НА ЧУЖОЙ ПЛАНЕТЕ
— Доброе утро. Я сейчас сварю кофе, пока положи себе яичницу. Саша замер на пороге кухни. Константин Гаврилович свернул газету, снял очки и, потянувшись, принялся доставать из шкафчиков всё необходимое для обещанного кофе — пачку зёрен, ручную кофемолку, турку, длинную ложку. Двигался он медленно, обманчиво лениво, без резких движений, как будто боялся спугнуть Сашу. Не зря, если действительно боялся. — Я пойду, — Саша отступил назад. — Мне пора. — Не угадал, — Шаскольских даже не поднял глаз от плиты, — сначала мы пообщаемся. Так что садись и завтракай. Входная дверь была прямо за спиной Саши — два шага, и он на свободе. Но что-то останавливало, не давало сдвинуться с места. Чувствуя себя стреноженным животным, Саша лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. — Давай-давай, не укушу. Константин Гаврилович налил кофе в чашку, и по кухне поплыл умопомрачительный запах. Демонстративно принюхавшись, он перенёс её на стол и взглядом указал Саше на табуретку. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Саша прошёл вперёд на негнущихся ногах и практически упал на предложенное место. Шаскольских добавил к чашке тарелку с яичницей-глазуньей — прямо как Саша любил, чтобы желток жидкий, в стоящую на столе плетёную корзинку положил белый хлеб, сел напротив и снова развернул газету, отгораживаясь ей как ширмой. Яичница оказалась чертовски вкусной — Саша сам не заметил, как съел всю, а потом ещё и хлебом собрал оставшийся на тарелке желток. Или ему так показалось из-за того, что он давно уже не ел ничего домашнего, чего не готовил сам? Ванька, конечно, иногда баловал его завтраками, но старался ограничиваться теми блюдами, которые нельзя испортить по определению — сосиски, бутерброды и прочие хлопья. А в кофе Константин Гаврилович успел когда-то насыпать сахара. Или сразу с ним варил? Так или иначе, но Саша с трудом подавил желание зажмуриться от удовольствия, сделав первый глоток. Шаскольских, надо отдать ему должное, всё время просидел, изображая крайний интерес к происходящему в мире — вернее, к тому, что считает таковым печатное слово. Саша рассмотрел на его стороне газеты заголовок «В США секса нет» и чуть не подавился. Утро можно было бы назвать идеальным, если бы не одно но: то, что Саша находился здесь не по своей воле. Нет, Шаскольских не был каким-то там маньяком, удерживающим его насильно, однако Саша как никогда чувствовал себя лишним. На этой слишком чистой кухне, со слишком вкусным завтраком и слишком понимающим хозяином… — Ты сейчас похож на уличного щенка, сделавшего лужу и осознающего, что наказанием будет выдворение на улицу, — подал голос из-за газеты Константин Гаврилович. — Ты что, до туалета не дошёл? — Что? — обалдело переспросил Саша. — Ничего, — Шаскольских вздохнул. — Поел? Саша кивнул, всё ещё переваривая, что он только что услышал в свой адрес. Бездомный щенок? Да какой он щенок, он давно уж взрослый пёс! Не такой матёрый, конечно, как сидящий напротив него, но уж точно не сосунок, пахнущий материнским молоком. Поймав себя на том, что хочется оскалиться, показав зубы, Саша вцепился в чашку, скрывая за ней свой порыв. — То, что ты сказал насчёт дома. Это правда? Велик был соблазн изобразить амнезию, ведь Шаскольских неоткуда было узнать о феноменальной Сашкиной памяти; только, как и с попыткой уйти, что-то удержало. — А какой смысл мне врать? — вопросом на вопрос ответил Белогородцев. — В твоём вчерашнем состоянии ты мог искренне в это верить, — пожал плечами Константин Гаврилович, — а на трезвую голову признать, что перегнул палку. — Не перегнул. Короткие отрывистые фразы — это, пожалуй, было всё, на что хватило Саши в тот момент. Он вспомнил, как в каком-то дурацком фантастическом фильме главный герой превращался в волка: его всего ломало, кости разрывали кожу, появлялась шерсть, лицо вытягивалось в морду, — и с ним словно бы происходило то же самое. — Мать выставила меня за порог, потому что я уже взрослый и сам зарабатываю, а девочкам нужен отец, — всё-таки объяснил Белогородцев, ощущая, как злые слова буквально вспыхивают в голове. — Денег на съём у меня нет. По друзьям мотаться… — Себя не уважать, — согласился Шаскольских. — Ладно переночевать пару раз, а на постоянной основе никто терпеть не будет. У меня так тоже было. Я тогда сдуру родителям признался, что не собираюсь никогда жениться… В итоге мыкался три месяца. Пока не женился. Саша не удержался и фыркнул. — Представь себе их удивление, когда они получили приглашение на свадьбу, — Константин Гаврилович усмехнулся. — А потом ещё и дочь. Она так похожа на Лизу, что отцом можно было любого вписывать. Повезло. Он немного помолчал, видимо, погрузившись в воспоминания. Потом сложил газету ровно, кинул её на свободный табурет, наклонился чуть вперёд, упираясь локтями в стол. — Не буду тебя утомлять долгими рассказами о своей жизни. — Шаскольских смотрел теперь прямо в глаза, и Саша невольно поёжился. — Поэтому сразу: оставайся жить здесь. Мне эта квартира, если честно, не очень уже нужна. Я тут появляюсь от силы раз в несколько месяцев, всё остальное время она стоит закрытой. Подожди, — он поднял руку ладонью от себя, — это не благотворительность. Ты будешь платить по всем квитанциям, заодно и пыль скапливаться перестанет. Саша помотал головой. — Это лучший вариант для тебя. То, что предлагают по объявлениям, будет либо слишком дорого, либо в таком виде, что жить там нельзя. — Я так не могу, — Саша упрямо сжал губы. — Я правда зарабатываю, я должен сам себя содержать. Шаскольских вздохнул. Какое-то время на кухне стояла тишина, и стало слышно, как в окно бьётся заблудшая майская муха, требуя свободы. — Хорошо, давай я назначу ценник за аренду. Тут две комнаты — позови кого-нибудь с собой жить? Может быть, Ваню? Цена, озвученная Шаскольских, была ниже, чем те, что Саша видел в объявлениях о сдаче жилья. Однако уже то, что квартиру ему не предлагали за просто так, слегка успокоило забившее тревогу чувство собственного достоинства — не подачка, а договор, значит, можно и рассмотреть этот вариант. Только вряд ли Ванька согласится на переезд. Зачем ему, если с Ильёй его всё устраивает? Да и к университету оттуда явно ближе. Впрочем, вслух Саша это не стал говорить, чтобы не спровоцировать новый виток расспросов. — А почему я-то? Почему не сдать кому-нибудь со стороны за нормальные деньги? — Ты мне нравишься, — просто ответил Константин Гаврилович. Саша закашлялся. — Не в том смысле, — Шаскольских закатил глаза. — Хотя и в том немного тоже, не буду отрицать очевидное, но я всё-таки не педофил и предпочитаю мужчин, а не подростков. Если честно, ты мне напоминаешь меня же… Только ты гораздо взрослей. Собранней, что ли… У тебя есть цель, ты к ней движешься, упрямо игнорируя все препятствия. Это привлекает. — Да какая у меня цель, — пробормотал Саша, смущаясь. — Тебе лучше знать. У меня есть дочь, но никогда не было сына. Можешь считать, что таким способом я восполняю этот пробел. Саша опустил глаза. От услышанного стало одновременно и неуютно, и как-то тепло внутри. А ещё остро захотелось закурить, но сигарет не было — своя пачка закончилась ещё в баре, а Шаскольских, насколько успел заметить Саша, не курил вообще. Впрочем, на подоконнике стояла