Семь месяцев.
Ей потребовалось семь месяцев, чтобы выкинуть из головы эти шестьдесят дней в тюрьме. Семь месяцев, чтобы забыть ночи, запахи, чувства, глаза, все. Она приняла это, запечатала и положила в мысленный ящик. Она проделала довольно хорошую работу, - думает она, - план был отличным отвлечением. Это было довольно простое ограбление: войти, взять то, за чем они пришли, и выйти. Однако она не хотела совершать никаких ошибок. Она все просчитала, все запомнила: имена охранников, план местности, кто будет внутри, сколько времени потребуется полиции, чтобы прибыть, их цель — все необходимое, чтобы убедиться, что она не вернется в тюрьму. Что они обе не вернутся в тюрьму. Как бы она ни ненавидела признавать, но ее влечет к Зулеме. Не было никакого смысла отрицать это после того, как они провели почти два месяца, спя друг с другом почти каждую ночь. Она ненавидит, что женщина, которая заставила ее потерять всех, кого она любила, просто не выходит у нее из головы. Потребовался всего один разговор с Зулемой, чтобы все, что она подавляла, вернулось на круги своя. Макарена закрыла глаза руками. Через несколько дней после того, как Зулема впервые пришла к ней в постель, она начала задаваться вопросом, что именно заставило брюнетку сделать это. Тогда она не могла и подумать, что женщина будет трахать ее — из всех, но после нескольких месяцев размышлений об этом она думает, что это было от безвыходности. Чем дольше она думала об этом, тем больше понимала, что это было утешение. Зулема не знала, как попросить его, и честно говоря, она лично сказала ей, что не будет тем, кто даст ей это. После смерти ее дочери, Мака заметила, что в глазах брюнетки не было ни искорки, а единственным огнем, горящим за медовыми глазами, было желание отомстить. И после того, как они успешно убили Барби, у Зулемы больше не было крыс, чтобы преследовать. Не было другой точки, на которой можно было бы сосредоточить свой гнев или свою печаль, поэтому она сделала то, что она делает лучше всего. Нахуй чью-то жизнь или что-то в этом роде. При этом воспоминании она горько усмехается. В конце концов, она дала ей свое утешение. Зулема прокралась в ее сознание прежде, чем она успела что-либо предпринять. Медленно, сплетая свою паутину внутри черепа, ночь за ночью, пока она не заняла каждую мысль. Идеальная добыча. Она честно не знает, что теперь будет делать с Заир. Она знает, что Зулема не перестанет дразнить ее по этому поводу, и как бы сильно она не ненавидела себя за признание, на самом деле она этого хочет. Каждый раз, когда воспоминания об этих двух месяцах возвращались к ней, она чувствовала, что ее колени слабеют, что стало очень серьезной проблемой после того, как она снова соединилась с Фабио. Макарена не любит его. Эта часть ее была похоронена очень давно, но она нуждалась в нем. У нее больше никого не было, и нравится ей или нет, но у него были ресурсы. Она знает, что он не стал бы помогать ей делать что-то подобное, если бы не думал, что это станет дверью в их совместную жизнь. Она рассчитывала, что он влюбится в нее, но не так сильно, как если бы его глаза горели каждый раз, когда она входила в комнату. Он слишком глубоко увяз. Он отвлекся. Его мысли заняты их совместной жизнью, семьей, тем, что он никогда не мог сделать по-настоящему со своей женой. Именно тогда Зулема пришла ей в голову. Ей потребовалось несколько недель, чтобы попытаться найти другой путь, но она не могла придумать никого более сосредоточенного на той же цели, что и она. Ей нужна была брюнетка. В то утро, когда она решила навестить ее, прошло уже семь месяцев. Шел сильный дождь, и она сожалела о каждой минуте трехчасовой поездки, которая потребовалась ей, чтобы добраться от коттеджа до тюрьмы. Когда она увидела ее, то приложила все усилия, чтобы