ЭТО ВОЛЧЬЯ ТРЕВОГА
Саше не снились сны. Или, может быть, он их просто не запоминал — в этом его уверял Олежа. То есть в том, что не бывает такого, чтобы снов вообще не было. По его мнению, мозг обязательно должен был обрабатывать полученную днём информацию и выдавать результат в виде странного кино для одного зрителя. Саше же казалось, что благословенная пустота, чернота и тишина — лучшее средство для отдыха и перезагрузки мозга. Зачем ему обрабатывать ночью то, что можно и днём быстренько осмыслить? Но в то, что сны бывают, он, конечно, верил, просто отказывался применять это к себе. Сёстры часто рассказывали о том, что им снилось; не так часто, но всё-таки делился подробностями и Ванька — если, допустим, привиделось что-нибудь страшное или особенно бредовое. Олежа часто зарисовывал то, что смотрел ночью, и, глядя на эти рисунки, Саша даже радовался, что лишён такого сомнительного удовольствия. Так что видение огромной — с медведя — чёрной собаки, щёлкающей пастью с явным желанием сожрать, стало очень неприятным сюрпризом. Шерсть на боках твари висела клочками, кое-где обнажая серую кожу в шрамах, с жёлтых зубов свисали мерзкие ниточки слюны, одно ухо отсутствовало, потерянное в бою, а на конце тощего хвоста сверкало жало. А вот взгляд были на удивление спокойный, но ни разу не собачий — на Сашу, не мигая, смотрели серые, абсолютно человеческие глаза. Он вскинулся на диване. Сердце заполошно стучало, футболка промокла от пота, в висках ломило. В комнате было невероятно душно, и Саша, с трудом поднявшись, доковылял до двери, распахнул её, чтобы впустить воздух. Откуда-то снизу доносился шум — сервис уже вовсю работал, сотрудники весело переговаривались, занимаясь своими делами. Прислонившись к стене, Саша пощупал собственный лоб — но так и не понял, есть или нет у него температуры. Горло не болело, нос дышал нормально, что дало основание надеяться, что это просто случился какой-то странный выверт психики. Или нервный срыв? Для которого вроде бы и поводов не было… Добравшись обратно до дивана, Саша разыскал телефон и с недоумением уставился на время. Заблокировал экран, разблокировал снова — но ничего не изменилось, и циферки ехидно сообщали, что уже час дня. А другие циферки кричали о том, что он пропустил шесть звонков от Насти. С которой должен был работать свадьбу. С очень придирчивыми клиентами. У Саши мелькнула шальная мысль, что тут впору пожалеть, что монструозный пёс не сожрал его на самом деле — в таком случае, по крайней мере, он не испытывал бы такое всеобъемлющее чувство вины перед коллегой. Он перезвонил, но Настя не ответила, что было вполне понятно: когда носишься с фотоаппаратом наперевес за нервничающей невестой, вообще не до звонков. Чертыхнувшись, Саша стянул футболку и с отвращением кинул её на пол; заставил себя влезть в джинсы и рубашку — единственную более-менее чистую. Безумно хотелось принять душ, но при этом Белогородцеву совершенно не улыбалась объясняться с персоналом сервиса, с чего это его туда понесло. Они, конечно, уже догадывались, что неспроста видят его так часто, но подтверждать зародившиеся теории, наверное, всё же не стоило. Мало ли в чём его подозревают! Может, уже записали в юные содержанки Канюкова-старшего… Отогнав панические мысли, Саша взял себя в руки, выпил таблетку от головы, подхватил ещё вчера подготовленную сумку и собирался уже тихой мышкой проскользнуть мимо ремонтного цеха, когда слух вдруг выцепил реплику, произнесённую подозрительно знакомым голосом. — А эта штука тут для чего? Прокравшись обратно к двери, Саша осторожно заглянул и похвалил себя за внимательность: на верстаке, беззаботно болтая ногами, восседала Сахнова. От Канюкова виднелись только ноги — всё остальное тело скрывалось под машиной. Озвученный вопрос Саша тоже с радостью бы задал, только под «штукой» подразумевая бойцовую Ванькину подругу — но это значило спалиться. — Клёпки выбивать, — откликнулся Канюков. Сахнова действительно держала в руках зубило — Саша уже тоже запомнил основные инструменты, которыми пользовались ремонтники. Только вот как Канюков-то мог