Мам, пап, у нас любовь

ЗА КАЖДЫМ ЗНАКОМ СТОП

      Встретиться с Паштетом быстро в итоге всё-таки не получилось. И виноваты в этом были клиенты, словно сорвавшиеся с цепи — огромному количеству людей вдруг захотелось портретов своих пёсиков, котиков, морских свинок и прочих хомячков. Саше довелось познакомиться даже с вараном Васей, правда, взаимной симпатией проникнуться не удалось. Гигантская ящерица попробовала ремень от фотоаппарата на зуб, нашла его невкусным, выплюнула и ушла к хозяину клянчить червяка; Саша же до конца съёмки не мог отделаться от какого-то детского восторга, нашептывающего ему, что он снимает самого настоящего дракона.       В день рождения Ксюши, выпавший на выходной, он подкатил к дому с самого утра, не увидел уже знакомой вишнёвой мазды и немного расслабился. Рядом на пассажирском сиденье лежал дурацкий картонный пакет с сердечками, всученный ему вездесущей Сахновой, внутри же него скрывалась кукла. Продавщица в магазине уверяла, что о таких сейчас мечтают все девочки, и Саша скрепя сердце купил именно её, хотя то и дело оглядывался на очень натурально выглядящего плюшевого медведя. У него даже нос был правильный — кожаный. Но продавщица, услышав, что ребёнку исполняется четыре года, решительно заявила, что плюш ещё нельзя. «А лупатых уродцев, получается, можно», — саркастически прокомментировал про себя Сашка, но вслух ничего не сказал.       Нажав на звонок, Саша заметил, что пальцы слегка подрагивают, и срочно спрятал руку в карман. Вторую при желании не смог бы — идиотский пакет оттягивал её, будто в нём кирпичи были.       Дверь открыла Катя. Удивлённо вскинула брови, но тут же сообразила, в чём дело, кивнула и отступила на шаг: мол, проходи. Выглядела она не в пример лучше, чем при их последней встрече — словно даже помолодела, стала лучше за собой следить. Ей не было и сорока, Саша знал, и, наверное, в её внешности не было ничего необычного, но разительная перемена всё-таки вызвала у него впечатлённое хмыканье.       — Она ещё спит, — произнесла мать, — если хочешь, можешь зайти и оставить у кровати. Проснётся — обрадуется.       — Саша!       Из кухни выглянула Маша и, ничуть не смущаясь, кинулась ему на шею.       — Ты что-то совсем большая стала, — фыркнул Саша ей в макушку.       Даша остановилась в дверях, сложив руки на груди. Саша кинул на неё взгляд поверх Машиной головы, но та только дёрнула подбородком и вернулась обратно в кухню.       — Даша говорит, что ты… — жарко зашептала Маша, но мать остановила её.       — Машунь, Даша сама всё может сказать.       — Ничего она не может! — надулась Маша, в голосе прорезались плаксивые нотки.       — Мы с Дашей сами разберёмся, — пообещал Саша, торопливо притягивая её обратно к себе и целуя в лоб. — Не волнуйся.       Ксюша, как обычно, спала поверх одеяла — как и Саше, ей всегда было жарко. Он постоял недолго, рассматривая её хрупкую фигурку. Ещё совсем недавно он качал её на руках, пытаясь одновременно делать собственную домашку, готовить ужин и проклинать мать, а теперь вот должен довольствоваться редкими встречами. Интересно, именно так чувствуют себя отцы, потерявшие своих детей в процессе развода?       Или им проще вообще забыть о ненужных отпрысках, как сделал тот, благодаря кому появился на свет сам Саша?       Пакет с куклой он поставил возле изголовья постели — чтобы он стал первым, что увидит Ксюша. Других подарков не наблюдалось, видимо, наполеоновские планы по празднованию предполагали, что одаривать именинницу будут в какое-то определённое время.       — Ты с нами никуда не поедешь, — категорично заявила Даша, стоило Саше выйти из комнаты. — Мы придумывали без тебя, всё подготовили без тебя, праздновать тоже будем без тебя!       — Даша! — возмутилась Катя, чем заслужила удивлённый взгляд Саши.       Неужели она вдруг решилась рассказать своему драгоценному Косте, что прицепов у неё не три, а целых четыре? В том, что он-то приглашён на праздник, Саша не сомневался: как-никак выступал главным организатором, судя по всему.       