А ЗА ОКНОМ СНЕЖИНКИ ТАЮТ
Лёха честно не понял, когда Тоня позвала его отметить Новый год у них. Переспросил, уверена ли она. Потом ещё раз. И в третий раз тоже, они тогда взяли по шаурме и сидели в цеху, почти как раньше: она на верстаке, он прислонившись к колесу пыжика, требующего замены всей ходовой части. — Лёш, ну пожалуйста, — вздохнула Тоня. — Я не выдержу там одна. С ним. — Ему будет приятно на меня смотреть? Как вообще… Ты же бросаешь его. Лёха, наверное, просто не способен был догнать всю эту сложную женскую логику. Мать тоже порой давала им с папкой угля, казалось бы, из ничего. Будь он на месте Юры — лететь бы такому гостенёчку по лестнице вверх тормашками. Бабу увёл, так ещё и посмел на харчи халявные заявиться, пивком в честь праздничка закинуться. — Я ещё не говорила, — Тоня опустила взгляд, поковыряла пальчиком выступающий сучок, — я хочу сказать как раз. Лёха прибалдел. Сказал бы по-другому, но не хотел материться при Тоне. Она, может, и сама за словом в карман не лезла, но нельзя ж так. Нехорошо, да. — Да блин, — она нахмурилась, — ну не под куранты, конечно. Утром уже. И всё равно Лёха не понимал, зачем она с ним так. Ну прошла любовь, завяла вся овощебаза, но зачем же портить праздник? Слава обитателей свинофермы покоя не даёт? — Лёшенька, пожалуйста! — Тоня спрыгнула с верстака, присела рядом на корточки, заглянула в лицо. — Приходи. И… Знаешь что? Тащи с собой Белогородцева. Я убедю… убежу… Что-то, короче, с Юрой сделаю! Нормально отметим. Как раньше. — Я не знаю, как у вас раньше было, — напомнил Лёха. — Хорошо было, — тепло улыбнулась Тоня. — И теперь будет. Пашу с гитарой, Ваньку я тоже вытащу — как в школе соберёмся! А потом и дела порешаем. При всех Юра не станет скандалить, а там мы… Ну… — она вдруг замолчала, задумалась о чём-то. Лёха рассматривал её и поражался уже в который раз — ну как, как так вышло, что вот эта красотка, вот эта умница влюбилась именно в него, дурака? Ему бы её хватать и под венец тащить, а он ещё выкобенивается! Тонкие пальчики, рыжие кудряшки, острый носик, пушистые реснички — с близкого расстояния их хорошо видно, даже когда она не подмазывает их, — милые губки, ножки от ушей — не девушка, мечта. А уж как целуется! У Лёхи голова кружилась, стоило вспомнить, как они тогда целовались. Ему словно сорвало к чёртовой бабушке тормоза, колодки в разные стороны полетели, а руль вообще оказался забыт. Он Тоню к себе притиснул, прижал, будто она могла сбежать или передумать. Потом, конечно, стыдно стало — как представил, что у неё там, наверное, синяки останутся. А Игорёк и прочие мастера над ним ещё три дня ржали, приговаривая, что ставки делали — разложит зазнобу на капоте или постесняется. Игорёк вот больше других расстроился — пятихатку проспорил. Потому что таких, как Тоня, не раскладывают. Их любят. Долго и нежно, да. — Ты придёшь? — она посмотрела на него с такой умильной гримаской, что у Лёхи внутри всё встрепенулось. — Приду, — кивнул он, не в силах с ней спорить. Ему не нравилась идея, но ведь и отпускать Тоню одну нельзя было. А там, может, и получится вырулить по-другому, не как она напридумывала. Что, Лёха не сможет с Юрой нормально, по-мужски побазарить? Тот, если не совсем идиот, должен будет понять. Жена — не вещь, чтобы удерживать её против воли. Куда захотела птичка, туда и полетела. Тоня чмокнула его в нос, чуть не навернулась при этом, и Лёха едва успел её поймать. Она захихикала, покраснела. Лёха не сдержался — поцеловал её в губы, благо за пыжиком их и видно-то не было. Она вся к нему подалась, обняла сильно, но быстро отстранилась. Они оба без слов понимали, что дальше им заходить в любом случае пока не надо. Потом ещё наверстают. — Я тебе напишу, что с тебя, — снова включила «деловую» Тоня, встав на ноги. — Мне посчитать надо. Но главное — достань мне Белогородцева! — Ты их с Ваней помирить хочешь? — уточнил Лёха на всякий пожарный. — Ой, — она махнула рукой, — без меня пусть справляются, я с этими ослами упрямыми не намерена связываться. Белогородцев готовит хорошо. Не хочу одна весь день у плиты стоять! Тоня ускакала домой, настояла на том, чтобы Лёха её не провожал. Ему, так-то, правда надо было смену доработать, так что она даже права была. Он закрыл за ней ворота, получил очередную порцию добродушных подшучиваний от мужиков, и взялся наконец за пыжика. Негоже было заставлять машинку страдать только потому, что у самого амурные дела вырисовывались.***
Папка разрешил взять машину, чтобы съездить в магазин, и по этому поводу Тоня устроила дикие пляски прямо перед сервисом. Лёха посмеивался, наблюдая эту картину. Дождался, пока она выдохнется, и распахнул перед ней дверцу. Тоня красиво, как, наверное, только она умела, села в машину. Лёха понадеялся, что не похож на очень гордого петуха, обхаживающего свою курицу. Со стороны он себя не видел, но достаточно насмотрелся подобных представлений в исполнении глупых индюков. Не хотелось стать таким же. В магазине — тот напомнил Лёхе огромный полигон по размерам — Тоня продолжила носиться, как ужаленная в задницу кошка. Как она там ориентировалась, Лёха не понимал, но знал: это особое женское умение. Потому что его мать владела им даже на более крутом уровне. Особенно поражало, когда она не глядя совала руку в шкаф и вытаскивала именно то, что там, казалось, навеки потерялось. Звёздный час Лёхи настал, когда пришла пора запихивать всё то, что Тоня накупила, в багажник. Она заикнулась было, что, наверное, не поместится, но Лёха не был бы Лёхой, если бы не играл всё своё детство в Тетрис. Пакеты встали плотненько, но не только поместились всё, там ещё бы и сверху можно было бы что-нибудь накинуть. Ёлку, да. Но от ёлки Тоня отказалась. Лёха пожал плечами, настаивать не стал. Видимо, у неё были свои представления о том, как отмечают Новый год. Юры в квартире не было, так что Лёха занёс все сумки сам. Предложил помочь ещё чем-то, но Тоня только руками замахала и почти что вытолкала его за дверь, причитая, что точно ничего не успеет, если он останется. У подъезда столкнулся с Сашком — тот пёр не менее внушительный рюкзак, издающий стеклянный звяк на каждом шагу. Они пожали друг другу руки, выкурили по сигарете, потом у Сашка затрезвонил мобильник. Показав экран с надписью «Не отвечай» и пояснив, что это Тоня, Сашок откланялся. Дома Лёху припрягла помогать мать — но он и не против был, так время быстрее летело. С папкой вдвоём они перетащили стол из кухни в гостиную, передвинули диван и кресла, достали с балкона запасные стулья: собиралось семейное торжество. Лёхе тоже надо было на нём присутствовать, но ещё днём ранее, когда спрашивал машину, он объяснил, что посидит часик и поедет к своим, и папка всецело одобрил этот план. — Та девочка там тоже будет? — спросил он, когда они стояли на балконе, вычисляя, что именно мать назвала праздничным блюдом под рыбу. Лёха кивнул. Папке про Тоню доложили, конечно, мастера. Он не обижался: и так скрывать