Мам, пап, у нас любовь

MOSCOW CALLING

      Русскоговорящий стюард обратился к Ваньке на английском, и Ваня улыбнулся, попросил себе томатный сок и похвалил акцент. Сергей — судя по бейджику — слегка покраснел, но стаканчик налил и, передавая, едва заметно коснулся пальцами пальцев. Ваня снова ему улыбнулся и качнул головой. Сергей, кажется, понял, что ему отказали, но не расстроился — и тут же переключился на пассажиров с другой стороны прохода.       Ванька постарался сосредоточиться на докладе. Руководство кафедры требовало подробнейшего отчёта о времени, проведённом в Англии, и почти всю прошлую неделю Ваня убил на то, чтобы его написать. А сейчас, перечитывая, поражался: как он мог накатать такую муть?       Во всём был виноват Альберте, настоявший на прощальной вечеринке, как Ванька ни сопротивлялся. Будучи ярым тусовщиком и своим парнем в любом обществе, Берт просто не понимал, как можно уехать, не закатив напоследок пьянку, на которую завалится как минимум половина общежития, а по факту — ещё и все, с кем Ванька хотя бы раз поздоровался. Как Берт умудрился отследить их всех, Ваня думать, да и знать не хотел. Подготовка шла всю ту же неделю, что он корпел над докладом — и, конечно же, обойтись без его помощи не могла. Ваньку то и дело дёргали, заставляли что-то выбирать, просили куда-то сходить, кому-то позвонить… Удивительно, как в этой кутерьме он вообще хоть строчку смог написать.       Вообще-то Альберте был неплохим парнем. Он приехал из Португалии и возвращаться туда явно не собирался, уверяя, что английский климат подходит ему куда больше. В какой-то мере Ванька был согласен с этим утверждением: пасмурная погода хоть немного остужала внутренний жар Берта, и кутил он не каждую ночь, а через одну. Иногда даже через две! Такие случаи Ваня считал особенно удачными.       А ещё Берт был бисексуалом и не скрывал этого. К Ваньке он подкатил на третий день их совместного проживания, но тот тогда был в таком шоке, что даже этого не понял; вторая попытка неделю спустя стала более успешной — Ванька хотя бы заметил её, но сбежал и закрылся в туалете, а утром хотел подойти к коменданту и попросить переселить его к кому-нибудь ещё. Однако до этого так и не дошло: Берт два часа распинался под дверью, что он больше никогда и ни за что, только, русский друг, не оставляй, буду лапушкой. Причина стенаний выяснилась скоро: предыдущий сосед Альберте был американцем, люто обожавшим свою страну вплоть до того, что четвертого июля посреди комнаты была совершена попытка жарить барбекю. К счастью, руководство общежития встало на сторону Берта, и американца турнули.       Ванька после ни разу не пожалел о своём решении остаться с Альберте. Тот оказался хорошим другом, пусть и таскал по вечеринкам, но всегда отмазывал Ваню от любых поползновений, рассказывая всем желающим, что дома того ждёт «красивый русский женщин Антонио». Зачем он говорил это строго по-русски, Ванька не понимал, а спрашивать было бесполезно. Равно как и о том, почему Тоня трансформировалась в Антонио. С ней сам он знакомиться не спешил, но всегда маячил перед камерой, стоило им созвониться по скайпу. А Тоня от него буквально в восторг пришла и всё никак не могла в толк взять, почему Ванька ему отказал.       В то, что ему просто этого не надо, она верить отказывалась.       Самолёт слегка тряхнуло, и Ваня вынырнул из своих воспоминаний. Покосился на лист бумаги в руках и, вздохнув, засунул его обратно в рюкзак — всё равно ведь не читал, не мог сосредоточиться. И чем ближе была родина, тем сильнее поднимался мандраж. И ладно бы он переживал из-за учёбы! Так нет, как какая-то романная героиня, из-за того, что Тоня написала, что встретит его на машине.       