Rousseau — Nuvole Bianche
Я похоронила прошлую Вики Уокер в печальном звучании созданной мною композиции, переигрывая и переигрывая, местами добавляя подавленности, медленно перетекающей в окрылённость, предвкушение и последующее освобождение от сковывающих крылья цепей. И «новая я» мелодично рождалась под звонкие аккорды, с блаженством летая по тональности, усиливая скорость игры к середине и вновь успокаиваясь под конец. Мои пальцы беспрерывно танцевали по инструментальным клавишам, не в силах остановиться на паузу, а тот необходимый отклик, который я отчаянно пыталась найти, наконец-то прострелил стучащее в возбуждении сердце. Я нашла себя. Но, как оказалось позже, совсем не до конца. Мысли о Люцифере всё реже и реже посещали меня, а хрупких, таких обманных надежд на то, что несмотря на разверзнувшийся под нашими ногами огромный ров, я всё-таки смогу быть его правильной родственной душой, не осталось. Я не могла вести себя, как прежде, не могла дать ему то, что когда-то могла дать прошлая Вики. А узнав демона заново, я бы сделала только больнее. Поэтому я решила отпустить и эту часть затуманенного прошлого. Отпустить «нас». — Назвала бы тебя эгоисткой, если бы для демона данное слово считалось оскорблением, — Мими несогласно нахмурилась, сделав вид, что возникшая ситуация её никак не трогала, но я-то видела: трогала, и очень сильно. — Не хочу принимать такой исход, сладкая, но, как я уже говорила ранее, я по умолчанию на твоей стороне, — она с печалью покосилась на пёструю ракушку с пятнышками, источающую морскую атмосферу, а я проследила за её взглядом, испытывая осадок вины за то, что не могу рискнуть попробовать всё вновь. — И если это связь, которая изначально была предрешена на разрыв, то, Шепфа мне свидетель, зачем тогда вообще верить в любовь? — Всем нужно во что-то верить, — я взяла ракушку в ладони, немного повертела, рассматривая со всех сторон, и прислонила к уху, вслушиваясь в дыхание моря. — Но, к сожалению, не каждая любовь способна преодолеть преграды, — и, заткнув в себе порыв предаться слёзной печали, я отдала предмет памяти в руки Мими. — Убери её. — Возможно, если бы ты предприняла попытку... — То всё бы разрушила. Мой настрой носил стальной характер. Но характер Люцифера был ещё стальнее. Утром, только открыв заспанные глаза, я увидела бутон белого пиона с длинным стеблем и аккуратно обмотанной вокруг него алой лентой, к концу которой крепилась крохотная записка, несущая невинное, но рассекречивающее послание: «Пион — твой любимый цветок». Он лежал на спальной подушке с очаровательно раскрытыми белоснежными лепестками, словно зовущими прикоснуться к ним, провести подушечками пальцев, и благоухал тонким, сладковатым ароматом, щекочущим нос. Тугой комок неприятно подкатил к горлу, а дыхание перехватило, когда красивая, извилистая буква «Л» обнажила имя таинственного отправителя, завершая миниатюрное сообщение. Я не знаю, сколько секунд, минут, а может и часов всматривалась в чернильные зигзаги мужского почерка, перечитывая и перечитывая по бесконечному кругу написанное предложение. И не знаю, как долго перематывала в голове тембр бархатного голоса, воспроизводя в памяти наш единственный недоразговор. Мой стальной настрой надломился. — А вот Люцифер отпускать тебя не собирается, — горделиво прошептала проснувшаяся Мими. Я