Мам, пап, у нас любовь

      Саша просыпается от грохота. Следом слышится недовольное шипение:       — Да тише, разбудишь!       Голос Ванькин. Только он может призывать к тишине так, что это слышно через несколько стен. Привычка руководителя — чтобы все подчинённые разом ввелись в курс дела и не доставали дурацкими вопросами.       Саша лениво потягивается, косится на часы на руке — половина восьмого утра. На улице темно, что для февраля, в общем-то, и не удивительно. И сразу понятно, что за сабантуй там, на кухне: у Сашки ведь день рождения. Сколько бы он ни говорил, что не хочет праздновать, его никогда не слушают.       Вставать не хочется, но любопытство уже проснулось: что в этот раз ему приготовили? Саша позволяет себе полежать ещё немного, листает в телефоне кучу сообщений — день ещё не начался толком, а его уже поздравляют со всех сторон. В прямом смысле: вот написала девушка из Бразилии, вот — дед из Австралии, вот какие-то детишки из Лондона записали целое видеообращение. Саша улыбается, но не отвечает никому. С некоторыми он знаком, но большинство для него — набор букв на экране. Они все в восторге от его фотографий, и это единственное, что их объединяет.       Самые удачные свои фотографии он не публикует. На многих Ванька, и это не то, чем ему хочется делиться. А главные свои работы он повесил в спальне, куда кроме них двоих вообще никто не заходит.       Саша откидывает одеяло и встаёт, привычно ёжится от холода: даже зимой они спят с открытой форточкой. Ванька ворчит, закутывается в шерстяные пижамы, прижимается к Саше во сне; а Саша просто терпеть не может затхлый запах, который появляется сам собой, когда нет сквозняка. Дальше обычный утренний ритуал: немного размять мышцы со сна, выйти на балкон с сигаретой, вернуться в комнату и выпить стакан воды, приготовленный ещё с вечера.       На секунду Саша замирает перед шкафом с одеждой, неуверенный: стоит одеваться в домашнее или к гостям надо выходить в приличном?       Что-то снова падает на кухне, на этот раз звон стеклянный.       — Миша! — рычит Ванька.       — А что Миша сразу?! — отвечает ему другой голос, более молодой, звонкий. — Это не я! Тёть Свет!       — Мальчики, давайте вы сами разберётесь.       Света говорит уверенно, спокойно, негромко. Если бы Саша не прислушивался, он бы и не услышал, потому что она никогда не кричит. Как и её отец.       — Я уберу.       Саша чувствует, что губы сами по себе растягиваются в улыбке: Лёха Канюков, как всегда, в своё репертуаре. И даже на Сахнову не свалишь, что выдрессировала мужика: с детства такой. Если может помочь, всегда это сделает; если не может — найдёт способ смочь. И разве скажешь, что это мастер по ремонту автомобилей с золотыми руками, к которому очереди выстраиваются из самых разных клиентов — от дяди Бори из соседнего двора, знавшего Канюкова ещё сопливым пацаном, до лиц, чьи имена не стоит поминать всуе, чтобы не приехали люди из компетентных органов и не попросили объясниться?       Миша что-то ворчит, но слишком неразборчиво. Племянник Ваньки, сын Ильи — на кого из них двоих он больше похож? Ему сейчас двадцать два, летом двадцать три исполнится. Был ли Ванька таким в его возрасте? Наверное, всё-таки нет. Мишка окончил музыкальную школу, занимается карате, работает в баре, всё время что-то роняет и потерял девственность в четырнадцать. Саша знает это точно, потому что именно к нему он пришёл за презервативами. А ещё он всех зовёт тётками и дядьками, но только не Сашу. Его — исключительно по имени, и так было с момента, как Миша научился говорить.       Саша натягивает спортивные штаны и белую футболку. Пожалуй, если гости пришли так рано утром, то вряд ли рассчитывали увидеть его при смокинге. Значит — переживут. Для своего возраста Саша хорошо выглядит, всё благодаря занятиям спортом. Или же тому, что все считают его лучшей нянькой и время от времени подкидывают своих детей? А детям разве объяснишь, что спина болит? Изволь катать, раз большой вырос!       