А у кого из их общих знакомых была машина? Правильно, у Сашки.       И Ванька был совсем не уверен в том, что хочет его видеть.       Он смог отвертеться от Тониных рассказов о нём — всего-то пару раз пришлось пригрозить, что перестанет с ней разговаривать; он держался и не спрашивал ничего сам, даже когда жгло, когда сердце ныло, а рука сама тянулась набрать сообщение; он не звонил и не писал ему, хотя номер так и не удалил. А когда глупое тело охватывало желание и приходилось закрываться в ванной… неимоверными усилиями Ванька прогонял видения, что подсовывала ему фантазия, и концентрировался на чисто механическом достижении разрядки.       Ему правда больше не надо было. Ему хватило. Он больше не хотел, чтобы ещё раз…       Под мелодичный перезвон колокольчика загорелось табло «Пристегните ремни». Ванька недоумённо потянул телефон из кармана, чтобы посмотреть время, совсем забыв, что выключил его. Наткнулся на чёрный экран и чертыхнулся. Неужели они уже подлетали? По салону пошли стюарды, проверяя, чтобы у всех спинки кресел были в вертикальном положении, а вся ручная кладь была убрана.       Ванька судорожно вздохнул. К горлу подступила неожиданная тошнота, хотя его никогда не укачивало — видимо, нервное. Сергей, остановившись рядом, попросил его пристегнуться, и теперь краснеть пришлось Ване. Вполголоса извинившись, он защёлкнул ремень, а Сергей двинулся дальше по проходу.       Стоило шасси коснуться земли, как большая часть пассажиров повскакивала со своих мест, игнорируя требование оставаться на своих местах до полной остановки самолёта. Ванька к ним не присоединился — ему вообще казалось, что он не сможет шевельнуться, даже если начнётся пожар.       Но, конечно, вставать и забирать свои вещи из полки ему всё равно пришлось. Нога за ногу он плёлся в самом хвосте идущих гуськом людей, и на пожелание всего хорошего от Сергея лишь кивнул, не отрывая взгляда от носков собственных ботинок. Таможенник посмотрел на него с подозрением, с полминуты сравнивал его с фотографией в паспорте, но в конце концов поставил необходимый штамп и отпустил с миром.       Чем ближе был зал со встречающими, тем хуже Ванька себя чувствовал. Он едва не забыл про чемодан — если бы по громкой связи не объявили, что багаж их рейса можно найти на восьмой ленте, так бы, наверное, и ушёл без него.       Чемодан бил по пяткам, но перехватить удобнее Ваня даже не думал. Думать он мог только об одном: что вот-вот увидит Сашку. Интересно, он изменился? Может быть, стал шире в плечах, постригся, снова начал краситься? Или наоборот — похудел, перестал следить за собой? Хотя нет, Сашка никогда не переставал за собой следить, он даже с фингалом умудрялся ходить как на модный показ… Даже у Альберте так не получалось. Да что там — Сашка и в постели выглядел с иголочки. Будучи голым, ага.       Жаркая волна поднялась снизу вверх и опалила щёки. Об этом нельзя было вспоминать! Тем более перед встречей. Ванька увидел впереди значок туалета и поспешно туда повернул: надо было успокоиться. К счастью, других посетителей не было, и он плеснул несколько раз в лицо холодной водой, не дёргаясь из-за того, что подозрительно выглядит. Зеркало отразило его бледную физиономию, и Ванька поморщился: ну да, именно таким он всю жизнь мечтал предстать перед бывшим, чтобы тот сразу же понял, как ему без него плохо. Чёлка намокла и прилипла противными червяками ко лбу, на воротнике рубашки остались мокрые следы, а уж пасло-то от него наверняка потом. Видел бы его сейчас Берт, восторгавшийся его «славянской внешностью»!       