не собирался, чего гнать бочку на людей за привычку чесать языками? Ничего плохого всё равно рассказать не могли. — И её муж? Никто не мог бы обвинить папку Лёхи в том, что он не слушает других. Лёха ему ведь и сам про Тоню говорил, совета спрашивал, как быть, если нравится — мочи нет, а трогать нельзя, потому как чужая. — Она обещала, что разведётся с ним, — сказал Лёха. Поднять глаза на папку было страшно: а вдруг увидит разочарование? Изучая собственные ладони — опять пятно от масла не оттёр, да и под ногтями картошку можно было сажать, как мать часто выражалась, — Лёха едва не пропустил момент, как папка что-то засунул в задний карман его джинсов. — Осторожность никогда не повредит, — папка подмигнул ему и, подхватив сразу несколько коробок с разнообразной посудой, пошёл на кухню. В кармане оказались гондоны. Лёха с удивлением посмотрел на пачку, потом перевёл взгляд вперёд, где через стеклянную дверь и комнату в коридоре было видно застывшего папку и мать, разбирающую коробки. Она вытянула одну почти что снизу и махнула, чтобы он отнёс все остальные на место. Нет, конечно, Лёха всегда пользовался гондонами, потому что оно ему надо — чем-нибудь заразиться? Или чтоб случайная его девка понесла? Но покупал себе подешевле, потому что зарплату ему платили не то чтобы космическую — всё по чесноку, без блата, который многие могли бы ожидать от хозяйского сынка. Те, кто на это залупался, кстати, в сервисе у них надолго не задерживались — папка использовал ситуацию для проверки на вшивость всех новеньких. Кто приживался — тем уже не надо было объяснять, что тут за руки прямые и мозги держат, а не за богатый список родословной. Так вот, гондоны, какие ему папка сунул, стоили ого-го. И за что? Они что, сами баб ебать могли? Или, там, делали трах каким-то особенным? Лёха этого особенно не понимал и понимать не хотел. Нет, для Тони хотелось только лучшего, но… Было ещё рано. И папка это тоже знал, сам ведь учил этому Лёху. Гондоны он оставил в тумбочке у кровати, когда переодевался, чтобы ехать к Тоне. Ни к чему было дразнить гусей — вдруг ещё кто другой заметит, тот же Юра. И тогда уже всё, пиши пропало мирным переговорам. Бабушка ворчала, что он уходит до полуночи, всё порывалась положить с собой холодца, но папка обнял её и увёл в комнату. Он сам уже успел приговорить половину бутылки коньяка, но по-прежнему держался ровно и цепко следил за всем, что происходит в доме. — Алексей Анатольевич, — папка вышел в прихожую, где Лёха обувался, — ты смотри. Я рассчитываю, что в новом году мы попляшем на твоей свадьбе! И мать просит внуков. Не подведи, сын! Лёха пообещал, что сделает всё возможное. Наконец он распрощался с родителями, помахал остальным родственникам и торопливо сбежал по лестнице вниз, поигрывая ключами от машины. Сердце почему-то колотилось как сумасшедшее.***
— Какие люди! Дверь открыл Юра. Полез обниматься, и Лёхе стоило многого не отшатнуться и вообще не ляпнуть чего лишнего прямо с порога. — Ну что, теперь все? — спросил он куда-то вглубь квартиры. — Паша ещё где-то прётся, — отозвался Сашок. — О, снова ты! Сашок сунул ему в руки салатник и сказал отнести в комнату, а сам скрылся обратно на кухне. Когда Тоня сказала, что он готовит хорошо, вообще-то Лёха не особо в это поверил. Сам Лёха к плите старался в принципе не подходить — а то вдруг ещё взорвётся что, а виноват окажется он. Мать пыталась обучить его каким-то основам, но по непонятным причинам всё то, что