Выбирай сам

      Кир медленно брел по дороге и внезапно оказался около пруда. Большой камень — в самый раз, чтобы горевать по Иванушке, — одним краем далеко уходил в воду. Раньше они с Тошей могли забраться на него вдвоем и вполне комфортно разместиться. А теперь у Кира свисали ноги и больно впивался в бок какой-то острый угол. И так же остро не хватало Тоши. Потому что всю дорогу Кир сражался с собой. Пытался убедить себя, что поступил правильно — единственно возможно. Но до дрожи хотелось рвануть в клуб, найти Даньку и отмотать все назад. Самым ужасным было то, что Кир отчетливо понимал, что отмотается. Что не будет Даня обижаться, не станет сопротивляться, и вляпаются они в отношения на троих. Грязные, совершенно не Данины. Мучение, а не отношения. Кир шлепнул рукой по воде, распугивая водомерок, и зажмурился.       Что за лето вообще? У Кира, не большого любителя слез, глаза не просыхали. Пипец валился один за другим, не давая толком передохнуть. Кир устал рыдать. Хотелось забыть все произошедшее, стереть из памяти намертво.       Ден с Русом куда-то укатили, и Кир пообещал им, что переночует у Энжи. Но идти к Энжи не хотелось. Кир отбил ему эсэмэску, чтобы не волновался, слез с камня, растер бок и потопал к дому, подсвечивая фонариком. Даже возможные змеи не пугали. Гудение электрички, стук колес, шелест деревьев — все это не успокоило, но ввело в подобие транса — получилось не думать ни о чем. Просто переставлять ноги. Дышать еще полной грудью.       А дома обнаружился дядя Дема, Тошин отец. Отношения между их семьями были настолько близкими, что ключи имелись у тех и у других. Дядя Дема внимательно посмотрел на Кира, вздохнул обреченно, поставил на стол вскипевший чайник и подошел к Киру.       — Это не мелкий, да?       Мелким он называл дылду Денчика, и Кир отрицательно покачал головой. Дядя Дема хмыкнул, подхватил Кира и уселся с ним на диван.       — Юрка?       — Мы расстались с ним. Но нет, не он.       — Слава богу, что расстались. Скользкий он, пиявка говняная.       Кир расфыркался, утыкаясь дяде Деме в грудь.       — Бошки отрывать?       — Да я сам виноват.       — Вот мне уже один что-то похожее говорил, — завелся дядя Дема. — Давай на всякий случай оторвем, а там видно будет.       Кира захихикал и прижался крепче. Отпустило. Не до конца, конечно. Но стало легче. За окном громыхнуло. Надо же, Кир и не заметил, что туча надвигается. Дождя не хватало — земля вся пересохла.       — Пару лет назад я думал, что все сложности позади, — проворчал дядя Дема. — Стоило догадаться, что не с вами двумя мне готовиться к беззаботной пенсии.       — Тебе тридцать девять, вообще-то.       — А тебе девятнадцать, — фыркнул дядя Дема. — Уже пора понять, что нечего из-за альф переживать. Все придурки. Просто передвижные цели для моего арбалета. — Он немного помолчал и продолжил: — Сейчас уже пора спрашивать, что произошло?       И Кир вывалил ему все. Не лучшим друзьям, не папе. Почти отцу, на которого так похож был тот, из-за кого слезы и тяжелые тучи на все небо.       — Что мне делать? — простодушно спросил Кир, когда закончил.       — Хрен знает, — задумчиво пробормотал дядя Дема. — Я в такой ситуации не был никогда. Одного-то заполучить не мог, — хмыкнул он. — Но я бы подождал. Время — оно как-то расставляет по местам. А по больному редко что хорошее выходит.       — Я тоже так думаю.       — Вот и умничка. Переключись. Тем более Тоша скоро приедет. Покудахчете вокруг друг друга. Но, — дядя Дема наклонился и заглянул Киру в глаза, — если кому бошки поотрывать надо будет…       Кир расхохотался и потащил его пить чай.       На три дня зарядил дождь. Стеной. С почти непрекращающимися грозами. Кир сидел на застекленной веранде и попивал чай. На душе было хмуро. Оказалось, что Даня в тот же вечер уехал, а потом сразу улетел в Испанию. Кир скучал и не мог понять, имеет ли еще на это право. Стоит ли написать, узнать, как доехал? Или Даня решил последовать мудрой пословице: «С глаз долой — из сердца вон»?       Кир не стал писать. И от Дани ничего. Ну и вроде как закрыли тему. А отболит потом. Переживется.       