В зале прилётов было столько народа, что Ванька сначала растерялся. В Англии как-то всё было понятней и камерней, что ли, — там его встречали с табличкой, сразу проводили в машину, отвезли в общежитие… А тут он был сам по себе. Не считая Тони и Сашки, где-то скрывающихся среди толпы.       — Чего встал? — буркнула тётка, тащившая за собой заплаканного мальчика. — Подвинься!       Она грубо толкнула Ваньку в плечо, и тот покачнулся, едва не потеряв равновесие. Родина встречала, как обычно, радушно. Как же всё это отличалось от того, к чему он успел уже привыкнуть!       Всё также подгоняя себя собственным чемоданом, Ваня медленно двинулся вперёд, вглядываясь в лица. Сашку в любой толпе ведь видно было, почему же сейчас нет? Тоню тоже маленькой назвать было нельзя, но она должна была выделяться ярко-рыжей головой — это-то в ней точно не поменялось!       Пристроившись возле лавочки, Ваня полез в карман за телефоном. Снова наткнулся на чёрный экран и закатил глаза на собственную забывчивость. Не включил, а удивляется, что ему до сих пор никто из его встречающих не позвонил!       Стоило мобильному мигнуть палочками связи, как посыпались сообщения: в основном от Берта с вопросами о том, как добрался, но затесалось и одно от Тони. Та информировала, что будет ждать на улице, потому что машину на стоянку ставить дорого, а на аварийке — самое оно.       Выбравшись из душного зала аэропорта, Ванька огляделся. Ну и где они могли остановиться?..       Телефон зажужжал, сообщая о вызове: Тоня, видимо, окончательно потеряла терпение.       — Ваня! — крикнула она, стоило Ваньке ответить. — Я тебя вижу!       — А я тебя нет, — проворчал он.       — Видишь, — возразила Сахнова. — Ты прямо на нас смотришь.       Дверь монструозного джипа на другой стороне дороги открылась и оттуда показалась рыжая голова.       — Я тебе машу, — доложила Тоня — и фигура на приступке джипа действительно махнула рукой.       Ванька сглотнул. Это что, получается, Сашка умудрился накопить на такого зверя?! Пусть Ваня не разбирался в марках и их стоимости, но разительное отличие от старенькой Нивы бросалось в глаза слишком буквально.       — Ну чего ты застыл? — спросила Тоня. — Давай быстрее, на нас тут и так уже нервно сигналят!       Переставляя ставшие ватными ноги, Ванька пытался размеренно дышать на десять счётов. От одного до десяти — вздох, от десяти до одного — выдох. Успел три раза — а потом Тоня прыгнула его обнимать, повисла обезьянкой, вереща что-то неразборчивое, и чемодан всё-таки сломался: отлетело колёсико, когда Ванька на него наступил.       — Ты чего замученный такой? — ненадолго прервав радостный визг, забеспокоилась Тоня. — Устал, да? Тогда загружайся скорей!       — У меня тут… — Ваня скосил глаза на многострадальный багаж.       Он всё пытался разглядеть Сашку сквозь окно, но мешала затемняющая плёнка на стёклах, и единственное, что он заметил, — так это то, что стрижка по-прежнему короткая.       — Ой, точно, — спохватилась Тоня. Открыв дверцу, она позвала: — Лёш, поможешь?       Ванька не понял. Как — Лёш?       Дверца со стороны водителя распахнулась, и на улицу вышел действительно Лёша.       Канюков.       Лучший друг Сашки, если ничего не изменилось за прошедшее время.       Багажник открылся с мягким щелчком, Канюков закинул туда чемодан и сумку, вернулся на своё место, а Ваня всё так и стоял, осмысляя произошедшее. Сашка настолько не хотел его видеть, что прислал вместо себя другого?       Тоня толкнула его шутливо локтем в бок, призывая сесть уже в машину и перестать изображать памятник самому себе. Ванька на автомате подчинился, Тоня залезла следом за ним на заднее сидение, извинившись перед Канюковым; тот только махнул рукой, мол, нестрашно, побуду для вас таксистом. Он нажал на газ, одновременно переключая передачу — и это нехитрое движение почему-то очень впечатлило Ваньку. Машина мягко тронулась, вливаясь в поток.       — У меня есть права, если ты об этом думаешь.       Поймав взгляд Канюкова в зеркале заднего вида, Ваня смутился.       — Я не… не думаю, — пробормотал он. — Машина классная.       — Тоже заценил, да? — завозилась рядом с ним Тоня. — Я вообще обалдела, когда он позвонил, что приехал, я в окно выглядываю — а там этот монстр посреди двора стоит, фарами подмигивает!       Она довольно засмеялась, а Канюков лишь улыбнулся уголками губ.       На то, чтобы выбраться с территории аэропорта, у них ушло около получаса. Тоня за это время успела рассказать, как у неё дела, как дела у Юры, у их компании, у её матери, у Ильи… Как будто бы они не созванивались месяц назад и не переписывались каждые несколько дней после того. Ванька слушал вполуха, больше сосредотачиваясь на пейзаже за окном — однообразном, конечно, сером, с явными признаками упадка. Где-то в глубине, не в сердце даже, ещё глубже, завозилось тягостное ощущение: может быть, он и дома, но в такой дом ему, вообще-то, возвращаться совершенно не хотелось.       И дело было вовсе не в «хорошо там, где нас нет», а в том, что тут Ванька чувствовал себя неуместным. Ненужным.       Когда Тоня упомянула тёть Настю, Ваня невольно вспомнил свою мать — как она кричала в ту их последнюю встречу, где ещё Сашка оказался свидетелем. После того раза они так и не разговаривали и не виделись. И непохоже было, чтобы мать от этого хоть как-то страдала. Илюха о ней почти не говорил, хотя они и продолжали общаться; чаще речь заходила об отце, но тот и сам с Ваней созванивался. Папа искренне радовался его успехам, и Ванька после каждого разговора ещё пару дней летал как на крыльях, гордый осознанием, что его ценят.       Пожалуй, если бы не папа, брат и Тоня, Ваня нашёл бы способ остаться в Англии.       — …и я такая: а где? А они мне… — Сахнова засмеялась, не в силах закончить историю.       Канюков фыркнул: либо сам участвовал, либо уже успел услышать байку раньше. У Ваньки в очередной раз замерло сердце: вдруг всё-таки скажут хоть слово про Сашку?       Но не сбылось. Канюков в принципе всю дорогу молчал, только уже под самый конец уточнив несколько раз, где поворачивать. Тоня виртуозно жонглировала именами, ни разу не оступившись. Когда они припарковались во дворе дома Ильи, она первая вылетела из машины и ждала возле багажника, немного пританцовывая.       — Я ща лопну, — шепнула она Ваньке, наблюдая, как Канюков достаёт чемодан.       Захлопнув багажник, Канюков на мгновение словно бы замялся, глядя на Тоню. Она быстро чмокнула его в щёку (для чего ей пришлось встать на мысочки) и, крикнув: «Пока!», унеслась к подъезду.       — Спасибо, — поблагодарил Ванька.       Канюков козырнул ему и, ссутулившись, сел обратно в машину. Ваня побрёл за Тоней, подмечая, что на асфальте как будто стало больше выбоин, дерево у детской площадки совсем засохло, а качели, судя по их отчаянному скрипу, собирались вот-вот осыпаться железной трухой. Почему он никогда не замечал этого раньше? Ещё два года назад он сам с удовольствием сидел на этих качелях, когда ждал Сашку или, например, когда возвращался со свидания с ним, а подниматься в квартиру не хотелось, хотелось ещё немного продлить сладостное ощущение от хорошо проведённого времени.       Лифт грохотал просто немилосердно. А уж как в нём воняло! Ванька поморщился, зайдя в кабину. Если бы Тоня не приплясывала рядом, он бы подумал, что она всё-таки не донесла до туалета свою проблему.       