было легко и просто с машинами, с готовкой превращалось в чёртову китайскую грамоту. Порезать, посолить, кинуть на сковородку — что может пойти не так? Лёха мог гарантировать: вообще всё! Стол был не такой большой, как у него дома, и навыки Тетриса снова пригодились, чтобы уместить салатник на нём. Ёлки не было, зато три шарика висело на каком-то растении с длинными тонкими листами — Лёха в них не разбирался, но оценил идею. Помимо Юры в комнате обнаружилась ещё девушка, которую Лёха помнил с прошлого раза — Инна. Она была странно похожа на Тоню, примерно как некоторые выкидыши российского автопрома ориентировались на западных красоток — вроде всё то же самое, а сердце тем не менее чует: подделка. Сама Тоня, вероятно, была занята с Сашком на кухне. Инна набодяжила вискарь с колой и протянула стакан Лёхе. Пахло пойло так себе — папкин коньяк и то меньше клопами отдавал, но Лёха всё равно взял, глотнул чуток, прежде чем поставить на краешек стола. Достал мобилку, чтобы посмотреть время, и удивился: до наступления нового года оставалось каких-то пятнадцать минут. Звонок в дверь и звук чего-то громко упавшего на кухне раздались одновременно. Следом донёсся забористый мат — Тоня костерила безрукость и Сашка на чём свет стоит. Лёха двинулся на звук. Спасать друга или поддерживать девушку — это он планировал решить по ситуации. Что произошло, стало понятно без слов, стоило переступить порог кухни: весь пол был в какой-то еде, Лёха рассмотрел картошку и мясо, чуть в стороне валялся поднос, который засовывают в духовку. Тоня сидела с ногами на табуретке и уже молчала, но так выразительно курила, что даже Сашок предпочёл замереть возле раковины и не двигаться. Одну руку он подставил под льющуюся воду — похоже, что обжёгся. — Какие люди! — раздалось из прихожей, и Лёхе показалось, что он попал в какой-то идиотский фантастический фильм, где одни и те же события постоянно повторяются. Чей-то сдавленный возглас показал, что нового гостя тоже от всей души обняли. — Что? — Сашок вдруг как-то странно встрепенулся. — Стоять! — Тоня вскочила на ноги на табуретке, перешагнула на соседнюю. — Ты здесь всё убираешь, — приказала она Сашку и тут же повернулась к Лёхе: — Дай руку, не хочу на пол наступать. Лёха поймал прыгнувшую на него Тоню, в который раз удивился тому, как легко это у неё получается. Она напоследок ещё раз зыркнула на всё ещё не до конца отмеревшего Сашка и потащила Лёху за собой, захлопнув дверь кухни. В комнате очередной ребус разрешился на раз-два: пришёл Ваня. Это объяснило и дёрганного Сашка, и то, что Тоня поспешила поздороваться со своим лучшим другом. Лёха припарковался, как обычно, чуть в стороне, нашёл свой стакан и приложился к нему уже всерьёз. Какое-то жопное чувство подсказывало, что вот-вот что-то случится, и это будет даже ярче, чем предполагаемое сообщение о разводе. Как когда смотришь краш-тесты с крутыми машинами, а всё внутри сжимается, потому что знаешь: на экране последние секунды жизни красивых автомобилей. Ваня был такой же отрешённый, как в день прилёта, но чуточку поживее: он даже нормально улыбнулся Тоне и принял свою порцию бодяги от Инны. Сунул нос в одну из мисок и тут же объявил, чтоб на этот салат никто не претендовал, потому что это его любимый. Лёха подошёл поближе — Ваня выбрал курицу с ананасом и какой-то зелёной травой. Пожалуй, Лёха бы такое даже за доплату есть не стал бы. — Для тебя и делала, — прощебетала Тоня, то и дело оглядываясь в сторону