искала его везде. Глазами. Ждущими, взволнованными и жадными глазами, в безнадёжной попытке отыскать очертания статного образа. Если раньше мне не было никакого дела до присутствия сына Сатаны, то сейчас я засматривалась на чужие алые крылья, провожала взглядом темноволосых демонов, с досадой и огорчением понимая, что это не он. И, планируя отпустить наше прошлое, планируя отвязать от себя собственного предначертанного, я всегда, всегда в глубине души обманывала себя, ведь с придыханием ожидала новое послание от таинственного отправителя на букву «Л», вызывающее предательскую улыбку на губах. Меня коробило от непонятно чего, я испытывала головокружительную нервозность, и мои мысли против воли возвращались обратно к Люциферу, к его подсказкам о прошлой Вики, и, конечно, к утренним сообщениям. «Синий подчёркивает твои глаза», — гласила новая записка, прицепленная к подарочной коробке, внутри которой я обнаружила шёлковый шарф, ласкающий нежным прикосновением ладонь. А вместе с шарфом выпала и вторая записка, написанная в спешке, но так самодовольно: «Это могло быть нижнее бельё, но ты взяла и забыла меня». — А ты надеешься, что вспомню, — с горечью поджала губы, но всё-таки надела на себя красивый аксессуар. Надломленный настрой продолжал давать трещины. Мне не удавалось найти демона ни на территории учебного заведения, ни на территории адских земель, и даже в собственной комнате я не могла застать незаконное проникновение в женскую обитель, только потом открыв для себя новость, что все записки с подарками появлялись в помещении магическим образом. И я даже рассердилась. Чуть-чуть. На себя. За то, что ожидала его прихода, хотя совсем недавно хотела покончить с «нами». И, таким образом, я медлила. Откладывала неизбежное подальше и прятала удручающие мысли за улыбкой. Даже на расстоянии. Даже с моим рвением отвязать себя. Люцифер не позволял мне забывать о нём. Не позволял разрывать нашу связь. — Из художника в писателя, а из писателя в музыканта, — подтрунивала надо мной Ости, пока посмеивающаяся Мими разливала по бокалам земной мартини, потому что ещё немного, и её пряный чай будет нам обеим сниться. Подруги, заметив мою отрешённость, с понимающей улыбкой вышли на балкон, весело разговаривая о своём, а я гелевой ручкой размашисто выводила буквы на листке личного дневника, разделяя с бумагой все терзания на букву «Л». Засмотрелась на свежий цветок пиона, бережно поставленный в вазу, и написала перед сном личный вопрос:Как сделать правильный выбор?
Звёздной ночью мне чудилась незнакомая энергия с нотками цитруса и крепкого алкоголя. Мне мерещился шорох шагов и подхватываемый порывами ветра из окна шелест дневника, оставленного на столе в открытом состоянии. Мне снилось прикосновение к коротким волосам, — ласковое, но быстрое, чтобы не дать себя обнаружить. Я чувствовала тепло, поцеловавшее меня в лоб, а следом и горечь, пронзившую шрам первого пореза ниже ребра. Наутро ничего из перечисленного не ощущалось, а глупость про сон меня даже рассмешила, ведь небесным жителям сны не снятся, а внушение Зепара давно позади и никогда больше меня не настигнет. Настроение немного улучшилось, но, стоило мне пройти мимо рабочего стола и зацепиться взглядом за тот самый почерк, я окаменела. Ниже моего вопроса красным цветом горели буквы:Будь честна сама с собой.
