Порезы на твоём теле

      Прямо сейчас я стою перед дверью, которая скрывает за собой запретную для меня комнату и в замедленной съёмке смотрю на то, как дьяволица уверенно, очень громко стучит по ней три раза кулаком, сотрясая своей злостью потрескавшиеся от времени стены. К счастью, на меня она даже не смотрит, но моё покрасневшее от такой крепкой хватки запястье, продолжает держать, чтобы я действительно никуда не убежала. И я даже своего раздражения с толикой недовольства не скрываю от сердитого взгляда прекрасных глаз, но продолжаю смиренно молчать и только устало вздыхать, потому что сонливость никуда не исчезла, а небольшая ссора высосала из меня последние жизненные силы, да и откровение Мими меня окончательно разбило на части. Внутри я перебарываю в себе желание высказать слова сожаления, которые ей так не нужны на данный момент, ведь пустые слова не заделают брешь в сердце и не соберут его заново по осколкам. Признание разодрало давно затянувшийся шрам и сейчас он сильно кровоточит под кожей, где-то там, очень глубоко, чтобы никто никогда его не увидел. Правда — это очень горькое удовольствие.       Сегодняшний день, а точнее: несколько его часов, ужасно вымотал меня морально. Душевно я не чувствую ничего, кроме истошной и такой изнурительной пустоты, которую хочется вытащить из себя, как наглого паразита, пожирающего всё на своём пути. Вместе с пролитыми слезами из меня вылился весь отравляющий яд, медленно копившийся за время проживания в этом мире и это такое потрясающее чувство, когда тебя совершенно ничего не беспокоит и не напрягает. Я витаю где-то в своих мыслях и переживаниях, периодически ощущая дрожащую ладонь подруги, и медленно отдаюсь внезапно нахлынувшей прихоти свалиться без сознания на пол и больше не просыпаться. Обессиленно прикрываю глаза, слегка пошатываясь на месте от настигнувшего головокружения, а Мими только крепче обхватывает запястье своей тёплой ладонью и напоминает о своём присутствии.       Звук широко распахнутой двери заставляет меня вынырнуть из глубин своих мыльных размышлений и вернуться в настоящее время, в котором перед нами стоит недовольный, немного удивлённый Люцифер, точно не ожидавший такой внезапной компании на оставшийся вечер. Дьявол смеряет нас обеих изучающим взглядом, скрещивает руки и откидывается плечом на дверной косяк, всей своей надменной позой демонстрируя ожидание. Его густые брови строго сведены к переносице и губы сжаты в ровную линию, а глаза так и поедают нас двоих. И если Мими становится немного не по себе от такого пытливого лицезрения в свою сторону, то мне абсолютно безразлично каким он меня там окидывает взором. Где-то на дне моего разума душераздирающе кричит мысль о том, что я незамедлительно должна попросить прощения, а не продолжать строить из себя каменную статую с равнодушным лицом и я соглашаюсь такому напору с её стороны, ведь тоже хороша и наговорила много лишнего. Поэтому приоткрываю губы в немом выражении, чтобы с моих уст наконец-то слетели те самые слова прощения, но дьяволица резко дёргает меня за запястье вперёд и я на всей скорости врезаюсь прямо в мужчину, больно ударяясь лбом об его крепкую грудь. Издаю досадливое мычание, прикасаюсь к повреждённому месту и чувствую руку Люцифера на своей талии, надёжно обхватившую меня, чтобы я от такой неожиданности не полетела на пол вниз.       Дьявол сам отшагивает назад, отстраняется от дверного проёма и наверняка смотрит сейчас на демоницу с неприкрытым изумлением, смешанным с непониманием, пока я потираю ушибленный лоб и в душе ругаюсь на серьёзную в своих действиях Мими.       — С первого её появления на небесах она прямо перед тобой, а ты продолжаешь бессмысленно жить в пустоте и терять время.       Её красивая, очень мелодичная фраза, наполненная скрытым смыслом, ударяется звонким эхом по слуху, влетает в помещение, отскакивает от всех четырех стен и прилетает прямо в сердце. После неё в комнате воцаряется долгое молчание и угрюмая тишина медленно оседает на мебельные предметы с потолка, словно искристая солнцем пыль. Я стараюсь дышать не очень громко. Прислоняюсь макушкой к мускулистому плечу дьявола и прикрываю веки под натиском непосильной слабости, потому что сладкий сон уже практически завладевает моим телом и разумом, а бороться с этим наваждением уже хочется не так сильно. Моя талия горит приятным огнём от прикосновения его руки и почему-то такой жест опять кажется до невозможности правильным и слишком нужным.       Дьяволица начинает говорить важные вещи громко, эмоционально и остро, словно хочет ими пробить путь в самую душу Люцифера, который не выгоняет её из спальни, не кричит в ответ и не отпускает моё ослабевшее тело, а покорно слушает и ответно молчит. Между ними глубокая пропасть и прочный мост прошлого уже не соединяет две стороны, ведь он сломался под натиском недопонимания и дьявольских обид, а я так сильно хочу выстроить его заново, только не знаю как.       — Потеряешь её - потеряешь и себя.       И не сказав больше ничего, Мими закрывает за собой дверь и уносится прочь отсюда, подальше от нас обоих и этой изматывающей грусти, которой в последние часы стало слишком много, просто непозволительно много, что даже вся стойкая выдержка катится на дно и ломается с треском.       Я танцую на границе потустороннего света, но краем сознания ощущаю себя ещё здесь, в этой запретной для меня комнате, в которую я попадаю уже третий раз, и этот третий раз также не планировался, как и предыдущие два. Судьба — подружка хитрая, сама решит когда мне сюда следует приходить, так что даже нет смысла ей противостоять и противоречить.       — Пришла обниматься?       Едкое, такое колкое замечание возвращает меня в реальность. И совладав со слабостью, я делаю над собой огромное усилие, чтобы отстраниться от необходимой опоры и отойти на шаг назад, выпутываясь из тёплой хватки. Ночь медленно, но верно начинает вступать в свои права и ничем не подсвеченное помещение окунается в слабую темноту. Из окна уже виднеются едва заметные звёзды на серо-розовом небе, а в голове проносятся воспоминания нашего совместного полёта, когда Люцифер захватывающе рассказывал мне о созвездиях, которые мне даже и не снились. Его лицо сейчас непробиваемо равнодушно, а в красных омутах скопились все существующие ледники и айсберги самой холодной Антарктики.       — Я не хотела тебя обидеть, Люцифер, — хрипло произношу на выдохе, не опуская своего взгляда.       Точнее быть: хотела, но не так сильно.       А дьявол потешно смеётся и смотрит на меня так, как будто я самая ненужная вещь в этой комнате, но я понимаю, что всё это скорее напускное, чем настоящее, ведь образ плохого мальчика и надменного принца не так-то просто стереть со своего выражения лица, даже когда говоришь с родственной душой.       — Не слишком много на себя берёшь, Непризнанная? — мужчина поворачивается ко мне спиной и подходит к своему креслу, чтобы сесть в него и небрежно, так нахально закинуть ноги на журнальный столик. — Обида - незнакомое мне понятие и если у тебя всё, то ты свободна, отдыхай.       Кивает головой в сторону выхода, а его неаккуратное и язвительное обращение ко мне надолго отпечатывается в памяти, но я улыбаюсь уголком губ, чтобы скрыть свои противоречивые чувства за маской хладнокровия. Игнорирую прямой намёк, чтобы я покинула его царское общество, и продолжаю стоять на месте, всматриваясь в глубины его красного моря, такого ледяного и мёртвого, что можно в нём запросто захлебнуться. И попросту утонуть.       Я стою перед ним в одной длинной футболке до колен и мягких тапочках, которые успела на себя нацепить, когда вылетала из спальни за неудержимой соседкой и ощущаю маленькую неловкость от своего внешнего вида. Особенно, когда он рассматривает каждый изгиб моего тела, ведь футболка пусть и не слишком обтягивающая, но очень хорошо даёт простор для фантазии и можно было легко дорисовать закрытые за тканью линии бёдер. И пока дьявол бесстыдно разглядывает меня и мой облик, то я спокойно осознаю, что очень скучала по его присутствию. По его тембру его голоса.       — Почему ты ещё здесь? — не сводит взора, а я не смею отступать назад.       — Потому что нам нужно поговорить.       Люцифер приподнимает одну бровь и усмехается так, словно ничего нелепее от меня никогда не слышал, а мне не нужно было самой себе повторять два раза, что всё его поведение — это способ отгородиться от меня, как это удачно сделала я днём назад. Пусть продолжает показывать своё равнодушие, если ему так легче и пусть даже ведёт себя так нагло, как он привык, но разговор просто обязан состояться прямо сейчас и его инициатором стану я.       Именно поэтому я бесцеремонно подхожу к подоконнику и запрыгиваю на него, демонстрируя свою уверенность и желание остаться. Футболка моя немного задирается, но мне так всё равно на это, что даже не обращаю внимания, а вот от самого дьявола такой конфуз не спрятался и мне его взгляд понравился.       — Хорошо, — небрежно гласит Люцифер, как будто делает мне сейчас безграничное одолжение. — Начинай, я тебя внимательно слушаю. Только побыстрее, потому что меня тяготит твоё нежеланное нахождение здесь.       Улыбаюсь его слишком обманчивым словам и прислоняюсь спиной к прохладному стеклу. Намеренно растягиваю время и оттягиваю свою речь, которую я даже ещё не придумала, чтобы лишний раз поиграть на нервных струнах сына Сатаны, ведь мелодия получается отличной, очень дерзкой, рваной и с резкими переходами. Только вот, как бы сильно Люцифер не старался сейчас делать вид, что ему не нравится моё присутствие — всё без толку. Я чувствую его энергию, такую же тяжёлую и могущественную, но не обжигающую и сжигающую дотла, а абсолютно размеренную, спокойную и тихую, без ноток злости и гнева. Все эти характеристики прекрасно и отчётливо дают понять, что дьявол врёт на показ, специально выводя меня из себя.       