Я не смогла добраться до аэропорта. Небезопасно. Поменяй билеты.
Я постаралась написать и отправить это сообщение, и я бы не хотела видеть ответ, поэтому тут же выключила телефон. Взяла свой, покрутила в руке, я настолько одна, что мне даже некому написать. Обрадовать, сказать, чтобы не беспокоились за меня. Меня не хотели пускать к ней, на полном серьёзе довели всё до криков. Я никто. Смена сменилась на утреннюю, и меня пожалели медсёстры, провели в её палату. Я не спала всю ночь, это было будто в бреду. Помню, я смотрела в одну точку и думала: что если это всё? Ты не выживешь. Это будет свобода? Или я не смогу без тебя жить? На твоей брови две полоски утягивающего лейкопластыря, твои руки лежат поверх одеяла. Твои губы бантиком, щёки розовые, по левой стороне лба расползается гематома. Мне сказали, что у тебя трещины на рёбрах, ты ударилась об руль, ударилась ещё и виском, получила сотрясение. Твоя нога была зажата, повреждение мягких тканей, даже перелома нет, ты живее меня. Рядом с тобой я успокаиваюсь, опускаю своё лицо в твою ладонь и ненадолго засыпаю. В палату зашли, что-то громко обсуждая, и я проснулась. Лечащий врач и две медсестры изучили твою карту, разбудили. Ты медленно осваивалась, тебе посветили в глаза, проверили на реакцию, сделали укол, от которого ты разозлилась. Даже в таком состоянии ты можешь показать своё недовольство происходящим. Ты нашла меня. Твой взгляд остановился на мне. — Ив. Нет, не хочу, чтобы ты видела меня такой. — У тебя не то чтобы есть какие-то варианты, — растянула я. — Можете сказать, что у вас болит? — врач склонился над тобой – зря, ты не любишь приближение посторонних, пытаешься отодвинуться, он понимает, что должен соблюдать дистанцию, — Извините, — тут же говорит он. — Дышать трудно. — У вас ушиб рёбер, что-то ещё? — Голова болит, сильно. — Обезболивающее сейчас подействует. Есть аппетит? — Нет. Можете уйти? Все. Эти взгляды недоумения, я тоже хотела подняться, но твоя рука меня задержала. — А ты куда? — слабая улыбка тронула уголки твоих губ. Все вышли, мы остались одни, в голове столько фраз и все они в негативном ключе. — Ну, давай, скажи, какая я идиотка. — Сама знаешь. — Знаю. Меня предупреждали ты, люди на посту, навигатор, новости. — Это из-за моих слов? — Каких слов? — ты поднимаешь бровь, отыгрывая удивление, но поздно понимаешь, что теперь это причиняет тебе боль, — Ауч. — Тех самых слов. Если тебе не отшибло память. — Дело в дороге, меня просто занесло. — Ты хотела остаться здесь любым способом — получай. — Жестоко указывать мне на это. Хотя ты сейчас в фазе героя. Ты это перерастёшь. — Героя? Да если бы не я! Кто бы вообще тебя нашёл и когда! — Вот видишь — герой. — Да пошла ты! — С удовольствием, но не смогу. — Ты хоть представляешь, как мне было страшно? — Я знаю, Ив, — её рука сжимает мою, я смотрю на это, затем в её глаза. — Я не готова потерять тебя, а из-за такой глупости тем более! — Я жива. — Там! В машине! Ты не казалась мне живой! С тобой можно было прощаться, понимаешь? Ты хоть что-то понимаешь? — Ив, тише, моя голова. — Нет, ты потерпишь и послушаешь! Ты не можешь больше поступать так, как тебе вздумается, ты больше не одна! Мы связаны. И если больно тебе… — я остановилась, охрипла, чтобы не разрыдаться, я выдернула свою руку и, резко поднявшись, ушла подальше от койки. — Прости. Я слишком долго верила в то, что все люди одиноки и могут надеяться только на себя. Я никогда не просила помощи, советов, никогда не слушала чужое мнение. Ты это знаешь, Ив. — А я никогда не думала, что можно любить настолько сильно, что становится больно. Начинаешь бояться этой боли. — Это естественно. — Тебе кто-то говорил, что любит тебя? — Константин считается? — Тебя любит Константин? Воу, неожиданно, — я не смогла сдержать смешок. — Меня любишь ты, этого хватит. — Я сказала это от злости, я не знала, как остановить тебя. — Думаешь, ты поторопилась? Ты этого на самом деле не чувствуешь? — Не знаю, что я чувствую. Ты здесь, и в этом все мои мысли. — Ерунда. С трещиной в ребре ничего особо не поделаешь, надо перевязать плотнее и жить дальше. Ты не боишься не справиться, не боишься пораниться, не боишься случайно потерять жизнь, я не могу воспринимать это сейчас. Задумайся хоть на минуту, когда ты уйдёшь, что останется? В этом мы слишком разные. — Ты побудешь со мной? — Ты здесь надолго. — Не думаю. Как только Хелен узнает, она заберёт меня. — Хелен… Хочешь этого? — Хочу убраться подальше отсюда. — Там не будет меня. — Пожалуй, здесь не так плохо. Мне уже не больно, укол подействовал. — Хорошо. Хочешь пить? — Очень. Я сходила за водой, поправила подушку, она попросила гладить её, и я не отказала. Это её успокаивало, дарило защиту, я не отходила. Думаю, к ней никто и никогда не проявлял любовь и сострадание, слишком