его увидеть? Или просто предположил, что это единственное непонятное? — А это пассатижи, я знаю, — радостно поделилась новостью Сахнова. Канюков выкатился из-под машины, сел, вытирая руки тряпкой. Для Сахновой это словно послужило условным сигналом — она спрыгнула с верстака, подошла к нему ближе и то ли поправила волосы, то ли стёрла какую-то грязь у Канюкова со лба. Пообещав себе обязательно подумать об этой ситуации позже, Саша с некоторым сожалением отправился на выход. Он просто обязан был спасти если не всю свадебную съёмку, то хотя бы банкет — и в качестве извинения предложить Насте забрать его долю оплаты. А до этого ещё надо было заехать на заправку и умыться, чтобы никто не принял его за случайно забредшего на огонёк бомжа… Он уже был возле своей Апельсинки, когда в глазах неожиданно потемнело, но почти сразу же прояснилось. Переждав короткий миг головокружения, Саша сел за руль. С этим тоже можно было повременить.***
Сахнова стала довольно частым гостем в сервисе и появлялась там, что характерно, только одновременно с Канюковым. Куда при этом делся Соколов, Саша не интересовался — как-то не до того было. Он бы и на Сахнову с радостью не обращал бы внимания, только вот они с Канюковым порой засиживались допоздна, не ограничивая себя только цехами, так что пару раз Саша буквально столкнулся с ней носом: один раз выходя из туалета, второй — когда Канюкову что-то понадобилось в офисе. Сахнова, к её чести, не сильно удивилась и открытием своим с Ванькой не поделилась, за что Саша даже был ей благодарен. Потому что как-то так получилось, что он до сих пор не рассказал Ваньке, что дома он больше не живёт. Сначала думал, что это ненадолго и он скоро найдёт себе жильё, а потом уже странно стало признаваться. Тем более что они ведь заезжали к его сёстрам, и те, надо отдать им должное, партизанили по-взрослому, не выдавая никакой лишней информации. Ну либо просто были типичными детьми, которым важнее поделиться какими-то своими достижениями, чем обсуждать других. С Катей же, способной сболтнуть что угодно из одного лишь чувства противоречия, Ванька не рвался общаться. Саша подозревал, что их можно было даже запереть в одной комнате — диалога всё равно бы не вышло. А Ванькины отношения с его собственной матерью Сашу вообще поражали. В том, что тот любит её, Белогородцев был уверен, и тем страннее выглядел полный отказ от общения. Сам Саша, не чувствуя к Кате ничего глубже досады, нет-нет, да и перекидывался с ней парой слов, даже не так давно скрепя сердце согласился посидеть с девочками, хотя от мысли, что его мать в это время где-то кувыркается со своим Костей, к горлу подкатывала тошнота. Так и подмывало позвонить Константину Гавриловичу — просто чтобы удостовериться, что он всё-таки не хахаль матери, но Саша сдержался. И объяснил себе свою выдержку тем, что игра в фанты с сёстрами всецело его занимала. Попробуй позвони кому-нибудь, когда тебе надо изобразить фиолетового слона на водопое, опасающегося нападения зелёной мыши! Да и после того приглашения в ресторан подобный звонок наверняка мог бы обнадёжить Шаскольских, а Саше это было совершенно не нужно. В содержанки он пока не планировал записываться, даже если вторая сторона завуалированно называет это «приятным общением». Организм тем временем продолжал подавать какие-то неясные сигналы. Кошмаров Саша, к счастью, больше не видел, но зато в полной мере вернулись мигрени — и ощущение не болящей головы стало столь редким, что каждый раз изумляло. Правда, ненадолго: если на момент пробуждения он хорошо себя чувствовал, это совершенно не гарантировало, что буквально через пару часов не начнёт умирать. Ко всей прочей радости добавилась ещё и бессонница, и Саша связывал её с тем, что по факту не особенно-то и уставал, из-за чего не получалось заснуть до трёх-четырёх утра. Настя, хоть и уверяла, что обиды не держит, тем не менее пропала с горизонта и не подкидывала заказы; а фотографии хвостатых никогда не занимали у Сашки много времени. Тем утром он привычно встал около семи, чтобы успеть принять душ, умыться и исчезнуть из сервиса. Тело