пепельница, но такая чистая, что вряд ли ей хоть кто-то хоть когда-то пользовался по назначению. — Саша? То, как Константин Гаврилович произнёс его имя… По-новому. Не как обычно — официально, обозначая, что обращается именно к нему. А словно пробуя на вкус, примеряя на него другую роль. Саша встряхнулся. Что за чушь лезла ему в голову? Он что, вчера последние мозги пропил? С чего он вообще сидит на этой кухне и слушает разглагольствования Шаскольских, который старше его минимум лет на двадцать? И, главное, верит в то, что тот всерьёз предлагает ему жить у него! Видимо, чтобы приходить ночью и трахать Сашу, потому что отказать он будет не вправе. Молодые парни всегда привлекательней ровесников, что бы Шаскольских не плёл про свои предпочтения. — Саша, ты загоняешься. Белогородцев вскочил так резко, что табуретка упала с грохотом. Константин Гаврилович и ухом не повёл, как сидел, так и продолжил сидеть, только глаза поднял повыше — чтобы смотреть не куда-то между поясом и грудью, а в лицо. — Сам подумай, если бы я хотел тебя совратить, я бы это сделал ещё в первую нашу встречу. Или тогда на корпоративе. Или вчера, когда ты был на всё согласен. Судя по жару, опалившему щёки, Саша покраснел. Да уж, вчера он не был образцом сдержанности, но, вообще-то, ни единой мысли об измене Ваньке у него не возникло, и все физиологические реакции, какие мог заметить Шаскольских, относились исключительно к образу Ваньки в мыслях. — Как вы вообще там оказались? — с этого вопроса, наверное, надо было и начинать, но Саша был слишком обескуражен всем происходящим на кухне. — Я видел, что ты смотришь на бар, и предположил, что в твоей ситуации самое логичное — залиться алкоголем. Не ошибся, как видишь. Поэтому вернулся после работы и застал чудесную картину — девушка, явно сотрудница бара, пыталась тебя вывести, потому что они закрывались, а ты сопротивлялся. И это, к сожалению, Саша тоже помнил. Было невыносимо стыдно перед барменшей, но возвращаться и извиняться он не планировал. В его интересах теперь было вообще держаться как можно дальше от того заведения. — Сможешь на следующей неделе приступить к проекту? Резкая смена темы окончательно сбила Сашу с толку. Он отошёл к окну, скрестил руки на груди, стараясь вернуть себе умение трезво мыслить. Трезво, ха-ха! События вчерашнего вечера снова попытались всплыть в памяти, но Саша усилием воли затолкал их поглубже. — Мы возьмём тебя на оклад — минимальный, разумеется. И дальше ты будешь выполнять проекты, оплата за которые будет выписываться премиями. Нет проектов — сможешь заниматься своими заказами. Как тебе? Саша пожал плечами, не оборачиваясь. Звучало отлично, но точно ли всё было именно так? Не скрывалось ли за слишком хорошим предложением второе дно? «Выключи Ваньку, — рыкнул Белогородцев сам на себя. — Тебе нужна работа — бери и не жалуйся!» — По поводу квартиры ты тоже подумай, пожалуйста. Пользуясь тем, что Константин Гаврилович не видит его лица, Саша поморщился. — Саша, я серьёзно. Подкопишь денег — съедешь, если тебе так неуютно. Но согласие не сделает тебя зависимым от меня или должным мне что-то. — Подумаю, — буркнул Белогородцев, Думать он, конечно, не собирался.***