Илья, конечно, был на работе. Ваня убил добрых три минуты, чтобы найти ключи от квартиры: по какой-то даже ему не ведомой логике он их засунул не во внешний карман рюкзака, как делал всегда, а затолкал на самое дно сумки. Тоня вся изнылась, зато, когда они зашли внутрь, с воплем счастья устремилась к заветной дверке.       Ванька затащил вещи в комнату, чертыхнулся, сообразив, что не разулся; вернулся в прихожую и скинул там кроссовки. Ещё утром чистые, теперь они демонстрировали все признаки знакомства с дорогами России, а с ними заодно этим теперь мог похвастаться и линолеум в коридоре. Тряпка нашлась рядом с порогом, и Ваня быстренько протёр пол, пока никто не заметил его ошибки.       — Не то ощущение назвали оргазмом, — возвестила Тоня, неспеша выплывая из ванной. — Чай будешь? Тут, кажется, и еда какая-то есть.       — Буду, — согласился Ванька.       Голода он на самом деле не чувствовал, но чаепитие должно было помочь убить время до прихода Ильи. Пока Тоня лазила по шкафам и выискивала печенье, он сел за стол, оглядывая кухню. Она, в принципе, не сильно изменилась, разве что Илюха купил новый чайник и завел странные подложки, похожие на соломенные. И снова накатило чувство, что всё не так, всё неправильно, всё старое и неуютное.       Пожалуй, решение всё-таки уехать было лучшим в его жизни. А ведь как его ломало после расставания с Сашкой! Как он хотел плюнуть на всё, забить на все дебильные амбициозные планы — на кой чёрт они ему сдались, если с ним не будет главного человека? Сколько раз просыпался посреди ночи и лежал без сна, глядя в потолок и представляя, как позвонит Саше и скажет, что передумал и останется? А утром шёл в университет, заходил на кафедру и понимал, что не сможет подвести всех этих людей, которые столько в него вложили, поверили и дали шанс.       Уезжал он с тяжёлым сердцем. Его тогда провожал Илюха — самолёт вылетал в какую-то невероятную рань, и получилось списать убитый вид на это. И когда Ванька шёл по рукаву в салон, ему казалось, что он чувствует, как рвутся последние ниточки, связывавшие его с Сашкой. Уже сидя в кресле, он смахнул выступившие слёзы и даже написал сообщение, но прежде чем он успел его отправить, стюардесса попросила его выключить телефон. Те несколько фраз так и остались в окошке диалога с Сашкой. Ни удалить, ни перечитать Ваня их уже не смог.       Потом диалог сам собой уполз вниз, и стало как-то легче.       И Альберте отвлекал отлично, да и учёба загружала достаточно, чтобы лишний раз не вспоминать лишнее.       А здесь, в родном городе, Ваньку буквально затапливало воспоминаниями. Буквально каждая вещь таила в себе опасность: на диване они обнимались и целовались, в комнате они спали не раз, на этой кухне Ваня готовил для Сашки завтраки, а Сашка для него — ужины, в шкафу стоит Сашкина пепельница — Ванька видел её сквозь узорное стекло дверцы. И почему Илюха до сих пор от неё не избавился? Она ведь больше никому не нужна была в их доме!       — Вань, ты здесь?       Тоня помахала у него перед носом ладошкой, и Ванька очнулся от тягостных мыслей. Сколько ему Берт выговаривал — не думай о плохом, сосредотачивайся на хорошем, иначе так и будешь притягивать неприятности. И Ваня честно старался, в Англии даже получалось. Но родина, конечно, внесла свои коррективы во все благие начинания.       — Совсем вымотался, да? — сочувственно спросила Тоня.       Она села на диван, поджав под себя ноги, и двумя руками держала чашку, пристроив её на колене. Она выглядела обеспокоенной, и Ванька укорил себя: подруга его так ждала, а он с траурным лицом рядом с ней сидит!       — Есть немного. — Ваня взял печенье — курабье, совсем как в детстве! — и откусил маленький кусочек. — Посплю, всё пройдёт.       