ГРОХОТ БАРАБАНА РОЖДАЕТ ТИШИНУ
Саша увидел Константина Гавриловича сквозь стекло ещё до того, как вошёл в кафе. Тот сидел к нему боком и изучал меню, так что совершенно не обращал внимание на то, что происходило за окном. Саша какое-то время постоял, рассматривая его: коротко стриженные волосы, строгая одежда, крупные часы без малейшего намёка на украшательство — чисто функциональная вещь, слегка заляпанные ботинки: утром шёл дождь. Ни единой детали, могущей выдать, что Шаскольских в постели предпочитает мальчиков, и всё-таки именно Саша стал его выбором. Да и по самому Саше разве что-то было заметно? Отражение показывало довольно высокого худого парня с отрастающим ёжиком русых волос, упрямо сжатыми губами и нахмуренными бровями. К такому попробуй подойди — сразу же пропишет в челюсть. В движениях — ни тени манерности, в одежде — ни следа стиля. Чёрные джинсы, чёрная футболка, косуха, берцы. Кто может заподозрить в Саше гея, если он сам не признается? А в том же Ваньке? Что подсказало тогда, давным-давно, что он не оттолкнёт? Они ведь были знакомы раньше, Саша помнил, как подрался с ним классе в пятом или шестом; потом Наймарк словно бы выпал из его поля зрения, потом случился интернат… И за два года заморыш-воробушек вдруг изменился и стал выглядеть принцем. От одного взгляда на него дыхание перехватило, сердце застучало быстро-быстро, во рту пересохло, и получилось только каркнуть Канюкову: «Толкни меня». Может быть, всё дело было в том, как Ванька на него посмотрел? Совершенно не узнавая, но словно бы желая узнать?.. У Сашки было всего несколько секунд, чтобы оценить, и ведь не ошибся же. Сам потом испугался, попробовал отыграть всё назад, только поздно было: увязла вся птичка, только опустив коготок. Встряхнувшись, Саша торопливо докурил, затушил окурок о стоявшую рядом урну. Надо было уже заходить — он почти опаздывал, замерев соляным столбом и погрузившись в ненужные сейчас воспоминания. Стоило зайти в кафе, как к Саше порхнула улыбчивая девушка, желающая угодить очередному гостю. Буркнув, что его ждут, Саша обошёл её по дуге и уверенно направился к Константину Гавриловичу. — Саша, здравствуй, — он поднялся, протянул руку для рукопожатия. — Садись. — И вам не хворать, — огрызнулся Саша, опускаясь в кресло напротив Шаскольских. Мгновенно нарисовавшаяся официантка сунула ему в руки меню и посоветовала обратить внимание на бизнес-ланч — новинку в их кафе. Обернулась к Константину Гавриловичу и заверила, что буквально через пять минуточек принесёт его кофе, после чего также стремительно переместилась к соседнему столику — узнавать, всё ли нравится дорогим гостям. Саша поморщился. Не то чтобы ему такая услужливость поперёк глотки вставала, но вся вежливость девушки была слишком напускной, за ней отчётливо слышалась усталость. Да и платили ей наверняка копейки, значит, улыбка была нацелена скорее на выцеживание чаевых, чем свидетельствовала об искреннем дружелюбии. — Я не стал рисковать с бизнес-ланчем, — произнёс Шаскольских. — Слишком он у них дешёвый, кто знает, на чём именно они экономят. А вот салаты выглядят неплохо. Видимо, Константин Гаврилович пришёл заранее, раз уж успел насмотреться на то, что заказывали другие люди. Саша опустил голову ниже, чтобы не выдать случайно своего настроения: мало того, что его коробила сама необходимость этой встречи, так ещё и то, как легко откликнулся Шаскольских на приглашение и прилетел, словно дел других не было, вызвало неприятное шевеление в районе желудка. Решиться на этот звонок было очень непросто. Сашка оттягивал этот момент как мог, пытался найти другой