Мам, пап, у нас любовь

ТЫ ВЫТЯНУЛ СПИЧКУ

      На то, чтобы собрать вещи, ушло пять минут. Чуть дольше Саша провозился с компьютером — отключал и сворачивал провода, заворачивал монитор в свою старую футболку, устраивал системник в багажнике так, чтобы и шелохнуться не мог. Потом Васильич открыл для него ворота, и Апельсинка медленно выехала на дорогу.       Саша запретил себе оборачиваться, только вот не додумался свинтить зеркала. Взгляд сам возвращался к ним, прикипал, выискивая признаки того, что он всё придумал. Что на самом деле ему можно тут остаться… Хотя бы на полмесяца! А там он что-нибудь найдёт. Как раз погода установится тёплая, в мае уже можно и под открытым небом переночевать, если не получится снять квартиру. Или комнату. Или конуру собачью, что ему, Белогородцеву, брезговать с псами жить? А сам он кто?       Обещанный Канюковым разговор не состоялся. На пару с Котовым они всё-таки споили Сашу до зелёных чертей, загрузили в машину и растворились в ночи — как они уехали, на какой попутке, он не знал, к тому времени уже отрубился. Спрашивать… Не боялся, конечно, но не тянуло. Да и для этого надо было пересечься, позвонить…       Посмотреть в глаза.       И не убить на месте.       Нет, только позвонить. Встречаться им было нельзя.       Но телефон, наконец-то включённый, Саша затолкал на самое дно сумки. И получалось, что это средство связи для него ныне тоже недоступно. Да и более насущный вопрос стоило решить первым — куда же податься?       Ваньку Саша отмёл сразу же. Даже если не брать в расчёт, что опять он сделал всё, чтобы оттолкнуть, поехать к нему означало признаться, что жить ему уже давно негде, и от этой мысли несло какой-то тухлятиной. Типа вот столько месяцев где-то кантовался — нормально было, а тут вдруг прижало и прибежал.       К Константину Гавриловичу обращаться тоже было нельзя. Тот, наверное, обрадовался бы, ведь не просто так в ресторан для общения звал, но — прогнуться? Признать, что нужна помощь? Да ещё и перед кем — перед очевидно более сильным!       Оставался последний вариант, и он Саше нравился не больше двух первых, хотя и не был сопряжён с необходимостью отвечать на неудобные вопросы. Вписаться к Соколову всегда было легко и приятно; но только когда к Соколову прилагалась Сахнова, обязательно начинались проблемы. Потому что никто не давал гарантий, что она не станет болтать и не донесёт до Ваньки ценную информацию.       Что возвращало к первому варианту, и получался замкнутый круг.       Саше хотелось зарычать от бессилия. За короткий промежуток времени он потерял почти всех, кто был ему важен — Олежу, сестёр, Паштета, Канюкова, Настю… Да и Ваньку, вполне возможно, тоже. Почти как когда он попал в интернат, только тогда он просто плыл по течению, стараясь не утонуть, а в этот раз словно бы сам всё и натворил.       Громкий гудок вырвал Сашу из размышлений. Обгоняя, водитель покрутил пальцем у виска, демонстрируя всё, что он думает о таких долбоёбах, как Белогородцев, и умчался вперёд. Саша перевёл взгляд на спидометр: ну да, он тащится со скоростью не выше сорока километров в час там, где можно восемьдесят, при почти пустой дороге. Есть от чего психовать и материться.       Саша прибавил газа. В открытое окно ворвался ветер, хотел, наверное, кинуть ему в лицо пряди волос, но обломался: короткий ёжик не успел отрасти настолько, чтобы начать мешаться. Зато теперь получалось экономить хотя бы на краске — не бог весть сколько, но и не капля в море. Да и если сигареты только по друзьям стрелять… Которых уже и нет, ага, считай. Не сигарет, друзей.       Прежде чем завести утром машину, Саша успел сделать ещё одно важное дело: пересчитать оставшиеся в его распоряжении финансы. По всему выходило, что на эти деньги можно прожить целый месяц, если не шиковать, передвигаться по возможности пешком и не платить за жильё. А уж если не забивать на работу — то тогда можно и пару раз в загул уйти.       