Выбирай сам

      Теперь Киру жилось намного легче. И только переживания за Тошу неизменно тянули. Даже Юра начал оттаивать. Денчик, в сто пятидесятый, кажется, раз сошелся с Энжиком. Эти двое с завидной периодичностью то ругались до вселенских обид, то начинали встречаться, пока то один, то другой не находил кого-нибудь еще. Тут снова случался разрыв и дележ друзей. Пару дней они дулись, а потом начинали общаться как ни в чем не бывало. И вот опять. Зато Ден теперь не ерепенился, а смотрел довольным и сытым взглядом.       В очередной раз утомившись лицезреть влюбленные парочки, заполонившие к середине лета клуб, Кир вышел на улицу. Завидно было до соплей. Хотелось тоже забраться к Юрке на ручки, прижаться и чтобы он чмокал в макушку и говорил, какой же у него замечательный омежка. Кир вздохнул и достал телефон. Позвонить, что ли?       На иконке мессенджера висела красная единичка. Кир поморщился аж два раза. Сначала потому, что увидел имя отправителя — неприятного омеги, бывшего Юркиного одноклассника. Тот долгое время был в Юру влюблен, а потом плавно стал приятелем, так как родители у них дружили. Кир и ревновал слегка, и брезговал — Федя был омегой неразборчивым в связях. Без стеснения вис на любом доступном альфе и, стоило поманить, тут же шел за ним, понятно с какой целью. Для Кира такое было диковато, так что он старался сократить общение до минимума. И вот теперь Федя наприсылал каких-то фоток.       И вот тут-то было второе, из-за чего морщился Кир. У клуба инет ловил просто отвратительно. Приходилось тащиться к магазину. Кир вздохнул, но потащился, потому что Юрка терпеть не мог фоткаться и дождаться от него фотографий не представлялось возможным. Вот Кир и уговорил в свое время Федю и еще парочку Юркиных друзей скидывать ему иногда фотки.       Грузилось, как назло, долго. Кир успел посмеяться, наблюдая, как Ден незаметно щекочет Русика сорванной травинкой. Тот сначала отмахивался, залипая на что-то в телефоне, потом оглядывался, но Денчик сразу принимал такой невинный, участливый вид, что Рус вроде даже попросил его посмотреть, что же там на шее. Ден, беззвучно хохоча, посмотрел, отрицательно помотал головой и тут же снова пощекотал. То ли Русик пропалил его, то ли догадался, но они почти синхронно подорвались и куда-то умчались. Кир покачал головой и открыл фотки.       Много их было. Хрен знает на что снятые, явно втихую, но вполне четкие. Юра и Федя. Чаще всего Федя у Юры между ног на коленях с опущенной головой. Но иногда и в кровати. Ясно чем занимающиеся. И фотки, очевидно, не в один день сделаны, потому что и одежда разная, и даже шторы на окнах сменялись. Дурацкие такие, тонкие в блеклый цветочек.       Кир перевел взгляд на бетонный пол, на котором сидел. Нельзя сидеть долго — застудиться можно. Но не то что вставать — шевелиться было страшно. Как будто дернешься — и все, разорвет дикой, нечеловеческой болью. Кир даже дышать боялся. Так, делал зачем-то поверхностные вдохи. И не думал. Вот этого он боялся больше, чем шевелиться. Не думать. Просто тихонько сидеть. Руки дрожали, и почему-то холодно стало. Кир разблокировал телефон и переслал сообщение Юре. Он даже не очень понимал зачем, просто на каком-то автомате. Ну, у него же мало фоток, у Юры. Кир снова замер. Не ждал ничего, просто старался не дернуться. Начала побаливать голова, и тоненько зазвенело сначала в правом ухе, а потом в левом. Комар, что ли?       Телефон в руке засветился и завибрировал. Кир как-то заторможенно порадовался, что на беззвучный его поставил. Мазнул пальцем по зеленому кружку и удивительно ровно сказал:       — Да.       — Кира… — Голос у Юры был напуганным, ошарашенным. — Ты…       Кир молчал. Говорить тоже было страшно. Шевелиться ведь надо и думать.       — Слушай… — выпалил Юра и прервался. Слышно было, как он дышит. — Блин, ну а чего ты хотел? — вдруг взорвался он. — Тебе ничего не надо! Жить со мной ты не хочешь, приехать даже на день рождения не можешь, а я…       Кир не дослушал. Сбросил вызов. Стараясь двигать только пальцем, забросил Юру и всех общих знакомых в черный список, благо среди них не было никого особо важного. Потом удалил его из всех соцсетей, закрыл страницы, на которые всегда давал общий доступ. Быстрее, быстрее, чтобы ниоткуда не просочилось больше, чтобы никто не прорвался, чтобы больше не смели обвинять его в том, отчего так страшно вздохнуть.       Затрясся подбородок. Кир обхватил его ледяными пальцами, прижал покрепче. Очень уж противно стучали зубы.       Бедро кольнуло болью. Кир опустил взгляд и увидел комара. Хлопнул его рукой, но неудачно: по белым шортам размазалось гадкое черно-бурое пятно. Кир отложил телефон трясущейся рукой и попытался оттереть, но только больше развез грязь — предсказуемо, что уж.       Телефон засветился незнакомым номером. Кир всхлипнул от испуга, попытался сбросить, но выронил трубку. Схватил снова и судорожно принялся дергать красный круг. Только бы случайно на зеленый не попасть! Сбросил, нащупал кнопку сбоку и с силой вдавил. Экран вспыхнул названием производителя и погас. Кир отложил его в сторону и перевел полный ужаса взгляд на клуб. Скоро там конец?       Ведь заметят же. Начнут спрашивать. Потому что не заметить, не понять нельзя. И дальше придется удерживать Руса с Деном от кровавой расправы, отвечать на вопросы и терпеть полные жалости взгляды. Будут ведь жалеть, каждую секунду напоминать о том, как все убого вышло. А еще стыдно! Отчего так сильно, так нестерпимо стыдно? Ведь он-то не винов…       — Кира? — раздался сбоку Данин голос. Кир начал медленно поворачиваться. Главное — не спешить. — Ты… — Даня резко замолчал и в ту же секунду оказался рядом. — Что? Тоша?       И от этого Даниного предположения, которое было не о том, стало чуточку легче. Потому что не Тоша ведь. Слава богу! Кир замотал головой.       — Юра…       — Что с ним?       — Наверное, ничего. Изменял мне.       Слова вылетали изо рта и были абсолютно лишены смысла. Как будто пустая оболочка. Как мюмзики в маве. Только наоборот.       Даня молча сел рядом. Кир так боялся, что он сейчас начнет о чем-то спрашивать или успокаивать. Но Даня только попросил:       — Дай руки.       Кир, недоумевая, протянул ему трясущиеся конечности. Даня все так же молча принялся согревать их, зажимая в своих и выдыхая в получившуюся лодочку теплый воздух. И вдруг спросил:       — У тебя паспорт, случайно, не с собой?       Кир изумленно на него уставился. Паспорт у него был с собой и совершенно неслучайно. В клуб должна была приехать какая-то там проверка, и всех обязали сегодня притащиться с документами. Поэтому все, как дураки, шатались с сумками и рюкзаками.       — С собой, — ничего не понимая, кивнул Кир.       — Отлично, — улыбнулся Даня и, вскочив на ноги, потащил Кира за собой. Тот еле успел телефон подхватить.       Они быстро пробежали по главной улице и свернули в один из переулков. Там еще несколько домов миновали и остановились перед высоким кирпичным забором. Здесь никто до рабицы не снисходил, конечно.       Даня звякнул ключами и открыл калитку. Деликатно затолкал недоумевающего Кира и зашел сам. Щелкнул замком и нажал на какую-то кнопку. Дверь гаража медленно поехала вверх. Даня снова ухватил Кира за руку и потащил в гараж. Открыл дверь внедорожника и жестом предложил Киру залезать:       — Поехали.       — Куда?       — М-м-м, да без разницы. Давай в Питер. Подойдет?       Кир совсем ничего не мог понять.       — Почему Питер?       — Яркий город и большой. В самый раз тебе переключиться с нашего болотца, — улыбнулся Даня. — Садись давай.       — Я не могу, — залепетал Кир, ошарашенно мотая головой. — Я же не готовился и не собирался.       Даня мягко ухватил его за щеки и ласково проговорил:       — Не надо тебе ни собираться, ни тем более готовиться. Надо просто взять и поехать.       