Мам, пап, у нас любовь

ДА И ТО НЕ МОЯ

      Тоня шагала вдоль дороги, засунув руки в карманы джинсов. Листья шуршали под ногами, над головой мигали фонари — даже странно, что вообще горели в этом районе. Время едва-едва перевалило за девять, а темно было, как будто ночь уже давно наступила.       Пнув особо приставучий жёлтый лист, вздумавший прилипнуть к ботинкам, Тоня наконец оторвала взгляд от асфальта и оглянулась, пытаясь понять, куда её занесло. Стоило, наверное, всё-таки на автобусе от метро доехать, даже если пришлось бы ждать его дольше, чем пешком дойти; да и погода стремительно портилась, поднялся ветер, сгоняющий тучи, того и гляди пойдёт дождь. Но нет, приспичило ей идти дворами, да ещё и крепко задумавшись о жизни своей молодой — и вот, забрела куда-то, даже опознать не может, куда дальше поворачивать.       Глубоко вздохнув, Тоня заставила внутреннего критика заткнуться. Последние годы этот засранец ещё и материнским голосом крыл Тоню последними словами, что ничуть не добавляло ему очарования. Нормальные сумасшедшие воображаемых друзей заводят, а Тоня и здесь выпендриться сумела, придумав себе врага. И ради чего, главное? Кто бы ей самой объяснил.       Боковым зрением Тоня заметила вспыхнувший свет — она остановилась напротив чьих-то окон, и теперь там кто-то копошился. Кто именно и чем занимался, разглядеть не получалось, мешали шторы, но Тоня вдруг против воли улыбнулась. Там, внутри, наверное, было очень уютно. А она здесь, снаружи, где ветер бросает в лицо гнилые листья и первые, злые капли дождя, жалящие не хуже ос…       «А что, ты рассчитывала на что-то другое?» — ехидно поинтересовался критик.       Закатив глаза, Тоня запахнула поплотнее куртку и прибавила шаг. Пусть она не понимает, где оказалась, но направление-то было ясно. Не через десять, так через пятнадцать минут уже дома окажется.       Прогноз получился верным. Поплутав ещё немного между одинаковыми многоэтажками — два года уже здесь жила, а до сих пор не запомнила! — Тоня выбралась к большому супермаркету, где чаще всего закупалась продуктами. Постояла на крыльце под козырьком с другими любителями полагаться на авось непредсказуемой русской осенью, прикидывая, не надо ли что домой купить. У Юрки сегодня планировался тусыч, значит, скорее всего, он сам всё необходимое добыл, но, может быть, закончилось что-то из Тониных вкусняшек?       Рука сама по себе потянулась к заднему карману — туда, где обычно была сигаретная пачка. Нащупала почти полную.       Желание снова закатить глаза стало почти непреодолимым. Ну ведь она зашла за сигаретами перед тем, как спуститься в метро! Антонина, что за первые признаки старческого маразма? Не рано ли — в двадцать один?       Дождь слегка поутих, и Тоня ринулась вперёд, нагибая голову. Капли мерзко били по открытой шее, но ощущать их на лице было ещё противней. В собственный подъезд Тоня вбежала промокшей и запыхавшейся, но с чувством победы: макияж, кажется, не потёк.       Что дома вечеринка в полном разгаре, она услышала ещё на лестнице: кто-то включил музыку, и басы так долбили, что гулять приходилось и соседским квартирам — до десяти они всё равно ничего не могли им предъявить.       Звонить в дверь было бесполезно, так что Тоне пришлось скидывать с плеча рюкзак и копаться в нём, выискивая ключи. Те, как назло, вывалились из предназначенного для них кармашка и убегали от пальцев, прячась за тетрадками и книжками. На пятом курсе многие уже так не заморачивались, с умным видом отпрашивались с пар, заявляя, что им научник назначил именно на это время, а у Тони, наоборот, случился приступ ботанства. Четыре курса до этого она и прогуливала, и с похмелья на пары являлась, как-то даже с одногруппниками напились прямо на последнем ряду поточной аудитории, и к сессии позволяла себе не готовиться, брала перед аудиторией конспекты у старосты и внаглую скатывала, получала свои «удовлетворительно» и в ус не дула. А тут, видимо, приключился эффект последнего года — дальше такого уже не будет, срочно надо навёрстывать упущенное.       Почувствуй себя Ваней, называется.       Ключи наконец удалось подцепить за колечко брелока, и Тоня распахнула дверь.       