***
На моём столе лежит посылка, её принёс курьер ещё час назад. Я знала, кто отправитель, и, может, поэтому не решалась её открыть? Меня пугает, что Вилланель существует вне времени, и может напомнить о себе в любой день, абсолютно любой, даже когда я смогла немного отпустить мысли о ней, совсем немного. Я вышла из дома, покинула спальню. Может, из-за этого эта посылка здесь: она почувствовала, что я отстаю от неё в вечной гонке «кто кого»? Мне нужен ещё один бокал. Стемнело, поздний вечер всегда пугает меня одиночеством, я не смотрю в окна, держусь подальше от двери, стараюсь особо не перемещаться по дому, уйти наверх, закрыться в спальне, но только не сегодня, когда я изрядно напилась и сижу напротив этой загадочной коробки. Открою! Твёрдо решила я, полоснув ножом по скотчу. В куче гранул пенопласта лежала ещё одна коробка, сбоку ручка, и я не сомневалась, что из коробки что-то выпрыгнет, поэтому сделала ещё один глоток вина и решительно покрутила ручку. Я подготовила себя к этому, но всё равно вздрогнула, когда на меня выпрыгнул клоун. В его руке была записка, и я взволнованно вздохнула, когда увидела почерк Вилланель.Я приглашаю тебя на свой День рождения, в эту субботу, по адресу Мадрид Роуд 22
Всё моё нутро затрепетало в страхе, пальцы нервно сжали этот клочок бумаги, каждая наша встреча накинулась воспоминаниями на мой незащищённый из-за алкоголя разум, но по итогу я была уверена, что появлюсь там. Как бы это ни было опасно и странно, как бы я не была сейчас зла на неё, я знала, что не смогу отказать себе. Давно запрятанная папка с личным делом Оксаны Астанковой была найдена мной для одной цели – сверить дату. Я хотела знать, чей это праздник: Оксаны или Вилланель. Дата совпала, это настоящий день её рождения. Глаза невольно пробежались по списку её преступлений: убийство, поджог; сейчас это выглядит даже невинно, по сравнению с тем списком, которым она располагает сейчас; десятки судеб загублены её руками, о скольких я не знаю… Этот клоун жуткий, но я беру его с собой в спальню, ставлю на тумбочку, возле постели, накрываю себя пледом и включаю ноутбук. Я забиваю адрес и не удивляюсь тому, что это Лондон, улица находится не так далеко от меня. Дорогой район, с частными домами, у дома под номером 22, даже есть свой бассейн. Она сейчас там? Я не усну, я смотрю на карту, на этот дом, снятый спутником, и хочу почувствовать её близость. Сколько ехать на автобусе? Минут двадцать? На такси? Десять? Она в десяти минутах от меня? Если выбежать сейчас из дома, я увижу её уже минут через сорок? Я должна признать, в ней есть что-то такое, что заставляет меня каждый раз идти навстречу. Я должна во многом признаться…***
Вилланель не указала время, вероятно, специально, позволив мне думать, что я желанный гость в любое время. Мне стоило больших сил дожить до субботы и дотерпеть до вечера. Я убеждала себя в том, что между нами всё сложно, местами пошло, опасно и противоестественно, но если нас тянет друг к другу, то это должно случиться. Игнорируя её чудовищные маски, наше отчаяние, частое безмолвие, нескончаемые перерывы, моё презрение, её безнадёжный романтизм, давление на нервы, обман, всё то, что ранит душу, я еду. Я купила подарок и подобрала платье, я поняла, что мало толку из того, что я могу не приехать на праздник, что я этим докажу? Вилланель всё равно каждый день во мне, доводит до истощения, до дрожи, как болезнь, неизлечимая, уже хроническая. Я не лечилась, и запустила себя, я ждала, что она объявится. Дом меня не впечатляет, я убила первое впечатление тем, что смотрела на фото этого дома почти неделю, он сдаётся в аренду любому желающему, у кого есть в распоряжении кругленькая сумма. Я расплатилась с таксистом, прижимая подарок к груди, уже отсюда, с дороги, было слышно музыку, и возле дома много припаркованных машин, голоса с заднего двора, даже всплески воды из бассейна, она точно не одна в этом доме, я нервно поправляю на себе платье. Уже вечереет, на улице зажглись фонари, но этот дом, как диско-шар: из каждого окна бьёт яркий свет и меня к нему тянет. Нет смысла стучать, я захожу в дом и встаю на пороге как вкопанная, он