Бабочки повылезали из своих сплетённых коконов и быстро-быстро, в суматохе запорхали в животе. И с того самого утра, я с верой на желанный ответ оставляла короткие надписи на листках, а сама выключала ночник, когда Мими крепко засыпала в обнимку с несколькими подушками, и принималась ожидать мужчину, нервозно скрещивая пальцы, чтобы точно пришёл. Только, к сожалению, всегда была бессильна перед властью и могуществом сна и в итоге устало прикрывала веки, забывая обо всём на свете. Лишь с первыми лучами уже осеннего солнца вскакивала с кровати, чтобы прочитать выведенные его рукой красивые слова, сверкающие красновато-золотым переливом на обычной, совсем не зачарованной бумаге дневника. Я въедалась неутомимыми глазами в искристые буквы и нежно проводила по ним пальцами, улавливая адское пекло. На ходу выдумывала различные рассказы, сочиняла стихотворения под накатившее вдохновение, с трепетом осознавая, что это Люцифер стал моим вдохновением. Стальной настрой переставал быть стальным. А трещины не спеша расползались по всей броне. Но я всё равно была не уверена. Не уверена в том, что новая я сможет его осчастливить. Потому и медлить мне больше было нельзя. — Ты можешь провести меня к Люциферу? — Мими от неожиданности выронила кисточку для туши, когда я громко открыла дверь в нашу уборную. — Из-за потери памяти я не знаю, где его комнаты. Ни в общежитии, ни в Аду. — В Аду он поставил барьер, — девушка наклонилась, чтобы поднять косметический предмет. — А в комнату общежития не возвращался со дня казни. Я сама с ним видеться перестала, потому что Люцифера просто невозможно нигде найти. Кто-то говорит, что Сатана наделил сына частичной властью для решения государственных вопросов, а кто-то лепечет, что он летает по мирам — на Землю и даже в Цитадель заявлялся. — Мне просто нужно проверить, ладно? Вдруг он окажется здесь, — Мими досадно выдохнула, кивая головой. — Я бы почувствовала его присутствие, но, если ты так спешишь обрубить концы ваших отношений, то хорошо. Но в её фразе не было ничего хорошего. Впрочем, как и ожидалось, на мой вежливый стук в дверь никто не отозвался. Но, не собираясь свыкаться с таким исходом событий, я от бессилия потянула за позолоченную ручку, с приятным удивлением обнаруживая, что вход в обитель зла был вовсе не заперт. Прогнать меня Люцифер всегда успеет, пусть и верилось мне в это с трудом, а желание поговорить стало необъятным: мы оба нуждались в разговоре. Только вот, прикрыв за собой дверь и с напряжением осмотревшись, я вынуждена была признать, что диалог сегодня точно не состоится. Разве что с разбросанной по комнате мебелью, частично поломанной от нехилых ударов, или с разбитыми осколками стекла, разлетевшимися по полу, как и книги вместе с потрёпанными бумажными свитками. В спальном помещении царил не то что беспорядок — безудержный хаос, осевший на поверхностях поломанных предметов. И, в который уже раз идя на поводу у зубоскалящего любопытства, я аккуратно, стараясь не касаться пальцами маленьких осколков, подняла с пола первый попавшийся под руку листок, прочитав вслух: — Земные способы по возвращению памяти: медицинское вмешательство, — пронеслась взглядом вниз по перечисленным названиям незнакомых, но, по-видимому, самых крупных больниц из разных стран. — Как восстановить память человека: симптомы и лечение амнезии, — я перевернула страницу обратной стороной. — Лекарства для улучшения памяти, магические средства для восстановления утраченных способностей и методы их развития, — ощущая пробежавшую по телу дрожь, я тихо присела на колени, игнорируя впившиеся в кожу стекло. Потянулась ладонью к ближайшему письму, сипло зачитав: — Заключение из Цитадели: ангельское вмешательство будет одобрено и станет возможно исключительно в случае несильно повреждённого сознания. В иной ситуации магия способна навредить потерпевшей сильнее, чем оказать помощь, — синяя печать подтверждала подлинность отправителя, а я с неверием откинула письмо обратно. И схватила дрожащими пальцами раскрытую на середине книгу с чёрной закладкой. — Тёмные ритуалы, сделки с прародителями, — что было обведено в овал, — и вековые амулеты, — а ниже написано его рукой в спешке: — Озеро Мученицы Амалиэль — защитницы слабых, нуждающихся и потерянных, чьи воды способны привести к исцелению. Находится на границе мира, — и вновь овал с вопросительным