рано она потеряла семью, а без неё кому ещё тебя любить? Возможно, был такой человек – Анна, но всё было скорее условно и Вилланель точно использовала манипуляции, чтобы оставаться рядом с ней. Выходит, я первая, кто смотрит на неё иначе: ни как на чудовище, убийцу, или пустое место. Те слова – они не были сказаны на эмоциях, я давно держала это в себе. Это пугает, я с этим живу. Вилланель Я пытаюсь не быть сейчас испуганным ребёнком, храбрюсь перед Евой. Она спасла меня. Я помню, как отключилась. Удар, я пришла в себя с криком, почувствовала, как кровь бежит по лицу, дотянулась до кнопки с аварийным сигналом, попыталась завести машину, чтобы не замёрзнуть. Было так больно и холодно, я отключилась. Я подумала, что умерла, когда ощутила руки Евы. Её просто не могло там быть. Как? Найти меня, и так быстро, я и представить не могла, что она на это способна. Я смотрю сейчас на неё, в палате, в безопасности, и я не знаю, как выразить свои чувства. — Ив? Что это, когда думаешь, что кто-то сделал для тебя слишком много и ты теперь словно в неоплатном долгу? — Это чувство вины. — Значит, вот, что я чувствую. — Мы обе виноваты. Боль безжалостно вертится и вспыхивает в моих висках, слеза сорвалась, Ева тут же её убрала. — Жалей меня ещё, так больно. — Хорошо. Я могу расплакаться уже не от боли, почему она такая? Почему ей одной я небезразлична, что она такого видит во мне, кроме смазливого личика? Со мной были из-за секса, из-за выгоды, но никогда вот так. — Я написала Хелен с твоего телефона, — Ева тяжело выдохнула это, явно не хотела об этом начинать говорить, — Написала, что погода испортилась и лучше поменять билеты. — Ещё не поздно притвориться, что я потеряла память? — попытка пошутить – Ева это игнорирует. — Я не смогу остаться с тобой. — Дашь мне ей позвонить? Лучше ей меня услышать, чем она сама поднимет тут всё. — Давай чуть позже? Тебе больно. — Ты гладишь так приятно. — У тебя милые золотистые волоски на руках, а когда я довожу тебя до мурашек… — Ив, осторожнее, не заводи меня. — Хочу оказаться в том доме и чтобы этого просто не случилось. — Ты устала, ложись со мной. — Что? Нельзя. — Кто нам запретит? Сама подумай. Забирайся, тут много места. Ева аккуратна, я не буду думать сейчас о том, что предпринимает Хелен, закрою глаза, буду чувствовать рядом Еву, свернувшуюся рядом, и надеяться, что она отдохнёт. Столько напряжения, столько сил, это нужно нам – просто заснуть. Я просыпаюсь от боли – случайно легла левой стороной лица на подушку. Руки тут же попытались отыскать Еву, но её не оказалось рядом. В палате пусто, за окном темно. На тумбочке телефон, и я до него дотягиваюсь. Выключен, представить сложно, что мне будет за столько времени тишины. Игнорируя оповещения, я сама набираю номер Хелен. Она берёт трубку, молчит. — Привет? - Жива? — Ты знаешь? — С карты списали деньги за эвакуацию. Ты разбила машину. — Я разбила не только её. Ещё не списали за медицину? Куршавель не самое дешёвое место, чтобы полежать в больнице. — Каким бы ни было твоё состояние, ты должна была позвонить мне раньше. — С того света? Я там была, если тебе интересно. — Всё серьёзно? — Тебя это правда волнует? — Я вылетаю. — Не хочу тебя видеть. — Уверена в этом? Следи за тем, что говоришь. — Ты мне и умереть спокойно не дашь? — У тебя бодрый голос. — Здесь не скупятся на препараты. — Пришли мне своё фото. — Подрочишь на моё разбитое лицо? — Если бы я была рядом, дала бы тебе по губам за грубость! — Твой контроль меня душит. Хорошо, что я здесь одна: могу мучиться от боли без твоих комментариев. — Ты не вернулась обратно целой, считай, не справилась с заданием. — Как это относится к Фредерику? Он мёртв, я всё сделала! — Никаких имён! — Я торопилась в аэропорт, из-за тебя, кстати! — Ты привлекаешь много внимания. — Здесь полно людей, кто ломает кости на горнолыжных спусках, кому есть дело до меня? — Ты что-то сломала? — Так тебе всё же есть дело до моего состояния? — Я уже бронирую билет. — Ты серьёзно полетишь из-за меня? Я отлежусь неделю или две, сама вернусь. — Я оценю твоё состояние и сама решу, забрать тебя или оставить, но я в любом случае буду рядом. — И через сколько вылет? — Через шесть часов. Я договорила, выключила телефон и вернула на место. Боль физическая и ментальная вгрызается в мою душу, а охватившее меня одиночество стало неуютно плескаться в пустом желудке. Откинув одеяло, я точно решила, что смогу выйти из палаты и найти Еву. Я резко встала на ноги и сильно пожалела. Завалившись обратно, я стала судорожно хватать губами воздух в ожидании, что боль схлынет. Как только ногу перестало сводить, я встала намного осторожнее. В коридоре было пусто, что в одну, что в другую сторону, но не было видно, кто есть в карманах здания. Где-то здесь пост, если наткнусь, они точно уложат меня