Но пустота моя сильнее негатива, которого я впитала в себя бездумно много.       — Мои слова про книгу - это так, просто пустой звук для демонстрации своей никчёмной, такой жалкой стойкости и он не несёт в себе никакого серьёзного помысла, — взглядом упираюсь в дверь и болтаю правой ногой, игнорируя слетевший со стопы тапок. — Дело не в тебе, а в том, что я просто никогда не желала этой связи и старалась обезопасить себя от порезов. Вечно бежала от этого, скрывалась под масками хорошей девочки и наивно думала, что судьба меня обделит родственной душой, но ошибалась, очень сильно ошибалась и связь меня настигла здесь, после смерти.       Люцифер молчит, смотрит на меня в упор и слушает, а мне не обязательно слышать его ответа, ведь я просто хочу выговориться и распутать наконец все нити недоговорённости, чтобы не душили так сильно и не стягивали пальцы рук. Желаю выбраться из ямы молчания, скрытности, в которую сама себя же загнала и забыть о боли, но жизнь не сказка и плохое будет всегда. И будто бы прочитав мои громкие мысли, дьявол кивает моим словам и ждёт продолжения.       — Когда ты в первый раз меня оскорбил и оставил порез, то для меня настал конец света, — глупо улыбаюсь своим же словам, понимая, что теперь они звучат смехотворно. — Я тебя так сильно возненавидела за это, но трезво осознавала, что ты в этом не виноват, однако ничего не могла с собой поделать. Испугалась, понимаешь? — лениво перевожу взгляд на мужчину и выдаю ему такое нужное: — Испугалась не тебя, а оскорблений, которые так больно разрезают кожу и оставляют после себя издевательский, насмехающийся над тобой след. Эгоистично скрывала правду, терпела, продолжала скрываться и искать в тебе маленький просвет, надеясь на лучший исход. Надежда — это больно.       Голос предательски ломается, а в уголках глаз скапливается солёная влага и я жмурюсь, чтобы не позволить слезам скатиться в такой неподходящий момент. Отворачиваю лицо в сторону и прислоняюсь виском к стеклу, чтобы только не видеть на себе дьявольский взгляд отчужденных глаз.       — Я не имела никакого права так с тобой обходиться, ведь все свои решения мы просто обязаны согласовывать вместе и мне стыдно, что я слишком сильно зациклилась на своих чувствах, не принимая в расчёт твои собственные. Почему-то была уверена, что ты даже не вспомнишь о моём существовании, когда узнаешь правду, но снова ошиблась, когда ты наступил на свою гордость и сам предложил сблизиться, узнать друг друга чуть лучше.       Люцифер с тяжёлым вздохом поднимается с кресла, расправляет багровые крылья и шествует ко мне, пока я незаметно съёживаюсь, когда дьявол уверенно располагает руки на подоконник по обе стороны от моих ног. И властно нависает надо мной, обволакивая таким необходимым теплом.       Мужчина протягивает ко мне ладонь и намеренно хватает за подбородок, чтобы повернуть лицо к себе, а я не сдерживаюсь больше в слезах и глубоком выдохе, когда вижу, как в его омутах тает целая Антарктика с ледниками.       — Я прошу у тебя прощение и знаешь, — шёпотом. — Мне больше некуда бежать.       Смотрит так глубоко в меня, слишком проникновенно. Аккуратно заправляет тёмную прядь волос за ухо, а у меня от такого невинного жеста всё внутри сворачивается в тугой узел и жар по телу расплывается градусной жидкостью, опьяняя такой желанной близостью. Обессиленно прислоняюсь лбом к его плечу, совсем как недавно и с удовольствием вдыхаю аромат полюбившегося мне цитруса с примесью грубых ноток коньяка и сладких пряностей, что щекочут нос.       Мы молчим. Молчим долго, как и всегда, когда нам стоило вообще заговорить. И тишина такая для меня уже не звенящая и режущая по ушам, а мелодичная, спокойная и убаюкивающая, отчего провалиться во мглу сна хочется намного сильнее обычного.       Люцифер напряжён и дышит глубоко, крылья его перцовые совсем чуть-чуть подрагивают, и рука машинально гладит по моей голове, пальцы в волосах путаются. Дьявол видит мою обнажённую душу, смакует вкус моей правды на губах и о чём-то раздумывает, когда мне думать вообще ни о чём не хочется. Есть только эта комната, его плечо, запах мужского парфюма и тёплая ладонь, такая правильная и нужная.       И пусть весь мир подождёт.       — Я хочу видеть, — произносит он. — Что с тобой происходило всё это время.       Улыбаюсь искренне и нежно, а его слова так умело и искусно заводят моторчик в сердце, как может только он и никто другой. Где-то внутри меня в истерике и испуге бьётся тревога, потому что сейчас произойдёт самый настоящий люциферовский взрыв, когда он увидит одного ненавистного ему демона со змеиным взором, так долго контролировавший меня.       — Смотри, — мягко отстраняюсь от его тела и слегка закидываю голову назад, чтобы смело посмотреть в его алые зеницы. — Только ты будешь злиться.       — Я уже злюсь.       Обхватывает ладонями покрасневшие от жара щёки и погружается в мои воспоминания, очень чёткие, чувственные, эмоциональные и яркие. Неприятное головокружение настигает меня очень быстро, но лицо я отстранять не смею, пока Люцифер окунается с головой в омут каждого моего красочного и больного момента. Видит порезы, слышит разговоры и гуляет по моим снам. Злится.       — Так любишь играть в молчанку, да? — не выпускает моё лицо из объятий его рук и прищуривается, а в глазах вспыхивают искры и разжигается огонь.       Не совсем так я хотела рассказать ему про Зепара, но самое главное, что он наконец-то всё узнал и скрывать мне больше от него нечего. Люцифер видит абсолютно всё, прочувствовал каждое воспоминание и потрогал его своей энергией, проживая месяц моей второй жизни своим телом.       — Я уже усвоила урок.       Поглаживает большим пальцем скулу и усмехается в излюбленной манере, потом лукаво наклоняет голову в бок и заглядывает в мои глаза под другим углом. Спускается ладонью вниз, очерчивает контур подбородка и скользит по шее, а я интуитивно выпрямляю спину и прижимаю к себе крылья от колючего мороза мурашек по коже. Пальцами цепляет серебряную цепочку украшения, нарочито задевает ногтями нежную кожу, слегка царапая меня и тянет на себя, чтобы приблизить моё лицо ближе. Его дыхание обжигает, как и касания, а манящие губы слишком рядом находятся от моих, в опасной близости, и я прикрываю веки, чтобы сильнее отдаться возникшим чувствам.       Первый порез пульсирует, нагревается, а связь ударяет по голове и просит соединения прямо сейчас, в этот момент, но что-то продолжает меня с напором останавливать, под оглушающее биение ускоренного сердца. Меня снова разрывать начинает от огненного коктейля чувств и эмоций.       — Еще нет, — наклоняется к шее и шепчет так елейно и запретно, что разум под воздействием хриплого тембра отключается. — За серьёзными проступками следуют наказания, — целует шею и я издаю громкий выдох. — А после наказания наступает осознание содеянного.       Склоняю голову в сторону и убираю волосы в бок, чтобы открыть Люциферу больше обзора для томных поцелуев, из-за которых последние крупицы рассудка утекают прямо перед моим носом. Его губы мягкие, двигаются вниз к основанию и влажно впиваются в молочную кожу, под мой непроизвольный стон, так пылко вылетевший из грудной клетки. Сильно вцепляюсь ногтями в его плечи и ловлю недовольное рычание, что заставляет меня в блаженстве растянуть губы, а потом удивлённо ахнуть, потому что Люцифер резко поднимает меня за талию к себе, быстро перекидывает через плечо и я теряю связь с этим миром окончательно, ведь к такой молниеносной смене положения была крайне не готова.        Дьявол довольно хмыкает и подходит к своей кровати, пока я смотрю на всё с обратной стороны и крепче хватаюсь за его тело, да только смысла нет, потому что мужчина опрокидывает меня на мягкую мебель, игнорируя звучание пружин от такого броска, и нависает сверху, пока я с глухим смехом убираю эти запутанные и мешающие волосы с разрумяненного лица. Он снова смотрит на меня так откровенно и его губы подрагивают в усмешке, когда видит, как я морщусь чуть-чуть от неприятного соприкосновения нежных крыльев к матрасу.       — И каким будет твоё наказание? — ёрзаю спиной на месте, удобнее располагаясь на кровати, и задерживаю дыхание, когда рука Люцифера прикасается к оголённой голени и двигается плавно вверх, распаляя мои чувства с новой силой.       — Сейчас узнаешь.       Зубами цепляет ворот широкой футболки и оттягивает его вниз, оголяя для себя тонкие ключицы, в тот момент, когда его ладонь уверенно движется дальше и задирает покров ткани, обнажая мои бёдра. Целует ямочку между ключиц и проводит языком по каждой из них, не забывая про оставленный шрам от пореза, а я закусываю щёку от новых, неизведанных раннее эмоций и полностью отдаюсь во власть связи, усиливающей мою чувствительность с каждым дьявольским касанием. Люцифер ведет руку к бедру и шаловливо подцепляет кружево белья, затем поднимает её выше и тыльной стороной ладони накрывает низ моего живота, и от такого простого действия огни в глазах сияют намного ярче.       