выход, разобраться с проблемами самостоятельно, уже готов был снова идти на рынок в грузчики, только тамошние зарплаты выглядели скорее издёвкой, чем реальным заработком. Саша даже удивился — неужели он когда-то добровольно на такое соглашался? И как они тогда жили? Получается, основным источником дохода тогда всё-таки было материнское пособие по многодетности? И как он мог этого не замечать? От этого открытия стало так противно, что он едва не махнул на всё рукой. От неминуемой встречи с бутылкой водки спас Ванька, позвонивший с предложением поехать на дачу. Запретив себе даже думать об алкоголе, Саша согласился — и они провели отличные выходные, которые не смог испортить даже зарядивший дождь. И, глядя в сияющие Ванькины глаза, Саша понял: он не сможет ему сказать, в какой заднице оказался, потому что тогда восторг и обожание сменит разочарование. — Вы выбрали? Официантка поставила перед Константином Гавриловичем высокий стакан с кофе, положила рядом длинную ложку. Тот поблагодарил её, подвинул напиток к себе, сделал глоток и довольно улыбнулся. — Кофе и… — Саша замялся, листая меню. — И клаб-сэндвич. Что это было такое, Саша не очень понимал, но вряд ли оно разительно отличалось от какого-нибудь гамбургера в Макдональдсе. И цена была не космическая. — Как у вашего отца? — переспросила официантка и, увидев недоумение, уточнила: — Кофе такой же? — Да, — согласился за Сашу Константин Гаврилович. — У нас одинаковые вкусы. Саша уставился на него. Почему он не поправил официантку? Это же глупо, они даже не похожи, видно ведь, что они чужие друг другу… Или?.. — Это всё-таки вы? С моей матерью?.. Брови Шаскольских взметнулись вверх, и он стал до смешного похож на персонажа мультфильма. Саша с радостью бы посмеялся, только осознание отвратительной правды давило на него похлеще, чем небесный свод на плечи атланта. — Не уверен, что мы с твоей матерью знакомы, — протянул Константин Гаврилович. — Это имеет какое-то особое значение для тебя? Или ты о том, что я не стал доказывать, что ты не мой сын? Тут всё просто: эта девушка забудет о нашем существовании уже через пятнадцать минут после того, как мы покинем кафе. А вот если начать разбираться и доказывать… Не уверен, что хочу становиться местной легендой. Саше показалось, что он чувствует, как скрипит его мозг, обрабатывая полученную информацию. Всё, что говорил Шаскольских, почему-то казалось белым шумом, птичьим щебетом, но никак не членораздельной речью. — Саша, — позвал Константин Гаврилович, — я точно не могу быть твоим отцом, у меня нет родных детей. И никогда не было. Я никогда не… был близок с женщиной. — А Света? — Света дочь моей жены и, несомненно, моя тоже, но я в её, так сказать, создании не принимал никакого участия. Только вырастил и воспитал. — В смысле? Саша понимал, что тупит, но всё ещё не мог осознать, что он только что услышал. Как будто он резко поглупел, потерял всякую связь с реальностью и теперь только и делал, что моргал и беззвучно открывал-закрывал рот, как безмозглая рыба. — Я женился на ней, когда она была беременна, чтобы сохранить её репутацию. Отец ребёнка не в курсе, что у него есть наследница, да и вряд ли когда-то интересовался этим вопросом, хотя Лиза была в него влюблена без памяти. Я, будучи её лучшим другом, не смог позволить ей бороться с обрушившимися на неё трудностями в одиночку, предложил руку и сердце, но сразу объяснил, что ничего другого ей не достанется. Она приняла это, мы счастливо живём в браке уже больше пятнадцати лет. Но ты не об этом спрашивал, верно? — Нет. — Саша заставил себя собраться с мыслями и наконец выдал более-менее