подавить образы этого лица в чистом удовольствии под собой, звуки, которые будут исходить из этих губ, запах ее темных волос. Зулема, конечно, облегчила ей ситуацию, будучи подлинным сукиным сыном, которым она является. Сосредоточиться на гневе было легко, поэтому она так и сделала. Она передала свое сообщение и ушла. Не заботясь о том, как она попадет в лазарет через три дня. Семьдесят два часа тянулись медленнее, чем она себе представляла. В тот день, когда люди Фабио должны были привести Зулему, она ходила взад и вперед по гостиной коттеджа, переводя взгляд с пола на дверь и часы на стене. Стук в дверь возвестил о том, что они прибыли. Они вошли в дом, неся обмякшую фигуру на руках. Она повела их, чтобы они доставили ее в комнату в конце коридора. Зулема была в ужасном состоянии. Ее лицо выглядело так, словно кто-то решил станцевать прямо на нем. Ее рубашка была вся в пятнах крови. Макарена велела им уйти, позволив вернуться к своим делам. Она сидела на стуле у кровати и ждала, наблюдая, как поднимается и опускается ее грудь. Половина ее нашептывала на ухо, чтобы она закончила работу, снова сжала руками эту бледную шею и сжимала ее до тех пор, пока ее последний вздох не зазвенит в ушах. Другая половина удерживала ее неподвижно, пока она не увидела, что медовые глаза снова начали открываться. С ворчанием Макарена решает, что пришло время встретиться лицом к лицу с предстоящим днем. Она берет еще одну секунду, чтобы расслабиться в кровати и набраться храбрости, прежде чем подняться на ноги.***
Она выходит в коридор. Ее комната не единственная в доме, в нем всего пять комнат. Первоначальный план ее отца состоял в том, что она должна была стать детской комнатой для нее с братом. Одна комната потом бы ушла для детей ее брата, другая для нее. Она на мгновение останавливается на пороге, глядя направо. В комнату Зулемы — ее комнату. Дверь приоткрыта, а кровать пуста. Она хмурится, прежде чем отправиться на кухню. Фабио стоит у плиты с полотенцем для рук на плече. Линия между его бровями говорит ей, что он очень сосредоточен на том, чтобы яйца не сгорели. В другой жизни это зрелище было бы очень нежным и вызывающим у нее тепло. Она встретит его, обнимет за талию и спросит поцелуем в шею, помнит ли он, когда в последний раз готовил яичницу на завтрак. Он бы смеялся и говорил, что по меньшей мере семьдесят процентов сожженной туши съедобны. Но в этой жизни она чувствует себя задыхающейся. — Доброе утро, — говорит она, наливая себе стакан воды. Прошлой ночью он спал, кипя от злости, не понимая, зачем ей понадобилась Зулема, но и не будучи в состоянии всерьез бороться с ней из-за этого. Он бросает на нее быстрый взгляд, прежде чем снова обратить внимание на яйца. — Доброе? Может быть, для тебя. Она гримасничает,уже представляя себе следующие фразы. — Послушай, Макарена, я знаю, что это твой план, и ты хочешь, чтобы все было по-твоему, но я просто не могу понять, почему эта женщина — он указывает ложкой, которую держал в руках, на балкон— Сможет помочь нам. Его челюсть плотно сжата, слова приглушены едва сдерживаемым гневом. Она идет по невидимой линии туда, куда он указал — на балкон. Она видит, что Зулема стоит к ним спиной у самой воды, просто стоит не двигаясь. Макарена предполагает, что она даже не спала прошлой ночью. Подавив зарождающуюся тревогу, она оборачивается и смотрит на него. — Это для меня, чтобы не волноваться, и для тебя, чтобы доверять мне. Она знает, что это не то, что он хотел услышать, но ей все равно, чего он хочет. Его лицо, подтверждение. Его хмурый взгляд стал еще глубже, а губы вытянулись в тонкую линию недовольства. Фабио выключает плиту, прежде чем идти к ней навстречу у столешницы. Он кладет руки ей на плечи, опускает голову до уровня ее глаз, прежде чем тихо заговорить, его