацан, Тимур. Этот, наоборот, влюблён в алгебру, обожает геометрию, но с английским у него не то что проблемы, у него… Полное отсутствие этого самого инглиша в картине мира. — А он кем собирается быть? — поинтересовался Ванька, наконец восстановивший дыхание. — Архитектором, как его отец. И тут цель, конечно, разумнее, но почему он так уверен, что всю жизнь будет говорить только по-русски? — Может, он из этих, — Ванька невнятно передёрнул плечами, — из патриотов. Илья пожал плечами и отвлёкся на вытирание тарелки куском хлеба. Саша, прикусив губу, прикинул: если он сейчас поднимет вопрос о стажировке, ничего же страшного не произойдёт? Ведь при старшем брате Ванька не начнёт ругаться… Да и самому Саше было бы неловко… — А как там твои непатриотические планы? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал максимально равнодушно. Ванька разом помрачнел. — Не очень, — признался он. — Мне всё больше кажется, что я пролечу. — У тебя же средний балл максимальный, — удивился Илья. — Зато с участием в активностях не очень, — Ванька поболтал остатки чая в кружке, но пить не стал, отставил. — А значит, у нашей старосты шансов больше. Саша едва не нырнул носом в свою чашку, пытаясь скрыть не вовремя вылезшую улыбку. Он впервые, кажется, в жизни понял, что значит слово «отлегло». Собственная радость отдавала злорадством, но Саша ничего не мог с собой поделать. — Да ладно, — сказал он вслух, справившись с эмоциями, — быть не может, чтобы тебя не взяли. — Попробуй докажи это завкафедрой, — огрызнулся Ванька. — Не ворчи, — Илья буквально излучал благодушие, — уверен, всё получится. Ваньку это не убедило, и весь остаток вечера он дулся на судьбу и старосту. Илья с Сашей изо всех сил старались его ободрить — причём Илья, разумеется, совершенно искренне, а Саша — с плохо скрываемым торжеством. К ночи Ванька оттаял и даже вышел проводить Сашу до машины, где долго с ним целовался, пока они оба не закоченели окончательно: включить зажигание почему-то никто не додумался, а мартовские ночи пока ещё соревновались с январскими по уровню температуры ниже нуля.***
Впрочем, очень скоро погода наладилась. В одно особо солнечное утро Саше даже пришлось возвращаться, чтобы, матерясь сквозь зубы, разыскать в своих шмотках солнцезащитные очки — одного шага за пределы здания хватило, чтобы в висках застучали противные молоточки, намекая на то, что мигрень не дремлет. К счастью, очки оказались достаточным средством «предохранения», чтобы дожить до вечера и даже отработать в полную силу две съёмки: Настину свадебную, где он снимал только прогулку, и свою собственную с очаровательной, практически плюшевой собакой песочного цвета. Адель так впечатлилась процессом, что напоследок встала перед Сашей на задние лапы, смешно поджав передние. Её хозяйка, смеясь, пояснила, что это «зайчик» — поза, которой Адель приучилась выражать восторг и благоговение. Тающий снег и журчащие ручьи провоцировали Ваньку на романтические мысли — он то и дело лез ласкаться, мечтал, когда они смогут наконец снова ездить на дачу («Спасибо, что картошку не сажать», — добавлял мысленно Саша), таскал по кафешкам и заставлял пробовать всякие разные приблуды, предназначенные для привлечения посетителей, но Сашу неизменно оставляющие равнодушным. Гораздо больше его радовали Ванькины горящие глаза и беспокойные руки, то и дело находящие повод коснуться. Саша и сам чувствовал, что весна накрывает его с головой. Не в том смысле, что постоянно хотелось секса, хотя, конечно, хотелось, не без этого. Скорее его тянуло любить — проводить время вместе, заботиться, делать что-то специально для Ваньки. Он даже с сёстрами виделся реже, освобождая досуг для своих недетских устремлений. Сквер возле Ванькиного университета Сашка приметил давно, но всё никак не удавалось туда выбраться — то снег, то дождь, то посвящение в студенты. Последнее было стихийным бедствием пострашнее остальных — пусть своего у Саши никогда не было, но после Ванькиного пришлось долго отпаивать того крепким чаем и заодно лечить от простуды. Как этот уникум умудрился и надраться, и простудиться, не понял ни Белогородцев, ни Илья. Ванька одобрил идею разведать дальние уголки сквера — нет-нет, разумеется, не с целью стратегического уединения, а