двери. Она совершенно точно покривила душой, когда уверяла Лёху, что не будет пытаться помирить Сашка с Ваней. С одной стороны, Лёха был согласен с тем, что этим двоим надо бы поговорить, раз обоих плющит; с другой — искренне считал, что они сами должны разобраться. — Сходи посмотри, как он там, — прошептала Тоня, подходя к Лёхе. — Надеюсь, он не решит сбежать через балкон. Сашок не пытался бежать. Он стоял у окна и курил, нервно перекатывая сигарету в пальцах. Кухня уже не выглядела как место побоища, о недавнем её состоянии напоминало только мусорное ведро, стоящее посередине. — Там Наймарк, да? — спросил Сашок, не оборачиваясь. — Я должен был догадаться. Сахнова всегда страдала… Нет, наслаждалась! Игрой в вершителя судеб. Лёха встал рядом. Что сказать на это, он не знал. В подтверждении того, что в комнате действительно Ваня, Сашок явно не нуждался. А что ещё в таких случаях говорят? — Я докурю и приду, — Сашок стряхнул пепел в чашку, которая стояла на подоконнике. — Можешь меня не караулить. — Новый год через пять минут, — невпопад сообщил Лёха. — Ну вот и узнаем, правдива ли та дебильная поговорка. Был бы Котов здесь, он бы оценил иронию. Поскольку телевизора у ребят не было, завели будильник на телефоне Юры. Тоня засуетилась, проверяя, у всех ли бокалы, Лёха отсалютовал ей своим и передал, что ему сказал Сашок. Она кивнула и перебежала к Ване, приобняла его одной рукой. Кто-то выключил верхний свет и зажёг гирлянду — Лёха даже не заметил, что она висела на шторах. Сразу стало как-то уютно. Сашок появился рядом с Лёхой бесшумно, как призрак. Потянулся вместе со всеми чокнуться, когда зазвенел будильник. Лихо опрокинул стакан — практически одним глотком вылакал до дна. Тоня с Инной в один голос закричали «Ура!», к ним присоединился Юра. Ваня, насколько было видно в мерцающем свете, уставился в свой бокал. Сашок жестом какого-то блядского фокусника достал бутылку вискаря из ниоткуда и налил себе снова — без разбавки, без запивки. — Включите музыку! — потребовала Инна. — Эй, — Лёха перехватил бутылку, — ты не слишком увлекаешься? Сашок мотнул головой, отпил, поморщился. — С новым годом! — взвизгнула Тоня и тут же засмеялась. Она вцепилась в Ваню, будто боялась, что он обернётся, увидит, кто рядом с ним, и сбежит. — С новым счастьем, — Юра широко улыбнулся. У Лёхи заломило виски от дурного предчувствия. Вот странно — никогда такого не было, ну не баба он, чтобы интуичить, а тут вдруг на тебе. И ведь всегда смеялся, когда мать что-то такое говорила, типа чует она, что не надо сегодня никуда в магазин ехать, а потом передавали, что какая-нибудь авария случилась возле торгового центра, куда она до этого собиралась. Или как она пару лет назад запретила Лёхе на свиданку ехать, а в метро бомбы взорвали. Его маршрут проходил не там, но всё-таки. Размышления прервал очередной звонок в дверь, Лёха даже вздрогнул от неожиданности. — О, Паштет, — пробормотал Сашок. Юра пошёл открывать, по пути хлопнув ладонью по выключателю. — Э-эй, — простонала Инна, прикрывая ладонью глаза от ярко вспыхнувшего света, — ну чего запалил-то? Ваня тоже поморщился, повернулся было в сторону коридора, но замер на половине движения. Лёха бы посмеялся тому, как комично он выглядел, уставившись на Сашка, как кролик на удава, только что-то было не до смеха. Сашок и сам застыл, крепко сжимая в руке стакан — до побелевших костяшек. Они смотрели друг на друга и молчали. Тоня побледнела, и Лёха аккуратно шагнул