переполнен. Люди веселятся, танцуют, напиваются на спор, кидают дротики, крутятся возле стола с деревянными брусками, вытягивая по одному из высокой башни. Весь дом пульсирует под музыку, в моей груди грохочет бас. Она… Её сложно не заметить, и всё вмиг теряет звук. Вилланель смеётся, откровенно и открыто с каким-то парнем, в её руке фужер, на ней белое платье в пол с крайне откровенным вырезом. Я не дышала какое-то время, пока меня не сбил с мысли мужчина во фраке: он предложил мне фужер с подноса, но я тут же покрутила в отрицании головой, алкоголь сейчас –это слишком, я пьяна без него. Как только он отошёл, я увидела её взгляд, она смотрела на меня через всех, игнорируя всех, мне захотелось сбежать, я подумала, что попросту не переживу это. Моё платье не было скромным, я думала, мы будем одни, поэтому сейчас мне не хотелось смешивать себя с толпой, предпочитая оставаться на пороге, у Вилланель решимости куда больше, она уже шла ко мне. — Я ждала тебя, — легко бросила она. Вилланель умеет сделать так, что ты почувствуешь себя особенной. Тебе всю жизнь твердят, что земля не вертится вокруг тебя, и вдруг появляется она, и уверяет, что это не так, что всё вокруг – грёбаная вселенная, а ты её центр. — Кто все эти люди? — Понятия не имею, — говоришь ты, пожав плечами, слегка поворачиваешься, оглядывая всех, вместе со мной, но твой взгляд не находит ни одного знакомого лица, — Кто-то… Соседи, друзья соседей. Важно то, что все они здесь, отмечают мой праздник. — Я единственная здесь, кто тебя знает? — А ты знаешь? — от твоего ироничного тона у меня всегда вспыхивает в голове два желания: пройтись по твоему лицу хлёсткой пощёчиной, или же поцеловать так крепко, что тебе будет не до колкостей. Я пожимаю плечами, протягиваю тебе подарок, твои глаза, как два огонька, светятся детской радостью, наивностью. Ты надела большие серьги, значит, рана уже зажила, мы обсудим это? И ту ночь? Но сначала: — С Днём рождения тебя. Ты принимаешь подарок и наклоняешься ко мне, впервые ты так близко, я чувствую твоё дыхание на своей коже, твой сладкий парфюм, от которого трепещут ноздри, который, как афродизиак, действует на меня, твой медленный поцелуй в мою щёку, твой взгляд после, я стараюсь держаться. Я здесь, чтобы переосмыслить своё табу, очевидно, чтобы нарушить правила и реализовать свои тайные желания, разобраться в нас, сделать что-то с ожиданием, если она в опасности из-за нашей связи, это нужно прекратить. Она здесь, чтобы взять надо мной верх, заманить в свою ловушку, что уже удалось сделать, и манипулировать мной, ей легко даётся привязать к себе. — Если хочешь, они все уйдут, — шепчешь ты мне на ухо, я дрожу от твоего шёпота, но мотаю головой: если они уйдут, я останусь беззащитна, — Мне открыть подарок сейчас? — Нет, — даю ответ я, мне известно, насколько он бесполезен, не хочется испытывать неловкость сейчас. — Могу я предложить тебе выпить? — Только не газированное. Вилланель протягивает мне руку и ведёт через толпу. Её ладонь такая горячая, а пальцы с неким страхом сжимают мою руку, думаю, она не может поверить в то, что я действительно здесь. На импровизированном баре есть настоящий бармен, он беспрерывно мешает коктейли, но стоило Вилланель оказаться рядом, он тут же отложил всё и внимательно вслушался в её заказ. Передав ему с просьбой сохранить мой подарок, Вилланель повернулась ко мне. — Тебе понравится такое? Я не слышала, что она заказала, и мне было всё равно, что выпить, только бы не ударило сильно в голову. Я кивнула, заметив, как она озирается по сторонам. Только сейчас я уловила то, как ей неловко и непривычно находиться среди людей, сейчас, с моим появлением, она будто хочет выстроить вокруг нас стену, и кидает недоброжелательные взгляды на тех, кто хочет подойти к стойке. Ей было важно, чтобы я получила коктейль из её рук, а не бармена; поблагодарив, я сделала осторожный глоток, опасаясь состава, на редкость, это не было приторно сладко. — Если хочешь, мы можем подняться наверх, там тише. — Нет, здесь отлично, — тут же отмахнулась я, её брови сдвинулись, изобразив недовольство моим отказом, — Глупо прятаться от такого веселья! — крикнула