гнев, как она предполагает, очень глубоко засунут в задницу. — Я только присматриваю за тобой. Она пыталась убить вас несколько раз, она может сделать это снова, и на этот раз нет тюремных охранников, чтобы спасти тебя. Ее губы складываются в натянутую улыбку, едва заметно изгибаясь уголками, прежде чем она открывает рот. — И если я правильно помню, каждый раз, когда она пыталась убить меня, я пыталась убить ее. В один из таких случаев, позволь напомнить тебе, я почти преуспела. Она бросает на него последний взгляд, прежде чем подойти к женщине у воды. От его чрезмерной опеки у нее разболелась голова. Те дни, когда она боялась Зулемы, давно прошли. Океанский бриз обдувает ее, заставляя ее светлые волосы мягко струиться позади нее. Ее босые ноги встречаются с песком - чувство, которое она научилась ценить после многих лет, проведенных в тюремной камере. Запах соли в воздухе ослабил напряжение, которое накапливалось у нее на шее после разговора с Фабио. К тому времени, как она дошла до Зулемы, половина напряжения в ее теле исчезла. — А ты вообще спала?— говорит она, успешно напугав брюнетку во второй раз за последние шесть часов. Зулема положила руку на грудь и повернулась, чтобы встретиться с ней взглядом. Она издает хриплый смешок, прежде чем снова посмотреть на океан. — Я уже несколько месяцев не сплю. На это Макарена ничего не отвечает. Зулема закрывает глаза, вдыхая соленый воздух, наслаждаясь сладким ощущением холодной воды, бьющей ее по лодыжкам. Она не лгала. Утро, когда Макарена покинула тюрьму, было последним днем, когда ей удалось поспать больше четырех часов за ночь. — Люди, которые вытащили тебя из тюрьмы, пришли обсудить этот план.— наконец-то сказала Макарена. Зулема хихикает. — Сейчас я жду "Трех мушкетеров". Макарена действительно обдумывает эту фразу, поджав губы. — Знаешь, они действительно похожи на них. Брюнетка смотрит на нее с веселой усмешкой, Макарена пару секунд сохраняет серьезное лицо, прежде чем рассмеяться. Макарена всегда удивлялась таким моментам. Она никогда не могла точно предсказать их, они всегда подкрадывались к ней, застигая в расплох. Ее отношения с Зулемой всегда были битвой, две силы стучали в ее голове: неизменный гнев, который заставляет ее руки зудеть в ожидании желая сжать эту шею, пока ее губы не посинеют. И легкость, которой она никогда не ожидала. Половину своего времени она посвящает гневу — он дается легко. Гнев держал ее в безопасности. Такие разговоры всегда заставляли ее забыть о делах женщины, стоящей перед ней. Макарена чувствует, что ее улыбка увядает. Она скрещивает руки на груди и смотрит прямо перед собой. Зулема наблюдает за переменой с задумчивым выражением на лице. — А Ты знаешь, как я попала в лазарет?— она проверяет. Макарена снова поворачивается к ней с сердитым выражением лица, но Зулема знает ее достаточно долго, чтобы заметить любопытство, сияющее в ее глазах. — Твоя подружка. — Не получится. — Да. Я думаю, что те слова сделали ее счастливой. Макарена сжимает губы в напряженную линию, подавляя чувство смеха, нарастающего в ее животе. — Голый кулак, прямо вперед. По-моему, она зарычала? Смех срывается с ее губ — неизбежно, и она кусает в надежде не захихикать руку. Зулема смотрит на нее с веселой ухмылкой на лице. Блондинка широко улыбается, отчего ее глаза слегка щурятся. Ее плечи двигались вместе с волнами смеха. — Я уверена, что ты это заслужила. Макарена умудряется, сделав глубокий вдох, успокоиться — щеки болят. Брюнетка пожимает плечами, несколько ударов за ее свободу были очень дешевой ценой, чтобы заплатить. — И что же ты ей сказала? Зулема внутренне мурлычет в предвкушении, она всю ночь вспоминала, как блондинка извивалась в ее руках — она будет не единственной, кто играет в эту игру. — Я просто сказала ей, что мы