МНЕ НУЖЕН ТВОЙ ВЗГЛЯД
— Ты уверен? Илюха смотрел с таким беспокойством, что хотелось ему врезать. Ничего такого Ваня, конечно, делать не стал. Вместо этого он вздохнул и повторил снова, уже в который раз: — Ты сам говорил, что Оля по тебе скучает. Порадуй её, у вас нерабочие каникулы не так часто случаются. Ничего со мной за несколько дней не случится! Да, он понимал, почему Илья переживает, но, ей-богу, бесило ведь. После новогодней ночи у него не было ни одного кошмара. И вообще — тогда-то он спал один, и ничего, никакие призрачные хождения невидимых гостей не мешали. Как примчался домой на такси, закрылся на все замки, завалился на кровать и продрых до самого утра. Или двенадцать — это уже не утро? Неважно! — Давай выметайся, — проворчал Ванька, разворачивая и подталкивая Илью в спину. — Тебя там заждались. Илья помаячил встревоженным лицом ещё некоторое время, но в конце концов сдался доводам разума. Они с Олей поехали на базу отдыха куда-то в леса — договорились об этом ещё осенью, до того как обнаружилась Ванина маленькая проблемка со сном. Илюха порывался отменить всё уже давно, да и сам Ваня малодушно об этом подумывал; но, к счастью, к третьему января все препятствия рассосались сами по себе. Ну, почти. Почти все, почти сами по себе. Раньше пустая квартира вызвала бы у Ваньки ажиотаж: пригласить Сашку, пригласить Тоню, если Сашка будет на работе, например, устроить вечер с кино и пиццей — ну или ещё какой, в зависимости от фантазии Тони. У неё ведь не только дни рождения интересными выходили, но и просто тусовки. Когда Юра на горизонте не маячил. Теперь Ваня сидел на диване на кухне и размышлял, что же ему делать с этой свободой, которую он сам себе только что выпросил. Да, спать одному ему уже стало нестрашно; даже апатия словно бы отступила на задний план. Только вот незадача — в гости стало некого звать. Тоня ему звонила и писала, но Ваня не хотел с ней разговаривать. Прочитал только первое сообщение, да и то почти случайно — решил, что это от службы такси, автоматически открыл. Он уже сидел в машине, но такое случалось порой — когда оповещение запаздывало или приходило два раза; но полное эмоций длиннющее послание оператор таксопарка вряд ли мог ему прислать. Всё сводилось к двум мыслям: просьбе простить и крайне ценной информации о том, что Сашка сломал нос Паше. Белогородцева Ваня мысленно похвалил — самому захотелось чего-то такого, когда он увидел, как по-хозяйски Паша притянул к себе чужого парня. Выражение лица Белогородцева в тот момент, конечно, было фееричным, Ванька бы полюбовался подольше, но побоялся сорваться, вот и стартанул на первой космической. Уже в такси, кстати, осознал, что поступил ровно как сам Сашка с ним делал, и расхохотался вслух, испугав водителя. Смурной молодой мужчина явно кавказских кровей покосился на него в зеркало заднего вида, однако ничего не спросил — скорее всего, решил, что просто пьяный. Кто ж ещё мог куда-то ехать в первые пять минут нового года? Тоня продолжала слать смс, но Ваня их уже не читал, только смахивал уведомления с экрана, изредка цепляя взглядом начало. Вроде бы она беспокоилась, но сообщать ей о том, что он успешно добрался до дома, Ванька не планировал. После того, что она сделала… Что всё было результатом Тониных козней, он не сомневался ни на секунду — слишком долго они были знакомы. Он даже заподозрил, что и пресловутый развод был только разводкой, как бы смешно это не звучало; но потом вспомнил, как Канюков на неё смотрел взглядом нашедшего свою хозяйку щеночка, и решил, что это, пожалуй, всё-таки правда. Но то, что она использовала даже это для своих целей, было очень и очень неприятно. Поэтому Ванька стойко терпел звонки, не сбрасывая, просто ждал, пока ей надоест слушать гудки, и игнорировал сообщения. Помедитировав ещё недолго, он решил набрать Альберте — они до сих пор не поздравили друг друга с Новым годом. Последний раз они говорили в католическое Рождество, которое Берт как раз отмечал. А в честь новогодья Ваня даже нашёл в интернете открытку и упросил Олежу написать поверх картинки короткий текст, чтобы отправить другу, только руки никак не доходили это сделать. Хоть и знал, что Берт не будет его расспрашивать, опасался подспудно, что сам ему вдруг выложит. А