так, чтобы знать, где можно гулять. И предложил приехать к нему сразу после пар, благо хоть раз в неделю он заканчивал довольно рано, около двух часов. Саша и приехал. Памятуя о Ванькиной нервной реакции, припарковался чуть в стороне, но так, чтобы видеть вход. В назначенный час Ванька не появился, но Саша не слишком беспокоился — мало ли, задержали на семинаре или пришлось зайти куда-то там за чем-то там. Он вылез из машины и прислонился к железному нагретому боку, вдобавок к очкам натянув по самый нос капюшон. В кармане куртки нашлись сигареты — повертев в руках пачку, Саша всё-таки сдался и прикурил. Не то чтобы ему действительно нужна была доза никотина, но скрасить ожидание она совершенно точно могла. Через пять минут Саша пожалел, что не взял с собой книжку. Ещё через пять нырнул обратно в старушку ниву, потому что оказалось, что к солнцу прилагается довольно-таки пронзительный северный ветер. Ещё через пять вылез обратно, напряжённо вглядываясь в поток студентов, вывалившихся внезапно из высоких дверей. Ванька шёл в самом конце. И не один. Рядом с ним шагала блондинка с длинными волосами, небрежно перекинутыми на левое плечо. Наймарк что-то ей говорил, а она улыбалась, то и дело облизывая и без того блестящие губы, и словно бы специально норовила задеть его. На ступеньке она запнулась, но успела схватиться за руку Наймарка — и дальше они спускались вместе, сцепившись, как сиамские близнецы. В самом низу они остановились, всё также не в силах оторваться друг от друга. Саша смотрел за ними, сжав зубы так, что челюсть начало сводить. Вот Наймарк чуть наклоняется вперёд, а блондинка гладит его по рукаву куртки — изображает, что что-то стряхивает? Она что-то говорит, из-за расстояния расслышать невозможно, но губы шевелятся быстро, мелькает кончик языка — что за звуки так произносят? И вдруг Наймарк подтягивает её к себе, обнимает и целует в щёку. Саша так хлопнул дверью, что на него обернулось несколько человек — включая Наймарка. Первым желанием стало вдавить газ до пола и уехать куда подальше, лишь бы не видеть того, что происходило у университета. Неимоверным усилием воли Саша заставил разжать стиснувшие руль пальцы и несколько раз глубоко вздохнуть. Наверняка это была его однокурсница. Многие девочки так здоровались и прощались — Белогородцев успел насмотреться, пока ждал. Ну а то, что Наймарк по собственной воле это повторил… может быть, у него какой-то интерес в ней. Сугубо учебный. Общий проект там или чем вообще занимаются студенты? — Привет! Наймарк как ни в чём не бывало уселся на пассажирское сиденье, положил на колени рюкзак, повернулся к Саше корпусом. — Давно ждёшь? — Нет. Короткий ответ заставил Наймарка вздохнуть, закатив глаза. — И что за это недолгое время произошло? — поинтересовался он. — Ничего! Саша сам не понимал, почему так отвечает. Почему не может просто прямо высказать, что ему не нравятся непонятные девушки, виснущие на его парне. Да и понятные восторга не вызывают… Но одно дело — известная вдоль и поперёк Сахнова, а совсем другое — вот такие блондиночки. — А, ты увидел Алёнку, — неожиданно понятливо протянул Наймарк. Дёрнув плечом — то ли отрицая, то ли подтверждая, сам он точно объяснить не мог, — Саша попытался открыть дверь, но Наймарк оказался быстрее. Практически прыгнув из положения сидя, он выхватил ремень со стороны водителя и быстро его защёлкнул. — Саш, ну что ты опять? — Наймарк, — рыкнул Саша, — что ты себе позволяешь? — Точно видел, — почти удовлетворённо кивнул тот, — и злишься теперь. На пустом месте. Мы с тобой это уже проходили. И тогда была тоже Алёна — Саша это помнил. Влюблённая в Наймарка по уши. Мечтающая затащить его если не в койку, то уж точно на последний ряд кинотеатра. Когда Саша увидел, как она жмётся к нему, как смотрит, его буквально пронзило осознанием: а ведь так правильней. Наймарк должен быть с ней, а не с ним. Потому что с ней он создаст семью, наплодит маленьких Наймарков, которых будет доставать проверкой уроков и лекциями о правильном поведении, которые будут бунтовать против отца, но всё равно любить — потому что с ним по-другому невозможно. — Она моя староста. Мне с ней нужно поддерживать хорошие отношения, — монотонно говорил Наймарк тем временем. — Да, для этого приходится