Собрание драбблов по Mo Dao Zu Shi/Магистр дьявольского культа/Неукротимый повелитель Ченьцин/Роковое Путешествие/Живой мертвец

Белый и неприступный, словно лёд… Тёмный и пылающий, как неукротимое дикое пламя… Противоположности и две части единого целого… Лань Ванцзи сидел с закрытыми глазами, светлые одежды ореолом окружали его, ладони мягко покоились на инструменте… он вдыхал прохладный ночной воздух, влетающий в раскрытую дверь, слушал шорох лепестков сакуры, опадающих в сад, на крыльцо и пол… энергия поднималась в нём, струясь по венам, переплетаясь и рисуя картины прошлого… «Сколько же лет, сколько дней и ночей я провёл за перебором струн… сколько бесценного времени потерял, пытаясь убить воспоминания, вину за свершившееся и чувства к тебе… Я утратил надежду, последний шанс на искупление, ведь тогда я должен был не останавливать тебя, а поверить и встать рядом, плечом к плечу… должен был, но не смог. Теперь, когда всё закончилось, я даже не знаю, достоин ли я, смогу ли я возвыситься так же… дотянуться до твоих свершений, великодушия и мудрости… С тех пор, как я держал твою руку над пропастью, с тех пор, как ты ушёл своей дорогой и твой взгляд последний раз встретился с моим, прошло слишком мало времени для мира и тысячи… нет! миллионы лет для меня. Я каждую ночь умирал и воскресал заново, существуя лишь только потому, что ещё надеялся, хотел надеяться… Вэй Ин» … Пальцы дрогнули, струны пришли в движение, и цинь выдохнул мелодию его души… мелодию души верховного заклинателя Лань Ванцзи. Лань Чжаня. Белого и неприступного, чьё сердце растопило самое неукротимое в мире пламя. Свет луны на мгновение заслонила тень, легче лепестков она шагнула за порог и повернула голову, открывая ровный профиль старейшины Илин… он фривольно прислонился к стене напротив, допил вино, которое принёс с собой, и усмехнулся, выхватывая длинную чёрную флейту… подвеска вздрогнула на её кончике… Новая мелодия разбила, разбавила и в то же время абсолютно дополнила уже звучащую мелодию цинь, и она же заставила пальцы, перебирающие струны, замереть на мгновение… кроме этого движения, Лань Чжань ничем — ни чертами лица, ни голосом — не выказал своего удивления… Вэй Ин снова усмехнулся и тоже закрыл глаза… «И я слышу… я помню, когда все восхваляли меня — ты ругал, но, когда все отвернулись — закрыл меня грудью… Я знаю, как называется твоя песня, я шёл на её зов много лет и только благодаря ей выжил… мелодия, что стала единственным шагом к нашей новой встрече… Я не хотел тебя втягивать, твою чистую душу и сердце не желал пятнать участью беглеца, но ты сам избрал сторону, ты сделал это сам и помог мне… теперь же я пришёл, чтобы сказать…» Дыхание оборвалось, и на несколько секунд только струны звучали в абсолютном ночном безмолвии, но ноты переплелись снова, мелодия змейкой взвилась в воздух и рассыпалась осколками хрустальных лепестков, в то же время поражая спокойствием лотоса, спящего у подножия храма истины... мелодия пела… пела… и пела… Неприступное сердце таяло и оживало, а пламенное становилось спокойнее, тише, уверенней… Они были частями единого целого, а расставались столько, что и не счесть… В тот год, когда всё закончилось, их пути разошлись снова, в последний раз… странник и верховный заклинатель, теперь их не связывало ничего. Каждый избрал дорогу, которая была более всего по душе, но одного не учли они оба — не так-то просто разорвать или растянуть красную ленту, связывающую сердца людей. Красную ленту, подобную той, что всегда была в волосах Вэй Усяня. Лань Чжань помнил её, как она развевается на ветру, как эфемерно вздымается в вихре магии флейты и струится, точно лава по склону ожившего вулкана… он помнил всё, каждое мгновение рядом с ним и каждое мгновение без него… Вэй Ин играл, утопал в мелодии, написанной человеком, чья душа была ему ближе собственной… Он играл, переполненный эмоциями, позабыв о том, что даже не сообщил о своём приходе, позабыв о том, что вовсе и не собирался приходить, не собирался тревожить… не собирался, но хотел. Вэй Ин путешествовал слишком долго, скитался без цели и с целью, делал всё, что взбредёт в голову, только там, вдали, в самых отдалённых уголках существующего мира он понял одну единственную вещь — избрав с Лань Чжанем разные дороги, они совершили самую большую ошибку в своей жизни. «Что бы я ни делал, куда бы ни шёл, все дороги вели к тебе. Всё, что случилось со мной, предопределяло нашу встречу, Лань Чжань. Лань Ванцзи, мой…» Последним аккордом завершился струнный мотив цинь, тонкие белые запястья взлетели и мягко опустились на ткань одежды… мелодия флейты ещё переливалась, проникала в сердце, закручивалась в солнечном сплетении и помогала дышать… «Неужели это правда? Ты здесь? Неужели после стольких лет мой слух не обманывает меня, и именно твои губы касаются чёрной флейты с красной кисточкой на кончике? Неужели я не сплю? Там над пропастью, ты просил отпустить твою руку, только как я мог? Как я мог, Вэй Ин? Я не сделал этого тогда, но сделал после, и совершил самое чудовищное и кощунственное деяние в своей жизни… Ни все несчастья, свалившиеся на нашу голову, ни трудности, ни что либо другое я не назвал бы большей ошибкой, чем тот день, когда молча отступил в сторону и отпустил… Вэй Ин…» Мысль обрывается, слеза капает с ресниц на кожу щеки и катиться вниз до губ… Вэй Усянь понимает, что пора уходить… поздно… Лань Ванцзи открывает глаза, встаёт и, прежде чем флейта замолкает, касается держащей её руки… Вэй Ин чувствует холодок, пробежавший по спине, и слышит родной голос, словно он продолжение и завершение мелодии. — Не уходи. Останься навсегда.