На четвертый день буйство природы закончилось, и, как следствие, начались массовые гуляния. Поскольку дискотеки не предвиделось, Дионисий организовал шашлыки. После дождя навылуплялось молодых и злых комаров, и Кир, ждущий свою порцию еды в отдалении от круга поклонения шашлычнику, тоже был изрядно зол. Он отмахивался рукой, натягивал капюшон, но мерзкие твари норовили подлезть и укусить.       — Привет, — Май плюхнулся рядом и, перегнувшись через Кира, установил на столик рядом с ним спиральку от комаров.       — Спаситель, — простонал Кир, размахивая руками, чтобы разогнать дым.       Май хмыкнул и замолчал. Как обычно молчал перед чем-то важным и серьезным. Кир напрягся.       — Наконец-то поем нормально, — внезапно проворчал Май. — Заебали йогурты.       — В смысле? — не понял Кир.       Май повернулся и продемонстрировал зеленеющий синяк.       — Даже таблетосы не спасали, — вздохнул он.       — Бедный, — жалостливо проговорил Кир.       А потом вспомнил, откуда синяк, и посмурнел.       — Закрепление полученного урока, — хмыкнул Май. — Да уж не болит почти.       — Это хорошо, — на автопилоте выдохнул Кир.       — Ты же не будешь со мной встречаться, правильно я понимаю? — Прозвучало внезапно до крайности!       Кир вскинул испуганные глаза, но Май тепло улыбнулся и покачал головой.       — Да я понял уже. С Данькой опять же говорил. Не напрягайся, Кира. Не надо. Общаемся как всегда, но, если вдруг передумаешь, — он приобнял Кира за плечи и прижал к себе, — я жду.       Не отпустил потом. Не ушел. Сидел молча рядом и обнимал. Кир опустил голову Маю на плечо и впервые за последние четыре дня смог пусть и слегка, но совершенно искренне улыбнуться.       Ухмыляющийся Энжик притащил им одну гигантскую тарелку на двоих.       — Звиняйте, экономия посуды, — пропел он и ущемился доводить Денчика.       Май подождал, пока Кир выберет себе кусок, ухватил свой, откусил и застонал:       — Боже, это все еще больно, но прекрасно! Очень вкусно!       Кир широченно заулыбался:       — Ну вот и определились с подарком на твой дэрэ!       — Шашлык? Дена в подарочной упаковке? — жуя, поинтересовался Май.       — Еще чего! Набор начинающего мазохиста, конечно! Боль и наслаждение, — патетично продекламировал Кир.       Май перестал жевать, повернулся к нему и слащаво улыбнулся:       — С радостью разделю с тобой свой подарок, детка!       — Ну что ты, Маюша! Пользуйся сам, я совсем не претендую!       Подлый Май в ответ сдернул с него капюшон. Кир взвыл и принялся натягивать его обратно.       — Какой злой и жестокий! — проныл он.       — Так и есть. Я бы и отшлепал тебя, но здесь слишком много свидетелей…       — И открутят они твою хорошенькую голову…       — И возьмут они мой метод на вооружение!       — Но?..       — Но метод запатентован, и делиться им я не собираюсь, — пафосно пообещал Май.       Кир захихикал и принялся за шашлык. Ден себе не изменил, и было очень вкусно. А еще Май чудесно, вот в самый раз, пригревал бочок. Иногда бросал какие-то фразы, затягивая Кира в общение, но большей частью просто сидел и ел, поглядывая на костер. Кир тоже смотрел, послеживал за бросающимися друг в друга шишками Энжи с Деном и залипающим в телефон Русом. А потом начали закрываться глаза. Ну просто невозможно, до чего сильно. Кир какое-то время посражался сам с собой, поборолся со сном, а потом решил на минуточку прикрыть глаза. Он делал так иногда — придремывал капельку, а потом просыпался будто бы снова полный сил.       Действительно проснулся. На ком-то теплом и мягком. Кир поднял удивительно легкую голову и увидел своего плюшевого мишку — любимую «сплюшку», ночевавшую с Кирой лет с двух. В этом году Кир, по понятным причинам, его забыл дома, а так всегда, если ночевал один, прижимал потрепанного уже медведя к себе. И теперь этот мишка, только крупнее и живой, укачивал Кира на руках. То есть на лапах. Но это не особо-то важно было, потому что Кир был безумно рад его видеть. Он обнимал мишку, гладил его по плюшевому затылку и бормотал о том, как скучал. Мишка улыбался и периодически тыкался Киру в висок влажным носом.       