Крошки от печенья посыпались на джинсы. Вздохнув, Ванька остаток запихнул в рот сразу — чтобы больше не сорить. С трудом прожевав, поспешно запил чаем — и едва не выплюнул обратно: жидкость, налитая в кружку, больше напоминала помои.       Он отставил чашку и ободряюще улыбнулся Тоне. Та отчего-то смутилась и резко перевела взгляд на окно; в следующее мгновение она вскочила на ноги, радостно вскрикнув.       — Смотри, Илья!       Ваня подошёл к ней и выглянул из-за её плеча. По улице действительно шагал Илюха — в чёрном пальто до середины бедра, классических брюках и с беспорядком на голове. Ванька почувствовал, как в груди теплеет.       Хотя он и предупреждал брата, что вернётся сегодня, встреча получилась немного неловкой: зайдя в квартиру, Илюха, углубившись в свои мысли, прямо в ботинках протопал на кухню, чтобы включить чайник, и только потом осознал, что что-то не так. Рывком развернувшись, он уставился на засевших на диване Тоню и Ваньку сначала с недоумением, которое сменилось радостным изумлением и, наконец, выплеснулось улыбкой до ушей.       — Ванька!       Илюха сгрёб его в объятии, практически оторвав от пола.       — Ты изменился, — усмехнулся он, отстраняясь и внимательно его разглядывая. — Совсем уже взрослый, слушай!.. Мой мелкий — и уже настоящий мужчина.       Ванька помотал головой, чувствуя, как краска заливает щёки.       — Да не отнекивайся, — засмеялась Тоня. — Замуж бы взяла, если б не уже, — она помахала рукой с кольцом.       — Кажется, замуж всё-таки выходят, — поправил её Илья.       — Пофиг, — отмахнулась Сахнова.       Потом Ваньку всё равно накормили ужином — и пюре с котлетой были удивительно вкусными, как будто даже не Илюха их готовил, а какой-то тайный шеф-повар. «Ага, был у тебя такой», — вылезла непрошенная мысль.       — Как добрались, нормально? — поинтересовался Илья, когда утолил первый голод: из школы он всегда возвращался таким, будто его там совсем не кормили.       — Ага, нас подвезли с ветерком, — кивнула Тоня.       — Саша?       Ванька закашлялся, поперхнувшись. Тоня от души хлопнула его по спине и ответила:       — Нет, Лёша. Канюков, он тоже у тебя учился.       — Помню, — Илюха фыркнул. — Если б не Саша, выпустился бы из школы со справкой. Как он сейчас?       — Работает у отца, — отчиталась Тоня, и Ванька в который раз поразился её осведомлённости. — У него автосервис. У отца, в смысле. А Лёша на заочке в колледже, получает корочку механика.       Илья уважительно приподнял брови.       — Нашёл своё призвание?       Тоня угукнула. Вскоре она засобиралась, отговариваясь поздним временем, уставшим Ванькой и голодным Юрой. Илья пошёл закрывать за ним дверь, а Ваня переместился в комнату, упал на кровать и прикрыл глаза.       — Так уж и быть. — Матрас скрипнул, прогибаясь под весом Илюхи. — Сегодня можешь спать здесь. Но завтра — диван по тебе скучал!       Ванька притворно застонал.       — Ничего не знаю, — Илья потрепал его по плечу, — я тут, можно сказать, разнежился за почти два года. Да и моим старым косточкам уже вредны такие испытания.       — Ты издеваешься? — Ванька открыл один глаз.       — Конечно, — довольно заржал Илюха. — С возвращением.       — Я… — Ваня помолчал, подбирая слова. — Рад, что вернулся.       Он соврал: радости от возвращения он, конечно, не испытывал. Он просто не знал, как объяснить то чувство, что затопило его с головой — от того, что Илья рядом, на расстоянии вытянутой руки, а не за тысячи километров.       И это, пожалуй, единственное, что ощущалось правильно.       Вскоре он уснул, и уже не мог видеть, с какой нежностью смотрит на него старший брат. Укрыв его одеялом, Илья на цыпочках вышел из комнаты, притворив за собой дверь.