обратно. Я ступаю медленно, уже вижу автоматы с кофе. Пара диванов, пресные картины на стенах, мне захотелось вкусняшек из автомата по центру, Ева смотрела в окно, сжимала в руке высокий стакан, я подошла к ассортименту шоколадок и чипсов. — У вас не будет пару евро взаймы? — Что? Ты почему встала! Ева тут же кинулась ко мне, будто сейчас я осознаю, что не способна стоять на ногах и упаду. — Всё нормально, Ив. Я не могу лежать, захотелось пройтись. Не лучший мой выход в свет, точно худший в этом году, — я поигралась завязками, которые болтались по обе стороны на хлопковой голубой рубашке, — Мода меняется даже здесь, помнишь, раньше эти завязки были на спине, можно было сверкать своей задницей. — О, у тебя отличная задница, ты бы здесь всех сразила. — Серьёзно, Ив? Больничный флирт? — я облокотилась на автомат. — Неужели не больно? — Больно, но вот эта шоколадка мне поможет. — Что же тебе сразу их не прописали? — Я знаю ещё пару секретов, что точно избавят меня от боли. — Да, ну, например? — Ева сосредоточенно стала вставлять купюру, я протянула руку к её волосам. — Сама как думаешь? — играясь с кудряшками, спросила я. — Твоё либидо не убиваемое. — Вот эти драже ещё, пожалуйста. — Я попрошу, чтобы тебе принесли нормальной еды. Ты всё проспала. — Непременно, но сначала это, — я потрясла шоколадку, полученную из её рук. — Идём в палату. Тебе помочь? — Нет, сама справлюсь. Ты прищурилась, посмотрела на мою перебинтованную ногу – да, я не хочу выглядеть размазнёй и могу потерпеть боль. — Просто придержу, будет легче идти. — Ты просто хочешь потрогать меня, Поластри, признай это. — До чего же ты бываешь противной! Ты понеслась вперёд, оставив меня ковылять позади. Теперь я поняла, что не права и что помощь мне не помешает, я выдохлась. Окликнув тебя, мне показалось, что голос мой дрогнул, прозвучал жалобно, ты тут же оказалась рядом и дала мне свою руку. Это делает меня ещё слабее, эта твоя поддержка, потому что ты светишься. Добродетель, чуткая, понимающая, тебе бы нимб над головой, хотя я и так его вижу. Мы ступаем медленно, в этом больше притворства, чем ты думаешь, хочу держаться за тебя, вдыхать запах твоих волос. Ты успела съездить в дом и принять душ, на тебе другая одежда. Значит, оставляла меня. Не буду упрекать, сейчас ты здесь и это главное. Открываешь дверь в палату, тошно видеть её, кривлюсь, останавливаюсь. — Может, ещё пройдемся? — моё лицо неожиданно прямо напротив твоего обеспокоенного лица. — Хватит с тебя. Нужно дать себе перерыв. — Тебе нравится, когда я слабее? — Это нас уравнивает. — Знай, я очень слаба, когда твои губы напротив. Я смогла поддеть её словно ноготком? Определённо. Дверь в палату захлопнулась, и Ева осторожно прижала меня к ней. Томный поцелуй скучающих губ, не делать этого какое-то время — испытание. Что-то нарастает внутри и хочет вырваться. Желание, одержимость. Я рада, что ты сейчас смелее и снимаешь с меня этот груз. Твои губы нежны и внимательны, мои жадные и бестактные. Очень больно, надсадный стон, учащенное дыхание, бинты сдавливают ребра, до слез. — Тихо, чёрт, прости, — твои глаза сочувствующие, ты забираешь мои слёзы губами — это меня парализует. То, что ты только что сделала, заботливо и интимно. — Твой поцелуй. Я так хочу этого, чтобы это вообще не заканчивалось. — Придется тебе обойтись шоколадкой. Ты доводишь меня до койки, усаживаешь на неё, даже помогаешь закинуть ногу. — Пойду, узнаю, чем тебя могут здесь покормить. — Только не приноси всякую гадость: желе и каши. — Я видела счета за палату, поверь, должно быть вкусно. — Может, никуда не пойдешь? Я перебьюсь сладким. — Ты уже не можешь без меня? Привыкай, она ведь скоро будет здесь. Ты так просто сказала это, будто морально подготовилась к этой неизбежности. — Если я всё правильно посчитала с разницей во времени с Лондоном, то она будет здесь только завтра. — У нас полно времени. Если ты конечно не уснёшь. — Я глаз не сомкну! — Тебе нужен сон, много сна. — Мне ты нужна. Много тебя. Ухмыляешься и выходишь из палаты. Я представляю, как ты, закрыв сейчас дверь, зарылась пальцами в волосы, глубоко дышишь и думаешь о том, как мои слова вскружили твою голову. Прикрываю глаза, почему то вспоминаю слова Константина, он говорил, что если сияешь, люди захотят это отнять. Так вот, Ив, мы сияем, и в нашей истории уже есть тот, кто хочет это отнять. Мы загорелись, там, на мосту, нам приходится это прятать, утаивать, но когда мы наедине… Когда Ева вернулась, я уже доела шоколадку и открыла драже. Вместе с ней в палату зашла медсестра с раствором в пакете. — Это Джин-тоник? — Они ждали, когда ты проснёшься, чтобы поставить тебе капельницу, — разъяснила Ева. — Просто витамины – нужно поддержать ваш организм, ему сильно досталось, переохлаждение и травмы, давай сюда ручку, — медсестра