Соколова дома не оказалось. Саша опустился на лавочку у подъезда — как бы он ни любил Апельсинку, опять сидеть в ней он был не готов. Воскресный солнечный день выгнал жильцов квартир на улицу: ловить первые тёплые деньки, просто подышать, не кутаясь в шарфы и шапки, прогуляться, не опасаясь упасть на скользком тротуаре. Саше с его места открывался прекрасный обзор на двор, оккупированный детьми, их родителями, стариками и собачниками. И, как ни странно, никто друг с другом не ссорился, не спорил за место, будто договорились заранее не портить другому удовольствие от наконец пришедшей весны.       Только Саша всё равно болезненно морщился: то выцепив взглядом маленькую девочку с торчащими косичками, так похожую на Ксюшу, то заметив статного добермана, с гордостью игнорирующего маленькую шавку, вертящуюся у него под ногами. У паштетовской Ванды, конечно, столько терпения никогда не было; будучи избалованной барышней, она бы уже вовсю гнала мелкую проказу, не обращая внимания на хозяйские окрики. А уж когда появилась группа подростков, включила музыку и устроила что-то вроде танцевального соревнования… Пусть они выходили на импровизированную сцену соперниками, но все они были вместе — так, как у Саши уже никогда не будет. Один из танцоров как-то по-особенному тряхнул головой, и волосы вдруг рассыпались светлой волной по плечам, освободившись из плена резинки.       Саша нервно сглотнул. Нет, Олеже здесь взяться неоткуда, да и так слитно и одновременно резко двигаться он никогда не умел, только зависал перед телевизором, включив музыкальный канал и восхищаясь постановками. А потом рисовал, рисовал, рисовал… Никогда с натуры, всегда по памяти, и потому у многих его танцоров можно было разглядеть черты совсем других людей — матери, Сашки, каких-то знакомых из школы, дальних родственников… Сашкины, конечно, проскальзывали чаще всего.       Сердце словно сжала ледяная лапа того зубастого чудовища из сна, Саша согнулся, почти касаясь коленей лбом, сцепил зубы, нарочно громко выдыхая. Ему нельзя было сейчас расклеиваться, надо было держать себя в руках, выкинуть все лишние мысли из головы!..       — Вам плохо? — тонкий детский голосок раздался совсем рядом.       — Отойди от него, наркоман какой-то! — мгновенно послышался окрик.       Саша выпрямился. К нему подошла та самая девочка, похожая на Ксюшу; и к ней от площадки спешила бабушка, смешно переваливаясь со стороны на сторону, будто утка. Старушка воинственно размахивала клюкой, явно забывая на неё опираться.       Девочка смотрела на него с искренним беспокойством, и Саша заставил себя улыбнуться:       — Всё хорошо, просто спать хочется.       — А я сейчас пойду, — похвасталась девочка.       — Я кому сказала! — Бабка доковыляла до них и дёрнула внучку на себя. — Совсем от рук отбилась, старших не слушаешься…       От Саши она пошла даже быстрее, чем до этого, утаскивая за собой девочку; а та то и дело оборачивалась, морщила забавно нос — явные признаки того, что ей хотелось подольше с ним побыть, а вот бабушкины наставления ей вообще не интересны.       Саша помахал ей рукой, прощаясь.       — Давно ждёшь?       Соколов с размаху плюхнулся на лавочку, та аж вздрогнула. Саша отодвинулся, поморщившись. Соколова природа не обидела ни ростом — Саша рядом с ним чувствовал себя маленьким, ни телосложением, хотя в последнее время основная его мощь стала скапливаться где-то в районе живота. На его фоне поджарый Канюков действительно выглядел более выигрышно — и почему Сахнова предпочла своего бывшего, Белогородцев понять не мог.       — Нет, — соврал он в ответ на вопрос. — Впишешь?       Соколов странно замялся.       — Понимаешь, братан, тут такое дело… — промямлил он. — Только на сегодня могу. Завтра у меня уже… Того.       Он замолчал, решив, видимо, что выдал достаточно информации. Саша подавил усталый вздох, чтобы не показывать, насколько ему правда надо куда-то приткнуться, и заставил себя спросить:       — Того — это кого?       Соколов протянул «О-о-о» таким тоном, будто это всё объясняло.       — Да не томи, — огрызнулся Саша.       — Ты разве не в курсах? — натурально удивился Соколов. — Антонина ко мне переезжает. Мы же, ну, женимся мы.       Саша засмеялся. Соколов добровольно женится? Это было слишком похоже на шутку. Да и Сахнова никогда не производила впечатление любительницы матримониальных настроений, особенно если судить по тому, как она ничуть не ограничивала себя в удовольствиях в перерывах между отношениями с самим Соколовым.       