не подавало признаков недовольства, что Саша отметил мимоходом, но не придал особого значения. В планах на день значились сразу несколько дел: съёмка в приюте для кошек, свидание с Ванькой и поездка к сёстрам, которые вздумали устраивать для Ксюши сюрприз на день рождения и, разумеется, без него никак не могли обойтись. Первые признаки мигрени появились, когда Саша заканчивал с кошками. Он впервые попал в подобное место и немало поразился тем, насколько оно отличалось от его представлений: да, в помещении очевидно пахло его обитателями, а не прямо воняло; коты не жались зашуганными тенями по углам клеток, а с интересом следили за новым для них человеком, даже изъявляли очевидное желание познакомиться поближе. А ещё у многих в мисках лежал сухой корм, который они практически игнорировали — как будто были закормленными домашними ленивцами, а не несчастными бездомышами. — Если хотите, вы тоже можете стать волонтёром, — говорила хозяйка приюта, пока Саша собирал технику. — У нас много ребят ходит, как видите, это идёт на пользу животным. Они социализируются, перестают видеть в людях врагов, а ещё, конечно, мне никогда не помешает помощь с пристройством. Саша пообещал обдумать предложение и поспешил на выход: перед глазами уже начинало всё плыть, а ему ещё надо было доехать до Ваньки и никуда по пути, желательно, не врезаться. В машине он минут пять посидел с закрытыми глазами и прижатой ко лбу бутылкой воды, выпил таблетку, потянулся уже за сигаретой, но всё-таки решил не рисковать. Мигрень отступила — на махонький такой шажочек, чем Саша тут же и воспользовался. До Ванькиного дома он доехал без приключений. Припарковался, вышел, увидел, что рядом с Ванькой стоит ещё и Сахнова… И каким-то образом телепортировался на скамейку возле подъезда. — Может, скорую всё-таки вызвать? — расслышал он сквозь вату в ушах. — Кровь же хлещет! — Он просто рассёк кожу, — возразил второй голос. — Да и раз уже сам ходит, наверное, всё в порядке. — Саш, ты как? Саша не очень понял вопрос. С ним что-то было не так? Зачем они хотели вызывать скорую? О какой крови шла речь? — Позвони лучше Илье, — посоветовал кто-то… Сахнова. Саша вспомнил: Тоня Сахнова, лучшая подруга Вани Наймарка. А Ваня — его парень. — Не надо скорую, — сказал Саша. Собственный голос показался чужим. Хриплый, будто бы надтреснутый, да ещё и слова выталкивались из глотки с трудом, выговаривались буквально по звукам. — Мы уже поняли, — Сахнова погладила его по плечу. — Ты говорил. Саша такого не помнил. Он вообще как-то не помнил, как здесь оказался… Вроде бы он ехал в машине. До этого — гладил кошек. А сюда что его привело? Видимо, у него на лице довольно красноречиво было написано недоумение, потому что Сахнова неожиданно мягко произнесла: — Саш, ты в обморок упал. Против воли Саша фыркнул. — Ты бредишь, не было такого. Ванька присел перед ним на корточки, заглянул в глаза. — Мы оба видели, как ты упал. Ты шёл к нам, а потом словно бы выключился… И просто повалился вперёд. И ещё ты ударился головой. Вот тут. От прикосновения пальцев ко лбу Саша отшатнулся. Уставился с недоумением на окрасившую их красноту. Моргнул… — Давай его на диван, — скомандовал кто-то, и Саша почувствовал, что его усаживают на что-то мягкое. — Тоня, сделай крепкий чай с сахаром. Три ложки. Где-то в шкафу есть заварка… — Я найду. Почему они разговаривали приглушёнными голосами, словно он спал, а они боялись его разбудить? Почему так странно переглядывались? И откуда взялся Илья? И вроде бы они были во дворе, нет? С негромким стуком на стол опустилась чашка с торчащей из неё ложкой. — Саш, выпей, — в поле зрения снова появился Ванька. Тревога на его лице, казалось, только разрослась, как какой-то лишайник на старом дереве. — Ты не любишь сладкий, но надо. Пожалуйста. Кружка стукнулась о зубы. Мотнув головой, Саша увернулся, и горячая жидкость плеснулась на колени. Зашипев, он постарался отползти подальше, но Ванька неожиданно крепко вцепился в его бёдра, не позволяя сдвинуться ни на сантиметр. — Это ролевая игра? — Сашу захлестнуло какое-то шальное веселье. Он