я, ощутив, как музыка набрала обороты, и теперь общаться будет куда сложнее. — Я давно ждала тебя, от шума уже голова болит. — Тогда тебе стоит напиться! — Я лучше выпью таблетку, — хмурость между её бровями, захотелось разгладить пальцами, а лучше поцелуем, — Так и поступлю, — обиженно выдавила она. Вилланель не предупредила, что оставит меня, и не позвала с собой. Она отплывала, как судно от берега, я могла натянуть трос, но почему-то бросила его в воду и увлеклась коктейлем. В моей груди стали сплетаться противоречивые чувства, ведь Вилланель прошла через весь зал и скрылась за дверью в какую-то комнату, явно заманивая меня туда, и правильнее всего было бы последовать за ней, но я не тронулась с места, попросив повторить напиток. Нет, мои чувства не сплетались, а укладывались слоями: страх, желание, уязвимость, здравый смысл, невозможно понять, что сверху, а что можно зарыть в себе глубже. — Вы знакомы с именинницей? — на меня буквально навалилась яркая девушка и, показав бармену три пальца, уставилась на меня. — Я? Да, — не знаю, насколько правильно было сознаваться в этом. — Поздравляю, вы первая, кто её знает. Мы тусим здесь уже пару часов, и буквально никто из этих людей понятия не имеет, кто она такая! — Ей захотелось праздника, не важно, кто его будет создавать. — Вы читали роман Великий Гэтсби? — О, она не Гэтсби, — рассмеялась я. — Виновница торжества очень загадочна, с этим ведь вы согласитесь? И оплатить всё это для совершенно незнакомых людей… — девушка закатила глаза, принимая заказанные шоты. На ней был мокрый купальник, вероятно, она отлично проводит время в бассейне, мне почему-то очень хотелось сказать, что на самом деле это всё из-за меня. Девушка пожелала мне отличного вечера и унеслась прочь, оставив меня с последней мыслью, что заела. Из-за меня… Я допила коктейль и решительно направилась в сторону двери, за которой скрылась Вилланель. — Боже, ты умеешь заставить ждать! — воскликнула она, я прикрыла за собой дверь, захлопнув ловушку. Эта комната оказалась кабинетом: дубовый стол, библиотека во всю заднюю стену, здесь нет окон, здесь почти нет свободного пространства, а то, что есть между нами, буквально пожирается нашими взглядами. Алкоголь не только немного придал мне уверенности, но и сделал тело расслабленным, даже ватным, голова ещё не гудит, но виски сжимает, я хочу сесть, но знаю, будет хуже. Ты опираешься на стол с момента, как я вошла, ты стала сильнее сжимать его края, твои костяшки побелели, что за напряжение? Что ты, чёрт возьми, задумала? — Убьёшь меня? Ты ведёшь бровями, усмехаешься в своей манере, тебе забавно это слышать, а для меня это как всегда актуальный вопрос. Твои ореховые глаза темнеют, я вижу это даже на расстоянии, тебя заводят разговоры о смерти. — Это было бы очень торжественно, — дополняю я. — Я давно подсела на эндорфин от убийств, но не настолько, чтобы убивать без разбора и бесплатно. — Что мы здесь делаем? — Говорим в относительной тишине. — Зачем тебе все те люди? Ты даже не хочешь там находиться. — Дело в том, если бы ты не пришла, Ив… Мне было бы с кем забыться. — Сколько раз это уже повторялось? — Нам запрещено видеться. Я всегда с ними, тебя нет со мной в разных городах, тебя почти нет в моей жизни. — Мы должны убрать это «почти» Вилланель оттолкнулась от стола, миновав расстояние между нами, трудно не смотреть на её идеальную кожу, открытую шею, глубокий вырез, но и в глаза я смотреть не могу, опускаю взгляд в пол, но это так глупо, отступаю. Испытываю неловкое чувство, к нему примешивается страх нашего уединения, и вся наша враждебность, нажитая месяцами. — Не бойся меня, — просишь ты тихо, твои пальцы касаются моего лица. Чего мне бояться? Я злее даже своих демонов внутри, удивляю их своими поступками и пугаю, это я убила человека, вероятно, даже не одного, это из-за меня многие пострадали, мы на равных, бояться друг друга – глупо, мы почти не отличаемся. Миндалевидные ноготки её длинных пальцев зарываются в мои волосы, она притягивает меня к себе и сама приближается. — Сделаешь мне ещё один подарок? — За каждый подарок тебе приходится дорого расплачиваться, ты неправильно их