А тот и во время не упускал случая сравнить. Давно ли Инка возле него вилась?       — Мне бы тоже было смешно, — грустным бегемотом вздохнул Соколов. — Но пока никто не сказал слово «лопата».       — Как тебя угораздило? — поразился Саша, осознавший, что всё всерьёз.       Говорить на улице Соколову явно не улыбалось, поэтому он предложил сходить в магазин, взять пива и подняться уже в квартиру. Белогородцев, разумеется, спорить не стал: не в его интересах это было. Скоро они расположились на кухне, ожидая, пока в микроволновке разогреются тарелки с супом («Антонина позавчера сварила», — было сказано с такой нежностью, что Саша едва не испугался за душевное здоровье Соколова), и потягивая пиво. В голове у Саши прояснилось — всё-таки тот, кто придумал опохмеляться, был воистину гениальным человеком.       Борщ оказался вкусным. Нет, даже не так — он был божественным, шедевральным, дарующим желудочный оргазм. Бывает ли такое, Саша не задумывался. Пожалуй, если Сахнова так готовила, то брачный союз с ней уже не выглядел настолько мрачным.       Брачный — мрачным.       Саша невольно хрюкнул, оценив невольную рифму.       — Она залетела, что ли? — Саша, удовлетворив голод, откинулся на стену, отодвинул тарелку и теперь крутил в пальцах сигарету, стыренную из пачки Соколова.       — Сплюнь! — Соколов, казалось, даже побледнел. — Я без резинки ни-ни. Не верю в эти сказочки про волшебные таблетки — как-то они быстро превращаются в волшебные животы, из которых вылезают слишком реальные спиногрызы.       Саша кивнул, хотя подозревал, что осечки у Соколова иногда случались. Что-то такое Ванька рассказывал… Что было как минимум подозрение. Белогородцеву это было не очень интересно в тот момент, чтобы допытываться подробностей.       — Что тогда?       — Да понимаешь… — Соколов почесал в затылке. — Ну а почему нет? Да и родаки насели, мол, нахрена мне хата, если я всё равно бобылём живу. И типа какая Тонечка хорошая, почему я не хочу сделать ей предложение?       — Потому что тебе мало одной Тонечки? — предположил Саша.       — Ты меня знаешь, — одобрительно крякнул Соколов. — Но она ведь понятливая у меня. Договоримся, думаю… Если я её удовлетворять буду, какая разница, кому ещё перепадут крошки с барского стола?       — А если ей захочется посорить?       — В смысле?       Саша провёл незажжённой сигаретой вдоль носа, глубоко вдыхая запах табака.       — Ну попадётся ей кто-нибудь… Рослый-мускулистый, поманит накаченным пальчиком, она в его койку прыгнет.       Соколов замер, очевидно пытаясь представить такой сценарий. Саша в очередной раз скользнул по нему взглядом, оценивая его с точки зрения привлекательности: слишком широкое лицо, слишком тонкие губы, глаза светлые, волосы цвета вообще непонятного, короткая стрижка демонстрирует не слишком ровный череп и уши разной формы. Высокий рост — на полголовы выше немаленького Саши — мог бы, наверное, стать его фишкой, но всё портила его любовь к вкусно пожрать. Про содержание мозгов и заикаться не стоило — Саша в трезвом виде старался контактировать с Соколовым поменьше, потому что тот утомлял его слишком быстро, да и общих тем для разговоров у них почти не было. Однако готовность выручить друга крышей над головой, банкой пива и случайной девушкой, безусловно, нивелировала большую часть минусов. Даже при отсутствии интереса к этим самым девушкам.       — Да ей вообще нет резона налево ходить, — выдал Соколов после напряжённых размышлений. — Я же ей и так всё даю. Тем более после свадьбы — это уже не тот уровень.       — Но ты верность хранить не собираешься?       Саша сам не знал, зачем продолжает этот разговор. Ради Сахновой? Да наплевать ему было на Сахнову — раз она оказалась такой дурой, что поверила, будто замужество что-то изменит в их отношениях с Соколовым. И уж явно не для того, чтобы объяснить Соколову ущербность его логики — не его это было дело.       Ради Канюкова?..       Так он всё равно не мог поделиться ценной информацией с тем, с кем не общался.       — Я другое дело. У меня есть потребность, я мужчина, для меня чем больше самочек, тем полезней для здоровья, — объяснил Соколов свою точку зрения. — Сам-то ты со сколькими уже успел потрахаться?       