была доброжелательно настроена, но подпускать к себе я её не хотела. — Не хочу иголок, Ив, скажи, что это не обязательно. — Точно не навредит. — Я тебя за едой отправляла, — обиженно кинула я. — Мы сейчас вас накормим, — вмешалась медсестра, — Расслабьтесь, больно будет лишь секунду. Я вся целиком состою сейчас из боли, но мне принесли добавку. Не знаю, почему ты решила взять меня за руку, я пережила ножевое ранение, почему-то ты не жалела меня, а теперь тебе жаль, что в меня войдёт игла? Ты не в курсе, но я не так давно зашивала себе руку, сидя на полу в ванной. Дело даже не в боли, а в чужих прикосновениях ко мне. Перетянув руку жгутом, женщина потёрла ваткой мою кисть. Я зажмурилась, всё случилось, от руки теперь шла трубка кверху с монотонными каплями. Из набора пластырей я выбрала тот, что с мишками, и она закрепила им катетер. — Всё равно ненавижу, — прорычала я, ты крепко сжала мою руку, медсестра странно посмотрела и поспешила выйти из палаты. — Ты такая чувствительная к мелочам, но от сильного удара ты смолчишь. — О, ты тоже вспомнила, как вонзила в меня нож? — Ты не говорила мне о том, как выжила. — Ты тоже. Ева устроилась рядом, еда была на удивление вкусной, или я была настолько голодна? Мы рассказали друг другу, как спаслись, обе истории звучали невероятно. Меня клонило в сон, но я не переставала смотреть на неё, зная, что очень скоро мы расстанемся. Это накатывало на нас постепенно: сначала взгляды стали тяжелее, затем слова тише, и когда мы замолчали, осталась лишь невидимая связь. Ты гладила участок кожи, ближе к кисти руки, из которой торчал катетер, или трогала костяшки, водила по ним пальцами, круговые движение твоих нежных подушечек успокаивали. — Что с тобой? — я спросила первая, ты бы задала мне такой же вопрос. Ты вздохнула, слова были подготовлены, осталось их только произнести. — Я абсолютно точно не могу тебя остановить. Не могу звонить тебе, когда захочу. Не могу считать тебя своей. Не могу целовать тебя. Через несколько часов я даже видеть тебя не буду. — Это временно. — Из этого состоит моя жизнь, Вилл! Теперь это так. И я не хотела тебя отпускать из дома, предчувствие или что-то ещё, но разве ты меня послушала? Я в этом одна, а ты где-то посередине. Ты ничего не делаешь. Тебя кидает из одних рук в другие, и тебе это даже нравится, я не права? — Это определённо сложный разговор, не для моего состояния. — Вот видишь, я ещё и говорить с тобой не могу. Что тогда? — Могу поцеловать тебя. — Нет, тебе больно, не надо мучиться. — Прекрати думать о завтрашнем дне, ты со мной сейчас. Я тут, и я ещё никогда так сильно не ощущала твоё присутствие как сейчас. Я хочу сказать, что ты была как призрак: появлялась так ненадолго и так больно всегда исчезала, но сейчас ты тут! Я слушаю твоё дыхание и получаю наслаждение от того, как ты меня гладишь. — Раз так, я продолжу. И не бойся заснуть. — Забронировать тебе билет на завтра? — Да, я улечу вперёд вас. — Нужно дать денег всем, кто нас здесь видел вдвоём, очень важно, чтобы они молчали. Лечащий врач, медсёстры, и те, что на посту, – все, кто видел тебя рядом со мной. Сделаешь это? Хелен не должна узнать, иначе я больше не вырвусь. — Я сделаю. — И дом – ничего не оставляй. — Я обо всём позабочусь, — успокоила меня ты.***
Я проснулась и, не открыв глаза, уже знала, что тебя рядом нет. Меня пугает эта пустота и то, как я привыкла заполнять её тобой, мыслями о тебе, когда ты не рядом. Я чувствую, как твоё присутствие в моей жизни меняет её. Я не хочу возвращаться к тьме. На тумбочке сложены шоколадки, по одной каждой, из автомата больницы, ты позаботилась даже об этом. Это лучше курьерского букета от Хелен, который принесли до того, как я уснула рядом с тобой. Я предложила его выкинуть, но ты сказала, что это просто красиво и неважно, от кого. Медсестра зашла ко мне, и я попросила все же избавиться от него. От еды отказалась, процедуры еле вытерпела. Здесь безумно скучно, я даже подумала, быстрее бы Хелен приехала. В полдень дверь в мою палату распахнулась – я непроизвольно вздрогнула. Шлейф редчайшего аромата духов заставил мои ноздри втянуть его. Она видела меня в любом состоянии, но почему-то сейчас это задевает моё достоинство. На ней обтягивающие джинсы и заправленная в них белая рубашка, сверху удлиненный жакет от модельера Томми Хилфигера. В руках большая сумка Hermes, которую она ставит мне в ноги. Хелен без слов подошла ко мне ближе, приподняв, прижала к себе. — Бедняжка. Всё действительно плохо. — Ты меня задушишь! Её светлые глаза не кажутся мне холодными и осуждающими, но и жалости по отношению ко мне в них нет. Она с интересом рассматривает моё разбитое лицо. — Мне поверить, что ты не справилась с управлением? — Нет, я нарочно. Хотелось полежать в палате, поесть пресной еды. Хочешь