осмысленную реплику: — Вы не спите с моей матерью? — Боже упаси, — Константин Гаврилович рассмеялся. — Разумеется, нет. — Я сейчас. Поднявшись, Саша пошатнулся, но удержался на ногах, не хватаясь за стол или стул. Ему срочно надо было хотя бы умыться — потому что иначе голова грозила взорваться. Туалет он нашёл тоже без посторонней помощи, заперся в тесной комнатушке, где между унитазом и раковиной и шага сделать нельзя было. Прислонившись к стене, он открыл кран с холодной водой и сунул под неё ладонь. Ледяные иголочки впились в кожу, охлаждая и замедляя, казалось, все процессы в организме. Полминуты спустя Саша достаточно пришёл в себя, чтобы плеснуть полной горстью воды в лицо, не обращая внимание на разлетевшиеся во все стороны капли. С чего он вообще вообразил, что между Константином Гавриловичем и его матерью есть какая-то связь? Сам ведь давно понял, что Шаскольских такой же, как он сам. Ну да, дочь вызывала некоторые сомнения, но додуматься, что она ему не родная, вполне можно было. Вон у Сашки уже второй отчим нарисовался на горизонте, пусть и не имеющий о нём представления, подобные ситуации уж точно редкостью не были. С волос противно потекло по шее, но Саша, вместо того чтобы вытереться, умылся снова. Он совсем с ума сошёл, похоже. Растерял остатки мозгов, утратил способность трезво мыслить, какие там ещё синонимы? Всё-таки полубомжатское существование на пользу не шло никому. Хорошо хоть Сашино «полу» ограничивалось отсутствием крыши над головой, не распространяясь на прочие сферы жизни. И, кстати о птичках, пора было возвращаться и попытаться изменить хоть что-нибудь. Желательно к лучшему. Пока Саша прохлаждался, на столе появились тарелки и вторая чашка с кофе. Сделав большой глоток, Белогородцев поморщился — конечно, не растворимая бурда, которую он глотал у Ваньки, но недалеко от неё ушло. — Моя мать встречается с неким Костей, — произнёс он медленно. — Я его никогда не видел, но он вроде бы устроил её к себе на работу секретаршей. Он там главный или близко. По описанию на вас похоже. Константин Гаврилович кивнул, выбирая из своего салата куски тонко нарезанного мяса, но никаких встречных вопросов задавать не стал, равно как и комментировать мнимое — Саша это понимал — сходство. Клаб-сэндвич оказался довольно безвкусной штукой, состоящей из двух кусков пресного хлеба, сыра, ветчины и бледного помидора. Заставив себя съесть одну половинку, Саша отодвинул от себя тарелку. — Только он про меня не знает, — добавил Саша, поразмыслив. — Забавно было бы, если бы оказалось, что это всё-таки вы. — Мир, конечно, тесен, — Шаскольских усмехнулся по-доброму, — но в кой-то веки я рад, что не настолько, чтобы мы с тобой оказались в центре семейной драмы. Саша фыркнул. Иногда Константин Гаврилович выбирал такие слова, что невозможно было точно сказать — шутит он так или всерьёз. — У тебя что-то случилось? Я не ждал твоего звонка. Отхлебнув кофе, Саша мотнул головой, изобразив нечто среднее между «да» и «нет». Конечно, у него много чего случилось, но вовсе не вчера и даже не позавчера, а набраться смелости, чтобы позвонить… Или это уже было больше похоже на отчаяние? В общем, несмотря на то, что просьба — предложение! — о встрече всё-таки прозвучала, Саша до конца так и не сформулировал, на что же он рассчитывал. Но начинать всегда стоило с малого, так ведь? — Мне нужна работа, — признался Саша. «Истинный сын своей матери, — припечатал он себя мысленно, — без блата уже ничего не можешь». Константин Гаврилович задумался — или только сделал вид? — Не уверен, что могу тебе помочь с этим… Разве что… — он