В квартиру Шаскольских он въехал через неделю после того разговора на кухне. Радушный хозяин дал ему карт-бланш на любые перестановки, только попросил не выкидывать ничего, не спросив разрешения, что Саша ему с лёгкостью пообещал. Вторая половина мая прошла в довольно приятных хлопотах. Днём Саша пропадал на объектах, фотографируя и их, и рабочих, потом приезжал в офис, сдавал получившийся материал дизайнеру, и уже вместе они смотрели, что с ним можно сделать. В первую очередь они занимались печатным буклетом, сайт решили оставить на сладкое, и Саша с головой погрузился в процесс, удивляясь сам себе. А уж когда дизайнер предложил вставить кадр с псом, прикормленным строителями, Белогородцев с трудом подавил желание его расцеловать. Вечера же были отданы под обустройство собственного гнезда. Саша сначала занялся спальней, пока не трогая кабинет: если всё получится и Ванька скажет «да», то они вдвоём подумают, как удобнее будет оборудовать два рабочих места. Кровать осталась та же — двуспальный монстр с кованым изголовьем, только передвинулась с середины комнаты к стене. В небольшом комоде разместилась вся Сашина одежда, так что громадный платяной шкаф он разобрал и вынес на помойку с благословения Шаскольских, поразившись тому, что тот оказался старше его, судя по обнаруженному на задней стенке клейму. Из обрезков досок, добытых на стройке, Саша соорудил полку для своего фотооборудования. Скатал и убрал на балкон ковёр со стены и палас с пола. Задумался было о том, чтобы поменять обои, но махнул рукой: во-первых, сначала надо было дожить до первой зарплаты, во-вторых, любоваться стенами было не в его привычке. Тепло, светло, убрано — и ладно. Куда сложнее было придумать, как подкатить к Ваньке с предложением жить вместе. Саша никогда не думал, что может быть так сложно произнести всего несколько слов, причём не тех самых, которые про любовь до гроба. В любви они с Ванькой, впрочем, тоже не особенно признавались друг другу — но показывали действиями, что для Сашки было куда важнее. Новость о найденной постоянной работе Ванька воспринял на ура, поздравил, выспросил подробности, даже попросил показать примеры фотографий. Увидев, во что превратился кадр с собакой силами дизайнера, рассмеялся: — Вот если бы им правда так легко было найти дом — всего лишь несколькими кнопками в программе… Саша тоже фыркнул. По правде говоря, если бы он не сам фотографировал, то в жизни бы не заподозрил в довольной собаке, валяющейся на ухоженном газоне на фоне новостройки, обыкновенного бездомыша. Дизайнер умудрился ещё и «умыть» животное, отчего шерсть приобрела прямо-таки рекламный блеск. А ещё у Ваньки началась сессия, но всё ещё продолжались какие-то семинары и даже лекции, из-за чего он периодически напоминал привидение. — Он много пил и мало спал, — пошутил Илья, наблюдая, как брат собирает вещи, чтобы поехать на дачу. Саша, в этот момент потянувшийся глотнуть кофе, поперхнулся и закашлялся. Ванька наградил их обоих уничижительным взглядом и гордо удалился в ванную. Как ни странно, на даче тоже не получилось начать разговор про переезд. Сначала просто было не до этого, потому что, стоило им переступить порог дома, как они оба как с цепи сорвались, торопясь насладиться друг другом; потом — во время прогулки по лесу они наткнулись на чей-то брошенный дом и убили полчаса на попытки взломать замок, после чего совсем потеряли голову, изучая всё подряд, закапываясь во все шкафы, делясь находками друг с другом. Оказалось, что в доме никто не появлялся уже минимум лет двадцать — если судить по наполовину истлевшим выцветшим газетам и слою пыли на всех поверхностях. Эмоции от находки отвлекли настолько, что и ночью Ванька, вместо того чтобы уснуть, кончив два раза, начал строить теории: кто построил дом, зачем в лесу, почему перестал там появляться. А на следующее утро уже Сашка огрёб впечатлений по самую макушку. Они отъехали от деревни на несколько километров, когда им перебежал дорогу лось. Далеко выкидывая длинные сухие ноги, сохатый неспешно потрюхал по полю; Саша