Саша пожал плечами.       — Не считал, — сказал он почти честно.       На самом деле он помнил каждого. Их и не было столько, чтобы сбиться со счёта, хотя, конечно, в интернате он порывался пойти вразнос, только упёрся в то, что пусть спальни и были разделены по половому признаку, только его соседи предпочитали бегать к девкам, чем дрочить на брудершафт. Не все поголовно, да и когда на Сашу по приезде попробовали бычить старшие мальчики, самым простым способом доказать своё превосходство над их самопровозглашённым предводителем оказалось нагнуть его в сортире… Тот парень в итоге даже стал единственным в интернате, с кем Саша трахался больше одного раза.       Но сама по себе вся ситуация была нестандартной — Саша бесился из-за ограничения его свободы, из-за разлуки с Олежей, из-за резкой смены окружения, из-за того, что не смог ничего сделать, чтобы его сюда не запихнули. И вся его акция по поиску одноразовых партнёров была скорее наказанием для самого себя, чем попыткой самоутвердиться.       Тогда как в отношениях он ни разу даже не подумал о том, чтобы изменить. Не для того он выбирал человека, чтобы потом унижать и его, и себя. Когда любишь, разве захочешь кого-то другого? Разве есть кто-то более прекрасный, более нужный, более желанный, чем тот, кто рядом с тобой, кто для тебя семья?       — Вот то-то и оно, — Соколов довольно улыбнулся. — А для бабы это хреново. Ну, думаю, понимаешь, если ключ подходит ко многим замкам, то это заебатый ключ. А если замок могут открывать все ключи подряд… Тут пора его менять. Иначе твой дом превратится в проходной двор!       Соколов рассмеялся собственной шутке, Саша только криво ухмыльнулся. Воспользовавшись в качестве предлога допитой бутылкой, он слинял в туалет, чтобы дать себе хотя бы полминуты передышки.       Вернувшись, Саша обнаружил, что вся грязная посуда составлена пирамидой в раковине, бутылки переместились к мусорке, а сам хозяин квартиры перебрался на балкон и с кем-то разговаривает по телефону. Впрочем, с кем — Саша мог сказать почти наверняка: с такой блаженной морде свежеиспечённых жених мог только вешать лапшу на уши молодой невесте.       — Сахнова, ну ты же не дура, — пробормотал Саша себе под нос. — Так какого ж хуя ты так ведёшься?       Включив воду, он быстро ополоснул накопившиеся за два дня тарелки, благо хоть Соколов додумался их заливать, а не просто оставлять в ожидании лучшей участи. Разобравшись с посудой, вынес мусор, вернул ведро на место. Протёр стол и только тогда спохватился, что ведёт себя как примерная соколовская любовница.       — Слушай, — Соколов сунул нос в кухню, прикрывая ладонью динамик телефона, — я отъеду ненадолго, лады? Ты тут останешься или тебе куда-то надо сегодня?       Саша прикинул: несколько часов одиночества в комфорте пусть чужой, но квартиры или возможность поблагодарить Соколова и отвезти его куда ему там надо?       — Я выходной, — помотал он головой. — Если не против, я бы вообще вздремнул.       Соколов отсалютовал ему, показывая, что всё понял-принял, и вернулся опять к своему разговору. Саша, проводив его взглядом, сходил в прихожую за своим рюкзаком, достал книжку — мимолётом царапнуло воспоминание, что Ванька до сих пор не дочитал «Серенгети», — и устроился в комнате на диване, блаженно вытянув ноги. Это было не жёсткое прокрустово ложе, на котором он провёл столько ночей в сервисе, Соколов любил комфорт, причём комфорт достаточно прочный, чтобы выдерживать его единственные спортивные достижения на постельном поприще.       Вскоре щёлкнул, закрываясь, замок, и Саша остался один.       Книжка была неплохой, хотя и местами очень предсказуемой, но Саша то и дело ловил себя на том, что пялится на страницу по пять минут, не видя ни строчки. Почему-то больше думалось о том, как они с Ванькой ночевали в этой комнате — не смея коснуться друг друга, даже лечь слишком близко, но чувствуя дыхание, слыша, как шуршит то и дело сползающее одеяло, понимая: протяни ладонь — коснёшься пальцами такой же нетерпеливой руки, ищущей тепла.       