выкладывать было что. Потому что всего за три дня Ваня прошёл путь от твёрдой уверенности, что Сашке он не нужен, к потрясающему осознанию, что всё обстоит с точностью до наоборот. И вся тяжесть, от которой болело сердце, обернулась нежданно-негаданно тёплым пуховым одеялом, укутавшим исстрадавшуюся душу… не в богословском, конечно же, смысле. Просто Ванька всё это время чувствовал, как будто он наконец перестал быть один. — Привет, мой русский друг! — завопил Альберте, стоило соединению установиться. Чёрный экран моргнул, проявляя очень счастливого и весьма помятого португальца. На заднем плане виднелись остатки украшений, куча бумажных стаканчиков и определённо женская задница. — Ты выпил всю водку и танцевал с медведем? — Почти, — засмеялся Ванька. Ну а что, вместо водки ром, вместо медведя — Сашка. Всё сошлось. — Наш танец прервали в самый неподходящий момент, представляешь! Говорить на английском было легко и приятно, Ваня даже не задумывался, нужные слова и обороты как будто сами срывались с языка. — Ты убил помешавшего своей бас-балалайкой? Ванька расхохотался совсем уже неприлично, представив избиение Паши инструментом русской народной пытки. И как у Берта это получалось? С ним невозможно было оставаться в плохом настроении! Телефон пиликнул, уведомляя о новом сообщении. Ваня задвинул надоедливый мобильник за диванную подушку, чтобы не отвлекал. Если это Тоня, то не стоит и смотреть; а если и нет — подождут, не развалятся. — Мой медведь с ним расправился, — отсмеявшись, с убийственной серьёзностью произнёс Ванька. И с жутким деланным акцентом. Теперь настала очередь Альберте смеяться. Они поперекидывались, как теннисным мячиком, шутками, Берт рассказал, что отмечал он прямо с Рождества не переставая. В какой-то момент женская задница на фоне зашевелилась, и взору Вани предстала другая часть тела, однако головы по-прежнему видно не было. Он закашлялся, и Берт сразу как-то сообразил, в чём дело, отвернулся и что-то быстро сказал на родном языке. Девушка закуталась в одеяло и гусеничкой выползла из кадра, только мелькнули тёмные кудрявые волосы. — Так ты покажешь своего медведя? — неожиданно вернулся к теме Альберте. Ваня пожал плечами. Не то чтобы ему не хотелось, но для этого надо было лезть в соцсети — на этом компьютере, купленном уже после расставания, ничего не хранилось. — Покажи, — Берт прищурился. — Или боишься, что я влюблюсь, приеду и украду? — Ты не в его вкусе, — фыркнул Ванька. Пришлось всё-таки лезть за телефоном. Вроде бы у Сашки были где-то аккаунты… На разблокированном экране высветилось то самое пришедшее сообщение. К удивлению Вани, оно было от Олежи; и тот заглавными буквами, что так и тянуло проорать, а не просто прочитать, уточнял, видел ли Ванька что-то там. Нахмурившись, он ткнул в ссылку, которую Олежа прикрепил, забыв даже, что вообще-то разговаривал с Альберте и собирался найти ему фотографию Сашки. Ссылка открылась — и Ванька удивлённо сморгнул от чувства дежавю, потому что там были размещены его портреты. Олежа указал путь на конкретную публикацию — с четырьмя кадрами, прицепленной песней и многоточием вместо подписи. Ваня никогда раньше не видел этих фотографий, но кто сделал их, прекрасно знал: кадр из той же серии венчал его личную страницу. Да и песня… What Love Can Be. Её можно было даже не слушать, чтобы понять, что имел в виду автор. Ванька был уверен, что его счастливая улыбка вышла абсолютно глупой, когда он поднял глаза на монитор компьютера и столкнулся взглядом с Альберте. — Медведь тебе что-то написал? — Да… Нет… — Ваня запутался в ответах и заткнулся, снова вернулся к записи. — Смотри! — он повернул мобильник к камере компьютера. Берт прищурился, пытаясь рассмотреть, почти уткнулся носом в собственный монитор. Вряд ли он что-то там особенное разглядел, но всё равно поднял кулак с оттопыренным большим пальцем. — Это ведь ты? — уточнил Берт. Ванька закивал. Сердце гулко бухало где-то в горле, как будто Сашка сам материализовался вот в этой комнате и признался в любви. В принципе, так оно и было — ведь ничем другим эта публикация быть не могла. «Ты увидел, да?» — написал Олежа. — А где же медведь? — напомнил о своей просьбе Берт. Коротко черкнув Олеже, Ванька вернулся в то сообщество, где