И Кир вдруг понял, что Даня прав. Что не хочется возвращаться, не хочется ни о чем никому рассказывать, объяснять и оправдываться. А уж в Москву, насквозь пропитанную Юрой, ехать не то что не хочется, а нельзя. Потому что Кир ведь умрет там сейчас. Он кивнул и полез в машину. И от странного азартного предвкушения, которого Кир никогда не испытывал, аж задышалось.       — Я сейчас. — Даня сбегал в дом и вернулся со связкой ключей. — Брат дает на лето квартиру. Там поживем.       Даня предусмотрительно поехал задами деревни и скоро вполне уверенно сворачивал на трассу. Короткая ночь обещалась скоро кончиться.       Они ни о чем не говорили. Даня не спрашивал, а Кир не горел желанием в принципе открывать рот. Просто слушали хорошую альтернативу с Данькиной флешки. Пейзажи за окном, подсвеченные зарей, были очень красивые.       Наверное, больше половины пути за спиной осталось, когда Даня повернул на заправку.       — Что-то меня вырубает, — пожаловался он и потер глаза. — Я полчаса посплю, а потом поедем, ладно?       Кир закивал. Его отпустило достаточно, чтобы не бояться. Да и размяться не помешало бы. Даня откинул кресло и сразу же заснул. Кир чуть улыбнулся, глядя на него, и вылез из машины. Привел себя в порядок, а потом зашел за заправку и сделал простенькую зарядку. Кир по привычке хотел уже было полазить в телефоне, чтобы убить время, но вовремя вспомнил, что тот выключен. И почему-то ни с того ни с сего накатило острое желание включить телефон. Просто чтобы проверить. Кир судорожно засунул не включенную трубку на самое дно рюкзака и забежал в магазин, купить мороженого. Вкусное оказалось. Кир даже подумывал купить второе, но решил не искушать судьбу. Он выждал десять минут сверх установленного Даней часа, купил два больших капучино и пошел к машине.       Даня не спал. Он ходил рядом с машиной и с хмурым видом кому-то что-то объяснял по телефону. Увидев Кира, махнул ему рукой, быстро договорил и сбросил.       — Кофе, — протянул ему Кир стаканчик.       — Спасибо. Как мысли читаешь, — ухмыльнулся Даня. — Ден звонил. Я сказал, что мы уехали. Он разрешил. В смысле безопасности уже все более-менее в порядке.       — Ох, — Кир совсем об этом не подумал, — спасибо.       — Да не за что, — улыбнулся Даня.       А Кир вдруг понял, что мыслительный процесс и в самом деле неслабо сбойнул. Он просто выключил телефон и уехал, никого не предупредив, ничего не сделав, чтобы успокоить действительно важных людей. Дена, которого только что перемололо Тошиной историей, Русика, который, несмотря на показную невозмутимость, чудом был в адеквате, папу, в конце концов. Кир быстро вытянул телефон из рюкзака и уставился на черный экран. Надо было включить. Надо было обзвонить всех. Пусть соврать, но хоть как-то успокоить. А Кир не мог. До вернувшейся дрожи ему не хотелось, было страшно включать телефон. Пусть пленочная, иллюзорная, но защита от всего дерьма, которое вдруг прорвалось в его упорядоченную жизнь. Кир даже названия ему давать не хотел. Просто «дерьмо», и достаточно. Он ведь держится, не плачет даже. Обязательно телефон включать?       — Я же позвонил Дену. Он Русу все скажет и Энжи, — Даня мягко вытащил трубку из стиснутых пальцев и убрал Киру в карман.       — А папа?       — Так ночь же, Кира, — улыбнулся Даня. — Или он звонит тебе по ночам? — Без издевки, просто чтобы понять.       — Нет.       — Ну так и не переживай тогда. У него есть телефоны парней?       — Да.       — Свяжется с ними, если что. А утром мы будем в Питере, купим тебе новую симку, а про старую скажешь, что заглючила, нужно время на восстановление.       — Но у меня же там… мобильный банк, — озарился Кир.       Глупости, конечно. Кир чувствовал себя ребенком, который чудит, только чтобы проверить пределы родительских возможностей.       — И зачем он тебе? — фыркнул Даня.       — Ну-у-у…       — Вот и молодец, — подытожил Даня. — Пей кофе, пока не остыл, и поехали.       Кир отпил неплохой кофе и вздохнул, успокоившись, — не надо включать. Слава богу.       