Саша снова медлит, смотрит на фотографию на стене. Национальный парк Серенгети на закате особенно прекрасен: громада гор на горизонте, низкие облака, рыжий отсвет солнца, силуэты смешных плоскокронных деревьев, лёгкая дымка, в которой может прятаться и задумчивая зебра, и флегматичный буйвол, и сторожкий жираф, и стремительный гепард. И это — то, за что умер улыбчивый мужчина со старой фотографии. То, что Саша сделал своей мечтой.       Издания платят сумасшедшие деньги за его фоторепортажи из Серенгети, а он не продаёт лучшие кадры. Потому что они слишком личные, слишком откровенные. В них нет обнажённой натуры, но есть бесчисленное количество живых созданий, победивших саму смерть. Саша протягивает руку и гладит кончиками пальцев лопоухого львёнка на фотографии.       Телефон жужжит, и Саша возвращается к нему: если звонок пробился, значит, это кто-то из его записной книжки. Правда, он не успевает ответить — вызов сбрасывают; и секундой спустя Ванька произносит:       — Дверь открыта, заходите. И не шумите!       Голос звучит подозрительно близко. Саша едва успевает обернуться — Ванька проскальзывает в комнату.       — Всё-таки мы тебя разбудили? — спрашивает он покаянно.       Саша пожимает плечами. Он и сам бы скоро встал, не привык спать до полудня.       — Прости, — Ванька подходит совсем близко, целует мимолётно в губы. — Я ничего не смог сделать, их слишком много!       Саша хочет спросить, кого это их, но сначала — важное. Он не даёт Ваньке отойти, прижимает к себе, целует всерьёз; и отстраняется, только когда чувствует жалящую боль: его опять укусили.       — У меня встанет, — шипит Ванька, но без злости, смущённо. — А у нас полный дом людей!       — Мы тихо? — предлагает Саша. Впрочем, он знает ответ.       Ванька качает головой, отходит к комоду, роется в нём. Саша терпеливо ждёт.       — С днём рождения.       Подарок не упакован, и Саша сразу понимает, что это: новые очки взамен тех, что не так давно погибли смертью храбрых, пока он драпал от быка в Испании. Стильные, идеально чёрные, наверняка с поляризационными линзами — Ванька знает, что Саше нужно больше всего. Мигрень лучше предупредить, чем глушить медикаментозно.       — Спасибо, — говорит он искренне и сразу примеряет.       Ванька показывает два оттопыренных больших пальца.       — Подождёшь тут немного? — просит он чуть погодя. — Они хотели тебе сюрприз устроить.       Саша закатывает глаза, но соглашается. Ванька утекает на кухню, а Саша садится на кровать, мимолётно думая, что стоило перебраться в кабинет — хоть делом можно было бы заняться. Экран мобильного то и дело вспыхивает, но без вибрации: поздравления продолжают сыпаться как из рога изобилия.       — А ты чего одна? — слышится Ванькин вопрос.       — Ксюха со смены едет, — докладывается другой голос, и Сашкино сердце радостно подпрыгивает: сёстры тоже участвуют! — Я ей звонила, она уже вышла.       Маша, судя по звукам, уходит мыть руки. Всё-таки у них в квартире стены слишком тонкие, стоило потратиться на звукоизоляцию при ремонте не только по периметру. Но начинать заново у Саши нет ни малейшего желания: и так прожили больше двух лет в состоянии перманентной войны то со строителями, то с соседями, то друг с другом.       — Тоня спрашивает, нужно ли что-то купить.       Саша хмыкает — а ведь действительно, Сахновой не слышно, значит, нет её ещё. Наверное, с малой оставалась, завезла её бабке, а Канюкова отправила вперёд разведчиком. Странно, что они не привезли дочь, Саша совершенно не против её. Пусть она и рыжая, но на отца больше похожа, а от матери — только пронзительный взгляд и привычка командовать всеми вокруг.       — Ничего не надо, — отвечает Ванька чуть резче, чем надо. — Пусть себя тащит.       Этот гость — не для Сашки, для самого Ваньки. Уже много лет они соблюдают вооружённый нейтралитет, а Лёха делает всё, что в его силах, чтобы переломить эту ситуацию. Его можно понять — он живёт с этой женщиной, он растит их общего ребёнка, он до сих пор мечтает на ней жениться, но в этом не помогает даже завещание его отца, где сказано, что она в этом случае будет управлять всей сетью автомастерских Канюковых. Лёхе выгодно, чтобы она уже успокоилась и перестала отдавать столько сил на попытки вернуть утраченное. И Саше это тоже нужно. Но Ванька пока сопротивляется, хотя уже и не так, как…       — Мир этому дому!       …как с Котовым, который оповещает о своём прибытии всех и сразу. Соседей, наверное, тоже.       Странно, что он один: Олежа бы тоже поздоровался, не промолчал. Опять поссорились? Саша чувствует укол беспокойства: последнее время это происходит слишком часто.       И это совсем не добавляет ему очков в личном Ванькином рейтинге. Ванька за Олежу драться готов. А ещё он так и не простил Паштету, что он переспал с Сашей. Самому Саше простил, а ему — нет. И в чём тут логика, не понимает никто, кроме самого Ваньки.       Саша мысленно пересчитывает: здесь Канюков, Котов, Маша, Света — тоже сестра, но по отцу, Миша. Они ждут Сахнову и Ксюшу. Ещё, наверное, приедет Олежа. Да почему «наверное»? Они вчера говорили. Саша поздравлял его с днём рождения. И Олежа был счастлив, рассказывал, что Паштет что-то для него устроил.       Небось концерт — это у него получается лучше всего. У него в подопечных сразу три группы молодых и перспективных, в одной только мальчишки, остальные смешанные. Ещё с десяток он уже отпустил «на вольные хлеба». С кем-то расстались хорошо, кто-то поливал его грязью во всех доступных источниках; однако никто не может пожаловаться, что не выбился в люди. Паштет умеет делать из говна конфетку. Только сам уже давно не поёт и не берётся за гитару.       Саше искренне жаль — последний раз был больше пятнадцати лет назад. В тот год, когда умерла Ванда.       У каждого из них уже появляется своё личное кладбище потерянных близких, но разве это повод отказываться от таланта?       Моцарта не стало совсем недавно. Старик прожил очень долгую кошачью жизнь, до последних дней мурлыкал: заползал Саше на колени, упирался носом в живот и тарахтел. Он ушёл тихо, ночью: они с Ванькой прилетели из отпуска, Моцарт встретил их, а спустя несколько часов закрыл глаза и больше не проснулся. Саша отменил все встречи — кажется, там было назначено какое-то интервью, но ему было не до того; а Ванька умчался на работу. Его приступы трудоголизма всегда совпадали со сложными периодами в жизни.       После Моцарта они так никого и не завели, хотя квартира опустела без него. Сашка подумывал о собаке, но с его разъездами и Ванькиными полуночными бдениями кто бы с ней гулял? Он даже объявил благотворительную акцию с бесплатными съёмками для приютов; из каждого уезжал с кровоточащим сердцем, но решиться забрать себе нового питомца не смог.       Под окнами раздаётся рёв мотоцикла — спасибо так и не закрытому окну, слышимость отличная. Саша встряхивается, отгоняет грустные мысли, выходит на балкон: так и есть, это Олежа. Гоняет на своём железном коне круглый год, пугает людей — когда он в шлеме, его часто принимают за несовершеннолетнего. За девочку не принять и в страшном сне: слишком уж ярко выражена мускулатура, слишком широкие плечи и узкие бёдра. Когда Олежа не рисует, не спит и не занимается сексом, Олежа торчит в спортзале. И Саша не рискнёт выйти с ним на спарринг.       Он выжидает пару минут — и всё-таки выходит из комнаты. Получается удачно: входная дверь тоже открывается, и Олежа сразу шагает в объятия Саши. С кухни несутся недовольные возгласы, сквозь которые пробиваются нестройные поздравления. Вслед за Олежей в квартиру вваливается Сахнова.       — Почти все в сборе, — произносит Ванька, оттесняя Сашу глубже в коридор, закрывает собой то, что готовится на кухне. — Ксюшу ждём.       Саша кивает. То, что не будет никого из старших, его не удивляет. Мать он сам отправил в санаторий на юг — заграница её пугает, даже присутствие Кости, за которым она уже много лет замужем, не помогает. Отец всё ещё восстанавливается после инсульта, Света навещает его и уговаривает пустить к себе Сашу, но он пока отказывается. Константин Гаврилович такой — всем поможет, помочь себе не даст. Но ничего, Света знает, как с этим бороться.       