экскурсию? Справа от тебя стена, слева ещё одна стена, но с окном. Увлекательно? Я всю жизнь мечтала поваляться в такой. — Пресной едой? — Хелен посмотрела на тумбочку с шоколадками. — Да, не трогай. Это всё моё. — Я разговаривала с твоим лечащим врачом. Тебя могут отпустить домой, с постельным режимом. Я уже взяла билеты на самолёт. — Мне слишком больно. Я не вытерплю. — Ты ясно дала понять, что тебе здесь не место. — Я буду терпеть лучше здесь. — Тогда следуй указаниям врачей. Ты не ела сегодня. — Не хочу. — Полетели в Лондон. Там я найму тебе кого захочешь и у меня есть отличный знакомый, он быстро поставит тебя на ноги. Хелен предоставляет мне выбор или она всё решила? Билеты забронированы, она создаёт видимость выбора. Она не Ева, не будет сидеть возле меня и ждать, когда мне станет лучше. Ей плевать на то, сколько боли мне придётся вытерпеть, главное – затащить меня в свой замок и посадить под замок. Дождаться, когда я оправлюсь, и отправить вновь убивать. Хелен не спрашивает, когда ей хочется тронуть мои губы, она целует волнительно, но грубо. Откинув с меня одеяло, она помогла сесть и стала развязывать лямки. В глубине души меня возмущало её поведение и отношение ко мне. Она делает со мной, что хочет! Не спрашиваю её, зачем она раздевает меня, надеюсь, не решила заняться сексом или посмотреть на то, к каким последствиям привела авария. Я сама не смотрела, даже когда обрабатывали этот длинный след от ремня во всё тело. Мне не хотелось даже начинать говорить о том, что произошло, казалось, из этой истории не вырезать Еву. Взгляд с прищуром прошёлся по моей груди, она тронула мои ключицы, спустилась к бинту, что утягивает мои рёбра и улыбнулась. — Какой пустяк, ты точно справишься с перелётом. — Пустяк? — прошипела я сквозь зубы. Я ещё помню тот холод, шум в голове, страх, что я засну и не проснусь, боль, сжимающая всё тело. Хелен расстёгивает свою сумку и достает с самого верха аккуратно сложенную рубашку, в большую красную клетку, такую теплую и уютную. Встряхнув, она расстегнула пуговицы на манжетах. — Примерим? — На голое тело? — Так тебе будет комфортнее. — Новая? — В Лондоне доставили ту коллекцию, на которой мы присутствовали, и твои заказы. Я решила порадовать тебя и захватила с собой, — вынув из сумки бельё, она покрутила его на пальце, — Надо? — Можно я сама оденусь? — выхватив бельё, я свесила ноги с койки. — Ты можешь идти? — А что тебе сказали? — Что там ушиб, ссадины, что тебе зажало ногу. — Разрезали мои любимые джинсы. — У тебя все любимые. Я хотела справиться сама, но Хелен встала передо мной. Она ко всему преплетает сексуальный подтекст, соскучилась по моему телу и даже сейчас, возможно, ей хочется завладеть мной ещё сильнее. Поцелуй на моём колене, я забираю бельё и сама натягиваю его на бёдра. Она привезла мне свободные брюки, надевает их до середины и оставляет, спускает меня на пол и встаёт передо мной почти на колени. Люблю, когда она смотрит на меня снизу. Я касаюсь её волос, завожу их чуть назад, она думает, что это сигнал, и касается губами низа моего живота. Я хватаю её грубо за волосы. — Мне больно, не заводи меня. — Ты грубая. Можно просто попросить. — Ты иногда не понимаешь слов. Поднимает брюки выше и застегивает. — Теперь рубашку. — Быстрее, хватит пялиться на мою грудь. — Ты отлично держишься, расслабься немного. Подпусти. Я не хочу тебе навредить, наоборот. В Лондоне ты будешь не одна. — Одна, ты всегда занята своими делами. — Я все бросила, и я здесь, Вилланель. — Забрала мой чемодан? — Да. Что-то ещё? — Положи в сумку шоколадки, они поедут со мной. Мы вышли из палаты, на посту нас встретил мой врач, начал говорить приторные слова, от которых мы попытались быстрее избавиться. Мне подогнали кресло-каталку, по правилам больницы я должна покинуть это место в ней. — Я уйду на своих двоих или переломаю ноги им всем, — прорычала я на ухо Хелен. Всё это начинало выводить меня из себя, а боль неустанно сжимала ребра. Только в машине я обхватила себя и сжалась. Хелен обеспокоенно посмотрела на меня. — Хочешь остаться до завтра здесь, в доме? — Нет. — Не бойся. Я не трону тебя. — Зачем ты это говоришь? — Ты меня отталкиваешь. — Я не в лучшем настроении. — Понимаю. Но я соскучилась. Может, ты будешь мягче? Водитель тронулся с места, внутри все загудело, может, мне напиться перед перелётом? — Жаль, что ты попала в такую ситуацию, я запланировала тебе поездку в Москву на следующей неделе. — Я ни за что не поеду в Россию. — Из-за недавних событий с твоей семьёй? — Не буду обсуждать это с тобой. Просто закрой для меня это направление. — Хорошо. Думаю, ты не будешь готова на следующей неделе. — Буду, не хочу сидеть под твоим контролем. Дай мне что-то другое. — Как же ты вырываешься из моих рук. — «Двенадцать» знали, кого подвязать к ко мне. Ты мне