Стоило сесть в машину, они принялись строить планы. Оказалось, что квартира находится на Ваське, а Кир там и не был ни разу, так что мест, куда стоило пойти, было множество. Еще Петергоф. Покататься на чем-нибудь. На залив опять же.       — Ой, — опомнился Кир, прерывая поток своих фантазий. — А погода какая будет?       Он полез в карман за телефоном, но был осторожно остановлен Даней.       — Отличная будет погода. Тепло и переменная облачность.       — Да ладно? — не поверил Кир.       — Сам офигел.       Кир зафыркал и снова принялся размышлять, куда бы податься. Даня посильно помогал. И вот за разговорами, за периодическим залипанием на музыке они въехали в Питер. Солнце и вправду светило, яркое и желтое, как блин. Пока еще только раскочегаривающееся, но обещающее хороший, совершенно не питерский денек.       Первым делом они заехали в торговый центр.       — Разделяемся? — предложил Даня.       Кир кивнул и умчал за покупками. Они решили остаться в Питере дней на пять, а там уже смотреть по ситуации. Так что Кир решил ни в чем себя не ограничивать. В отдельной кубышке лежала неплохая сумма, оставшаяся со дня рождения и папиных дотаций, которые Кир тратил редко. Плюс деньги за несостоявшуюся поездку… Кир в предвкушении потирал руки. Все-таки сбил его Тоша с пути истинного, пристрастил к шопингу.       На редкость удачно все сложилось. Кир разобрался с симкой, звякнул папе и накупил даже больше, чем нужно было. На футболку он в дороге капнул кофе, а шортами с пятном протер машину, когда выползал, так что в последнем магазине с разрешения персонала Кир переоделся в новенькие черные шорты, классную красную футболку и черную толстовку, потому что утро и свежий ветер как-то не располагали к тотальному обнажению. Кир тащил четыре увесистых пакета и вдруг вспомнил про обувь. Долгие прогулки он предпочитал совершать в кроссовках или в обожаемых Тошей конверсах. А Кир как раз на втором этаже магазин видел.       Он ухватил две пары и уселся рядом с кем-то на примерочный пуфик. Сосед покашлял, привлекая внимание. Кир вскинул глаза, удивляясь, чем мог помешать — садился аккуратно, не задевал.       Даня в черных шортах и толстовке и красной футболке, видимо, примерял кеды, а вот теперь, старательно давя смех, разглядывал Кира. Кир же сдерживаться не стал и весело расхохотался.       — Прости, — замахал он руками, — я не специально, честное слово! Если хочешь, могу переодеться.       Даня отрицательно помотал головой.       — Я вот только не пойму, почему ты извиняешься, — поинтересовался он. — Может, это я шпионил за тобой и покупал то же самое.       Кир рассмеялся:       — Боюсь, я бы сразу заметил тебя в омежьем отделе. Больно уж внешность у тебя не шпионская.       Так, посмеиваясь, они вернулись к примерке. Кир поочередно обувал то красные, то черные кеды и никак не мог определиться.       — Красные, конечно, крутые, да? — решил он посоветоваться с Даней.       — Очень, — одобрил тот.       — Зато черные будут меньше пачкаться.       — Почти не будут.       — А красные удобнее.       — Угу.       — Зато черные ко всему подойдут.       — Абсолютно. Даже к Энжиковым шортам.       — О бо-о-оже, — простонал Кир. — Не напоминай!       — Почему? Отличные шорты! Такие… дышащие.       — Ты еще и глумиться будешь?       Даня рассмеялся.       — Сходи и еще посмотри, подумай. Может, решишь белые купить или, например, розовые.       Кир скривился. Розовый он терпеть не мог, да и не шел он ему. Но совет был дельным, и Кир, наказав Дане стеречь его примерочную пару, потопал к стойкам. Побродил, но взгляд постоянно цеплялся то за черные, то за красные кеды, и Кир пошел обратно. Даня стоял с пакетами и один протягивал Киру. Ясное дело, не оплаченную обувь никакой дурак упаковывать не будет, и Кир нахмурился.       — Прежде чем ты начнешь меня ругать и возвращать деньги, дай мне объяснить, пожалуйста. — Даня еще и мордашку эту свою сделал милашную.       