А Даша просто слишком далеко. Старые ссоры забылись, они разговаривают, поздравляют друг друга с праздниками, трое её детей любят своего дядю Сашу, только все они живут на другом конце страны — она уехала туда с мужем, майором вооружённых сил. И, конечно, день рождения брата — не такое событие, чтобы она бросила всё и прилетела.       — Странно, сколько ей от клиники ехать? — Маша стоит с телефоном у уха, хмурится. — Где она застряла? И трубку не берёт.       — За рулём? — предполагает Саша.       — У неё гарнитура, — кривится Маша. — Небось соврала, что уже вышла, опять кого-нибудь подменяет!       Маша злится, потому что Ксюша слишком любит свою работу. Саша же гордится младшей сестрой: она исполнила его мечту. Ксюша — ветеринар. У Ксюши никогда нет ни на что времени, кроме как на её любимых пациентов; она лечила Моцарта, и Саша считает, что его долгая жизнь — полностью её заслуга. Ксюша из них единственная, у кого нет постоянных отношений; даже у Маши есть Лида.       Да, Маша тоже получилась неправильной, но в этом нельзя винить Сашу.       А ещё у Ксюши есть машина и целый букет людей, готовых её на руках носить. На этом фоне отсутствие парня как-то меркнет. Да и кто сказал, что для счастья обязательно надо кого-то себе найти? У Ксюши счастье каждый день, когда её руку облизывает пёс, от которого отказались другие хирурги, посчитав безнадёжным.       — Всё готово! — кричит Миша из кухни.       Ванька смотрит на Машу, на Сашу. В глазах немой вопрос — ждать или начинать.       Но ответить они не успевают: входная дверь снова распахивается.       — Мне пришлось возвращаться! — с порога сообщает Ксюша.       Она взъерошена, а куртка впереди странно оттопыривается — что, её клиника теперь предоставляет услуги по увеличению груди? Убедившись, что все смотрят куда надо (включая тех, кто высунулся из кухни), Ксюша жестом фокусника расстёгивает молнию.       Саша отмирает первым. Он берёт на руки маленький рыжий комок — котёнок дрожит, не понимает, что происходит, смешно раззявливает пасть и растопыривает лапки с ещё мягкими коготками.       — На полпути встретила, — продолжает объяснять Ксюша. — Анализы у неё взяла, но по осмотру — ничего сверх обычного не найдём. Так что… С днём рождения, Сашка. Это Анфиса.       Саша гладит Анфису двумя пальцами — большее усилие, кажется, раздавит мелочь — и думает, что такой сюрприз ему нравится. Котёнок вдруг зевает и сворачивается у него на ладони.       — Ты всё испортила, — журит Ванька Ксюшу, но никто не выглядит расстроенным — наоборот, Саша то и дело ловит на себе умилённые взгляды.       Он помнит, что надо пройти на кухню, чтобы остальные тоже его поздравили. Он обязательно это сделает, только сначала устроит Анфису.       Ванька идёт следом за ним в комнату, достаёт откуда-то пушистую подушку. Вдвоём они обустраивают кошачьи ясли в углу возле батареи. Убедившись, что в ближайшие пятнадцать минут ничего не произойдёт, возвращаются к уже заждавшимся гостям.       А дальше Саше вручают огромный шоколадный торт, кричат поздравления, размахивая флажками и трещотками, наливают в бокал детское шампанское — Саша ведь не пьёт уже шесть лет. Все по очереди его обнимают, говорят, что он очень правильно сделал, что родился, всовывают подарки. Кухня украшена их совместными фотками, которых за долгие годы накопилось предостаточно, и Саша надолго зависает, рассматривая каждую.       Это здорово, что все они смогли собраться вместе, что проигнорировали его брюзжание и придумали такое поздравление. Саша хочет сказать, что он всех любит, но горло перехватывает, и он просто пьёт сладкую газировку, надеясь проглотить дурацкий комок. Старый он становится, всё-таки сорок пять — это очень много.       Ванька находит его руку, сжимает, подбадривая. Олежа подмигивает. А Миша подпрыгивает, пытаясь снять видео со всех ракурсов, и случайно задевает лампу: плафон разбивается.       — Это к счастью, — провозглашает Сахнова.       И Саша твёрдо знает: она в кой-то веки права.

КОНЕЦ

5 апреля 2020 — 14 декабря 2020