В квартире было громко, накурено и людно. Тоня быстро разулась, убрала куртку в шкаф — на крючках было столько разнообразного барахла понавешено, что оставалось удивляться, как эта гора до сих пор не обрушилась. Тихой мышкой проскользнула в ванную, где ещё утром сложила домашнюю одежду: мягкие спортивные штаны, которые Юра носил в глубоком детстве, и его же футболку, на Тоне выглядящую платьем. Несмотря на пятницу, настроения поддерживать тусу не было никакого, и Тоня всё так же тихо пробралась на кухню. Закрыла плотно дверь и тут же удивлённо вскинула брови.       Кухня почему-то блистала чистотой — даже посуда, которая утром не помещалась в раковине, была вымыта и расставлена по местам. Кроме того, неизвестный благодетель оттёр плиту и, кажется, что-то приготовил в духовке. Тоня хмыкнула: ну точно среди приглашённых был Белогородцев. Только у него спьяну включалась Золушка.       Раскопав в морозилке ведро с мороженым, Тоня налила себе чай и включила ноутбук. Марафон «Зачарованных» был в самом разгаре, уже три сезона было позади, причём это удовольствие не могло испортить даже недовольное ворчание Юрки, искренне не понимающего, что она нашла в довольно-таки примитивном кино про каких-то там ведьм. А Тоня и сама толком объяснить не могла, только вот от наблюдений за перипетиями жизни сестёр становилось тепло в груди. Они всегда были друг у друга, всегда поддерживали и помогали. А Тоня всегда была сама по себе.       Она была уже на середине серии, где Пейдж психовала и отказывалась верить в своё предназначение, когда на пороге кухни возник приснопамятный Белогородцев. Смерив Тоню мутным взглядом, он прошёл вперёд, открыл холодильник и задумчиво в него уставился.       — Водку ищешь? — не сдержалась Тоня. — Вся уже в тебе.       Она ничего не могла с собой поделать: почему-то при виде Белогородцева из неё пёр весь скопленный сарказм. Нельзя было сказать, чтобы она плохо к нему относилась: после того как выяснилось, что никакого своего парня он не избивал, неприязнь утихла сама собой, а уж после отъезда Вани Тоня вообще обнаружила, что сочувствует Белогородцеву куда больше, чем другу детства. Да и потом, никто лучше Белогородцева не справлялся с уборкой в её квартире, за что ему вообще памятник был положен.       — Я не пил, — отрезал Белогородцев, одновременно захлопывая холодильник.       Дверца присосалась с противным звуком, Тоню даже передёрнуло.       — Это на меня другие надышали, я просто рядом стоял, — передразнила она.       Белогородцев никак не отреагировал, вытянул без разрешения сигарету из её пачки и прикурил от плиты, чудом не подпалив свою длинную чёлку.       Хотя это был ещё вопрос — кого из двоих парней правильнее было называть другом детства. Когда мать рассказала Тоне, что она была очень капризным младенцем и единственным средством её успокоить было положить рядом такого же мелкого, но куда более флегматичного Белогородцева, Тоня сначала не поверила своим ушам. Тогда мать продемонстрировала ей фотографию, и не узнать в спелёнутом комке бывшего Вани оказалось просто невозможно. Рядом второй комок раззявил рот и, кажется, пытался укусить соседа — и в этой хищной личинке Тоня узнала уже себя.       Сам Белогородцев о подобном факте собственной биографии даже не подозревал — Тоня в этом убедилась, попробовав подколоть его на эту тему.       — Сегодня день кальяна, — тем временем объяснил Белогородцев свою возмутительную трезвость, — а меня от него мутит и тянет на хавчик.       — Там же что-то есть? — Тоня кивнула на духовку.       Белогородцев обернулся, уставился на плиту, как будто только что заметил, что она тут стоит.       — А, запеканка, — вспомнил он. — Не, там её нет. Твой муж всё сожрал. Ты его вообще кормишь?       Тоня фыркнула:       — Зачем? Ты придёшь и сделаешь всё, чтобы он с голоду не помер.       Белогородцев тряхнул чёлкой, откинув голову назад, облокотился на тумбу и задумчиво посмотрел на Тоню:       — Не боишься, что уведу?       Тоне подумалось, что за сегодня она слишком часто закатывает глаза.       — Ты не в его вкусе, милый, — протянула она максимально манерно.       Белогородцев даже не улыбнулся. Затянулся глубже, так, что даже щёки впали, потом медленно выдохнул дым. Тоня поймала себя на том, что откровенно пялится, ожидая, что он начнёт делать колечки, и торопливо отвернулась, зачерпнула полную ложку уже начавшего таять мороженого и сунула её в рот.       