выдохнуть на даёшь. Мне даже некогда деньги тратить. — Остановите и выйдите, — попросила Хелен водителя, тот невозмутимо оставил нас одних. — Обсуждать такие вещи в присутствии посторонних запрещено. Как давно ты лояльно относишься к этой информации? — Подумываю завести блог. Хелен придвинулась ко мне, её глаза потемнели, а губы сжались от злости. Как же её бесит мой несерьёзный подход. Запускает руку под мою рубашку, я сплошной комок боли, но она делает больнее. — Тебя нужно приструнить. Ты разошлась, детка. Если думаешь, что они не уберут тебя из-за связи со мной — ошибаешься. — Двенадцать в курсе, что ты меня трахаешь? Хелен надавила сильнее, я сдержала стон и вцепилась в её руку. — Прикуси язык. А лучше используй по назначению. — Зависимая, — я сжала её грудь и поймала сладкий стон, ей так нужно, чтобы между нами был секс, она решает им все проблемы между нами, даже мою откровенную нелюбовь. Её пальцы расстёгивают пуговицу и молнию, но не на моих брюках. Задевает мои губы поцелуем – что, прямо в машине? Водитель закурил, присев на капот, мимо пролетают машины, она хочет – не могу отказать. Нажимает на мои губы своими губами, проталкивает язык, заводит меня, я запускаю руку в её бельё. — Так? — спрашиваю я, грубо нажимая. — Да, ты знаешь, как я люблю. Хелен становится более влажной, мои пальцы с нажимом скользят по её плоти, дыхание учащённое, просит не останавливаться. — Вилланель, да, ещё! Войди в меня. Стоило мне толкнуть в неё пальцы, и она кончила, содрогаясь всем телом. Я неряшливо вытираю пальцы о её рубашку с изнанки и откидываюсь на сиденье, стараясь дышать ровно, чтобы рёбра не сдавливал бинт. — Достаточно? Можем уже поехать? Хелен застёгивается и целует меня в щёку, опускает стеклоподъёмник и велит водителю вернуться. В аэропорт мы приехали слишком рано, Хелен настояла на том, что мне надо поесть хоть что-то, и она тоже проголодалась. Я хочу фаст-фуд, Хелен тянет меня в ресторан. Мы сдаём багаж и заходим в самое дорогое заведение на территории аэропорта. Начинает со мной серьёзный разговор, будто мы на переговорах. Сжимает нож в одной руке, вилку в другой. Воткни мне в шею то или другое, мне так тошно слушать это! Утыкаюсь в тарелку с «Анитипасто», аппетита нет, ковыряю, раскидываю по краям, Хелен это во мне раздражает. После я соглашаюсь зайти в Дьюти Фри, несмотря на боль в ноге. — Хочу эти, — показываю на наушники, Хелен протягивает мне свою карту, — Тогда ещё несколько вещей по пути на кассу. Наушники наполовину заряжены, я наконец-то прячусь от Хелен. В зале ожидания рейсов не так много людей и очень удобные мягкие диваны. Закрыв глаза, я включила музыку громче, и если бы не её рука на моём бедре, я могла бы забыться. После короткого сна Хелен ведёт меня к трапу, мы проходим последний контроль. Нас встречает пилот и стюардесса. Я хочу приземлиться в сидение бизнес класса и заснуть. — Сними наушники, я будто с тинэйджером разговариваю. — Не хочу, — заняв своё место, бросила я. Хелен заняла своё место и, схватив меня за скулы, поцеловала. — Боже, уймись, — фыркнула я. — Не могу, ты такая особенная сегодня. — Нравится моя подбитая бровь? — Нравишься ты. Стюардесса встала между рядов, предупреждение убрать все гаджеты, я стянула с головы наушники. Всех попросили пристегнуться, я посмотрела на свои два ремня. Взяла в свои руки уверенно, но грудь сдавило, ремень в машине спас мне жизнь, но боль от этого спасения убивает меня до сих пор. — Ты в порядке? — Нет, — шепнула я. — Помочь застегнуть? — Я не хочу. — Эй, ты куда? — Хелен резко придержала меня на месте. — Я задыхаюсь, я хочу выйти. — Шутишь? Дверь уже закрыли, инструктаж идёт, сядь и пристегни чёртов ремень! Я вырвалась и встала, все посмотрели на меня как на сумасшедшую. Стюардесса тут же подбежала к нам, спокойно спрашивая, в чём дело. — Я разберусь, — предупредила её Хелен, — Вилланель, сядь или нас снимут с рейса. — И что? — Я не для этого полдня проторчала в аэропорту. Сядь, пожалуйста, — её тон сменился. Поглаживая по спине, она усадила меня на место. — На, слушай свою музыку и ради всего святого дай тебя пристегнуть. Этот перелет показался мне адским и запомнится надолго. Особенно воздушные ямы, которые переворачивали во мне всё, что и так недавно нехило тряхнуло. На удивление нас встретил тёплый Лондон. Мы доехали до дома, и я отключилась, даже не раздевшись.***
Хелен окружила меня комфортом, приторным и тошным. Я часто доставала из чемодана подарок Евы, разглядывала его, переносилась в тот день, до того, как мы спрыгнули и началось всё это. В тот день, когда в моих руках была власть и сила, а Ева впервые смотрела на меня иначе, принимая и наконец-то подпуская к себе. В первый же день, проснувшись, я отправила фото шоколадки в наш тайный чат. Мы установили связь по сообщениям.Я прилетела.