идти на уступки, но ради будущего… Саша горько усмехнулся. — Перестань, — попросил Наймарк. — Перестать что? — Вот это всё, — он помахал руками в воздухе, обозначая. — Ты бесишься и зовёшь меня по фамилии. Ты всегда так делаешь. — Ну так иди к своей Алёне, — огрызнулся Саша. Его первоначальный запал начал остывать: конечно, Наймарку вряд ли интересна эта девушка, это он осознавал в полной мере. Но только вот от мысли о том, что с Сашей ему ничего хорошего не светит, так просто избавиться не получалось — как и всегда. — Зачем мне Алёна? — вздохнул Наймарк. — Она вся из себя такая блондинка… — Саш, — в голосе Наймарка резко прорезалась серьёзность, — мне нужна только одна блондинка — и она сейчас сидит рядом со мной. Он. Практически неосознанно Саша провёл ладонью по затылку — его отрастающие волосы почему-то оказались светлее, чем он их помнил, и непривычный внешний вид до сих пор поражал его по утрам в зеркале. — Это ты про Паштета, что ли, — проворчал он скорее по инерции. — Конечно, — с жаром согласился Ванька. — Это же он позавчера чуть голос не сорвал, рассказывая мне, какой я замечательный. — Я был в состоянии аффекта, — заспорил Саша, — это не считается. — Вот и работа на светлое будущее тоже не считается. Саша снова помрачнел. Наверное, Наймарк задумывал фразу как шутливую, только прозвучала она всё равно слишком… уместно. Царапнула прямо по сердцу, оставив тонкую, но глубокую кровоточащую рану. — Саш, ну мы уже три года вместе… — Два. — Три. Одиннадцатый класс мы тоже встречались, пусть ты до сих пор отказываешься это признавать. И что, за это время ты хоть раз видел во мне интерес к девушкам? Саша промолчал. Пусть и не видел, но зато в голове себе успевал нарисовать такое… Никакое порно и в подмётки не годится. Правда, его все эти выдуманные картинки ни разу не возбуждали, зато отлично злили и тратили нервные клетки. — То-то и оно, — подытожил Наймарк. — Такой интерес в природе не существует. — Может, было бы лучше, если бы существовал. Слова сорвались с языка раньше, чем Саша понял, что он сказал, и Ванька, конечно, не обрадовался услышанному, наградил его яростным взглядом. Поджал недовольно губы и развернулся в кресле, нервно теребя застёжку рюкзака. Белогородцеву на миг показалось, что того и гляди хлопнет дверца и Ванька растворится в толпе. — Нет. Не лучше. Только выдохнув, Саша осознал, что задерживал дыхание. — Но если ты не перестанешь, я пойду домой. — Я покурю, — предложил Саша, — и пойдём в сквер, как собирались. Ванька улыбнулся — впервые с начала разговора — и даже додумался, что не надо выходить следом за Сашкой. Спокойно пересидел перерыв длиной в сигарету и уже после этого, переложив рюкзак на заднее сиденье, покинул тёплое нутро машины. Они шагали в ногу по оживлённой улице, и Сашино сердце сжималось от нежности, когда он кидал взгляд на своего Ваньку — милого, домашнего, очень родного мальчика. Мальчика, которому наплевать на все прелести длинноногих блондинок, потому что у него есть свой собственный Сашка.***
Старая книжка в потёртом коричневом переплёте пахла пылью. Саша перевернул страничку — жёлтую, хрупкую, с забавно съехавшими буквами в самом низу. На следующем развороте была фотография улыбающегося молодого человека. Не сдержавшись, Саша провёл пальцами по глянцу, словно оглаживая лицо. Разумеется, именно этот момент выбрал телефон, чтобы воинственно зажужжать и свалиться с подлокотника дивана. «Мне скучно», — издевательски доложилось сообщение на экране мобильного, когда Саша поднял его с пола. Белогородцев закатил глаза: Ванька был в своём репертуаре. Вроде бы на сегодня у него был запланирован какой-то очень важный семинар, к которому он готовился дня три, не поднимая головы, а теперь вот — скучно ему. «Чем занимаешься?» — пришло вдогонку. «Читаю», — лаконично ответил Саша. На какое-то время Ванька притих. Саша добрался до конца главы и задумался, стоит ли начинать новую. Тут-то и свалился новый вопрос — что же именно Саша читает. В том, что Ваньке название ничего не скажет, Белогородцев был уверен: никто из тех, кто когда-либо видел у него в руках эту книгу, раньше о ней ничего не слышал. Даже мать — хотя раньше книжка очевидно принадлежала её отцу. Саша нашёл её в той самой квартире, в которой они