в сторону, чтобы и между Сашком с Ваней не торчать, и Тоню придержать, если вдруг что. Инна напевала себе что-то под нос, листая песни в телефоне: квакающие звуки разных мелодий заполняли комнату. В прихожей шумно здоровались Юра с Пашей, дзынькнула гитара. Стоило Лёхе оказаться рядом с Тоней, как она прижалась к нему, не отрываясь от немой сцены, разворачивающейся в центре комнаты. Напряжение росло — так можно было почувствовать машину на грани перегрева, за секунду до того, как из-под капота повалит чёрный дым. Сашок медленно потянулся, чтобы поставить стакан на стол. Ваня свой продолжал держать двумя руками. Он сглотнул — дёрнулся кадык — и чуть качнулся вперёд, как будто хотел сделать шаг, но приклеился к полу. Лёха про себя едва не взвыл: ну сделайте уже хоть что-нибудь! Тоня была права: два идиота. — Извиняюсь за опоздание, готов пить штрафную! — Паша ввалился в комнату с гитарой в чехле на плече. — А чего… Его взгляд метнулся по лицам всех присутствующих, Лёха готов был поспорить — его изрядно развеселила ситуация. Паша ухмыльнулся, скинул гитару, прислонил её к стеночке. И уверенно подошёл к Сашку. — Здравствуй, дорогой! И, ничуть не смущаясь зрителей, притянул его к себе за шею и смачно поцеловал в губы. Не взасос, но и этого было достаточно, чтобы напряжение наконец рвануло. — Что за пидорство? — засмеялась Инна. Стакан выскользнул из рук Вани и разбился, а сам он рванул в коридор. Тоня, вскрикнув: «Стой!», кинулась за ним. А Сашок, почти не размахиваясь, врезал Паше — и тот отлетел к той же стене, где припарковал свою гитару, задел её, запутался в ногах и рухнул. Лёха одним прыжком оказался рядом, чтобы не дать драке разойтись, но Сашок только скривил губы, вытер рот обратной стороной ладони и процедил: — Не волнуйся, добивать не буду. У Паши текла кровь из носа, и он, не пытаясь даже встать, запрокинул голову. И выглядел он при этом так, словно только что выиграл в лотерею. — Ну хоть зашевелились, — пробормотал он. Вопреки своим словам, Сашок размахнулся, явно собираясь пнуть Пашу. Но Лёха уже был начеку, скрутил его, почти как на озере тогда, и потащил в сторону прихожей. Подумалось — вдруг Ваня не успел уйти, вдруг у Тони получилось его остановить? Надежда, конечно, обломалась — в коридоре царила пустота, дверь квартиры распахнута, часть курток валялась на полу. Юра, вывалившийся из сортира, с искренним удивлением уставился на Лёху и почти безвольно повисшего Сашка. — Что я пропустил? — спросил он. — Ничего интересного, — Сашок оттолкнул Лёху. — Мне пора. Его косуху тоже скинули, он выдернул её из-под бордового пуховика, влез в берцы и буквально вымелся в подъезд. Лёха поймал взгляд Юры, но тоже покачал головой. Куртка Тони всё ещё висела на вешалке, он захватил её, когда надевал свою. На лестничной клетке никого не было, но вряд ли же она убежала в мороз на улицу? Тоня действительно не убежала. Лёха нашёл её на крыльце подъезда — всхлипывающую, но упрямо глядящую вперёд. — Заболеешь, — он накинул ей на плечи куртку. — Плевать уже, — пробормотала она. — Ваня ушёл. — Сашок тоже, — зачем-то сказал Лёха. Тоня и без него это должна была знать: не на метле же он сиганул с крыши! Тоня кивнула. Лёха осторожно обнял её, прижимая к себе. Как он и предчувствовал, всё пошло не по плану. Вряд ли теперь стоило заводить разговор о разводе — и без того ночь уже испорчена. И для Тони, и для Вани, и для Сашка. И мысль о дурацкой новогодней примете настроения ничуть не улучшала.