Как себя чувствуешь?Подавленно
Шоколад не помогает?Мне нужны твои губы.
Хелен не трогала меня первые дни, конечно же, работа пожирала её, но вечерами она устраивалась со мной на диване за просмотром очередного фильма. В череде одинаковых дней я будто теряла себя, а когда захотела встряхнуться, попросила у Хелен разрешения выбраться в город, она отказала. Тогда я нашла в гараже баллончик краски и во всю стену у парадного входа написала — «Скучно». Я ждала её возвращения на лестнице. Это стоило того. Её удивлённый и тут же мягкий взгляд, когда она увидела, что я так преданно её жду. А затем она повернулась закрыть дверь и БАМ! Из её глаз почти искры посыпались. — Скучно тебе? Миновав несколько ступенек, она схватила меня за локоть и потащила в спальню, опрокинула на комод и велела лежать. С момента аварии я ещё ни разу не занимала такую позу, но это дало понять, что боль уже не так сильна, вероятно, даже эластичный бинт уже не нужен. Хелен стаскивает с меня штаны с бельем одним рывком. — Я тебе покажу, как не заскучать.***
Когда я долго не вижу Еву, мне начинает казаться, что всё вокруг не так уж и плохо. Но стоит Еве написать, эта тяга – она просто разрывает меня на части.Как ты?
Пойдешь со мной гулять? У Хелен был намечен деловой ужин. То, что она не брала меня с собой, могло говорить о том, что это кто-то из «Двенадцати». Я могла бы проследить за ней, увидеть того, с кем она проведёт вечер, а затем отыскать и убить, предварительно продвинувшись чуть вперёд по этой запутанной цепи. Или у меня есть время на встречу с тобой. Ты уже ответила, я пишу, где встречу тебя. Предвкушение будоражит мои нервы, настроение улучшается, и Хелен этим пользуется. На ней восхитительное платье Jovani, и она целует в нём меня. Я представляю тебя, и это так заводит. На севере столицы, рядом с огромным парком Хэмпстед-Хит, который люди посещают толпами, есть место, скрытое от глаз туристов, настоящая жемчужина, о которой не всегда знают даже сами лондонцы, — Хилл-Гарден и Пергола. Мы встречаемся у парка, ты идёшь мне навстречу и пытаешься скрыть ту глупую улыбку, когда двое уже видят друг друга и торопятся преодолеть расстояние. Ты нежна с самых первых минут, накрываешь мои губы пальцами, проводишь по лицу с той стороны, где была гематома, трогаешь затянувшуюся бровь. Ты целуешь. Целуешь мягко и волнительно, в груди зарождается уже знакомое мне тепло. Я беру тебя за руку, это лишь место встречи, я хочу отвести тебя в то тайное место и надеюсь, там будем только мы. — Куда мы идём? — Доверься мне. — Как ты? — Всё сложно, Ив. А ты? — Я просто ждала. — Я тоже. Дорога заняла немного времени, нога меня уже не беспокоила, хоть Ева и предлагала присесть на каждую встречающую нас на пути лавочку. Так странно, что в последний раз мы были среди снега, а сейчас – в сочном буйстве зелени. Это бывший сад лорда Ливерхьюма. Обширная веранда, построенная в начале прошлого века, покорила меня давно: я хотела показать тебе это место и вот мы здесь. — Напоминает Италию. — Точно! — соглашаюсь я. — Наверное, ты реально там была? Я могу судить лишь по тому, что я видела на фото и в кино. — Да, была. Я обязательно тебя туда свожу. — Куда ты поедешь теперь? — Никуда. Хелен хотела отправить меня в Москву. — Оу, — лишь протянула ты. — Именно. Я не соглашусь. Наверное, скоро она отправит меня в другое место на карте. Поедешь? — Чтобы всё закончилось так же? — Нет, я буду осторожна. Урок усвоен. Здесь прекрасно буквально всё: увитые шиповником и виноградными листьями колонны веранды, пробивающийся через листву свет, впечатляющий вид на зелёный парк. Ещё не стемнело, и я предлагаю тебе всё здесь рассмотреть. — Особенное место, — выдыхаешь ты. — Для особенных нас. — Это очарование ухоженной «заброшенности». Почему здесь никого нет? — Я загадала это как желание. Я чувствовала, как между нами нарастает желание. Мы долго терпели, неделю, и наконец-то мы вместе гуляем по этому скрытому месту. Мимо кованых ворот, небольшого пруда, в котором застоялась вода, по полуразрушенной брусчатке и под разрушенными крышами. Ты гладила мою руку выше запястья, я всё больше хотела просто остановиться и зажать тебя, целовать, пока губы не заболят! Мы свернули с основного пути и попали в место, окружённое колоннами и кустами дикой розы. Запах взволновал рецепторы, такая нежность и красота – дух захватывает, или всё дело в тебе? Ты сама набросилась на меня. Жадно целуя, ты подтолкнула меня к бетонной изгороди, я схватилась за неё, так же жадно отвечая тебе. Твоя рука подцепила подол моего лёгкого, небесно-голубого платья, горячая ладонь обожгла бедро. — Подожди, — вырвалась