спали вместе. Макарена встречается с ней взглядом, она и не заметила, как они сблизились. Где-то во время разговора они, должно быть, бездумно повернулись друг к другу. Блондинка чувствует, как ей становится жарко, воспоминания стучат у нее в голове, умоляя вернуть их обратно. Она позволяет своему взгляду задержаться на губах брюнетки растянутых в ухмылке — задаваясь вопросом, будут ли они такими же как раньше на вкус. — Ты так и не ответила на мой вопрос. Она снова переводит взгляд на глаза цвета меда, сверкающие злобным блеском. Ей не нужно думать, чтобы понять, о каком вопросе она говорит. — Я так и думала. — Я так не думаю. Зулема не сводит с нее глаз, склонив голову набок и глядя на нее из-под ресниц. Ей это нравится, предполагает Макарена, сжимая руки в кулаки. Гнев и подавленные чувства смешиваются внутри нее, превращаясь в горячую волну, распространяющуюся от низа живота к основанию шеи. — Я же говорила тебе, что это прекратится. Зулема издает хриплый смешок, прежде чем медленно приблизить губы к уху блондинки. — Ты хочешь этого. Едва слышный шепот, теплый поток воздуха, ласкающий раковину ее уха. Направляясь вниз, она проводит губами по коже шеи Феррейро, чувствуя сильный ритм под ней. Она запечатлевает поцелуй, достаточно легкий, чтобы заставить блондинку вздрогнуть. Зулема откидывает лицо назад, но этого достаточно, чтобы увидеть, как в глазах блондинки промелькнули противоречивые эмоции. Безнадежная борьба. — Макарена! Ах. Спасительный звонок. Блондинка, похоже, вышла из транса, быстро моргая. Обернувшись, чтобы найти источник звука, ее глаза встречаются с глазами Фабио, машущего руками на балконе коттеджа, она видит группу мужчин позади — пора за дело. Когда она снова оборачивается, Зулема смотрит на волны. Она делает глубокий вдох, приводя себя в порядок. Разрываясь между мысленным благодарением за то, что его прервали, и ненавистью к этому. Еще секунда, и она бы сорвала эту невыносимую ухмылку со ее лица и будь прокляты последствия. — Они приехали. Макарена возвращается в коттедж, не дожидаясь, пока брюнетка последует за ней.***
Когда она входит в дом, моргая от мгновенной слепоты, вызванной сменой света, она видит Фабио, окруженного другими тремя крупными мужчинами. Она познакомилась с ними раньше, за несколько дней до того, как они забрали Зулему из тюрьмы. — Блондиночка!— кричит ей Кристиан, широко раскинув руки. На его лице появилась юношеская улыбка. У него была энергия, которой не хватало другим мужчинам, и, кроме обычного нежеланного флирта, он ей нравился. Она встречает его с распростертыми объятиями. — На этот раз не трогай мою задницу. Он отстраняется с выражением притворного шока на лице, прижимая руку к груди. — Это я? Ты можешь в это поверить, Валентин? Меня обвиняют в том, что я ее лапаю. Валентин делает шаг ей навстречу, решив поцеловать ее в щеку. Он был очень похож на своего брата, такая же загорелая кожа и темные локоны, но в отличие от мальчишеских волос Кристиана и улыбки, Валентин был сдержан — элегантен. Макарена считает, что он высосал всю благодать, оставшуюся внутри матки, оставив хаотическую энергию полностью для Кристиана. — Я действительно верю в это, брат. В один прекрасный день тебя могут укусить. Макарена усмехается, глядя на лицо младшего брата, прежде чем повернуться к последним мужчинам в комнате. — Привет, Гэри. Гехард-известный как Гэри, выглядит как шкаф, верхняя часть ее головы едва ли достигает его подбородка. Из всех троих он был самым тихим. Он был охранником, отвечающим за управление камерами и дверями изнутри Крус-дель-Норте. Он ласково кивает ей и слегка улыбается. — С тобой все в порядке?— спрашивает он глубоким, но спокойным голосом. — Да, все идет по плану. — Кстати, а где то лисье существо, которое вы заставили меня и моего брата забрать?