Дьявол довольствуется тем, какое оказывает на меня влияние и продолжает шее дарить сладкие поцелуи, когда в своих мыслях я мечтаю поймать их губами и слиться воедино. Порез ниже ребра яростно пульсирует и я против воли издаю болезненный, слегка жалобный стон, накрываю рукой место шрама и привлекаю к этому участку кожи внимание Люцифера, который отвлекается от изучения шеи и переводит взгляд вниз на рёбра. Убирает мою руку в сторону, неосознанно переплетает наши пальцы и без раздумий прикасается губами к длинной, тонкой и очень идеальной полоске шрама, выбивая из моих лёгких кислород. Сжимаю бёдра и с силой жмурюсь, когда порез посылает волны удовольствия по всему телу, раззадоривая связь. Так хочу поцеловать его в губы, но Люцифер с насмешкой отдаляется от меня быстро накрывает одеялом.       — А теперь спать.       Я в изумлении раскрываю веки, приподнимаюсь на локтях и высовываю голову из под покрывала. Смотрю на улыбающееся лицо мужчины и по-женски негодую, когда осознаю, что его недвусмысленные махинации — это и есть моё наказание. Внутри меня полыхает пламя, порез всё ещё пульсирует, а щёки раскраснелись так, словно я обгорела на солнце в градусную жару. Чувства не собираются униматься, что там говорить о разгорячённом, так быстро стучащем сердце.       — Даже не смотри на меня так, — Люцифер заправляет руки в передние карманы джинсов и посмеивается над моим видом, только без присущей ему едкости. — Твою сонливость я уловил ещё, когда ты была в коридоре, а как ты носом клевала, — он качает головой. — Такое себе зрелище.       Придурок.       — Я теперь точно не усну, — недовольно фыркаю и откидываюсь обратно головой на мягкие подушки, слыша одобрительный смех со стороны.       — Может тебе ещё сказку на ночь почитать?       — А ты можешь? — выглядываю из под одеяла.       — Это был риторический вопрос, Уокер.       — Ну и иди в задницу тогда, — демонстративно поворачиваюсь на бок, удобно накрываюсь тёплой тканью и сгребаю в охапку подушку, подпирая одну половину лица.       — Очень по-взрослому.       — Очень по-взрослому, — пародирую его голос и сильнее утыкаюсь в спальное бельё.       Люцифер тихо посмеивается и обходит кровать с другой стороны, чтобы видеть моё злобное личико.       — Повторяй за мной, — он изображает очень умное выражение лица, на что я улыбаюсь. — Ты...       — Ты...       — Идиот.       — Иди...Так, стоп.       Не сдерживаюсь в своих эмоциях и кидаю в дьявола его же подушку, которую он умело ловит руками, улыбаясь. Моё возмущение смешивается с неописуемой радостью и лёгкостью, а когда Люцифер умещается на второй половинке кровати и скрещивает руки за головой, то пустота заменяется умиротворённостью и спокойствием, правда колкое возбуждение всё ещё пылает на губах. Дьявол молча смотрит в потолок, а я в открытую рассматриваю его непринуждённое лицо и всё думаю о том, что сможем ли мы найти наш островок в огромном океане запретов, гордости и сложности в характерах и накроет ли нас когда-нибудь настоящее счастье родственных душ.       — Что ты сделаешь с Зепаром? — в первый раз мне не нравится наше долгое и затянувшееся молчание.       — Всего лишь разукрашу ему лицо, — хмыкает. — Художнику вроде тебя очень даже понравится.       Уголки моих губ непроизвольно поднимаются вверх.       — Он что-то затевает против тебя.       — Я знаю.       Холодок тревоги и ужаса бесстыдно скользит под одеяло и нахально бежит по обнажённым ногам, отчего тело покрывается противными мурашками. Моё волнение чувствует и Люцифер, который без лишних слов протягивает руку к моей правой ладони и притягивает её к себе, вкушая взглядом заметную полосу от пореза. Ещё одного, такого тонкого и бежевого, его. Подушечками пальцев гладит по длине шрама и думает о чём-то своём, далёком и мне непонятном, не сводя глаз с ладони. Я просто наслаждаюсь его прикосновениями, его теплом и запахом цитруса, который уже никогда не выветрить из моих.       Мы снова молчим долго. И в тишине этой хочется раствориться, либо спрятаться от нового утра с его солнечными лучами, слепящими глаза.       — Я отбросил мысли о родственной душе пару веков назад, когда уже совсем отчаялся в её поисках и существовании. Где-то таил в себе надежду, что может быть, когда-нибудь мне повезёт с ней столкнуться, но встреча не наступала и я забывался в своих обязанностях день за днём. В моём сердце жила вера в любовь, потому что я видел эту любовь в глазах своего отца, когда тот смотрел на неё так желанно, нежно и совсем не по-демонически. Она была для него всем: воздухом, теплом, силой, душой и жизнью. Их любовь была красивой и особенной, но ничего не вечно, к сожалению.       Люцифер говорит о своей матери с лёгкой, болезненной улыбкой на губах, а у меня сердце кровью обливается, стоит дьяволу приоткрыть мне массивную дверь своего прошлого, которым он сейчас делится со мной, всё ещё поглаживая кожу моей ладони. Так нежно и бережно.       — После её кончины всё изменилось и любовь превратилась в пепел, а вера в неё надломилась, ведь за приобретением всегда следует потеря, это лишь вопрос времени и я тебе об этом говорил в ту звёздную ночь, — Люцифер смотрит на меня с каплей тоски в глазах. — Тогда я сломался и собирал себя по частям, поднимался с колен и вставал сломанными ногами на землю, когда вся горечь утраты отца обрушилась на меня. Было больно, но чувство неполноценности куда больнее.       Мне казалось, что во мне уже не осталось слёз, но вот снова обзор Люцифера передо мной мылится и я едва сдерживаю порыв разреветься, потому что нервы уже расшатались до предела и мне нужны новые, иначе не выдержу. Я столько при земной жизни не плакала, сколько за один месяц здесь.       — Потом я устал верить в родственную душу и просто отключился. Выполнял поручения отца, ломал судьбы людей, получал удовольствие от жизни и ненавидел любые упоминания о связи. И всё шло спокойно, размеренно и повседневно, пока одна умная особа не решила умереть, — я недовольно закатываю глаза, на что он улыбается и продолжает: — Я тогда не понимал, почему один твой вид вызывал столько противоречивых и разных эмоций, когда я желал испытывать к тебе равнодушие. Твой порез не оставлял меня в покое, лиловые крылья всё время рябили перед глазами и я злился, потому что какая-то смертная девчонка смогла найти свою родственную душу, стоило ей только попасть на небеса, в то время как мне этого не удавалось долгими веками.       — Именно поэтому ты меня так возненавидел? — придвигаюсь чуть ближе.       — Я тебя не ненавижу, Уокер.       Красивое признание впитывается в каждую клеточку тела, распространяя по нему тепло, разогревая кровь. И слёзы прекращаются вместе с тяжёлыми всхлипами, словно их и никогда не было.       — Я просто, — томительно продолжает Люцифер. — Растерялся, когда увидел последствия оскорблений на твоём теле в тот день, — он издаёт нервный смешок. — В первый раз за столько веков я не знал, что мне нужно было делать и как правильно реагировать. Смешно, да? Сын Сатаны растерялся при виде родственной души, теперь можешь мне угрожать этим.       Дьявол намеренно отшучивается, а за красивой усмешкой скрывается несвойственное ему волнение, даже малая неловкость от откровенного разговора. И не в силах терпеть больше мизерное расстояние между нами, я немного скованно пододвигаюсь ещё ближе и утыкаюсь лицом в его плечо, чувствуя, как сон стремительно наступает и овладевает разумом.       — Привязанность - это слабость, но знаешь, — Люцифер подносит тыльную сторону моей ладони к своим губам и целует линию пореза. — Если привязанность может сделать дьявола счастливым, то я бы хотел стать привязанным.       Мужчина отпускает мою руку, приподнимается на локтях, лишая меня тёплой части его тела и хитро поглядывает на меня, а мне слишком сильно хочется убрать его чёлку с лица, такую неряшливую и растрёпанную, из-за чего мило улыбаюсь.       — Спи давай, — щёлкает меня по носу и я морщусь от неприятного ощущения.       Но неприятность сменяется испугом и солёной грустью, потому что где-то в кустах меня уже поджидает змея, выжидая момент для укуса. И теперь моё волнение не мог не почувствовать дьявол, который сразу озадаченно хмурится, склоняя голову в бок, чтобы заглянуть в мои глаза.       — Что не так?       — Мне страшно засыпать, — прикрываю сторону лица волосами и нервно облизываю пересохшие губы, а Люцифер всё и без лишних объяснений понимает.       Потому снова укладывается рядом, притягивает к себе за талию и умещает подбородок на мою макушку, нежно поглаживая поясницу. "Люцифер" и "нежный", казалось бы, понятия несовместимые, ужасные антонимы, но нет. Даже дьявол может быть ласковым. Свет всё же есть и в нём.       — Ладно, — на выдохе произносит он. — Так уж и быть, побуду немного твоим рыцарем и героически буду охранять твой сон. А по поводу Зепара: он больше не тронет тебя. Не посмеет.       И слова больше не нужны.

***

      В первый раз за долгое время красочные рисунки сна не вырисовывались в моей голове яркими и болезненными цветами, а нападки демона не настигли меня вместе со змеиными укусами яда, к которым я трусливо была готова, когда погружалась в царство Морфея. Моя голова чиста, как белоснежный лист бумаги и все плохие воспоминания потеряли свою важность, потому что последний разговор с Люцифером перекрывал их плотной завесой.       За окном раздавались утренние трели птиц и сладко потянувшись на месте, я приоткрываю глаза, а моему помутнённому взору предстаёт то, чего я совершенно не ожидала здесь увидеть.       Белый пион, сплетённый алой лентой.       Лежит на примятой стороне Люцифера и благоухает моим любимым сладким ароматом. Свежие капельки воды блестят на зелёном стебле при солнечных лучах, которые сегодня мне кажутся уже и не такими ненавистными, а крупный бутон так и манит, шепчет к нему прикоснуться подушечками пальцев, чтобы аккуратно провести по тонким лепесткам.       