замолчал, погладил свою чашку кончиками пальцев, кивнул мыслям. — Да, разве что заказ у меня будет. Мне совершенно не нравится наш сайт, может быть, ты сделаешь нам хорошие фотографии? Не только людей, но и объектов. — А чего-то более постоянного нет? Отказываться от заказа Саша, конечно, не планировал, но заказ — это только временное подспорье, ему же нужна была стабильность. А в идеале — ещё и комната в общежитии. — Я умею руками работать, — добавил Саша. — Я верю. От улыбки Шаскольских Саше захотелось немедленно пойти удавиться. Нет, к счастью, в ней не нашлось места жалости, но понимания было с избытком — и от этого захотелось выть. — Я уточню в кадрах, — уклончиво сказал Константин Гаврилович. — Но мне бы хотелось, чтобы ты всё-таки продолжал фотографировать. Тебе же нравится это больше, чем таскать тяжести или класть раствор. Саша угукнул. Какое-то время они сидели молча — Шаскольских допивал свой кофе, Саша уткнулся взглядом в столешницу и изучал мелкие царапины, как будто какой-то микрокот приходил сюда ежедневно и точил свои микрокогти. Ощущение падения в бездну, безликую, холодную, жадную, почему-то только усилилось, хотя ведь ничего такого безнадёжного не прозвучало. Константин Гаврилович сразу предупреждал, что у него не будет много времени на встречу — только час обеденного перерыва, но Саша думал, что всё пройдёт как-то иначе. Он же сам говорил, что ему хочется общаться! Вот Саша, почему же ничего не происходит? Солнечный зайчик, бликанув от чего-то на улице, проскользнул по столу. Саша проследил его путь, потом обернулся к окну — но источник не заметил. Зато увидел другое: напротив их кафешки был бар, и оттуда как раз вышел хмурый парень в футболке с логотипом, видимо, бармен, и перевернул табличку с «Закрыто» на «Открыто». Раз уж всё пошло как-то не очень, наверное, хотя бы так Саша может поднять себе настроение? Константин Гаврилович ушёл первым, оставив деньги на оплату его части заказа, и Саша ещё минут десять размышлял, стоит ли игра свеч. Впрочем, мелькнувшее портмоне, в котором было свёрнуто несколько купюр вызывающе красного цвета, окончательно убило весь позитивный настрой. Заплатив за двоих, Саша решительно направился через дорогу.***
Музыка, которая била по ушам, когда он только вошёл в бар, теперь казалась надоедливым шёпотом на периферии слуха. Несколько раз стукнув стопкой о стойку, Белогородцев привлёк внимание бармена и жестом показал «Обнови». Парень, за прошедшие два часа так и не нацепивший хотя бы маску дружелюбия, покачал головой. — Эй, — Саша постучал раскрытой ладонью, — я тут вообще-то клиент! — А деньги-то у тебя есть, клиент? — подойдя поближе, поинтересовался бармен. Саша кивнул и принялся выгребать всё то, что осталось в карманах — несколько сотен, пара мятых пятидесяток, даже одна пятисотенная. Весь этот ворох он кинул на барную стойку и подтолкнул пальцем всё ещё пустую стопку. Бармен закатил глаза, но бутылку достал. Налил строго по дозатору и отправил стопку обратно. Саша широко ему улыбнулся в ответ, показал оттопыренный большой палец и выпил залпом. Водка горячей волной опалила внутренности, добавляя топлива к уже и так бушующему пожару. На соседний высокий стул плюхнулась девушка, скосила на него глаза, но тут же изобразила, что это случайное косоглазие, и помахала бармену. Саша фыркнул: очередная дура, не видящая очевидного. Разве он тот, кого стоит ловить в свои сети? Разве он может хоть что-то дать? Ей — точно нет. Да и всем остальным тоже. Бармен обновил его стопку в этот раз без напоминаний, видимо, прикинув уже в уме, сколько денег лежало перед ним. Девушка, разглядев