совершенно не понимал, что происходит, и от этого хотелось безудержно смеяться. Диван прогнулся, заскрипел пружинами: рядом сел Илья, приобнял его за плечи. — Давай ты выпьешь чай, — предложил он. — Или хочешь, чтобы мы вызвали тебе скорую? Саша хотел сбросить его руку, но мышцы почему-то не слушались, на плечах словно оказался груз весом в тонну — совсем как те мешки, что он таскал в школе, разгружая по ночам вагоны. Он вышел на ту работу только два или три раза, после чего забрал деньги и пообещал себе, что больше никогда. Сорванная спина и жёсткий недосып не стоили тех грошей, что ему выдали. Мерзкая сладость скользнула на язык, и Саша всё-таки заставил себя проглотить гадость. Сахнова крутилась возле мойки, старательно делая вид, что очень занята, Илья поглаживал его по лопаткам, а Ванька поил. Всё вместе это было так унизительно, но у Саши в прямом смысле не было сил, чтобы возмутиться. К тому же снова начала болеть голова. Когда пытка сладким чаем подошла к концу, Саша позволил себе прикрыть на секундочку глаза… Он проснулся и не сразу понял, где находится. В комнате было темно, но сквозь окно пробивался отсвет фонарей — значит, точно не в сервисе, хотя лежал он на таком же неудобном диване. Накинутый на него плед пах очень знакомо… А из-за стены слышались голоса: два мужских и один женский. Чувствуя себя старой развалиной, Саша выпрямился, опустил ноги на пол. Пошарил рядом в поисках своего рюкзака или хотя бы мобильника, но ничего не обнаружил; вздохнув, встал, придерживаясь за стол. Точно: он был у Ваньки. Они собирались пойти на свидание, он приехал к нему, а потом… упал в обморок? Он помнил своё удивление, когда об этом ему сообщила Сахнова. И недоверие. Но чем же ещё можно было объяснить провалы в памяти? Последние несколько часов для него существовали только как несколько подсвеченных прожектором сцен; всё остальное тонуло в беспросветной темноте. Путь до комнаты показался вечностью. Добравшись до дверей, он имел удовольствие лицезреть картину «Мы беспокоились»: Сахнова, мгновенно повернувшаяся к нему всем корпусом; Илья, готовый броситься вперёд, если Саше придёт в голову снова падать; и Ванька, застывший памятником болезненной тревоге. — Сколько… — Саша кашлянул, возвращая контроль над голосом. — Сколько сейчас времени? — Начало девятого, — ответил Илья. Отлепившись от косяка, Саша дошёл до кресла и грузно в него опустился. Голова продолжала трещать, словно бы он только что не проспал пять часов кряду; да и тело своевольничало, мышцы ныли, как после полноценного занятия спортом. — А где мой телефон? Мозг отказывался генерировать более развёрнутые мысли. Возможно, стоило спросить что-то более полезное — подробности об обмороке, например, только вот Саша сомневался, что готов спокойно всё это воспринимать. Возвращаться в реальность, по его мнению, надо было постепенно. — Вот. Ванька сунул ему мобильник в руку, и Саша тут же едва не застонал: двенадцать пропущенных от Даши. — Я с ней поговорил, — поспешил сообщить Ванька, — сказал, что ты, наверное, не приедешь. Устал и уснул. Про обморок она не знает. — Ещё бы она… — процедил сквозь зубы Саша. — Я поеду. Они меня ждут. — С ума сошёл? — возмутилась Сахнова. — Да ты до ближайшего столба доедешь максимум! Она вцепилась в руку Ваньки, словно птица когтями, и Саша подумал, что она напоминает ему попугая. Того и гляди заорёт: «Белогородцев дурак». — Не дури, — подключился Илья. — Ты на ногах еле стоишь. — Переночуешь у нас, утром поедешь, — подхватил Ванька. «Если сможешь», — повисло в воздухе, оставшись непроизнесённым. Саша поморщился. Три пары глаз, казалось, следили за ним неотрывно. Каждый из присутствующих считал, что знает, как будет лучше. И все они не собирались спрашивать мнения Саши. — Вы типа всё решили, — буркнул он. Сахнова закатила глаза, фыркнула и демонстративно отвернулась. Ванька немного виновато улыбнулся. Единственным, кто сохранил прежнее выражение лица, был Илья, видимо, закалённый своими непутёвыми учениками. Саше ничего не оставалось, кроме как сдаться. Разумеется, он понимал, что в его состоянии за руль