же, резко ударив по тормозам — Ванька только клацнул зубами, его мотануло вперёд, — вылетел из машины, схватил фотоаппарат и понёсся вслед за нарушителем. Вернулся он спустя десять минут — запыхавшийся, но почти довольный. Лося в полной красе поймать в кадр не удалось, но несколько фотографий он успел сделать, чем не преминул похвастаться перед Ванькой. — Какой он здоровый, — восхитился тот. И всю дорогу до дома Саша, забыв обо всём на свете, мечтал вслух о том, чтобы встретить этого лося ещё раз, сделать ему полноценный портрет и отправить в какой-нибудь конкурс. Ванька по большей части молчал и как-то загадочно улыбался, но Саша не придал этому особого значения. И вот теперь он получил сообщение с просьбой встретиться. На Ваньку это было не очень похоже — обычно он сразу обозначал, чего именно хотел; а тут просто написал, что будет рад, если они сходят пообедать в его перерыв между зачётом и семинаром. Сердце гулко бухнулось в груди: вот он, повод и шанс поднять нужную тему. Саша выключил конфорку — всё равно после этого осознания он вряд ли смог бы заставить себя что-то съесть; достал из заначки в шкафу сигарету и присел на подоконник, медленно цедя дым и запивая его кофе. До выхода из дома оставалось ещё полчаса. К выбранному для обеда месту Саша умудрился приехать первым. Ванька подошёл минут через пятнадцать, сходу предложил сесть на веранде, а не внутри кафе. Они выбрали столик в углу, официант принёс меню и заученно пожелал хорошего дня, когда Саша вдруг заметил какое-то шевеление у Ваньки за спиной. На тротуаре лежал кот. Большой белоснежный кот, сейчас вывернувшийся так, чтобы подставить солнечным лучам живот. Ещё он жмурил зелёные глаза и урчал так, будто участвовал в соревнованиях на громкость. Оставив Ваньку делать заказ, Саша опустился рядом с царственным зверем на корточки и погладил его по мягкой шерсти. Кот откликнулся мгновенно, заластился, перевернулся с бока на бок, красуясь; но стоило Белогородцеву потянуться за фотоаппаратом, как кот, мгновенно разгадав его манёвр, демонстративно отвернулся. — Ну скотенька! — само собой сорвалось с языка. Раздавшийся за спиной вздох отвлёк Сашу от уговоров повернуться к нему и попозировать. Ванька, успевший прошерстить меню от начала до конца, продемонстрировал ему заднюю обложку, где тот же самый кот с презрением взирал на гамбургер. — Что за идиотское имя — Моцарт, — пробормотал Саша себе под нос. Вслух он возмутился качеством фотографии — она и вправду словно была сделана на телефон, да и кот совершенно не отражал того смысла, что автор закладывал. Ванька почему-то помрачнел. Подозвав официанта, он что-то заказал и спросил Сашу, будет ли он то же самое. Саше было всё равно — есть до сих пор не особенно хотелось, потому что нервы, скрутившиеся в тугой клубок, всё ещё отказывались успокаиваться. Он и к Моцарту-то пристал только для того, чтобы отвлечься. Чтобы перестать искать нужные слова, чтобы перестать представлять, что Ванька откажется, чтобы перестать паниковать. Саша надеялся, что внешне его состояние никак не проявляется — не хватало ещё, чтобы Ванька подумал, что он заболел, например. Принесли заказ, и Саше пришлось вернуться за стол. Он с тоской посмотрел на огромный гамбургер, занявший всё место на немаленькой тарелке — и как это надо было есть, чтобы не обляпаться с ног до головы? К счастью, официант положил им ещё и приборы, и Белогородцев, вооружившись вилкой, принялся разбирать свою порцию на составные части. Котлету можно было и Моцарту скормить, только счистить с неё майонез и остатки расплавленного сыра, а булку покрошить голубям. Оставались бесхозными