Разыгравшаяся фантазия, правда, тут же подсунула картинку того, как с таким же лицом Белогородцев старательно берёт в рот у… Нет, наверное, это всё-таки был не Юрка — уж его-то тело Тоня знала до последней родинки. Просто какой-то идеальный сферический — не в смысле фигуры! — гей в вакууме. Щёки обожгло жаром, но одновременно внизу живота сладко потянуло. Ругая себя последними словами — внутренний критик аж залоснился от счастья, — Тоня экстренно искала, чем бы отвлечься. Щёлкнула пробелом, включая серию, но тут же снова поставила на паузу, заметив краем глаза, как взлетели брови Белогородцева.       — А кто у нас там? — Тоня мотнула головой в сторону стены, имея в виду комнату.       Неподдельное изумление на лице Белогородцева стало ещё явней, и Тоня хихикнула. В кой-то веки ей удалось его удивить!       — Как обычно, — протянул он. — Или тебе интересно, кто сейчас приватизировал коленки Соколова?       Тоня пожала плечами. Именно это волновало её в последнюю очередь. Да, Юрка ей изменял, да, постоянно, да, она была в курсе. Ему хватало такта не предлагать ей присоединиться, а ей хватало мозгов, чтобы не закатывать каждый раз истерики, как это было раньше. В конце-то концов, женился он ведь на ней. Значит, выбрал именно её. Значит, наверное, любит?       — Тебе не противно?       В голосе Белогородцева прорезалось любопытство, сходное с тем, как Дроздов в своих передачах говорил про какую-нибудь очередную невероятную зверушку. Тоня всё детство смотрела эти «В мире животных» и поражалась тому, как можно безрассудно относиться к своему здоровью. А вдруг эта милашка сейчас полруки откусит? Зачем её гладить, если она ядовитая?!       — А должно быть?       Тоня понимала, о чём Белогородцев спрашивает, но отвечать ей не хотелось. Уж его-то точно не касалась её личная жизнь, ему со своей бы сначала разобраться. После отъезда Вани он несколько месяцев ходил мрачнее тучи, пил практически не просыхая — по крайней мере, он упивался до невменяемости на каждой вписке, где Тоня его видела. А потом пропал. В какой-то момент Тоня даже забеспокоилась — не сделал ли он чего-то необратимого? Но потом они пересеклись с Пашей, и тот рассказал, что Белогородцев сначала уехал в отпуск, а теперь работает как проклятый. На прямой вопрос о такой осведомлённости Паша сообщил, что они вместе снимают квартиру.       Когда Белогородцев снова нарисовался в тусовке, он вёл себя уже умеренней, пил наравне со всеми, но всегда уходил на своих двоих, был мил и приветлив, но ровно до того момента, как какой-нибудь залётной пташке взбредало в голову, что свободный парень — идеальная кандидатура для томного вечера, плавно перетекающего в страстную ночь. Первую пару раз Тоне было интересно, как он выкрутится; все последующие она старалась перехватить неразумных дев до начала причинения тяжких телесных. Нет, женщин Белогородцев не бил, но выражался в их адрес так, что закипать начинали окружающие кавалеры — и кидались чесать кулаки об излишне борзого представителя собственного пола.       А ему, казалось, только того и надо было, потому что в драку он бросался очертя голову. Тоня обрабатывала его ссадины после первого спарринга, окончившегося безоговорочной победой противника. Белогородцев шипел, но в целом вёл себя достойно, уползти не пытался и даже не матерился. Когда Тоня закончила, он молча встал, оделся и ушёл, не проронив ни слова.       Сколько Тоня ни присматривалась к Белогородцеву, не могла увидеть ни одного признака того, что у него кто-то появился. За напускной весёлостью она, не напрягаясь, различала что-то такое, названия чему не получалось придумать, однако узнать — без проблем: так выглядел Ваня после их расставания. И то, что у Белогородцева это не проходило, наводило Тоню на неприятные мысли.       — Не знаю, — Белогородцев щёлкнул суставами пальцев, встряхнулся, провёл ладонью по лицу, будто стирая паутину. — Ладно, неважно.       Он ретировался так же быстро, как и пришёл. Тоня некоторое время просидела, уставившись в стену, потом очнулась, проморгалась — глаза защипало, будто туда пыли насыпали, — и вернулась к сериалу.       