был размещён пост; наверняка там можно было найти и ссылку на аккаунт Сашки. Они не состояли друг у друга в друзьях — оно и понятно; у Олежи его тоже не было; Ваня недавно попробовал его найти, но Белогородцевых оказалось слишком много. Однако тут его постигла неудача. Страничка у Сашки действительно обнаружилась, только вот своих портретов он не выставлял. Сапожник без сапог — зато всем окрестным псам проводил целые фотосессии! Ванда тоже засветилась, ну или очень похожий на неё доберман. И белый кот, выглядящий смутно знакомым… «У тебя есть фотки Сашки?» — спросил он у Олежи. И вернулся к кадру с котом. Где же он мог его видеть?.. Может быть, в Англии, когда они ездили на экскурсию в какую-то там древнюю обитель? Местные монахи привечали всех животных, но на кошек, казалось, молились бы, если бы их религия не запрещала им строго-настрого. Ванька там ходил по стеночке, слегка опасаясь тронуть кого-нибудь и вызвать тем неудовольствие пушистого царства. Бережёного, как говорится… Или всё-таки на родине он видел эту наглую зеленоглазую морду? Пролистнув ниже, Ваня увидел забавную фотку: снова кот, только сидящий на столе и хищно взирающий на кусок пиццы с салями. Озарение пришло внезапно: Моцарт! Кот из кафе, где они с Сашкой расстались! Сашка украл кота?! — Что там такое весёлое? От неожиданности Ванька едва не выронил телефон: совсем забыл, что Альберте всё ещё терпеливо ждёт на том конце интернета! Показав кота, он быстро объяснил, в чём дело. — Твой медведь завёл себе кота, напоминающего о тебе, — уверенно произнёс Берт. — Это однозначно говорит о его чувствах к тебе. «Есть рисунок, подойдёт?» — пришёл тем временем ответ от Олежи. С открывшейся чёрно-белой картинки на Ваню с хитрым прищуром смотрел тот самый Сашка, который толкнул его когда-то давно на линейке в школе. С обветренными губами, тёмными волосами и очень внимательным взглядом. Ванька сглотнул и закусил нижнюю губу, чувствуя, как табун мурашек пробежал по спине, а им навстречу поднялась жаркая волна от низа живота. У Олежи был удивительный талант передавать саму суть человека, при этом не перегибая и не гиперболизируя ничего, как делали карикатуристы, например. Что с самим Ваней, что вот с Сашей, да со всеми рисунками, которые он выкладывал! Пусть люди на них были незнакомыми, но в каждом была видна индивидуальность. «Не самый новый, извини. Давно его не рисовал», — добавил Олежа. «Ты волшебник? — набрал Ванька. — Пробирает до костей, так похоже!» Альберте попросил переслать ему рисунок и тоже пришёл в восторг, хотя, конечно, портретного сходства оценить не мог. «Медведь» был им всецело одобрен. — В России не только Иван красивый, но и его медведь, потрясающе! Ванька зарделся, как будто старшеклассница, услышавшая комплимент. И ладно бы такое впервые было — так нет, Берт постоянно рассказывал, как он ему нравится, и не оставлял надежды на сближение, хотя ни разу не попробовал ни к чему принудить. — Он насовсем украл твоё сердце, да? — Он не крал, — Ваня чуть смущённо улыбнулся. — Я отдал ему добровольно. Весь вид Альберте выражал такой восторг, что Ванька не стал уточнять, что вообще-то всё не так-то безоблачно в Датском королевстве. Он уже решил для себя, что все проблемы преодолимы, значит, грузить друга было незачем. — Я жду приглашения на свадьбу, — подмигнул ему Берт. «Да ладно тебе, так любой художник может. Но всё равно спасибо», — ответил Олежа. — Ты будешь свидетелем со стороны этого жениха, — пообещал Ванька Берту, ткнув пальцем себе в грудь. Не объяснять же наивному португальцу, что такое в принципе невозможно в России, где до сих пор до чужих отношений всем было дело, а уж порицать однополые было чуть ли не обязанностью каждого, записанной в Конституции. Ванька и сам ведь таким был, сам впал в ужас, обнаружив в себе тягу к другому парню, посчитал, что это неправильно и неправомерно; да и после, когда они уже встречались, нет-нет, да и вылезала мысль, что их все вокруг осуждают, что они должны «исправиться», перестать раздражать людей, не провоцировать их… Да только о каких «исправлениях» могла идти речь? Если только одному из них пол поменять! Но только вот лично Ванька вообще не понимал, как можно заводить отношения с девушками. Да, он дружил с Тоней, нормально