Даша всё с тем же выражением на лице круто развернулась на пятках и спряталась в ванной, только дзынькнула щеколда.       — Не слушай её! — Маша снова повисла на Сашиной руке. — Мы та-а-акое придумали, тебе тоже понравится!       Саша помотал головой:       — Не могу, у меня дела.       — Какие могут быть дела, когда у Ксюши день рождения? — возмутилась Маша.       — Вырастешь — узнаешь, — Катя потянула дочь к себе. — Не висни на брате.       — Но он должен быть с нами!       — Он взрослый, сам решает, где ему быть.       — Я правда не могу, — вмешался в разговор Саша, — мне надо работать.       Это была ложь: он специально освободил субботу, чтобы иметь возможность примчаться по первому же зову к Ксюше. Однако теперь, видя яростное сопротивление Даши, понял, что ему надо отступить, если он не хочет испортить праздник. В конце концов, личное присутствие было не обязательным, Ксюша и так поймёт, что он не забыл и любит её, обнаружив куклу.       — Я поеду, — он отступил на несколько шагов. — Закроешь?       Мать пошла за ним в прихожую. Уже на крыльце Саша, собравшись с духом, попросил:       — Поздравь мелкую от меня.       — Конечно, — моментально согласилась Катя. — Я скажу, что ты заезжал.       Саша коротко улыбнулся. Благодарить за это не хотелось — это значило бы признать, что мать ради него делает что-то необычное, хотя, по сути, она должна была и без просьбы всё передать.       — Спасибо, — прилетело ему в спину.       Не оборачиваясь, Саша пожал плечами. То, что сделал он, тоже не нуждалось в особых признаниях.       Покрутившись пару часов по городу, Саша приехал к общежитию Паштета. С одной стороны, Котов мог и не быть у себя, ночевать у какой-нибудь очередной одноразовой подружки или вообще зависать с музыкантами; с другой стороны — Саша ничего не терял. Ну не окажется Паштета в общаге, можно вызвонить того же Соколова, который всегда за любой кипиш.       На звонок Паштет ответил не сразу, и по хриплому голосу сразу стало ясно: спал. Однако, услышав предложение, мгновенно оживился, сказал подождать пятнадцать минут — и действительно ровно через пятнадцать минут запрыгнул в машину, предварительно забросив на заднее сиденье звякнувший рюкзак.       — Мы интеллигенты или дегенераты? — поинтересовался он весело, наблюдая, как Саша выруливает на дорогу.       — И то и другое? — предположил Саша, пожав плечами.       — И можно без хлеба! — заржал Котов.       Дальше они ехали в молчании. Паштет с кем-то переписывался, время от времени хмыкая себе под нос; Саша сосредоточенно рулил, отбивая по рулю ритм играющих песен. У него не было конкретного плана для пьянки, он только знал, что хочется напиться, а вот где, чем… Всё это было неважно. Саше просто хотелось снова почувствовать ту лёгкость, что дарило ему опьянение, и хотя бы какое-то время не грызть себя и не искать, где же он допустил ошибку и как её исправить.       Сообщение от Канюкова застало его врасплох. Не то чтобы он принципиально хотел провести время наедине с Паштетом, хотя им было о чём поговорить, но на расширение компании всё равно как-то не рассчитывал.       — Чего там? — спросил Котов, заметив его замешательство.       — Как ты смотришь на присоединение к нам Канюкова? — Саша притормозил у обочины, включил аварийку.       — Чем больше дегенератов, тем веселей. — Паштет улыбался от уха до уха, но что-то мелькнуло в его глазах, что заставило Сашу замереть с уже занесённым над кнопкой пальцем. — Да давай уже, пусть гонит к нам!       За Канюковым пришлось заезжать. Тот вышел из подъезда тоже не с пустыми руками — выцыганил у матери остатки шашлыка, да к тому же успел сбегать в магазин за чипсами. Обсудив втроём имеющиеся идеи, решили поехать на карьер: в середине апреля там вряд ли было многолюдно, даже несмотря на хорошую погоду, зато можно было устроиться с комфортом.       