воспринимаешь. — Если ты подаришь мне поцелуй, что это будет значить для нас и какая цена? — Ты решишь, что мы пара, а я подумаю, что не справилась с тьмой, она очень привлекательна. — Ты будешь себя осуждать? — Это отправится прямиком в копилку ошибок, — стараюсь, чтобы голос звучал насмешливо. — Она разве не переполнена? — подыгрываешь ты. — Тебе лучше отступить, — уже серьёзно произношу я. — Не сейчас, — пальцы убрали мои волосы за ухо, перешли на лицо, погладили скулы и оказались на подбородке, поддев его кверху, — Я так близко и твои губы, Ив. Ты не победитель, ты меня не совратишь, я хватаюсь за твоё запястье, чтобы это доказать, но ты перехватываешь моё; стоит мне начать сжимать и делать тебе больно, ты возвращаешь мне эту боль в равной силе, мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь. Внутри меня всё призывно ноет, я не могу сдаться, но я хочу, чтобы твои губы оказались на моих губах. Это безумно! Но я здесь за этим! За странным, одержимым чувством, когда понимаешь, что кто-то сходит по тебе с ума, не может удержать свои мысли, руки, не может контролировать язык своего тела, слабеет и хочет овладеть, потеряв контроль! Я знаю выход. — Мне больно, — признаюсь я, и твои глаза заблестели от накатившихся слёз, ты не можешь позволить себе сделать мне больнее и отпускаешь. Я давно заметила это, ты очень осторожно относишься ко мне, не считая Рима и той пули, выпущенной от предательства, от боли, я отчасти даже поняла тебя. Ты не извиняешься, но руку отпускаешь, и в этот момент я целую тебя сама. Это моё решение, не ты победила, ты сдалась. Ещё в том автобусе я ощутила, насколько мягкие твои губы. Ещё в ледяной воде, целуясь, будто на прощание, я познала их трепет и желание. Но сейчас они кажутся в разы мягче и податливее. Это слишком щедрый подарок, но я знаю, какую хрень выбрала в магазине и упаковала в коробку, так что это потянет на основной подарок. Ты настороженно отвечаешь, не хочешь получить от меня как в прошлый раз, это было больно и необдуманно, того первого поцелуя напугались мы обе, но сейчас всё иначе. И мы в безопасности, под нами нет толщи воды, наше тело не сводит от холода, ничто не торопит нас. Я сжимаю твои губы своими, захватываю то с одной, то с другой стороны, мои руки плавно опускаются на твою талию, от чего ты вздрагиваешь и прижимаешься ко мне. — Прошу, не останавливайся, — шепчешь ты, стоило мне выпустить твои губы. Какой сюжет в твоей голове? Что я сорвусь? Начну стягивать с тебя платье? Уложу на этот шикарный стол? На тебе, вероятно, совсем нет белья, я чувствую твою волнительно вздымающуюся грудь. На секунды я представила, как это могло бы быть, но ты и я! Это «мы» просто уничтожает меня! И как бы мне не было приятно касаться мягких, трепещущих губ, ощущать твоё дыхание и близость, я этим задыхаюсь и отталкиваю тебя. — Зачем ты так! — крикнула ты, взмахнув руками. Я пугаюсь твоей резкости, бросаю взгляд на дверь. — Нам лучше вернуться туда. — Нет, там много людей, и все живые. — Прошу, вернёмся. — Зачем ты что-то даёшь, а затем сразу же отнимаешь? Ив! Я никогда не слышала, чтобы твой голос был хрипловатым, прерывающимся, таким дрожащим. Я сразу же понимаю, на что ты рассчитывала, но моё появление на этом празднике – это не согласие. Я постаралась это объяснить, но ты меня не слушаешь. Ты ведёшь себя как обиженный ребёнок, осталось только начать громить всё вокруг. Я предлагаю оставить эту тему, пойти и развлечься, забыться, это звучит так заманчиво, как по мне, но ты не получила, чего хотела, и остаёшься в расстроенных чувствах. Когда ты соглашаешься, напоследок кидаешь слова, что задевают за живое: — Знаешь, однажды я стояла под твоим окном, вся вымокшая под дождем, и смотрела на тебя с Нико. Ты разбивала мне сердце и даже не знала об этом. Но чаще всего ты прекрасно видишь, что делаешь, и всё же продолжаешь. Вилланель распахнула дверь, пришло время напиваться. Не знаю, что задевает меня больше: правда, сказанная обо мне или то, что Вилланель видела меня с Нико. Мы не проводим этот вечер вместе, я уже не понимаю, зачем я здесь, стоило уйти, как только мы вышли из того кабинета? Меня потянуло к