я из поцелуя, — Не хочу пальцами, будем ближе. — Ты просишь об этом? — Не буду принуждать, если для тебя это слишком. — Слишком – это думать о том, что это место прекрасно для того, чтобы застрелить меня ещё раз. — Гони эти мысли, все места, что я знаю, я буду дарить тебе как прекрасное воспоминание, никакой боли и страха. — Без страха, — повторяешь ты и опускаешься на колени. Я могла кончить даже на моменте, когда ты стянула с меня трусики. И твой взгляд… Я не могла раствориться, закрыть глаза и получать наслаждение, я хотела видеть это. Видеть тебя. Твои губы неопытно, но так остро касаются моего центра, на твоём языке всё моё желание. Дыхание перехватывает, ты водишь кончиком языка между моих складочек. Голова кружится, я надеюсь, что не потеряю здесь сознание. В это сложно поверить. Меня обдало жаром, возбуждение кололо низ живота, Ева, услышав мой стон, стала ласкать интенсивней. У меня в глазах темнело, ноги хотелось как свести от сладкой пытки, так и раскинуть. Сквозь всё моё тело будто натянулся канат, я задрожала, хотелось продлить это до бесконечности. Ева поднялась, я взяла её лицо в свои ладони и крепко поцеловала, её губы только что были там – это доводит меня до ещё одной волны дрожи. Я оттягиваю её нижнюю губу пальцем. — Спасибо, что не боишься, — произношу я и провожу кончиком языка по ней. Мы целуемся, достаточно развязно, но ты не даёшь себя, мягко уводишь мои руки от своего тела. — Тоже хочу. — Поехали ко мне? — В постель? — Да, насколько сможешь. — Не могу. И не хочу, чтобы Хелен в поисках меня опять вломилась в твой дом. — Погуляем ещё? — Ив… — Что? — Трусики верни. Ты смеёшься, мы можем продолжать двигаться и исследовать это место, хотя внутри меня всё гудит. Как ты это терпишь? — Я могу проводить тебя до дома? — Хорошо. — Ив. Я чувствую тяжесть. И так грустно смотреть на тебя и держать за руку. И всё внутри сжимается. Что это? — Ты сама знаешь. — И как с этим жить? — Ты разве не начала привыкать? — Всё только усиливается. — Что будет, если ты уберёшь Хелен? — Ты просишь об этом? — Нет. Я не хочу быть причастна к этому. — Но ты намекаешь… — Я догадываюсь, что и после неё будет кто-то. — Может, этот кто-то не будет хотеть меня так же, как она. — Продолжаешь спать с ней? — Ещё круг? — пытаюсь перевести тему. — До меня далеко, нужно идти. — Я вывожу её из себя, демонстрирую всю свою нелюбовь, но ей словно наплевать. Может, ей это даже нравится. — А если действовать наоборот? Будь с ней во всем согласна, дай то, что она хочет, не отходи от неё, отвлекай от работы. Ей это может надоесть, и она захочет держать тебя на расстоянии. — Дать то, что она хочет? Уф, Ив, это слишком много. У неё не такие желания, как у нас, ей недостаточно ласк или неожиданного поцелуя. — Я мало от тебя хочу? — Чёрт, как ты делаешь все эти выводы? — Ласки и неожиданные поцелуи? Это всё, что я тебе даю? — Нет, Ив. Ты у меня здесь, — я поднесла её руку к своей голове, затем к сердцу, — И здесь. Но честно, мне кажется, ты пропитала меня всю, я даже не могу найти свои мысли. Свои желания. Всё связано с тобой. — Мы можем сбежать? — Радует, что ты уже не собираешься разбираться с ними. — Нам одним не справиться. — Интересно, где Константин? — У него были деньги. — И план. У нас тоже есть деньги. Нужен план. Путь, по которому мы сможем сбежать. — И ты больше никого не тронешь? — Возможно. Мне кажется, они везде нас найдут. Сама Хелен приложит все свои усилия. — Обдумаем это? — Да. Давай поговорим о чем-то другом? Стоило нам выйти к людям, как Ева забрала у меня свою руку. Ей так важно, кто и что подумает о нас. Я дотрагиваюсь до её локтя, привлекая внимание. — Никто не осудит. Возьми меня за руку. Маленькая победа, когда её пальцы переплетаются с моими. Мы подходим к её дому. Знать, что я могу войти в него и остаться с ней, провести ночь, быть во власти её и моих желаний, и всё равно прощаться… — Спасибо за экскурсию, — благодаришь ты. — Ты о моей… — Боже, Вилл! Нет! Я о саде. Удивлена, что живу здесь и не посещала его. — Представь, сколько подобных мест я знаю? — В твоей голове так много хорошего. Просто этого никто не вынимал, этим не интересовались. Ты другая. — Я нравлюсь тебе такой? Спокойной, безопасной? — на этих словах я положила ладонь на дверь, прижавшись ближе к Еве. — Любой. Я буду принимать тебя любой. — Ты так заводишь меня. — Тебе пора. — Да-да. Пиши мне. Думала, отпущу? Нет, только после поцелуя, чтобы губы горели всю обратную дорогу. PS: Огромное спасибо моей бете, человечку, что тратит время, и делает фанф более аккуратным и грамотным. Низкий поклон. PPS: Валерия! Спасибо за двойной донат.