Самого дьявола в комнате не наблюдается и лишь легкий шлейф его парфюма даёт понять, что из спальни мужчина вышел не так давно. Оставаться в его комнате и скажу больше: ночевать, пусть и без пошлого смысла — было опасно, потому что учителям может прийти гениальная мысль провести утренний обход, который обычно проходит перед выходными, чтобы заприметить запрещённые предметы и отыскать новых нарушителей священного закона. Мне следует сейчас без всяких раздумий покинуть обитель сына Сатаны, в которой я снова провела ночь, но я продолжаю сидеть на кровати, бережно держать в руках пион и вдыхать его цветочный запах.       В моих руках сейчас находится прощение Люцифера.       Написанное нежными лепестками пиона и подчёркнутое алой нитью.       Он простил меня и извинился в ответ, а я не могу не принять его извинение, пусть и не словесное, но такое же искреннее и важное. Не станет же наследник Ада просто так спускаться на Землю за одним пионом, ведь так? И от возникших мыслей крылья счастливо трепещут, а улыбка расцветает сама по себе.       Но находиться здесь с каждой минутой становится тревожнее, потому что проблемы в виде строгого выговора и последующего за ним наказания — были не нужны. Бегло посмотрев в отражение зеркала я посмеиваюсь над своим нелепым видом и уже успела прокрутить в голове момент, как я выбегаю из комнаты главного сердцееда школы в одной мятой футболке, мягких тапочках, которые где-то валялись здесь, и растрёпанными волосами. Зато с одним пионом в руках и светлой улыбкой.       И вот когда я собираюсь с уверенностью, открываю дверь и шагаю вперёд, то к моей неожиданности, я вижу перед собой Люцифера и незнакомого мне дьявола с Ости, которые стояли позади него и о чём-то увлечённо спорили. Не успеваю забежать обратно внутрь комнаты, как тот самый незнакомец поворачивает в мою сторону лицо и удивлённо поднимает брови, ядовито улыбаясь.       — Люцифер, ты что, спишь с Непризнанными?       Отлично, теперь на меня в изумлении смотрит и демоница, а Люцифер вообще, одним лишь пылающим взглядом зажелал сжечь на месте. Омерзительный тип насмешливо потешается над ним, не боясь его реакции, а девушка грубо пихает собеседника плечом, чтобы закрыл рот.       — И как тебе эта убогая? — светловолосый дьявол отворачивается от Ости и скользит по мне непристойным взглядом, пошло облизываясь.       — Полегче с оскорблениями, Волтер, — Люцифер обнажает всю свою надменность. — А то ещё окажется твоей родственной душой.       На эту издевательскую, такую наплевательскую фразу, полную цинизма и отстранённости, незнакомый мне дьявол отвечает хриплым смехом и что-то подтвреждает Ости, лицо которой медленно приобретает недовольное выражение, когда она глядит на Люцифера. Прикусывает губу и затем шикает на блондина, а я в неверии смотрю на сына Сатаны и ранняя улыбка нежности заменяется нездоровым весельем. И вся завеса прошедшей ночи спадает к нашим ногам, пачкаясь в пыли школьного коридора. Жаль, что пионы не имеют шипов, потому что я бы хотела сейчас расцарапать ими его красивое лицо, прокричать столько всего или просто отвесить звонкую пощёчину, очень сильную, но вместо этого выдаю гневное, тяжёлое:       — Конченный ублюдок.       Смех незнакомца резко прекращается, но смешинки в карих глазах сияют только ярче, неприятная улыбка становится ещё шире, потому что такое представление его очень сильно забавляет. Недовольство Ости мгновенно смеянется трепетным волнением, когда она смотрит сначала на меня, а затем на Люцифера, вид которого остаётся таким же непринуждённым и равнодушным.       Демоница крепко хватает блондина за локоть и бросает последнее:       — Пошли лучше ангелочков позлим.       И бегло кивнув мне, скрывается с парнем за угол коридора, когда меня Люцифер гневно толкает обратно в комнату и с громким звуком закрывает за нами дверь, тяжело дыша. Небрежно отпихивает багровым крылом к стене и не смотря на меня, ставит руки на подоконник, сгибается, сжимает ладони в кулаки до побеления костяшек, а до меня медленно доходит реальность происходящего. Весь грёбанный смысл.       Я его оскорбила.       Дьявол стоит ко мне спиной и его плечи двигаются в такт глубоким вздохам, выдохам через зубы. Так, словно он сейчас держит всю рвущуюся наружу боль в себе и не позволяет ей вылезти наружу. Его крылья очень заметно дрожат, а энергия приобретает ярко выраженный красный цвет, почти ослепляющий, приносящий душе сильный дискомфорт. Протяжное мычание вылетает из грудной клетки и я понимаю, что процесс родственной связи уже начался, когда Люцифер со всей ярости ударяет подоконник кулаком, сокрушая комнату разрушительным звуком.       