жили поначалу, и так и не смог расстаться. Прочитав впервые в шесть лет, с завидным упорством перечитывал впоследствии каждые два-три года. «Серенгети не должен умереть», — ответил он Ваньке тем не менее, понадеявшись на его начитанность. «И кто такой Серенгети? Какой-то рыцарь печального образа?» Саша усмехнулся вслух. Мало кого, конечно, волновала судьба какого-то там заповедника в далёкой Африке. Да и его самого совсем другое привлекло в произведении: история людей, чьей работой было пересчитать животных. С мечтой о ветеринарии отлично сочеталась фантазия о том, как он бы летал вместе с Михаэлем, как бы они ночевали вместе в одной палатке, знакомились с представителями диких племён, показывали бы им дары цивилизации… И, конечно, гладили бы антилоп. Пугливых, с влажными глазами, смешно подрагивающими ушами — но таких красивых, практически совершенных. И уж он-то точно бы не дал великому исследователю пропасть без вести! «Твоя пятёрка по географии явно незаслуженная», — сообщил Саша Ваньке. Перелистнув обратно к вставке с фотографиями, он снова вгляделся в портрет. Будучи ребёнком, он принимал то, что чувствовал, за искреннее восхищение перед человеком, бесстрашно стоящим против любой опасности, и только после встречи с Олежей до него дошло: он просто-напросто влюбился. Его первой любовью оказалась не длинноногая актрисулька или модель, не сладкоголосая певичка с огромной грудью, а вот этот вот немец, умерший задолго до рождения даже матери Сашки. Может быть, ровесник его деда. И, кстати, чем-то неуловимо напоминающий Илью. Саша вгляделся: ну да, общие черты у них были. Волосы, разрез глаз, может быть, линия челюсти… «Ладно, понял, — прилетело от Ваньки. — И как, интересно?» «Дам почитать, если будешь хорошо себя вести». Но почему именно на Илью, почему не на Ваньку? Саша давно приметил, что братья очень похожи: если бы не разница в возрасте, их можно было бы принять за близнецов. А так Илья был словно взрослым, состоявшимся кошаком, осознающим красоту своих усов и хвоста, а Ванька до сих пор оставался котёнком-подростком не старше семи месяцев, не понимающим ещё до конца, какое впечатление производит, и потому изо всех сил хорохорящимся и пытающимся выглядеть старше. Одна привычка ходить в брюках вместо джинсов чего стоила! Как минимум табуна Сашиных нервных клеток она стоила, потому что эти самые брюки так смотрелись на Ваньке, что оторвать взгляд было просто нереально. Что в школе, что позже. А уж справляться с неуместно накатывающим возбуждением! Хорошо ещё, что жизнь в интернате, когда практически нет возможности уединиться и приходится быть на виду — своих соседей по комнате, учителей, воспитателей и прочих нянечек, приучила Сашу держать себя в руках. «Если я не пойду на последнюю пару, это засчитается за хорошо?» Вот именно это, видимо, и мешало увидеть сходство между Ванькой и Михаэлем. Последний, несмотря на то, что ему к моменту смерти не исполнилось и двадцати пяти, был взрослым. А Ванька… был собой. «Я заеду?» Ответ Саше, в общем-то, не требовался. Отложив телефон вместе с книжкой, он закопался в вещи в поисках чистой футболки. Едва ли Ванька решился прогулять универ, чтобы отправиться зубрить домой или встречаться с отцом. Прежде чем убрать «Серенгети» в рюкзак, Саша повертел её в руках. Несмотря на то, что он уже пообещал дать её почитать, что-то внутри тянуло и предлагало «забыть». Неужели это было из-за того, что он, по сути, никогда ещё не расставался с книгой надолго? Без спроса забрав её из квартиры (она была единственной вещью, сложенной в его портфель, не считая школьных принадлежностей), он возил её с собой и в интернат, и почти неосознанно засунул в кофр к фотоаппарату, съезжая от матери. Сама книга была старше его на четыре года, и от частого перечитывания переплёт рассохся — больше всего, кстати, на том развороте, откуда улыбался Михаэль. Отдать свою первую любовь в руки своей нынешней… Тряхнув головой, Саша решительно засунул книгу в рюкзак. Что за глупости приходят порой в голову! Не съест же Ванька её. И не выбросит. И вряд ли потеряет — с его-то обстоятельностью. Последний раз окинув взглядом комнатку — не забыл ли чего, Саша закинул торбу на плечо и почти бегом кинулся к машине. Он и так уже рисковал опоздать.