бару, Вилланель – к людям, обеим это было в тягость. Я подумала, что после разговора и поцелуя, нам следует остыть, я ждала, что она подойдёт ко мне, схватит за руку и не даст осушить ещё один бокал, но она даже не смотрела в мою сторону. К ней прилипли две девушки, молоденькие, раскрепощённые, им подносили напитки, очень скоро они пристроили свои руки на ней, увели на диван. Я представляла, как подхожу к ним, беру Вилланель за руку и увожу с собой, они остаются в недоумении со своим проигранным планом. Или я нахожу кого-нибудь изрядно выпившего и завожу с ним танец, я тоже могу заставить её ревновать, она не выдержит, она нападёт. Жаль, мне не хватает духу это сделать, я сижу одна и только наблюдаю издалека за тем, как её расслабляют. Если ничто им не помешает, они окажутся в одной постели. Я попросила себя не представлять это. Чёрт! Почему девушки? Здесь столько красивых, молодых парней, которые замечают её, никто не проходит мимо, просто она кидает на них такой взгляд, что они не осмеливаются завязать разговор. Вилланель трогает волосы брюнетки, перебирает их, в этот момент блондинка прижимается губами к шее Вилланель, что они творят! Повсюду люди, пьяные, но всё ещё понимающие, что происходит! Её взгляд… Я думала, ей это нравится, но она посмотрела именно на меня, всё это было тем ещё спектаклем. Я демонстративно отвернулась. Народ подтянулся в дом, и стало ещё теснее, в зал ввезли тележку с огромным тортом, из которого сыпался фонтан фейверка к потолку, все были пьяны и одурманено счастливы. Вилланель взяла нож, лезвие блеснуло у её лица, как же я рада, что она использует нож по назначению, погружая его в мягкий крем. Первый кусочек падает на тарелку, она смазала сверху крем и дала брюнетке облизать свой палец, толпа загудела одобрением, кто-то крикнул, что тоже так хочет, Вилланель рассмеялась. Ещё немного и она устроит тут оргию, лишь бы заставить меня чувствовать себя дурой. Пока бармен помогал нарезать торт, я совершила набег на бар, схватила бутылку и выбежала прочь из дома. На улице стало чуть прохладно, никто уже не полезет в бассейн, музыку убавили, я была уверена, что все начнут расходиться в ближайшие минуты. Я осталась, потому что не представляла, как могу уйти, вернуться к своей жизни и ждать следующей возможности её увидеть. Сколько раз мы все прерывали? Мы безумно хотели, но не задерживались рядом друг с другом. Садовые качели недалеко от бассейна выглядели так уютно, я положила одну подушку под поясницу, другую прижала к себе и сделала большой глоток виски, сегодня я не пьянею. Странные мысли роились в моей голове, если я не уйду со всеми, то останусь здесь ночевать? Вилланель обратила внимание на то, что я ушла? Может, она уже в спальне с теми девицами? Если нет, и она выйдет ко мне, то о чём мы будем говорить? Она такая нормальная сегодня, что это я кажусь себе последним психом. От поцелуя по-прежнему ноет внутри, это было прекрасно. И на губах он будто отпечатался, а её духи, едва уловимый запах есть на мне, я мыслями в той комнате, и аромат усиливается. Я открываю резко глаза и вижу её перед собой. — Ты меня напугала! — схватившись за грудь, я сделала вдох глубже. — Ты не попробовала торт, я решила сберечь кусочек для тебя. Вилланель подошла ещё ближе и опустилась передо мной на колени. — Что ты делаешь! Ты же испачкаешь платье! — Плевать, вечеринка окончена, оно больше не нужно. — Я забыла, что для тебя дорогие вещи одноразовые. — Надеть ещё раз, значит, придаться воспоминаниям. А я не хочу вспоминать этот день. — Это хороший день, если ты, конечно, заплатила персоналу, а не поубивала их на кухне. Вилланель улыбнулась, но улыбка получилась грустной. Она не считает, что этот день удался, она хотела другого праздника. Рискую предположить, что всё испортила я. — Я всех отпустила. Под конец праздника всегда понимаешь, что куплено, а что настоящее. Сегодня не было ничего настоящего. Может, ты… Но ты сидишь тут как приведение. — Я здесь, — будто сама засомневалась в этом, произнесла я. — Пожалуйста, попробуй торт. В её голосе много оттенков. Она может смотреть так, будто по-настоящему меня понимает сейчас, то как она смотрит