На ближнем к дороге береге карьера был разбит песчаный пляж, летом плотно заваленный телами отдыхающих, на дальнем же росли сосны. Там чаще всего собирались компашки, желающие погудеть на природе, и они же организовали себе вполне приличную инфраструктуру из подручных средств: лавки-скамейки, ямы под костёр, кое-где даже стояли мангалы, правда, выглядели они так, словно пережили атомную войну. Саша, идущий первым, уверенно потащил всех к той «стоянке», что находилась дальше других от проторенной тропы, приметив по дороге, что на некоторых валялся свежий мусор, а значит, к ним уже выползали первые шашлычники.       В рюкзаке у Паштета оказался ром. Четыре початых бутылки, видимо, он собрал по своим соседям как дань за бесплатные концерты; также он захватил маленькую бутылку колы и даже пластиковые стаканчики. Весь бар расставили на большом круглом пне, на стол — положенную на кирпичи фанерку — выложили закусь.       — Ну, вздрогнули? — Паштет первым поднял стаканчик. — За что пьём, кстати?       — За рождение моей сеструхи, — предложил Саша.       Ром пошёл хорошо. Саша уважительно хмыкнул, оценив вкус — явно не палёная дешёвка, откуда только деньги взялись у вечно нищих студентов? Тепло мягко разлилось от желудка по всему телу, и Саша скинул куртку, оставшись в одной футболке.       — А у тебя какой повод? — повернулся к Канюкову Паштет.       Саша навострил уши: ему тоже было интересно. Нет, конечно, к трезвенникам Канюков никогда не относился, но вот сообщение «Давай нажрёмся?» нельзя было отнести к частым явлениям.       — Я… — Канюков помедлил, покачивая жидкость в стаканчике. — Кажется, я упустил девушку.       — Слишком много смазки, она выскользнула у тебя из рук? — с наигранной заботой уточнил Котов.       Саша хрюкнул от смеха, Канюков тоже дёрнул краем рта, сдерживая улыбку.       — Она вернулась к своему бывшему, — пояснил он наконец, когда все успокоились.       — Опять? — Сашка закатил глаза. — Не волнуйся, это ненадолго.       — Откуда ты… — взвился было Канюков, но тут же, видимо, сообразил — откуда. — А, ну да, логично.       — Он мутит с Сахновой, — объяснил Саша ничего не понимающему Паштету.       Котов насмешливо вздёрнул брови.       — Неужели она заметила, что мужской пол не ограничивается одним только ненаглядным Юриком?       — Так она вроде ещё с Ваней Наймарком общается много, — Канюков недоумённо нахмурился. — Они разве никогда не встречались? В школе же всегда вместе ходили, про них то и дело говорили, что они того и гляди поженятся.       — Слухи об их смерти были сильно преувеличены, — сообщил Паштет, прежде чем Саша успел даже рот открыть. — Ваньку учебники волнуют больше, чем окружающие женщины. Правда, Сань?       — Кривда, — фыркнул Саша. — Но да, между ними никогда ничего не было.       Он разлил по кругу, с сомнением посмотрел на оставшийся глоток и решительно опрокинул бутылку, допивая прямо из горла. Паштет хмыкнул, наградив Сашу нечитаемым взглядом.       — Ну а с Юрцом они давно, — продолжил Котов просвещать Канюкова. — Сколько я с ним знаком, он вечно то проёбывает её, то снова уговаривает вернуться. Второе пока что статистически случается чаще.       Канюкова эта информация не слишком ободрила. Свою порцию он выпил залпом, будто это была водка, зажевал куском шашлыка.       — А у Ванечки есть Саша, — елейным голоском пропел Паштет. — Он же о ней треплется не затыкаясь.       Саша закашлялся, подавившись. Котов с довольной мордой оттолкнулся пятками, раскачиваясь на чурбаке, на котором сидел.       Ванька никогда не упоминал имени Сашки в подобном контексте, даже пользуясь тем, что оно бесполое. В этом Белогородцев был уверен на все сто: паранойя Наймарка цвела буйным цветом до сих пор, что доказывали его периодические «взбрыки» на эту тему.       — Что за Саша? — спросил ничего не подозревающий Канюков.       — О! — Паштет воздел указательный палец вверх. — Эта Саша у нас единственный свет в оконце, первая любовь, первая романтика… Но никто её не видел. Ванечка скрывает её тщательней, чем шахид свою бомбу.       