общался с однокурсницами, но ни одна из них не будила в нём тех чувств и ощущений, которые захлёстывали рядом с Сашкой. А прожить с женщиной всю жизнь, как, например, отец… Об этом даже просто подумать было страшно. В Англии он увидел совсем другую картину. Нет, наверное, если смотреть в общем, то уровень принятия подобных отношений был лишь немногим получше; но Ванька оказался в довольно закрытом сообществе студентов и преподавателей, и вот они-то как раз в большинстве своём относились довольно спокойно. Тот же Альберте — да у него в постели перебывала половина общаги, и что? Никто не делал страшные глаза и не спрашивал свистящим шёпотом: «А что, правда?..» Ваня натыкался на целующиеся парочки в тёмных уголках, и не всегда они были разнополыми, но опять-таки никто и не думал делать из этого шоу. Просто люди, которым захотелось поцеловаться, ничего интересного, проходим мимо и не мешаем. Представить такое в России Ваня, как ни старался, всё же не мог. Он понимал, что всю оставшуюся жизнь им с Сашкой придётся скрываться, оглядываться, следить, чтобы ничего не вышло за пределы небольшого круга посвящённых. Илья, папа, Тоня, мать Сашки, может быть, его сёстры, когда подрастут, — а кому ещё-то надо было знать? Да, не взяться на улице за руку, не поцеловать в кафе даже в щёку, но без этого можно было прожить. Без Сашки вот зато нельзя. Альберте ещё немного поболтал с Ванькой, после чего сказал, что ему пора — в кадре опять появилась кудрявая девушка, на этот раз, к счастью, одетая. Они тепло распрощались и договорились созвониться в ближайшем будущем; ещё Берт стребовал обещание докладываться обо всех приключениях с медведем. Ваня с лёгкой душой согласился, тем более что он ничего не терял. Откуда-то вдруг взялась уверенность, что они смогут помириться с Сашкой уже скоро. Олежа ушёл из сети за то время, что Ванька ему не отвечал. Ваня отмотал их диалог, чтобы снова открыть ту самую публикацию со своими фотографиями. Может, стоило перепостить их себе? Или поставить лайк и тем самым показать Сашке, что его заметили и оценили? Но Сашка — не Олежа, чтобы махать перед его носом глупыми сердечками и надеяться, что это сработает. Ванька хотел бы, чтобы всё было по-другому, чтобы сразу получилось обозначить позицию: теперь всё серьёзно. Раньше они, можно сказать, только развлекались да тыкались носами, как котята слепые, не зная, куда податься. Потому и расстались так легко… Ни одному в голову не пришло побороться, возмутиться! Разбежались, как два идиота. Ваня вздохнул. Да уж, не зря известная поговорка утверждала, что задним умом все крепки. Сейчас-то он сколько угодно мог делать умное лицо и рассуждать, как надо было поступить, но сделанного воротить было не под силу никому, даже доброму волшебнику Альберте. Так что думать пора было о том, как всё исправить.***
— Ванька! Ты будешь дядей! Ваня завозился, подтягивая одеяло повыше, чтобы накрыться им с головой. По его ощущениям, он заснул с час назад, зачем Илья так гремел чем-то на кухне и орал? Они полночи проболтали с Олежей, начав с рисунков и постепенно съехав на какой-то совершенный бред, но было смешно и интересно, так что Ванька с радостью поддерживал разговор. Потом Олежа отвалился спать, а Ваня остался пересматривать рисунки, которые он ему скинул. Они отличались от тех, что он выкладывал в открытый доступ — какой-то интимностью, что ли. Нет, всё было прилично, никаких обнажённых тел (тем более что на парочке нашлись и Ванька с Сашкой), но ощущения подсказывали, что между героями картинок есть нечто большее, чем показано. Что Ваню удивило, так это полное отсутствие самого Олежи на рисунках. Тот отшутился, что не силён в автопортретах, но Ваньке подумалось, что интересно было бы посмотреть на то, как он видит свои отношения с Сашкой. Почему-то представлять Олежу с Сашкой было совсем не противно, в отличие от Паши с Сашкой. Может быть, потому что второе он видел собственными глазами, а первое его подсознание как-то сглаживало? Так или иначе, Олежа пообещал подумать и прислать результат, если что-то из этого выйдет, пожелал спокойной ночи и отключился. Ванька же от разглядывания картинок перешёл всё к той же записи с фотками, на которую любовался уже который день. Он прекрасно помнил, когда они