Она где-то здесь? — спрашивает Кристиан, на мгновение вытягивая шею, чтобы посмотреть вниз по коридору, и кладя руку ей на плечо для равновесия. — Зулема. Она сейчас на пляже. — Брат, на твоем месте я бы даже не дышал в ее сторону. Фабио рассказал мне несколько ужасных историй об этом человеке. Макарена бросает быстрый взгляд на мужчину, о котором идет речь, и видит, что он уже смотрит на нее. На его лице все еще отражалось напряжение от их предыдущего разговора. Она чувствует, что головная боль возвращается и раздражающее напряжение за правым глазом. — Да ладно тебе, ты же знаешь, как я люблю свирепых. Она сжимает пальцами его руку на своем плече, возвращая его пристальный взгляд к себе. — Поверь мне, когда я говорю тебе: лучше не надо, значит не надо. Блондинка думает про себя, что из всех присутствующих в комнате она была самым опытным человеком, чтобы высказать свое мнение на этот счет. После того, как она четыре года была врагом Зулемы, и после того, как она два месяца был ее — кем, любовником? — она точно знала, насколько "свирепой" может быть брюнетка. Нахальной, напоминает ей разум. — Ты что, серьезно? — Да. Она видит, как его плечи опускаются, а на губах появляется настоящая гримаса недовольства. Она сжимает его руку, прежде чем убрать ее, не чувствуя ни капли жалости. — Не печалься, брат, у тебя есть еще одна любовница, которая согревает твою постель по ночам. Валентин громко смеется, положив руку на плечо брата, а другой хватая его за запястье. — Познакомься с Джулией, это твоя правая рука. Группа смеется, а Кристиан бьет своего брата в живот, хоть и недостаточно сильно, чтобы причинить боль. Валентин отступает назад, посмеиваясь. Макарена с тяжелым сердцем наблюдает за их общением, вспоминая собственного брата. Она на мгновение представила себе, как Роман стоит рядом с ней, обсуждая абсурдные цены, которые взимает с них школа его детей, и она отвечала ему тем же, говоря, что ее собственные дети стоят гораздо дороже. Она вздыхает. Этот домик был сделан для того, чтобы его дети и она могли играть. Они бы играли в гостиной, а отец наблюдал за ними, сидя на диване, а мать бы жаловалась на кухне, чтобы они не забегали в дом. Она потеряла так много вещей. Внезапно наступившая тишина выводит ее из задумчивости. Она поднимает глаза и видит, что мужчины пристально смотрят на что-то у нее за спиной. Проследив за их взглядом, она увидела Зулему, стоящую на пороге балкона, скрестив руки на груди. Решив разобраться с их предыдущим перепалками в другое время, она делает еще один шаг ближе к брюнетке. — Зулема, это Кристиан, Валентин и Гехард. Это были люди, ответственные за то, чтобы вытащить тебя из тюрьмы. Зулема одаривает каждого особым взглядом, кивая головой. — Мы уже встречались раньше. Она указывает тонким пальцем на Гехарда. — Новый парень. Гэри быстро проводит рукой по шее, вспоминая о синяке, который она там оставила. Он даже не заметил, как она подошла. — Он был нашим внутренним охранником. Кристиан и Валентин отвезли тебя сюда. — Кристиан Дорадо, рад с вами познакомиться.— мужчина слева от нее слегка наклоняется, нахально улыбаясь. Зулема натянуто улыбается ему, а потом переводит взгляд на Макарену, ее глаза до смешного расширились. Блондинка сжимает губы в прямую линию, проглатывая смех. — Приятно знать, что мы все согрелись друг с другом. Голос Фабио прорезает комнату, заставляя ее подпрыгнуть. Она совсем забыла о нем. Его глаза вырезают дыры на лице Зулемы, сердитая линия проходит через его брови. Он ни на секунду не оставлял эту женщину без присмотра, инстинкты подсказывали ему, что рядом с Макареной ей нельзя доверять. Он берет листы плана, которые держит на полке и раскладывает их на столе, прежде чем опереться обеими руками на дерево. — Нам нужно обсудить важные дела.