А потом откуда ни возьмись возник мелкий Дениска. Был у него такой козлиный период лет в одиннадцать, когда он докапывался до всего живого и дико Кира бесил. И теперь этот бесявый Денчик принялся отбирать у Кира его медведя. Кир и в десять лет такого бы ему не спустил, а уж теперь-то…       — А ну отдал живо! — рявкнул Кир и проснулся.       В своей комнате. С ошеломленным Деном, вполне себе двадцатилетним, и Русиком напротив. А в объятиях, нежно прижатый к груди, лежал удивленный Май.       — Э-э-э, — промямлил Кир, — извини… те.       Он отпустил Мая и рухнул на подушку. Отчасти потому, что спать хотелось, отчасти потому, что не менее сильно не хотелось объясняться. Сквозь пеленающий сон Кир услышал сдавленное хрюканье, а потом плюшевый медвежонок еще раз коснулся влажным носом его виска. Кир заулыбался и заснул.       Все потихоньку налаживалось. Но тем не менее Кир то и дело натыкался на очевидные пустоты. Медляки, которые каким-то неведомым образом оказались их с Даней. Мелочи вроде защиты от Мая, когда тому хотелось подергать Кира за косички. Обычно роль защитников всегда доставалась Русу и Дену, но в этом году упорно на автопилоте почти вырывалось: «Даня!» И хотя жаловаться было не на что, потому что приехал Тошенька и Русик казался куда более жизнерадостным, Кир словно бежал по ровной, залитой солнцем дороге, но то и дело проваливался в стылую лужу. Вроде и не особо страшно, бежать не мешает, а настроение портится как по щелчку.       Киру верилось, что надо просто дождаться возвращения Тоши. Его присутствие, разговоры по душам помогали поставить мозги на место. И вот Тоша приехал. Он улыбался, даже шутил иногда, но Киру все казалось, что это не Тоша. Будто от друга — пустая оболочка. А ведь даже во времена уебка Андрея Тоша был погруженным в себя, задумчивым, недовольным, но не потерянным. Что-то случилось там, на севере. И Кир почти уверен был, что незнакомый ему Антипов и вправду помог, но только за помощь свою сожрал Тошино сердечко и не поморщился.       Кир пытался помочь, конечно. Ходил вокруг да около, понимая, что не спросить напрямую — ответа не будет. Кир слишком уж хорошо знал лучшего друга. И он вытягивал его, как мог, загружал делами и историями. Даже про Даню с Маем рассказал, но как будто впустую. Кир не обижался. Он понимал, что, когда так болит внутри, все эти проблемы вокруг не могут отвлечь. Потому что больно! Сейчас, пожалуй, Кир понимал это как никто другой. Он только надеялся, что время вылечит их обоих.       Немного выдохнул, когда Тоша вдруг начал встречаться с альфой, а потом понял, что у Антипова наверняка темные волосы и карие глаза. Кир ждал и заваливал Тошу пустой болтовней, киношками-кафешками, выставками и мелкими поездками. Но только болеть не переставало, а Тоша все больше напоминал улыбающуюся куклу. Барби из розового дома — то ли рад, то ли в заднице кактус. Кир ставил на второе. Но все, как всегда, пошло не по плану.       В ноябре переклинило Русика. Кир притащился к нему с пакетами из ближайшего супермаркета, чтобы в очередной раз вступить в бой с маячившим у Русика за спиной гастритом. Приехал бы на несколько минут позже, и даже страшно представить, что бы произошло. А так успел поймать серого то ли от безысходности, то ли от обиды, то ли от ярости Русика у машины. Шлепнул по щеке, чтобы привести в относительное чувство, сунул в руки пакеты и поволок в квартиру. Еле успел ботинки стянуть, когда Русик смел его, затащил прямо в уличной одежде на второй спальный этаж и стиснул в объятиях. Его трясло всего. Одной рукой он сжимал Кира за талию, а второй почти до боли вцепился в волосы и дышал со свистом сквозь стиснутые зубы. Кир поглаживал его по плечу и ждал, когда же Русика хоть немного отпустит, чтобы он смог пусть немного, но выплеснуть эту гниль, что у него внутри.       — Так. Меня. Ненавидит, — проскрипел Рус через несколько минут. — Чуть не блюет, когда видит. Что я ему, блин, сделал? Просто за что? Разве я виноват, что так его люблю? Не хочу его любить! Ужасно больно, Кира, — захныкал он, и у того сердце кровью облилось, — я не могу больше! Проще из окна выйти! Убери это из меня! Пожалуйста, Кира!       