прямо в глаза, и просит попробовать торт, я сдаюсь. Вилланель так внимательна ко мне, что кусок торта лежит не на пластиковой тарелке, и вилку она взяла из сервиза, и я готова поклясться, это самый красивый кусок торта из всех. Только сейчас я поняла, как голодна, я ничего не ела, только пила, и это было ошибкой с моей стороны. Пробую торт, и это слегка неловко из-за её взгляда снизу вверх, из-за того, что она на коленях, из-за того, что мы одни, из-за того, что она весь вечер думала обо мне. — Вкусно, и будит голод. — Я попросила ничего не убирать сегодня, на кухне полно еды, если хочешь, мы можем совершить ночной набег на холодильник. — Поздно, мне точно пора. — Ив. Ты здесь не для этих слов. — Я просто хотела получить ещё какой-нибудь момент с тобой. И это он. — Когда чувства приближаются в упор, мы всегда разбегаемся. — Облажаться и бежать, да, именно так, — подтвердила я. — Приходишь по приглашению, целуешь первая, ревнуешь к остальным, остаёшься последняя на вечеринке, пока всё идеально, в чём ты облажалась? — В том, что ты не хочешь запомнить этот день. В том, что думаю, мне пора идти. — Зачем? Тебя никто не ждёт дома. Я ни к чему тебя не обязываю, не убегай. — Ты стоишь на коленях передо мной, все твои слова звучат как просьба. — Я прошу остаться. Мне пришлось выпрашивать этот день и тебя. — Выпрашивать у Хелен? Её глаза наполнились слезами, но она решительно сжала губы, преодолевая минутную слабость рассказать мне больше, чем я знаю. — Поводок давит, — она растёрла шею, будто он правда там есть. — Они контролируют тебя? Ты смогла тогда остаться у меня лишь на ночь, ты исчезла, не попрощавшись, это опасно – видеться нам? — Всё не так просто, как раньше. Строгий порядок действий, отчёты, расписание, устроить себе праздник теперь роскошь. — Не позволяй им! Это ты выполняешь заказы, ты совершаешь эти ужасные вещи, за это ты вправе получать то, что хочешь. — Я сказала, поводок давит, Ив, но это не означает, что мне это не нравится. Пока я выполняю всё, что хочет Хелен, ты жива. Но мои встречи с тобой делают меня слабее, ей это не нравится. Ей не нравится, что ты имеешь надо мной власть. — Я? Это она управляет тобой! А я не вижу тебя теперь месяцами! — Она чувствует, что я с тобой. Я не знаю, как это объяснить. — Ты тогда не ответила мне, ты спишь с ней? — Боже, Ив! Почему тебя так волнует секс? — Тебе нравится подчиняться ей. Тебя вообще всё устраивает, только бы ещё я бегала поблизости, да? Где-то рядом, чтоб по свистку прибегала, или ко мне можно было прийти залечивать раны. — Я тебя не отпускаю, Ив. Ты одна ко мне не равнодушна. Ты первая разглядела во мне что-то под маской чудовища. Поверь мне, я хотела бы всё бросить и быть с тобой, но нам не позволят. — Ты хочешь делать это тайно? — Да! Никто не узнает, я буду осторожной. И я нашла подход к Хелене, она бывает добра ко мне и позволяет отдохнуть, как сегодня: свободный день, мне разрешено всё, и ты. — Так жить невозможно. Вилланель схватила меня за руки, поднесла к своим губам, она смотрела на меня с болью, она ждала, что я пойму. — Ева, сейчас я рядом, — губы начали целовать мои руки, я закрыла глаза. — Если не видишь человека, не чувствуешь его прикосновений, не можешь его услышать и потрогать — его все равно что нет. Тебя всегда нет. — Я убью их всех. — А что, если они тебя? — Ты будешь свободна, а мне уже будет всё равно. — Катись ты к чёрту со своим эгоизмом! Я не вижу выхода из этой ситуации, нам нельзя быть вместе? Вообще не новость! Я выдёргиваю свои руки и пускаюсь прочь, я хочу уйти, я не могу её видеть. Я срываюсь на слёзы, видеть её – это на самом деле всё, что я хочу. Она кричит мне вслед, я несусь в дом, я сама готова придушить эту Хелен. Вилланель налетает сзади и разворачивает меня. Всё так быстро происходит, я не успеваю возразить, как оказываюсь прижатой к стене, в последнюю секунду я видела, как она увлажнила губы. Она ворвалась сразу с языком, к моему лицу прилил жар, ноги подогнулись, но Вилланель уже держала меня за талию. Я наклонила голову, разомкнув губы сильнее, я ответила на этот бесцеремонный, хищный поцелуй. Мы ещё не делали это с языком, у неё он горячий