были сделаны, а главное — что последовало затем. Вдоволь нагулявшись, они промёрзли насквозь, особенно Сашка, отдавший свою куртку; зашли в первое попавшееся кафе, Ванька нашёл в меню глинтвейн и заказал его. Кто же знал, что его так развезёт от горячего вина? Потом они целовались в машине, жадно, ярко, остро, и Ваня уже даже был согласен перебраться на заднее сиденье, чтобы продолжить… Но Сашке кто-то позвонил, и пришлось срочно сворачиваться. А вот вчера ночью Ваньке никто не мешал, так что он откинул одеяло, стащил пижамные штаны и отпустил фантазию, воображая, каким мог бы быть тот раз в машине с Сашкой. И почему он раньше никогда не соглашался на подобные эксперименты?.. После того как удовольствие выплеснулось в ладонь, Ваня отрубился, даже не озаботившись тем, чтобы вытереться. И теперь вот Илюха тряс его плечо, призывая скорее просыпаться. — Отстань, — проворчал Ванька. — Зачем мне быть дядей? — Потому что у меня будет ребёнок! — радостно сообщил Илья. Ваня хотел было что-нибудь пробормотать насчёт поисков по капусте, но тут смысл сказанного наконец добрался до его сонного сознания. — Что?! — он сел на кровати, поражаясь не только новостям, но и собственной внезапной бодрости. — Оля беременна, — Илюха сиял не хуже начищенного самовара, который Сашка нашёл в бабушкином доме и долго оттирал от ржавчины. — Я стану отцом! — Это вы за праздники успели?.. — не понял Ванька. — Нет, конечно, — Илья засмеялся, отошёл к окну, чтобы раздвинуть шторы. — Она просто не торопилась рассказывать, сначала думала, что ошиблась, ждала результатов от врача. А потом как-то не до этого было, мы все по уши в отчётах, ну и опять же… Он замолчал, не договорив, но Ваня и так осознавал, что должно было быть дальше: вернулся непутёвый младший брат, с которым пришлось цацкаться. — Поздравляю, — Ванька тоже улыбнулся, заталкивая поглубже чувство вины. — Это же здорово. Вы поженитесь? — Да, — с крайне мечтательным видом Илья плюхнулся в кресло, вытянул расслабленно ноги, — в феврале распишемся, не хотим делать церемонию. Отметим потом узким семейным кругом. Ты же не против познакомиться с её родственниками? Ваня поспешил заверить, что совершенно не против. Но ведь семейный круг предполагал не только родственников со стороны Ольги Леонидовны? Понятно, что Илья пригласит его самого, но у них же ещё родители есть. И ладно папа, который за всю свою жизнь никому ничего плохого не сделал. Но ведь была ещё мать… Илья напевал что-то себе под нос, развалившись в кресле и мотая головой в такт песенке, и выглядел таким счастливым и довольным, что Ванька счёл за лучшее пока оставить при себе свои сомнения относительно их родительницы. В конце концов, ну если и пригласят её, разве нет шансов, что она откажется? Ни Ваню, ни Олю она не принимает, зачем ей с ними лишний раз пересекаться?.. С неё скорее станется высокомерно задрать нос и проклясть Илью за его выбор вместе с ещё не рождённым ребёнком. — А девочка или мальчик? — спросил Ванька. Илюха пожал плечами: — Ещё непонятно. Но если пацан, то будет Мишка. Ваня снова улыбнулся. Конечно, брат мечтал о мальчике, как и всякий нормальный мужчина, чтобы он стал его наследником. А сам Ванька хотел бы детей? Даже если опустить невозможность, потому что с женщиной он спать не хотел даже ради такой цели, Ваня готов был признаться: нет. Он не хотел нести ответственность за маленького человека, полностью от него зависимого; он боялся, что станет таким же уродом, как его мать; он опасался, что даже если всё сделает правильно, ребёнок свернёт на кривую дорожку. Это же отдельная личность, кто знает, что ей взбредёт в голову?.. — Короче, одевайся, — скомандовал Илья, взяв себя в руки, хотя так и не согнав с лица довольную улыбку. — Мы идём с тобой праздновать! Пиццу или суши, что хочешь? — Давай пиццу, — подумав, выбрал Ваня. Нащупав под одеялом штаны, он их натянул, чтобы не светить перед братом голой задницей и не палиться. Мельком кинул взгляд на телефон — ни одного нового сообщения, зато часы сообщали, что уже почти два дня. Что ж, завтракать пиццей в обед было не худшей идеей. Если бы ещё с Сашкой!.. Улыбнувшись своим мыслям, Ванька отправился умываться. Всё ещё будет. И пицца с Сашкой, и доброе утро с ним же. А ещё — он будет дядей!