Но Кир смог только обнять его еще крепче, стиснуть руками и ногами, превратиться в один большой клубок и так лежать, слушая тихие всхлипывания.       Потом они пили чай, и Русик смотрел пустым страшным взглядом.       — А не рано ли ты отчаялся? — внезапно вслух подумал Кир. — Если так любишь, то попробуй стать другом. Докажи, что ты хороший альфа. Он же даже не знает тебя.       Руслан горько улыбнулся:       — Мне кажется, что я уже всю жизнь пытаюсь. Как будто, знаешь, не было ничего до — ни омег, ни нормальной самооценки. Как будто я всегда был стремным чудовищем, пытающимся умыкнуть принца в свою страшную темную пещеру и там сожрать. Так что же мне делать, м?       — Я не знаю, — прошелестел Кир.       — Вот и я не знаю. Можешь меня оставить? Хочу побыть один.       Но у Кира бились в голове слова про «выйти из окна». Он решительно не готов был оставлять Руслана одного. И тот, словно услышав, усмехнулся:       — Я ничего не сделаю с собой. Обещаю. Я так с вами не поступлю.       Кир распихал продукты в холодильник и на прощание пообещал заехать завтра. На телефоне оказалось два пропущенных от Тоши. Испуганный Кир принялся перезванивать, но в лифте связь не ловила, и он совсем распсиховался. Однако снявший трубку Тоша был возбужденным и непривычно живым.       — Кира, — торопливо и сбивчиво затараторил он в трубку, — я уехал. Скоро самолет, совсем не могу говорить. Езжай к родителям, они все объяснят.       Кир успел только бросить: «Хорошо. Удачи. Целую тебя» — и получить привычный отзеркаленный ответ. А потом такси, Тошин подъезд, дядя Дема и дядя Олег, ошарашенные, смущенные, но не испуганные.       — Он уехал в Архангельск, — объяснил дядя Олег, Тошин папа.       — Что-то с Ромой? — испугался Кир. Он уже и отвык, что может случиться что-то хорошее. Как будто жил в ожидании очередного пиздеца.       — Нет, — замахал руками дядя Олег, — все в порядке. Тошенька поехал к Косте!       — К Косте? — переспросил Кир.       Дядя Олег кивнул, а дядя Дема посмурнел и насупился.       — К Антипову?       — Угу, — как-то очень уж легкомысленно, что не взялось с Тошиным папой, подтвердил тот.       — К собаке этой сутулой! — прорычал дядя Дема.       — Деша! — охнул дядя Олег. — Ну зачем ты так? Я уверен, что Костя — очень хороший мальчик.       На этих словах дядя Дема вдруг отчего-то просветлел лицом, а потом расплылся в широченной улыбке.       — Да-а-а, — протянул он. — Хороший мальчик, — а потом разразился заливистым, громогласным хохотом.       — Деша, — тяжко вздохнув, попросил дядя Олег, — принеси нам чайку, пожалуйста.       — А мне кофейку, — подал голос Кир.       — А мне коньячку, — хлопнул кулаком о ладонь дядя Дема.       Он ушел на кухню, но там внезапно снова расхохотался. Кир силился понять соль шутки, но так и не сумел. Дядя Олег только головой покачал. Кир принялся расспрашивать.       — Костя, — слишком явно подбирая слова начал дядя Олег, — болеет. Болезнь прогрессирует. — Кир вскинулся, но дядя отмахнулся. — Должна помочь… операция. Но Костя… Он очень любит Тошу, — голос его сделался немного печальным и немного мечтательным, — и ждет. Я не мог его удерживать, ты же понимаешь. — Кир закивал. — Тем более он очень хотел поехать. Ты же видел, какой он был.       Кир снова кивнул. Он понимал, что эта версия очень приглажена. От реальности взята разве что общая идея, но во всей истории Тоши изначально было столько белых пятен, что Кир только рукой махнул. Он никогда не был любопытен там, где его любопытство могло помешать. Особенно — помешать близким и родным. Если Тоша в безопасности, если Костя Антипов сделает его счастливым, то Кир обойдется перепиской и звонками и постарается жить без Тоши. В этих попытках и осень прошла.       