слишком прозрачное содержимое, повела точёным носиком и, брезгливо поморщившись, схватила свой коктейль и улетучилась в неизвестном направлении. Саша мысленно пожелал ей удачной охоты и сосредоточился на делах более насущных. В голове было звеняще пусто, и от этой блаженной тишины вместо мыслей по спине ползли приятные мурашки. Губы сами собой растягивались, смех рвался наружу, пальцы барабанили в ритме музыки — тело больше не принадлежало Саше, оно получило свою дозу счастья, и ему было слишком хорошо, чтобы обращать внимание на какой-то там мозг. Идея дойти до туалета посетила Сашу внезапно, но раз уж она заглянула на огонёк, он решил почтить её претворением в жизнь. Встать со стула оказалось сложнее, чем он ожидал, однако и эта задача оказалась ему по плечу; покачиваясь и то и дело закладывая виражи, Саша направился к своей цели. Вернувшись обратно, он с удивлением обнаружил, что денег на барной стойке больше нет, а хмурый парень сменился девушкой-хохотушкой, болтающей шейкером под одобрительные выкрики мужской части посетителей. — А где? — громко спросил Саша, но отвечать ему никто не спешил. — Э-э-эй! Новая повелительница бара пожала плечами, вероятно, даже не потрудившись задуматься, чего же от неё хочет настырный парень бомжеватого вида. — Водки! — скомандовал Саша. — Закончилась! — в тон ему отрапортовала девушка. — Брешешь, — Саша выставил перед собой локти, навалился телом на стойку. — Вон там она у тебя. — Дайте две, — кто-то рядом протянул сложенную вдвое купюру. Барменша налила, и благотворитель отдал одну из стопок Саше, подмигнув. Белогородцев выпил, поблагодарив за щедрость — кажется, даже вслух. Дальше всё слилось в карусель: как будто все посетители бара решили угощать Сашу. Он опрокидывал стакан за стаканом, смеялся, что-то рассказывал, с кем-то обнимался, в какой-то момент обнаружил себя на барной стойке танцующим… Потом резко стало холодно. Чьи-то уверенные руки лежали у Саши на талии, фиксируя в вертикальном положении, но голова была такой тяжёлой, что шея грозила вот-вот сломаться, не выдержав её веса. Отпихнув от себя мешающего ему человека, Белогородцев вдруг оказался на четвереньках; голова взорвалась болью, и всё выпитое неожиданно запросилось обратно. — Саша, ну как же так, — расслышал он сквозь шум в ушах: музыка продолжала играть, только вот откуда ей было взяться? Вроде же он уже вышел на улицу! — Вставай, ну же. Вставай. Голос был знакомым, а тон — полным участия и искренней заботы. Точно не Ванька: в его голосе уже вовсю бы сквозила паника, и вряд ли Илья — что он тут забыл? Может быть, Канюков? Его отец? Отец… Кто-то всхлипнул совсем рядом. Саша завертел головой, пытаясь определить, кого нужно утешать — не того ли, кто его держал? — Ну что такое? — спросил тот. — Давай, идём, вон машина уже подъехала. Нет, он в утешениях не нуждался. Но кто-то же был! Жёлтая машина с шашечками на крыше ничуть не напоминала Апельсинку, и Саша попытался это сказать, объяснить, что машина чужая, его где-то ещё стоит, только вот человеку, подталкивающему его в спину, было, похоже, всё равно. — Мы сейчас поедем ко мне, — объяснил он и назвал водителю какой-то адрес. — Утром отправишься домой, боюсь, твоя мать не обрадуется, увидев тебя таким. — У меня нет дома, — сорвалось с языка против воли. Следом Саша услышал смех — и наконец понял, что все эти звуки издаёт он сам. — У тебя ведь есть семья, — удивился человек — да кто же он такой?! — Мать точно, отношения? С кем ты встречаешься? — У меня нет дома, — повторил Саша. — Мать меня давно выставила. Ванька живёт с братом. Друзей у меня, кажется, тоже