и требовательный, он ласкает и принуждает одновременно. — Дай мне время! Открыв глаза, я почувствовала головокружение, ты вырвала меня из какой-то пучины наслаждения, выкрикнув это, мои губы горят, лёгкий ветер их обдувает. Мы на улице, твоя грудь волнительно вздымается, этот вырез, это слишком. Ты вновь подхватываешь мои губы, сжимаешь, терзаешь, я касаюсь их языком, ты отстраняешься. — Я выкуплю нас, я придумаю что-то. — Что-то, — усмехнулась я в её губы, они заткнули меня. — Верь мне, — шипишь ты, а твои руки поднимаются с талии вверх, настигают грудь, — Чёрт, это платье. — Для тебя, — со стоном выдыхаю я. — Для меня, — наслаждаешься ты, сжимая мою грудь, — Пойдём в постель? — Нет, — протестую я, ты выпускаешь мои губы и обрушиваешь поцелуи на шею. Я приподнимаю ногу, невыносимо терпеть тяжесть внизу живота, то, как ноет всё внутри и эти позывы. — Что значит нет? — ты скользишь языком по напряжённой шее. — Начни что-то делать для нас. — Издеваешься? Вилланель отпрянула, её глаза горят возбуждением, она недоумевает, как можно в такой момент отказывать. С новым рвением она прижимает меня к стене, её рука подхватывает моё платье, подбрасывает вверх и проникает под него. Обжигающее касание по моему бедру. — Вилл, — останавливаю я, впервые называя тебя не полным именем, и это звучит нежно. — Да, малыш? — Ты остановишься, — утвердительно произношу я, накрывая её руку под платьем своей. — Нет, я изнасилую тебя здесь, ты больше не можешь отказывать мне, я так давно хочу этого. Ты тоже этого хочешь. Не мучай меня. — Хочу увидеть тебя, завтра же. — Я не могу завтра. — Сможешь. Мне всё равно как. — Ты такая дерзкая, Поластри, когда находишь козырь. — Убери руку. — Ладно-ладно, — твоя рука выскальзывает из-под платья, ты обвинительно поднимаешь обе руки вверх. — Вызови мне такси. — Я сама тебя отвезу. — Я видела, ты пила. — И что, разве по мне видно, что я не могу вести машину? До тебя тут минут десять. — Лучше такси. — Уступи мне хоть в чём-то! Вообще ты, похоже, забыла, что сегодня мой день. В гараже под домом стояло несколько машин, Вилланель выбрала ключ с доски и открыла белоснежный Lexus. Я не имела возможности в жизни находиться в салоне такого авто. Вилланель с серьёзным лицом заняла место водителя и сняла с себя туфли. — Не знала, что ты умеешь водить. — Наёмница без прав? Это смешно, Ив. Я что угодно сдвину с места, ну, кроме, — она затихла, я попыталась додумать, что именно было ей не по плечу, то судно? Ворота медленно поднялись, и мы выехали из дома. Я смотрела в окно, потому что смотреть на Вилланель было невыносимо, ей чертовски шла вся эта роскошь, а ещё, сидя, её вырез в платье выдавал больше, чем нужно. Мы так медленно ехали, что я считала столбы, не хотелось думать о том, что я намеренно упускаю. Может, она специально издевается надо мной? — Почему так медленно? — Ты куда-то торопишься? Я специально растягиваю этот путь, как могу, хочу побыть рядом с тобой. — Понятно. — Могла бы поговорить со мной, — обиженно бросила она. — О том, как ты тогда сбежала? Я проснулась, а тебя нет, знаешь, что я чувствовала? — Прости. — Прости? — Нужно было вовремя быть у неё. Ты трогала меня ночью, я чувствовала. — Не будем об этом. — Между нами совсем не было нежности. А мы на неё способны. — Ну да, — согласилась я. Вилланель Спустя пару светофоров Ева взяла мою руку и положила себе на колени, ладонью вверх. Просто рисовала какие-то узоры своими пальцами и наслаждалась остатком пути, этого я и хотела. Эту дорогу хотелось растянуть на сутки, или больше, я бы всё дальше и дальше увозила её от всей этой хрени, что приходится называть жизнью. Когда мы подъехали, я сжала руку в кулак, она потянулась за ремнём, но я перехватила его. — Подожди, не так быстро. — Хочешь, чтобы уходить было ещё сложнее? — Завтра я зайду за тобой. — Если за это меня убьют, ты сначала хорошо это обдумай. — Я каждый день об этом думаю, поэтому ты жива. — Хорошо, Вилланель. — Вилл, — поправляю я. — Тебе понравилось? — Да, это мило. Можно ещё один поцелуй? Ты удивляешься, но я вижу, что ты вовсе не против, я медленно приближаюсь к тебе, смотрю то в глаза, то на губы. Мы сегодня измучили друг друга, столько раз возбудиться, и не получить разрядку. Хотела бы я точно знать, что ты войдёшь в дом, поднимешься в спальню и всю ночь будешь думать о нас, и доводить себя до оргазмов, все без исключения посвящая их мне. Ты целуешь плавно, нежно и медленно, я хочу большего, но ты меня не пускаешь, досадно. Отстёгиваешь свой ремень, я провожаю тебя взглядом. Слова не нужны.***