Зима в этом году выдалась ранней. А может, Кир со всеми волнениями и хлопотами просто не заметил, как в какой-то момент Москву завалило снегом. Техника не справлялась со снегопадом, и все вокруг сверкало. Киру, которому после двух пар спешить было некуда, совсем не хотелось домой. И вдруг он вспомнил, что почти год не появлялся в любимом парке. Ехать туда было рисково, конечно. От мыслей о Дане все еще плескало горечью. Но уж очень погода оказалась хорошей. Кир отмахнулся от опасений и рванул в Парк Горького. Город готовился к Новому году. Кир с удовольствием разглядывал витрины, суетливых людей, всегда в Москве куда-то спешащих, и потягивал кофе на ходу. Легкий мороз щипал за щеки и нос, с неба падали редкие снежные хлопья. Кир поймал несколько на варежку и рассмотрел узор. Снежинки оказались большими и красивыми. Кир сдул их и повернул в парковые ворота.       Он съел блинчик, чуть было не познакомился с веселым и явно восхищенным его внешностью альфой, но в последний момент передумал и не дал свой телефон. То ли привычка сработала, то ли еще что.       Каток в Парке Горького всегда заливали гигантский, так что пройти мимо ледяных дорожек было той еще задачей, но и встретить кого-то знакомого было непросто по этой же причине.       И все-таки Кир сразу увидел Даню. Просто выхватил его фигуру среди толпы катающихся радостных людей. Его и омегу рядом. За руку.       «Ну, хотя бы не целуются», — подумал он, стиснув зубы.       Наверное, закалил его этот страшный, выматывающий год. Кир даже не заплакал. Отвернулся — заставил себя! — и пошел по дорожке. Только капюшон натянул поглубже. Почти вышел — уже набережная видна была…       — Кира, — раздался оклик сзади.       Кир просто очень ждал. Новогоднего ли чуда, повторения прошлой зимы. Он резко, рывком обернулся…       Юрка, запыхавшийся, подбежал к нему. Совсем чужой. Посторонний. Зачем он здесь? Это он разве звал?       — А я кричу, кричу тебе, — несмело улыбнулся Юра.       — Привет, — кивнул Кир, даже не пытаясь улыбнуться в ответ.       — Как дела?       — Нормально.       — Эм… Может, сядем, — Юра махнул рукой в сторону лавочки, — поболтаем?       — О чем? — недоуменно нахмурился Кир. — Я не хочу. Мне домой пора.       Главным, конечно, было то, что он не хотел. Не хотелось разговаривать вообще ни с кем, а уж тем более с Юркой, отмораживая попу на парковой лавке. Киру хотелось оказаться дома, схватить любимого плюшевого мишку в охапку и зализывать, казалось бы, поджившую рану. Кир ужасно устал вывозить все это.       — Ну, я просто поговорить хотел, узнать, что у тебя нового.       — У меня ничего нового нет. — Кир отвернулся, чтобы не смотреть на каток.       — Я бы о себе тебе рассказал. Можем в кафе пойти.       — Мне неинтересно, Юр, и я не хочу в кафе. Я пойду, до свидания.       — Подожди! — Юра ухватил его за руку.       Кир уже хотел огрызнуться, сказать, чтобы отпустил, возможно, припомнить Юрке причину, по которой он больше не в курсе Кириной жизни и, так-то, не имеет права в нее лезть. Но тут откуда ни возьмись появился взмыленный, подурневший Федя.       — Вот какие у тебя дела! — визгливо принялся он отчитывать нахмурившегося Юрку. — Какая же ты свинья!       Он ругался и сыпал оскорблениями, а Киру было так неловко! На них смотрели, и ясно было, что вся ситуация напоминает момент из дешевого сериала. Кир не нанимался участвовать в подобном дерьме. Он уверенно высвободился из Юркиной хватки и пожал Феде руку:       — Спасибо, Федь. Удачи тебе.       А потом повернулся и ушел, совсем не обращая внимания на ответную Юркину ругань. Спасибо, Господи, что отвел. Теперь уже совершенно искренне. И только в вагоне метро Кир осознал, что во всей этой летней ситуацией с Юрой он злился, чувствовал себя грязным и униженным, но не ревновал. Впервые за всю жизнь Кир ощутил настолько яркое злое и яростное желание забрать своего альфу. Чтобы никакой посторонний омега его не трогал, не смотрел. Но к Юре это желание отношения не имело.       Кир понял, что его снова затягивает в трясину. Только выбрался, почву под ногами нащупал — и на тебе, Кира, прямо в спину. А ведь так хорошо день начинался.       Кир приехал домой, слопал оставленную папой завитушку с корицей из известной кофейни, ужом обвился вокруг медведика и сам не заметил, как уснул.