Саша дотянулся и пнул неустойчивый пенёк, роняя Котова. Тот повалился на спину, но даже с мысли не сбился:       — Наверное, боится, что уведут эту красу неземную, если он её с нами познакомит…       — Да захлопнись уже! — Саша швырнул в Паштета сосновую шишку.       Уклонившись, тот заржал:       — А что? Ревнуешь, что ли?       Саша только закатил глаза, демонстрируя, что из этого детского сада уже давно вырос. Разговор стих сам собой: Паштет ещё какое-то время хихикал, но, видя отсутствие реакции со стороны двух других собутыльников, всё-таки успокоился, встал, отряхнулся, подсел к Канюкову.       Какое-то время пили в тишине. В глубине леса — как ни странно, деревья тут почти не вырубались — ожила какая-та птица, засвистела призывно. Ей ответила другая, и вскоре целая стая перекликалась на разные голоса. Саша даже пожалел, что не захватил фотоаппарат — можно было бы «поохотиться», поснимать для разнообразия дикую живность.       — То есть вы думаете, что у Тони это несерьёзно? — очнулся от размышлений Канюков.       — Очень серьёзно, дружище, — откликнулся Паштет. — Но не бери в голову. Брать вообще лучше в рот.       Саша вздохнул. Если Котову что-то взбредало в голову, он скакал на этом жеребце подолгу, даже когда тот уже подыхал — читай, когда всем уже надоело и стало не смешно. Сегодня у него, очевидно, было настроение шутить про секс — подружка не дала, что ли?       — Она с ним потусит, вспомнит, почему сбежала, и снова повторит финт ушами. — Саша выбрал из двух одинаковых пачек чипсов ту, что показалась симпатичнее, открыл, также придирчиво выбрал картофельный кругляш. — Только ты уверен, что оно тебе надо? Она ж вообще неадекватная баба.       — Много ты в бабах понимаешь, — фыркнул Котов.       — Да нормальная она, — отмахнулся Канюков. — Получше многих. И рыжая.       — Чистоту генофонда блюдёшь, Лёличек?       На этот раз в Паштета полетела пустая бутылка, отправленная меткой рукой Канюкова. Чудом миновав его голову, она гулко стукнулась о засыпанную хвоей землю.       — Ты чё сегодня такой борзый? — Саша встал со своего места, потянулся, разминая затёкшие мышцы. — Так и просишь кирпича.       — Да это вы два унылых говна, — осклабился Котов. — У одного баба загуляла, второго баба на днюху не позвала… Как будто, не знаю, хер у вас отвалился и назад дороги нет. Сеструха твоя вырастет и ещё десяток днюх закатит, где ты будешь самым желанным гостем, потому что понтоваться тобой можно перед сопляками-однокурсниками, — он смерил Сашку оценивающим взглядом, — а у тебя, Лёлик, ещё двенадцать на дюжину баб будет, ты же парень видный, рукастый, тебе любая даст. Не нужна любая? Ну так иди и отвоёвывай эту.       Закончив свою отповедь, Паштет схватил бутылку и от души приложился к ней. После чего, довольно крякнув, он скатился с пня спиной вперёд и улёгся, раскинув руки в разные стороны и оставив ноги задранными кверху, только раздвинул колени.       — Эта птичка не только петь умеет, да? — протянул Канюков уважительно.       — По-моему, только петь и умеет, — из противоречия возразил Саша.       Пусть Паштет был тысячу раз прав, но его дурацкие намёки о том, с кем встречается Ванька, порядком вывели его из себя. Он бы ещё прямым текстом заявил, что Саша — не девушка! В то, что Канюков может нормально отреагировать на такие новости, Саша не верил. Это Паштет со своим вывернутым представлением о мире мог об этом и шутить, и, может быть, даже решиться попробовать; но большинство мужчин были в своих мнениях удивительно единодушны: пидоры — не люди.       Ром пился легко и слишком быстро, шашлык они уничтожили ещё быстрее — день даже не начинал клониться к вечеру. Вытащив из кармана телефон, чтобы проверить время, Саша обнаружил пропущенный вызов от Ваньки. Он звонил минут двадцать назад, но Белогородцев был уверен, что не чувствовал вибрацию и не слышал мелодию — дебильную, но очень громкую полифоническую дребедень, способную мёртвого из гроба поднять. И, поскольку пропущенный звонок не сопровождался парой сообщений с требованием немедленно найтись и явиться пред светлые очи, на крайняк — пред не менее ясные уши, Саша предпочёл думать, что ничего важного не пропустил. Убедившись, что ещё только четыре дня, он выключил телефон.       