Я так долго выпрашивала этот день, я старалась создать атмосферу праздника, быть как все, веселиться, отмечать. Я хотела видеть на своём празднике её, но всё пошло не так, я жалею, что потратила время на шум. Теперь мне хотелось бы отмотать время назад и быть с Евой в абсолютной тишине, иметь возможность говорить ей о том, что со мной происходит, открыться ей, впустить её глубже в себя. Ведь если она поймёт меня, то не будет отталкивать, не будет относиться ко мне как к своей одержимости. Я была напористой, я напугала её, я лезла к ней, я всё преподнесла не так. Выдыхаю, заезжаю в гараж, паркуюсь, что не придраться, Константин в своё время обучил меня этому мастерству, я немного скучаю по его занудству. В доме пусто. За стойкой бармена нахожу отложенный подарок от Евы. Открываю шампанское для себя, выпиваю и наливаю ещё. — С Днём рождения меня! — крикнула я на весь дом и тут же распаковала подарок. Хрустальный сувенир Тауэрского моста, здесь ещё и выключатель есть, узнаю, что нет батареек. Мне приходится полдома перевернуть в поисках пульта, любого. Я вставляю батарейки, и он начинает светиться неоновым светом. Я усаживаюсь за стойку, выпиваю ещё и смотрю на сувенир. Ева хочет помнить этот мост из-за того, что мы на нём сблизились и пришли хоть к какому-то пониманию друг друга, или из-за того, что мы с него спрыгнули? Самая безумная вещь в её жизни или всё-таки тот интимный момент, то, с каким замиранием сердца мы встали друг к другу спиной? У меня так много вопросов к тебе, Поластри. Я проснулась от громкого хлопка, в голову тут же вступило, поганый алкоголь, вечно так! Не помню, сколько выпила в одиночестве, сколько, как под гипнозом, смотрела на тот мост, сколько думала о Еве. Сейчас лучше не вспоминать, передо мной Хелен, не знаю, который сейчас час, но она выглядит свежей, в идеально отглаженных брюках, белой рубашке, очередной шарфик на её шее, скрывающий иногда мои засосы, идеальная укладка. — Повеселилась? — обвинительно, спрашивает она, протягивая мне стакан воды и, вероятно, то, что меня сейчас спасёт. — Да, неплохо, — максимально безразлично отвечаю, привстав, я хотела забрать таблетку и скорее сделать глоток воды. — Нет, как я люблю. Выжидающе смотрит на меня, я поддаюсь, только губами… Гладит меня, как щенка, я отстраняюсь. — Это тебе, — на столе большой конверт, я неохотно тянусь за ним. — Опять заставишь меня улететь? — хмурюсь я, открываю и вынимаю содержимое. В голове как-то зазвенело, стало мутно пульсировать за ушами, будто стереоэффект. В моих руках фото меня и Евы, вчера, в машине, поцелуй на прощание, у её дома. — Спасибо, отличное фото для нашего семейного альбома. — Тебе было что-то непонятно? — её тон, я вжимаюсь в диван, — Я разрешила увидеть её, не покидая этого дома! — Я только подвезла её. Брось, не ревнуй. — Не ревновать? Хелен забирается на диван, забирается на меня. Её губы больно жалят, ненавижу, когда она в ярости, но приходится отвечать. Я знаю, какая она собственница, но чтобы настолько. За нами следили, поверить не могу, мой поводок короче, чем я думала. Задирает на мне платье, сейчас начнётся. Забирается рукой в моё бельё, прижимается губами к шее. — Грубо, — сделала замечание я, недовольно избавляясь от её губ. Её пальцы начали ласкать меня, но это не вызвало во мне никакого отклика. — Всё ещё грубо, — шепнула я ей прямо на ухо. — Может, тебе немного возбудиться? Подумай о своей Поластри. Вот это меня разозлило, я толкнула её в плечи, попыталась отпихнуть от себя. — Тихо, — как змея, зашипела она, холодные глаза посмотрели в мои глаза, на контрасте с грубыми уже вторжениями в меня поцелуй оказался мягким, — Не вырывайся, лежи. — Не хочу тебя, — сквозь зубы прорычала я. — Хочешь, и я знаю, тебе нравится именно так.