садиться нельзя, да и показываться на глаза сёстрам… Чтобы их напугать до полусмерти? Отражение в зеркале явило ему какое-то умертвие, когда он добрался до ванной, и Саша невольно передёрнул плечами. Красавчик — не то слово! А после ему пришлось бы как-то ещё добираться до сервиса. И если бы он грохнулся в обморок там… К тому моменту, как Саша вышел из душа, Сахнова, к счастью, уже ушла, а Илья переместился на кухню и чем-то там гремел. Ванька выключил весь верхний свет и сидел теперь в кресле, свернувшись в клубок, напряжённый, как ёжик. Заметив Сашу, он медленно выпрямился, кивнул на кровать: — Ложимся? Саша пожал плечами. Особенно сонным он себя не чувствовал, но и на подвиги тоже не тянуло. — Как в детском саду? В девять вечера уже баиньки? — поддразнил он Ваньку. Тот только покачал головой и первым забрался под одеяло, подвинулся к стене. Саша не мог вспомнить, когда он болел всерьёз последний раз — не считая воспаления лёгких в одиннадцатом классе, в котором он был виноват сам. Весь интернат он умудрился держаться, не свалившись, даже когда большую часть учеников скосил сильнейший грипп; в другой раз в столовой дали что-то несвежее — и снова участь обниматься с унитазом миновала Сашу. Ветрянку в детском саду перенёс очень легко, даже не понял, почему ему нельзя играть с другими детьми; там же с ним приключилась краснуха, но ему было слишком мало лет, чтобы запомнить собственные ощущения. Врачей он чаще видел по другим поводам: сломанная рука, расквашенный нос, сбитые костяшки, подбитый глаз. Если бы не периодические мигрени, он назвал бы себя, наверное, образцово здоровым человеком. — Можно тебя обнять? Вместо ответа Саша повернулся спиной и придвинулся к Ваньке вплотную. Тот осторожно скользнул ладонью по боку, погладил по животу почти невесомо. — Я не хрустальный, — проинформировал его Саша. — Зачем ты вообще спрашиваешь? — Вдруг ты себя плохо чувствуешь… — Мне вообще заебись. Саша раздражённо дёрнул плечом. С Ванькой раз на раз не приходился — он мог быть и ласковым, как сытый котик, и агрессивным, как возмущённый вторжением на его территорию медведь. Обычно Сашу это устраивало, но сегодня ему хотелось одного: покоя. — Извини, — шепнул Ванька куда-то в район шеи, обдав тёплым дыханием. И затих. Саша тоже предпочёл не продолжать разговор — каждое слово отдавалось внутри черепушки возмущённым гулом, который, спускаясь ниже, провоцировал желудок на неприятные спазмы. Тишину нарушил скрип двери и тихие шаги Ильи: он подошёл к кровати и поставил что-то на пол рядом, замер на секунду, словно прислушался, определяя, спят ли они, поправил зачем-то краешек простыни и вышел, по-прежнему стараясь не шуметь. Спустив вниз руку, Саша нащупал стакан с водой. Мысленно поблагодарил Илью, но пить не стал. Лучше было оставить на потом, чтобы ночью не пришлось тащиться на кухню и будить всех вокруг. Сашу покачивало, как будто на волнах, но сон не спешил приходить. Мешала назойливая мысль: а вдруг девочки обиделись всерьёз? Что ему тогда делать, как мириться? Надо было уточнить, что именно сказал им Ванька, как объяснил, почему Саша не может ответить на звонок. — Вань? — позвал Саша шёпотом. Ответом ему стало сонное сопение. Ванька снова отключился, переволновавшись. С ним всегда так было — в противовес самому Сашке. В ту ночь, когда Тамара позвонила и сказала, что Олежа в больнице, Саша помчался туда вовсе не потому, что думал, будто его пустят, — нет, он достаточно знал о больницах, чтобы не рассчитывать на это. Он просто понимал: всё равно не заснёт. И отрубился у Ваньки на коленях, поразив самого себя. Именно тогда он впервые осознал, насколько глубоко попал. Насколько верит этому смешному мальчику, не умеющему толком общаться, но совершенно искренне желающему стать для Саши кем-то особенным. Именно тогда Саша понял: он это позволит. И сейчас, слушая ровное дыхание за своей спиной, кожей чувствуя, как близко Ванька лежит, Саша испытал неведомое ранее ощущение правильности. Он всё сделал правильно. Они всё сделали правильно. И дальше, теперь он точно знал, дальше будет всё только правильно.