больше нет. — Его не укачает? — заволновался водитель. — Сколько он выпил-то? — Не должно. Вроде всё уже на улице оставил. Они обсуждали Сашу, как будто он не слышал их и не мог говорить за себя. Да что они вообще о себе возомнили?! Возмутиться у Саши не получилось. Машина вильнула на повороте, и он завалился вбок, практически уткнувшись носом в шею своего сопровождающего. И запах сработал лучше всех других ассоциаций: яркой вспышкой пришло озарение — рядом на сиденье сидит Константин Гаврилович. Именно он придерживает Сашу, успокаивающе поглаживает его по плечу и ведёт вежливую беседу с водителем, жалующимся на разбалованную современную молодёжь. — Скоро приедем, Саш, — Шаскольских удивительно чутко реагировал на каждое Сашино шевеление, — потерпи немного. Белогородцева действительно мутило, но не настолько, чтобы просить срочно остановиться или высовываться из окна. Ещё недавняя радость растворилась без следа, сменившись беспокойством: почему Константин Гаврилович вернулся? Что он захочет за свою доброту? Зачем ему везти Сашу к себе? — Успокойся. Сашу дёрнуло, как от пощёчины. — Не трогайте меня, — прошипел он, пытаясь отодвинуться, что, конечно, в условиях машины было не так-то просто. — Кон… Ко… — дурацкое имя никак не выговаривалось. — Да бля!.. На какое-то время все замолчали. Саша уткнулся лбом в спинку переднего сиденья, закрыл глаза, собираясь с мыслями. — Константин, — чётко произнёс он. — Гаврилович. Я, кстати, подумал. Над вопросом. — Каким? Саша фыркнул. Всё-таки идеальный Шаскольских тоже мог лажать, как обычный человек. Мог что-то забывать. — Почему я не люблю имена. — Поделишься? Здесь поверните, пожалуйста, подъезды с этой стороны. Выходя из машины, Саша едва не навернулся, но Шаскольских снова успел его поймать. Раздражённо двинув плечом, Белогородцев с гордо поднятой головой сам дошёл до подъезда и остановился у широких перил, незаметно опираясь на них. Константин Гаврилович расплатился с таксистом и улыбнулся: — Пойдём, а то я замёрз. В квартире Константин Гаврилович заставил Сашу выпить стакан воды; потом провёл в ту самую комнату, где проходила фотосессия морской свинки и сказал подождать. Саша мазнул взглядом по обстановке: как и ожидал, никаких следов присутствия домашнего питомца не обнаружил. — Имя — это очень личное, — ему было всё равно, слышит его Шаскольских или нет, — и когда я зову человека по имени, я говорю ему, что он может на что-то претендовать в моей жизни. А я очень не очень… Обычно я против того, чтобы кто-то на меня претендовал. Поэтому — никаких имён. Только Ванька. — Интересное видение, — Константин Гаврилович принёс подушку, одеяло и теперь разбирал диван. — Я не ошибся в том, что с тобой есть о чём поговорить. — А мне с вами не о чем, — отрезал Саша. Шаскольских только усмехнулся. Застелив постель, сообщил: — Ложись. Утром обсудим все остальные вопросы. Если беспокоишься… Подвинь немного диван, он блокирует проход, никто не сможет войти. Саша исподлобья смотрел, как Константин Гаврилович выходит и закрывает за собой дверь. Потом перевёл взгляд на предложенное ложе — постельное бельё даже дал, в весёленький цветочек, не новое, но пахнущее порошком. На подушке лежала футболка, которую Саша совершенно точно не просил. — Заботливый, как папочка, — саркастически пробормотал он. — Вы только посмотрите. Оставив футболку на столе, Саша стянул носки и, немного подумав, джинсы, после чего забрался под одеяло. Надо было бы убедиться, что к нему не вломится посреди ночи Шаскольских, но волны уже подхватили Сашкино сознание и потянули в омут. Не успев додумать мысль, он отрубился.