Кир отвернулся, пытаясь побороть дурацкое малодушие, но потом кивнул. В конце концов, он действительно купил бы две пары, а уж деньги за них отдать сумеет за пять-то дней.       Они сели на лавочку, и Даня, не переставая смотреть щенячьими глазками, принялся объяснять.       — Я понимаю, что это выглядит так себе, но, — он смутился и опустил взгляд в пол, — мне очень хотелось поздравить тебя с днем рождения. Я тогда все думал и никак не мог подобрать что-то подходящее. Плюс, чтобы ты принял… Я ведь понимаю, что я тебе человек достаточно посторонний…       Кир изумленно вскинулся. Поехал бы он с посторонним, как же! Но Даня тут же замотал головой:       — В смысле, что не такой близкий друг, как Рус или там Ден. Но мне очень хотелось подарить тебе что-то, потому что…       Даня вздохнул, нахмурился, а потом внимательно посмотрел на Кира:       — Можешь считать меня суеверным дураком, но каждый раз после нашего общения у меня случается что-то хорошее. Или плохое исправляется. Дедуля говорит, что Вселенную надо благодарить. Я не очень понимаю, как благодарить Вселенную, так что можно я отблагодарю тебя? Пожалуйста!       Ну разве мог Кир что-то противопоставить такому признанию? Он тяжко вздохнул, махнул рукой и мысленно пообещал забабахать Даньке крутейший подарок на днюху. Тот просиял и подхватил все пакеты.       — Теперь в квартиру заглянем, ладно? — попросил Даня. — Я тачку бросить хочу.       Конечно, Кир не был против. Да и умыться не мешало с дороги.       Квартира-студия оказалась очень светлой и стильной. С небольшой, но оборудованной кухней, гигантским диваном в гостиной и спальней на подиуме в нише, отгороженной от общей площади тяжелыми портьерами. Киру нравилось. Он, конечно, как всегда, подумал о том, что и где он добавил бы, чтобы квартира заиграла еще ярче, но в целом все выглядело вполне уютно.       — Может, ты поспать хочешь? Целую ночь за рулем все-таки, — спросил Кир у Дани.       Но Даня зафыркал и замахал рукой:       — Я же поспал на заправке. И, Кира, мне ведь не сто лет. Я еще могу и пару ночей без сна вытянуть.       Кир смутился и дернул плечами:       — Ну, я просто беспокоюсь…       — Да я знаю, — улыбнулся Даня. — Но спать не хочу. А тебе бы не помешало отдохнуть.       — Нет! — вскинулся Кир.       При мысли о том, что придется ложиться и какое-то время ждать, когда же накроет сном, в пот бросало. Да и внутри все кипело болезненной, колкой энергией. И Киру казалось, что стоит только перестать выплескивать ее в движении, всяких мелких делишках и заботках, как тут же накроет тем, от чего он сбежал в Питер. Нет уж. Пока не вырубит, Кир не ляжет в постель.       — Ну, нет так нет, — совершенно спокойно согласился Даня. — Гулять?       Кир отчаянно закивал.       Как же это было круто! Купить непривычно кисловатого, терпкого какого-то кофе в ближайшей кофейне и идти по пробуждающемуся Питеру. Кир даже не пытался фокусироваться на архитектуре — просто жил этой совершенно особенной атмосферой. И слушал Даню, который так много знал, в стольком, оказывается, разбирался. Кир отчего-то всегда считал его милым и добрым, но погруженным в какой-нибудь хэви-метал. А тут такой поток идеально сформулированной для усвоения информации!       — Ты экскурсоводом, что ли, подрабатываешь?       Данька рассмеялся и покачал головой:       — Нет. В архитектуре просто разбираюсь.       — Да?!       — Угу. Я потомственный архитектор. Что по папиной, что по отцовой линии. С детства ничем другим не интересовался. Лего — любимая игрушка, все дела.       — Да ладно?!       Даня, продолжая посмеиваться, закивал. И тогда Кир начал задавать вопросы. В этом вот познавательном оживлении они и дошли до Мойки. Петляли змейкой, переходя по мостам, и добрели до Поцелуева. Там закономерно толпились парочки, фоткались, и Кир вскользь, походя, уже пройдя всю эту толпишку, мазнул взглядом по одной из пар.       