Я спокойно прислоняюсь поясницей к стене и наблюдаю за состоянием демона. Раньше думала, что вид его боли принесёт мне огромное удовольствие, прекрасную улыбку на губах и вкус триумфальной победы, той самой, которую мне ещё не доводилось узнать. Почему-то была уверена в том, что мучения Люцифера окрылят меня, заставят потешно над ним смеяться и издеваться, но на самом-то деле, я ничего сейчас не испытываю, кроме желания забрать всю его боль себе. Потому что это адская боль, такая раздирающая и раскалённая, независимо от грубости оскорбления, разрезает его кожу.       — Блять, — Люцифер отталкивается от подоконника и с треском разрывает рубашку в клочья, отшвыривает её куда подальше и подходит к зеркалу.       Чернильные татуировки предстают во всём своём обличии, а его мускулы напрягаются до конца, вычерчивая каждый изгиб стройного, крепкого тела. И я невольно пробегаюсь по его обнажённому торсу глазами, усмехаясь внешней идеальности. С него можно писать картины и мастерить божественные статуи, чтобы вкушать в себя людское восхищение, но сейчас он стоит в нескольких шагах от меня и рассматривает глубокий порез чуть ниже левой груди. И у меня от вида его раны сбивается дыхание, а когда мужчина с рёвом опрокидывает кресло, чтобы излить свою боль вперемешку со злостью, то я сильнее вжимаюсь в стену, мечтая в ней раствориться. Просто исчезнуть. Люцифер разбивает журнальный столик и его осколки рассекают руку, которая заживёт быстро, в отличие от места первого пореза. Мне остаётся только смотреть и ощущать подступающую связь между нами, крепко сцепляющую собой. Он взмахивает крыльями и все книги, стоящие на полках, с глухим шлепком приземляются на пол, а я решаюсь на самоубийство и медленно подхожу к нему. Дотрагиваюсь ладонями до его скул и поворачиваю лицо к себе, чтобы заглянуть в глаза, но лишь слышу разозлённое:       — Убери руки.       Игнорирую грубые слова и ласкового поглаживаю по щекам, спускаясь к шее и просто стараюсь своими прикосновениями отвлечь Люцифера от боли, понимая, что это невозможно.       — Уокер, я серьезно. Руки убери, — отцепляет мои ладони от себя и уходит в душевую комнату.       Следую за ним, смотрю на то, как Люцифер заходит в душевую кабинку прямо в своих джинсах и включает воду, чтобы забыться в спасительных каплях воды, но вода не помогает и дьявол гортанно рычит, сдерживаясь в крике. А я просто снимаю с себя футболку, оставаясь в одном нижнем белье и аккуратно встаю перед ним, прикрывая дверцу кабинки за собой. Горячая вода приятно обжигает сухую кожу, а мой взгляд сосредотачивается на порезе, оставленном мной. И я улыбаюсь непонятно чему.       Люцифер не двигается, только очень тяжело дышит, шипит, а я приксаюсь ладонями к его животу и веду их вверх, задевая каждый кубик пресса и каждый проступающий мускул. Закусываю губу, рукой накрываю кровоточащий порез, больной, длинный, глубокий, но снова такой идеальный, ровный и слышу недовольный выдох. Завороженно наблюдаю, как вода смывает с его тела капли крови и увожу ладонь в сторону, чтобы прислониться к груди губами, стараясь не задеть центр пореза. Огненная волна накрывает обоих с головой и Люцифер от нахлынувших чувств сжимает мою талию, и я чуть-чуть морщусь, потому что следы его пальцев точно останутся на коже.       Его следы и его порезы.       Соединяет наши лбы, жмурится, пока я руками поднимаюсь к его лицу и поглаживаю скулы, губы, подбородок, чтобы хоть как-нибудь успокоить завершающую связь, которая начинает дурманить и распалять чувства обоих сильнее. Целую в уголок его губы, прикрываю глаза и сливаюсь в его энергии, так интимно и горячо, а порез ниже ребра снова начинает покалывать и напоминать и о себе. Сердце стучит бешено, колотится, и вырывается из груди, а крылья тяжелеют из-за впитавшейся в них влаги и тянутся к полу. Мне хочется сильно кричать, потому что теперь мы связаны навсегда.       Люцифер резко подхватывает меня под ягодицы, прислоняет поясницей к студёной плитке и целует жадно, со всей пылкостью, а я обвиваю его бёдра ногами и руками окольцовываю шею, ближе прижимая к себе. До нереальной невозможности ближе.       Отвечаю так же страстно, влажно и со всем напором, а когда случайно задеваю кран душа и переключаю горячую воду на холодную, то быстро отстраняюсь и выдыхаю, потому что ледяные капли больно ударяют обоих по разгорячённым телам. Ловлю губами воздух вместе с водой и снова погружаюсь в поцелуй, теперь уже прохладный, отрезвляющий, но не менее страстный и желанный, такой правильный, очень нужный. Дьявол руками прижимает меня кепче к себе и пытается абстрагироваться от разрезающей в груди боли, но ничего не получается и он вымученно прислоняется макушкой к моим ключицам. Издаёт протяжный вой, слишком чувственный, очень тяжёлый, и я всхлипываю, потому что ощущаю на себе частичку его огромной, всепоглощающей муки. Обнимаю за шею, целую в мокрую голову и плачу, снова плачу, ведь следующая фраза убивает во мне всё живое. — Как же долго я тебя ждал.