Всё могло подождать. И Ванька тоже, чай не маленький мальчик.       — Сигарету будешь?       Саша кивнул. Говорить вообще не хотелось.       Канюков курил слишком крепкие, и первая же затяжка заставила Сашу закашляться. Паштет покосился на него, но промолчал. Саша прошёлся туда-сюда по полянке, чувствуя какое-то смутное беспокойство, не позволяющее оставаться на месте. Что-то зудело, гнало двигаться, куда-нибудь бежать, что-нибудь срочно делать…       Потушив и наполовину не скуренную сигарету об подошву ботинка, он выкинул бычок. Выпил очередную порцию рома, совершенно не ощущая вкуса, словно это была простая вода. Подпрыгнул несколько раз на месте, помахал руками — тело будто драки просило, ну или отжаться хотя бы. Поймав за хвост последнюю мысль, Саша принял упор лёжа и бодренько отжался десять раз.       Не то. Всё это было не то.       Присмотрелся было к ближайшей сосне на тему совместного спарринга, но тут за спиной зашевелился Канюков, и Саша одёрнул себя: не хватало ещё палиться, что сам себя калечит, а не морды врагам пачками бьёт и сбивает об них кулаки.       — Чего ты гитару не взял? — обернулся он с раздражением к Паштету.       Сам Саша играл редко и никогда — на широкую публику, но, может быть, тихий перебор струн помог бы справиться с зудом?       Паштет пожал плечами, насколько мог в своём положении, и вдруг запел, изображая руками, будто бы играет:       — С небес на землю — одним нелепым махом…       Пальцы двигались, дёргая невидимые струны — это мало походило на воздушные электрогитары, которые изображали другие. Даже без инструмента Котов точно знал, какой аккорд ему нужен в какой момент времени.       Саша дослушал песню и неожиданно осознал, что сидит на одном месте и не рыпается больше. Паштет ему подмигнул — как будто догадывался о произведённом эффекте. Саша сделал вид, что не заметил, снова встал, но теперь с точной целью — организм вспомнил, что в нём слишком много жидкости, и предложил расстаться хотя бы с частью.       Саша только успел расстегнуть ширинку, пристроившись у широкой сосны чуть в стороне, как рядом нарисовался Паштет — явно с теми же целями.       — У тебя деревья в лесу закончились? — рыкнул Саша, пытаясь хотя бы отвернуться на полкорпуса.       — Ну а как же не помериться хуями? — деланно изумился Котов. — Я думал, тебе это нравится.       — Что за бред ты несёшь… — Белогородцев выдохнул сквозь зубы. — Что ты от меня хочешь?       — Ну вот, у тебя больше, — словно и не слыша его, пробормотал Паштет. — Хотя сравнивать лучше в боевом состоянии, да?       Саша рванул молнию — и конечно, она застряла, зацепившись за ткань. Котов тем временем не спеша заправился и с интересом наблюдал за манипуляциями Саши.       — Да дай сюда, — не выдержал он наконец, опускаясь на одно колено и отгоняя Сашины руки.       Белогородцев на миг задохнулся. Эта картина… Стоящий перед ним парень, довольно симпатичный, надо признать, парень, почти касающийся его члена, пусть и сквозь толстую джинсовую ткань…       — Вот и всё, — Котов застегнул его ширинку, плавно выпрямился. — Чего ты психуешь-то?       Ответить Саша не успел — у Паштета зазвонил телефон. Кинув взгляд на экран, он ухмыльнулся, принял вызов:       — Алле? — Он произнёс это слово без «ё», чётко акцентировав «е» на конце. — Ага, тут он, рядышком. Ссым на пару. Передать ему трубку? — Выслушав ответ, протянул мобильный Белогородцеву: — Это тебя.       Ещё не донеся телефон до уха, Саша знал: Ванька. И как только додумался позвонить Паштету? И, главное, вообще зачем?       — Что? — проигнорировав необходимость здороваться, процедил Саша.       — Ты где? Почему не отвечаешь? — сходу выпалил Ванька, проигнорировав довольно-таки прохладный приём.       — В Караганде, — парировал Саша. — Какая раз… ница?       Пауза получилась случайно — он будто спотыкнулся в слове. И, конечно, Ванька сразу же за это зацепился:       — Ты пьяный?       — А тебя ебёт? И вообще, какого хуя ты звонишь моим друзьям?!       Наймарк на том конце громко, выразительно вздохнул. Саша хорошо был знаком с такими вздохами: того и гляди следующим номером грянет лекция о недостойном и неосмотрительном поведении. И обязательно вкрутит что-нибудь о том, что он, бедненький, беспокоится, а плохой Саша только и делает, что добавляет новых поводов.       — Я тоже общаюсь с Пашей. Он не только твой друг.       Саша сам не заметил, как успел уйти от Котова и добрести до Канюкова, и последний умудрился сунуть ему в руку новую, уже прикуренную сигарету. Всё так же не думая Саша затянулся.       Видимо, слишком громко.       Потому что Ванька тут же забыл про Паштета и переключился на новую проблему.       — Ты опять куришь? — в голосе Наймарка прорезалась такая вселенская усталость, что Белогородцев рассмеялся.       — Маша, ты куришь? — нарочито тоненько передразнил Саша, вспомнив фразу из бородатого анекдота. — Ты меня учить будешь?       — Я беспокоюсь о тебе!       Вот и вступили литавры. Или это первая скрипка?       — Беспокойся о себе.       Раздражение плескалось где-то в районе макушки, опять вернулся зуд, полчаса назад не дававший покоя. Как Наймарк всегда умудрялся выбрать самое неподходящее время для своих лекций? Как он не слышал, что Саше сейчас вообще не до него? Да не до чего ему вообще, ему бы только вырубиться и проспать до завтрашнего утра без снов!       — Сашка, — Ванька резко сменил тон на просительный, — пожалуйста, ты же убиваешь себя этим. Ну не надо. Приезжай ко мне… Илюха свалил на выходные, я за этим звонил, квартира вся наша. Я хочу тебя увидеть.       — А хочу ли я?       Саша качнулся с пятки на носок, посмотрел вниз — каким-то образом он дошагал до обрыва, развернулся, пошёл обратно. Он не понижал голоса: вряд ли без контекста можно было понять, о чём он треплется.       — Хочу ли я тебя, ты не забыл спросить?       — Спрашиваю. Прямо сейчас.       — Нет.       Слово сорвалось с языка, как капля яда — Саша даже невольно провёл языком по краю верхних зубов, проверяя, не отросли ли у него змеиные клыки.       — Хорошо. Я понял.       Прежде чем Белогородцев поинтересовался, что же такого интересного понял Наймарк, тот отключился, о чём возвестили три коротких гудка.       — Это что было? — услышал он голос Канюкова.       — А это Ванечка со своей Сашей отношения выясняет, — беспечно сообщил Котов.       Медленно оборачиваясь, Саша продолжал надеяться, что ослышался.       Но нет.       Непонимание на лице Канюкова сменилось удивлением и почти сразу — брезгливостью. Котов же присел на корточки и смотрел снизу вверх исподлобья, слегка улыбаясь — ну же, Белогородцев, что теперь ты будешь делать?       Тело среагировало быстрее. Он прыгнул вперёд, рассчитывая если не зубы выбить, то хотя бы распластать по земле, придавить всем весом, нажать на горло…       Канюков перехватил его в последний момент. Просто вдруг оказался на пути между Сашей и всё ещё до крайности довольным собой Паштетом — тот то ли не понял, то ли был слишком уверен в себе, чтобы хотя бы испугаться.       Сильные руки перехватили Сашу поперёк корпуса, и в воображении сами собой вспыхнули воспоминания о других их прикосновениях — толкающих по команде «Давай!», чтобы упасть точно в цель, не раньше и не позже, иначе ничего не получится, идея обернётся провалом и придётся придумывать что-то другое…       — Успокойся, — Канюков нахмурился, на краткий миг превращаясь в собственного отца.       — Да, Сань, я же ничего такого не сказал, — Котов олицетворял собой саму невинность.       Саша дёрнулся, но не всерьёз, просто проверяя, насколько крепко его держат. И обмяк, позволяя оттащить себя к лавочке, посадить, сунуть стакан и даже опрокинуть его в себя.       — Ты пей, — посоветовал Канюков. — А потом мы поговорим.       Саша согласился. Пить он был совсем не против.       А вот говорить…       Но «потом» ещё не наступило, значит, пока можно было о нём забыть.