Почему же Саше раньше даже не приходила в голову мысль предложить Ваньке жить вместе? Даже Соколов додумался съехаться с Сахновой, а они, встречаясь хоть и не дольше, но уж точно стабильнее, никогда этого не обсуждали. Только ли из-за того, что Ванька не работал и, значит, не мог вносить плату за гипотетическую квартиру?       Сейчас Саша мог себе честно ответить: нет. Ванька сам никогда не показывал, что может хотеть этого, хотеть большего, чем их периодические встречи, редкие ночёвки вместе, поездки на дачу. Покинув родительский дом, он, в отличие от Сашки, не оказался в безвыходном положении, его приютил брат, и, видимо, это было слишком удобно, чтобы искать какие-то другие варианты жилья.       Может быть, и Саша ему был удобен вот так, набегами?       За окном начало смеркаться, становилось слишком темно, чтобы читать без электрического света, и Саша отложил книжку, удивляясь тому, что прошло несколько часов — а Соколов, обещавший уйти ненадолго, так и не появился до сих пор. Он поискал свой мобильный — позвонить, спросить, когда будет, уточнить, не надо ли приготовить ужин, только телефон как в воду канул. Перерыв всё содержимое рюкзака и все доступные карманы, Саша вспомнил: он остался в сумке. А сумка, как назло, лежала в Апельсинке на заднем сиденье.       Входной замок в квартире был дурацкий, не открывался без ключа даже изнутри. Чертыхнувшись, Саша поискал было городской телефон, но быстро оставил эту затею: наизусть он помнил только Ванькин номер, а чем тот мог бы помочь? Приехать и попаниковать с той стороны двери?       Оставалось только расслабиться и ждать хозяина квартиры.       Соколов пришёл ближе к полуночи — пропахший сигаретами и основательно пьяный, со следом от помады на щеке, но, однако, в гордом одиночестве. Саша к тому времени успел слепить ужин из того, что нашёл на кухне, принять душ и даже дочитать-таки книжку, а также постелить себе на матраце.       — Саня? — икнул он удивлённо, обнаружив того у себя в квартире.       — Я всё ещё здесь, — усмехнулся Саша.— Ты со свободой, что ли, прощался?       Упав на диван, Соколов принялся стягивать с себя одежду. Саша по давней привычке отвёл взгляд, хотя уж кто-кто, а Соколов точно никогда бы не обвинил его в том, что он пялится.       — Попрощался. Ах как хорошо попрощался! Инка всё-таки божественно сосёт.       Вслед за майкой на кресло приземлились трусы. С довольным стоном Соколов вытянулся на диване, ничуть не стесняясь собственного вида.       — Мне в машине надо забрать кое-что, — Саша бочком двинулся из комнаты, — я сбегаю, хорошо?       — Гони.       Уже на пороге Саша всё-таки случайно посмотрел на него — и практически выбежал из квартиры, едва не забыв уцепить ключи. Оказалось, что след от помады у Соколова был запечатлён не только на лице…       У нивы Саша некоторое время просто стоял, успокаивая сердцебиение. Назвать увиденное зрелищем не для слабонервных значило как минимум сильно преуменьшить — но теперь у Саши хотя бы было представление, чем именно Соколов привлекает своих бесконечных любовниц.       Смущённо фыркнув, Белогородцев полез за телефоном, опасаясь обнаружить там миллион пропущенных звонков и миллиард сообщений. Странно, что он ошибся днём, когда решил, что Соколов умчался на встречу с Сахновой; а если бы и понял, что он снова ей изменяет, что тогда? Стал бы читать нотации?       Загоревшийся экран мобильного бесстрастно показал время и уведомление о том, что батарея садится. Саше никто не звонил и не писал, словно все забыли, что он существует. Покрутив телефон в пальцах, Саша снова привалился боком к машине, поднял глаза на дом — и ровно в этот же момент кто-то из жильцов на третьем этаже выключил лампу. Белогородцев моргнул, встряхнул головой, отгоняя наваждение — как в той песне про мужика, который слишком неторопливо ехал домой, так что его девушка успела и замуж выйти, и детей нарожать, хорошо хоть внуками не обзавелась.       Получается, что и Саша вот так же оказался на берегу, пока у всех остальных шла их собственная жизнь?       Открыв сообщения, он нашёл переписку с Ванькой и набрал: «Я тебя люблю». Посмотрел на то, как выглядят эти слова, перечитал их, погладил пальцем, словно какую-нибудь пугливую зверушку.       Удалил.       И отправил стандартное: «Позвони, когда сможешь».       Пора было возвращаться в квартиру.