овощи, но их тогда можно было бы просто оставить на тарелке — мало ли, может быть, не ест человек такое, мясоед он, например? — Саш? Ты можешь обратить на меня внимание наконец? Ванька резко отставил стакан, который крутил в ладонях, как будто это было что-то противное. Официант ловко подхватил его и спросил, хочет ли он ещё. Ванька отказался, подождал, пока тот отойдёт. Саша похолодел. По Ванькиному лицо стало ясно: сейчас что-то произойдёт. Возможно, что-то необратимое. — Меня одобрили. Белогородцев не понял. Зачем кому-то одобрять Ваньку? Он опять решил кому-то рассказать о своих предпочтениях? Мгновение спустя до Саши дошло: речь о стажировке. — Меня взяли в программу учёбы по обмену, — договорил Ванька, подтверждая догадку. Саше показалось, что кто-то сжал его горло, мешая дышать. Всё рухнуло в единый миг — все планы о совместной жизни, все идеи о том, как они вместе займутся обустройством, все фантазии о времени наедине, когда никто не сможет им помешать… Усилием воли он заставил себя поднять взгляд — чтобы наткнуться на абсолютно равнодушный Ванькин. — Здорово, — процедил Саша сквозь зубы. Тряхнул головой, повторил: — Правда здорово. — Крохотная надежда на самом краю сознания шепнула: может, это не надолго? — На год? — он специально назвал срок, который даже обдумывать было страшно: если окажется не прав, сразу станет легче. Но легче не стало. Потому что Ванька, помявшись, неожиданно сообщил, что на полтора: мол, диплом он и там напишет, чего ему сидеть здесь, возле Сашкиной задницы? Больно стало так, что Саша испугался: вдруг опять обморок? Или сердце барахлит? Выдавить поздравление получилось, но дальше Белогородцев почёл за лучшее заткнуться. Ему казалось, что если он откроет рот, то обязательно сболтнёт что-то не то. А Ванька как будто провоцировал: тут же начал рассказывать, как он всё продумал и рассчитал, как они будут созваниваться и даже, наверное, встретятся раз за всё время. Саша смотрел на своего парня и понимал: он не имеет права высказывать то, что крутилось на языке. Просто не имеет права: у Ваньки ведь мечта сбылась, за него радоваться надо, поддерживать, расспросить, наверное, подробности и, чем чёрт не шутит, пообещать, что они не потеряют друг друга… Только вот не верилось в это. Ни капельки. — Скажи что-нибудь! — потребовал Ванька. И это почему-то стало последней каплей. Вскочив, Саша попросил взять счёт и опрометью кинулся прочь, не разбирая дороги; осознал себя в туалете у зеркала — и хрипло рассмеялся. Видимо, это стало новой его привычкой: чуть что — ныкаться в сортире. Плеснув холодной водой в лицо, Саша почувствовал, что у него начали стучать зубы. Вряд ли от холода — скорее от нервов. А и правда, зачем он Ваньке? Грузом на его ноге быть? Ванька ведь умный, способный, рвётся учиться, карьеру делать. Хочет доказать всем и вся, что стоит большего, чем все думают. Ему не Сашка нужен, пёс бездомный, а кто-то такой же холёный, породистый, дорогостоящий. Что ему Саша мог дать? Задрипанную съёмную квартиру на окраине города? Вечную нехватку денег? Непрезентабельный внешний вид? Сашу друзьям не покажешь. Коллегам не представишь. И в руках Саши это было исправить. Просто надо вернуться и сказать честно, что им надо расстаться. Что ничего не получится, потому что Саша не хочет отношений на расстоянии. Что он не трепетная барышня, чтобы ждать суженого из заморских стран. Глубоко вздохнув, Саша пообещал себе: ещё минуточка — и он всё сделает. Просто хотелось… ещё минутку знать, что они вместе. Что он не один. Спустя шестьдесят секунд Саша вышел из туалета.КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