Однако смысл происходящего на экране ускользал от сознания. Тоня вздохнула и снова поставила на паузу — Фиби застыла в глупой позе с открытым ртом, она что, выкрикивала заклинание? Мимолётно пожалев, что в стоп-кадр не попал Коул, Тонин любимчик, она захлопнула крышку ноутбука.       С Ваней она, конечно, не перестала общаться. Тот исправно писал ей почти каждый день, раз в неделю или полторы они созванивались в Скайпе, и Тоня не без удовольствия отмечала изменения во внешности друга: у него вдруг появился вкус, одежда стала стильной, да к тому же, похоже, кто-то затащил его в парикмахерскую и совладал с копной каштановых кудрей, облагородив их и придав форму. А ещё она обратила внимание на симпатичного соседа Вани по комнате — явно каких-то южных кровей: жгучий брюнет со смуглой кожей, улыбчивый и совершенно не стесняющийся своего тела. Как-то раз, когда они с Тоней говорили, соседу приспичило переодеться — и он даже не подумал о том, чтобы выйти из-под прицела камеры, просверкав перед Тоней прекрасной подтянутой задницей.       Тоня извела Ваню вопросами об этом соседе, но не добилась ровным счётом ничего: упёршись бараном, он утверждал, что никогда даже не рассматривал его в подобном плане и вообще приехал учиться, а не развлекаться. Прямо спросить Тоня не решилась, но осторожные расспросы исподволь уверили её, что и у Вани с личной жизнью дела обстоят не лучше, чем у Белогородцева. Обозвав их в сердцах двумя неразумными идиотами, свалившимися ей на голову, Тоня закрыла для себя тему.       Ну, то есть как закрыла… Не рвалась обсуждать её вслух, но мысли нет-нет, да и возвращались к ней. Корила себя за то, что ведёт себя как мать, на которую зареклась быть похожей, но всё продолжала мусолить одну и ту же идею: как свести их обратно. Или хотя бы заставить их поговорить, и пусть уже сами сводятся как хотят.       За стенкой грянул смех, и Тоня вздрогнула от неожиданности. Посмотрела в ведро мороженого, окончательно превратившегося в молочную кашку, закрыла его крышкой, встала, раздражённо швырнула ложку в раковину, мороженое запихнула обратно в морозилку. И, натянув на лицо самую обаятельную из своих улыбок, двинулась в комнату.       Её встретили одобрительными воплями — что и говорить, сам статус хозяйки дома вызывал к ней уважение, а уж то, что она никогда не ругалась на гуляющих и всегда готова была предоставить пиво для опохмелки, и вовсе возводил её в ранг святых. Промолчал только Белогородцев — он оккупировал кресло, отодвинув его к самому окну; казалось, будь его воля, он бы и шторкой прикрылся, чтобы его лишний раз не трогали.       Тоня быстро просканировала помещение — ага, и Паша был тут, и Инка, похожая на Тоню как неудачная копия, и ещё парочка человек из школьных друзей Юрки, и три незнакомых девушки, причём одна из них вцепилась в своего парня и смотрела с ужасом в стену. Проследив направление её взгляда, Тоня только хмыкнула: под кайфом. Вряд ли здесь успела чем-то закинуться, Юрка внимательно следил, чтобы у него никто ничего не употреблял; значит, уже такой притащилась. Сделав мысленную пометку поговорить с мужем об этой леди, Тоня подошла к тому и изящно села на его колени: Инку буквально ветром сдуло.       — Я уж думал, не выйдешь, — шепнул ей Юрка, жарко поцеловав в губы.       От него пахло пивом и клубничным ароматизатором из-за кальяна. Тоня привычно прижалась к нему, позволяя теплу окутать её подобно облаку. Сердце забилось быстрее — банальная реакция на близость любимого человека.       — И пропущу всё веселье? — Тоня фыркнула. — Ты за кого меня принимаешь?       Паша передал ей трубку кальяна, и она затянулась, блаженно прикрыв глаза.       — Сегодня без песен?       Вместо ответа она получила невнятное пожатие плечами. Паша вообще сам на себя похож не был, рассеянно поглаживал бедро пересевшей к нему Инки, но даже не оглядывался на неё, чтобы проверить реакцию.       — Не в голосе сегодня, — пояснил Юрка.       Тоня сделала вид, что верит, хотя такое следовало считать чудом и обводить число красным в календаре, назначая государственным праздником: ещё ни разу на её памяти Паша не отказывался от возможности спеть на публику. Но морочиться ещё и его проблемами было бы слишком даже для Тони, так что она расслабилась и позволила вечеринке подхватить её и понести по течению.       