Как бы он ни гнал любые мысли, в какую бы паутину непонимания себя ни пеленал, а не узнать Юрку не смог бы. Нет, тот не собирался прыгать с невысокого моста. И не смотрел печальным взором в бездну вод, набирая недоступного Кира. Он вполне себе бодро сосался с Федей. Все согласно названию моста. Как же иначе?       Кир всегда считал себя омегой сильным и независимым. Который пройдет и не оглянется. Может, поплачет потом в уголке, чтобы никто не увидел, но сможет перебороть всякие позорные эмоции. Но он просто замер и во все глаза смотрел на целующуюся парочку. Одну из. И опять зазвенело. И пустота, которую Кир так старательно взращивал, вдруг принялась обрастать шипами, протыкать его изнутри всего. Больно. Больно. Больно. Почему так больно? Больно от перил, впивающихся в руку. Больно от воздуха, продирающегося в легкие. Больно от звуков вокруг. И глазам больно. Кир стиснул зубы, чтобы хотя бы заставить себя зажмуриться. Потому что ведь должен был когда-то закончиться этот поцелуй. И тогда если не один, то другой обернется и заметит Кира. И тогда…       Но воздух сквозь стиснутые зубы прошел со свистом, с гадким, недостойным сильного и независимого всхлипом, настолько громким, что люди стали оглядываться. И Юра потянулся от Феди. А Кир все никак не мог разжать пальцы, уйти. Хотя бы отвернуться, господи ты боже! Как в замедленной съемке, только Кир вообще застыл во всем этом больном ужасе. Вот сейчас. Федя уже поворачивается.       Темно стало резко, в один момент. Темнота закутала, замотала в себя Кира, теплая, пахнущая морем и дождем, что ли. Кир очень старался сдержать рыдания, но они прорывались. А Даня натянул ему капюшон, поднял его голову и склонился ниже, занавешивая со всех сторон. Просто глаза сами собой закрылись, и губам стало тепло.       Это не поцелуй был. Искусственное дыхание умирающему, вытягивание яда, способ завернуть Кира в настолько плотный, герметичный кокон, чтобы еще какая-нибудь дрянь не вползла. У Дани даже взгляд не темнел, когда Кир переставал выть и можно было отстраниться. Одна цепкая, внимательная забота. Даня вглядывался, пытаясь убедиться, что отпускает, что Кир хоть немного приходит в себя. Как опытный врач определяет, помог ли укол, будет ли жить пациент.       В какой-то момент Даня просто повел его за собой. Кир больше не смотрел по сторонам, в полном отупении переставлял ногами, вцепившись в Данину руку. Как утенок за мамой-уткой, не рассуждая, без зачатков критичности. Под машину? Супер!       В какой-то момент в лицо плеснуло свежестью. Кир сдернул капюшон и поднял голову навстречу ветру с Невы, который взъерошил волосы, влетел в легкие и высушил мокрые ресницы. Кир не понимал, где они, сколько уже прошли, только в какой-то момент опять стало накатывать. Вроде старался ни о чем не думать, а эмоции сами по себе, без малейшей подпитки заполняли снова и снова. И вдруг вместо дворцового глянца двор-колодец. Серый, обшарпанный, беспросветно отчаявшийся. Он словно говорил Киру: «Жизнь вообще хуевая штука. Разве ты не знал?»       И Кир сорвался. Снова зарыдал, горько, больно и отчаянно. Даня усадил его на коленки, закутал в толстовку, обмотал объятиями и даже не шептал ничего успокоительного, просто держал. И только когда Киру стало плохо настолько, что казалось, внутри вот-вот разорвется что-то от невыносимости, от обиды, от этой совершенно непроходимой несправедливости, снова принялся целовать. Кир задыхался от накатывающих рыданий, от поцелуя, но странным образом это помогало успокоиться. И стоило ему перестать плакать, Даня поднялся, взял его за руку и снова повел по питерским улицам и улочкам. Молча, один городской шум фоном вокруг. Через какое-то время Кир опять сорвался, и они тут же оказывались во дворе на лавке. Беспросветная боль внутри и Даня снаружи. И снова улицы. А потом дворы. Чередой.       К вечеру у Кира драло горло и опухли глаза и губы. Он мало что понимал. Единственным желанием отчего-то оказалось одно — чтобы Даня не отпускал его руки.