Свой телефон Тоня оставила на кухне, поэтому сообщение от Вани прочитала спустя три часа после того, как оно было отправлено, — когда все уже начали расползаться кто куда. Всего несколько слов, но Тоня взвизгнула, привлекая всеобщее внимание, и подпрыгнула на месте.       Ваня сообщал, что наконец взял билеты и прилетит уже в середине октября, через пару недель.       Белогородцев, обувавшийся в прихожей, замер с поднятой ногой: казалось, он понял, что именно прочитала Тоня. Заминка длилась не дольше пары секунд, он быстро взял себя в руки и натянул ботинки, выпрямился, с абсолютно безразличным лицом кинул куртку Паше и взял свою косуху.       — Подожди, — позвала Тоня.       Белогородцев, уже открывший дверь, неохотно обернулся к ней.       — Ты не мог бы…       — Нет.       Паша усмехнулся, оценив обмен репликами.       — Ты даже не выслушал, — нахмурилась Тоня.       — Догадываюсь, о чём ты, — парировал Белогородцев. — Точно нет.       Юрка выглянул из комнаты, привалился плечом к стене.       — А чего надо-то? — спросил он.       — Встретить… подвезти меня до аэропорта.       — Сань, у тебя ж машина, — Юрка задумчиво потёр подбородок, — у единственного из нас. А такси брать — разориться можно.       Тоня почувствовала, как её затапливает волна благодарности к мужу. Это была одна из черт, за которые она его так любила, — он всегда оставался на её стороне.       — А ещё я занят бываю. И у кое-кого есть те, кто может его встретить, — на последнем слове Белогородцев заметно скривился.       — Это вторник, — Тоня сверилась с указанной датой, — Илья на работе будет.       — А я целыми днями в потолок плюю! — рявкнул Белогородцев, резко выходя из себя. Он дёрнулся вперёд и точно бы сбежал, если бы Паша не среагировал быстрее, схватив его за шиворот.       — Не психуй, — услышала Тоня громкий шёпот.       И Белогородцев, вместо того чтобы врезать Паше по своему обыкновению, действительно как будто бы сдулся. Повёл плечами, стряхивая чужие руки, и пробормотал:       — Есть ещё один с машиной.       Тоня глянула на Юрку и поймала точно такой же недоумевающий взгляд в ответ.       — Лёлику отец разрешает брать, — снова вмешался Паша.— Позвоните ему.       Тоне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, чьё имя Паша назвал, но стоило осознанию добраться до заторможенного кальяном мозга, как следом взвилась паника: никогда! ни за что на свете!       Закусив губу, Тоня помотала головой, отказываясь.       Ей нельзя было видеться с Лёшей Канюковым. С кем угодно, но не с ним… Потому что слишком хорошо, слишком сладко было то, что… было. Они не спали, да, так что в этом она перед Юркой была чиста; но их несколько встреч были до краёв наполнены нежностью, заботой и каким-то интуитивным пониманием. А ещё Лёшка целовался так, что даже Юркины умения блёкли.       Когда Юрка предложил ей выйти за него замуж, Тоня сделала всё, чтобы исчезнуть из жизни Лёши. И постаралась никак и нигде с ним не пересекаться, благо что Юрка с ним и знаком-то толком не был, так что на тусовки не звал. Белогородцев мог подложить свинью, но он то ли поссорился с Лёшей, то ли проявил чудеса проницательности и не смешивал разные свои компании. Во второе Тоня не верила, зная пакостный характер Белогородцева. Первое казалось более похожим на правду, но что могло расколоть таких лучших корешей?       — Номер будешь записывать? — Паша достал мобильник и тыкал в него, видимо, в поисках нужного контакта.       — Не надо.       Тоня поморщилась: так жалко прозвучал её голос.       — У тебя есть? — уточнил Паша.— Ну так набери ему. Он не против будет.       — Она не хочет, — теперь Белогородцев взял на себя роль переводчика. — Значит, поедет на такси.       Подтолкнув Пашу, он махнул рукой, прощаясь с Юркой. Мгновение спустя дверь захлопнулась.       И почти тут же снова ожил Тонин телефон: Паша прислал ей номер. Без подписи, но она и не требовалась. Кому ещё могли принадлежать заветные семь цифр, как не Лёшке?       Тоня хотела было удалить сообщение, но поняла, что не может. И не хочет. Паша, при всех его странностях, обладал одним удивительным качеством: он всегда знал, что нужно окружающим его людям.