знаком. Мне стало дурно. Дурно от себя самой. Дурно так, что, выскочив из комнаты демона, я выбежала во двор, расправляя крылья. Мне хотелось унестись как можно дальше. Я взмыла вверх. Сильнее, громче, надрывнее порхая ввысь небосклона, неслась прямиком в неизвестность. Потому что, пока я решила начать жизнь без него, Люцифер всё это время искал способ вернуть мои воспоминания. — Он летал на Землю, — я нахожу Мими с Ади на крыше, когда устало приземляюсь на парапет. — Он спрашивал Цитадель о возможности вмешаться, — казалось, что остановить во мне бушующий словесный шторм было уже невозможно, как и ненависть к своей персоне. — Он даже искал место, которое может не существовать, в то время как я не решалась рискнуть узнать его заново и на полном серьёзе хотела положить конец всему, что могло между нами быть, — потянув себя за корни волос, я присела на корточки, разрываясь от ужаса и отвращения к той, в кого я со временем превратилась. — И он не убивал в себе надежду, которую я же на выдохе похоронила. Всегда верил. — Я ничего не знала о его намерениях, Вики, — девушка разжала мои сомкнутые в прядях пальцы и обхватила за поникшие плечи. — Только была в курсе насчёт Вальды. Это Люцифер приказал приставить её к тебе на период реабилитации, — она ласково погладила ладонью по макушке в успокаивающем жесте. — Пора сделать выбор. — Правильный выбор, чертёнок, — рыжик поднимает меня с корточек и крепко-крепко обнимает, качая в разные стороны, как малого ребёнка. — А чтобы прийти к правильному выбору, тебе следует быть... — Честной с собой, — заканчиваю за него. Больше я не получала ни пионов, ни новых посланий на утро. Но продолжала безумно ждать его прихода. Тянуло ли меня к нему? Ещё как. Поэтому отважилась пойти на риск, которого постоянно избегала. Написала на листе дневника обнадёживающее: «Хочу тебя увидеть». И на следующий день заторможенно прочитала ответ: «А я послушать, как ты играешь». Его намёк можно было считать предложением о встрече, да? Потому что я посчитала, как «да».Seafret — Be There
Мои чёрные крылья воодушевлённо хлопают в рьяном нетерпении — прямо как у маленькой птички — под моё стремительное хождение по помещению: из ванной комнаты обратно к гардеробу, и так по десять раз за пролетающую минуту. Сердце уже готово выскочить прямо сейчас из горла, ведь я так сильно переживаю о каждом потраченном на сборы в музыкальный зал миге, что не приведи Шепфа в миллионный раз потерять сознание. Кровь шумит в ушах, приливает к до этого бледным щекам, а в ногах пульсирует слабость, вызванная волнением. Перед уходом окидываю горящими глазами своё отражение, зацепляясь за голый участок шеи, и достаю из шкатулки драгоценностей кулон с сапфиром, чтобы надеть его на себя, впредь обещая никогда не снимать подарок. Свою композицию в зале я играю так, словно заново переживаю полгода моего морального застоя — сначала тихо, потом громко, взлетая по тональности вверх и опускаясь, складывая крылья вниз. Пальцы уверенно и выучено перемещаются по инструментальным клавишам фортепиано, но я всё равно испытываю их лёгкую дрожь, собранную на самых кончиках. Веки прикрыты, но я их раскрываю, как только плавную мелодию прерывает голос: — Красиво, — и у меня складывается впечатление, что мужчина имеет в виду совсем не музыку. Я останавливаюсь на фальшивой ноте. И на рваном выдохе оборачиваюсь назад — туда, где стоит Люцифер у входа. Время отнюдь не замедляется при пересечении наших взглядов, — его потух от тоски, а мой переливается предвкушением, — и земля под нашими ногами не трещит, не сходит в сумасшествии с места. Вокруг нас ничего не меняется, но, вытяни вперёд хоть что-нибудь, и оно воспламенится и сгорит под натиском двух сплетённых энергий. Люцифер, держа руки в карманах брюк, так и стоит, не нарушая моего личного пространства, а я на расстоянии чувствую натянутую между нами нить, такую крепкую, незримую, но правильную. И я первая подрываюсь со скамьи, нелепо ударившись бедром о клавиатуру, чем вызываю едва слышимый, тихий смешок демона, волнение которого отпечатывается и на моём шраме от пореза. Медленно, растеряв всю переполнявшую меня ранее уверенность от одного его появления, я сокращаю сантиметры, как будто меня намеренно тянут за обратный конец судьбоносной нити. — Привет? — между нами остаётся ровно шаг, который так и хочется нарушить. — Привет. — Привет, — и жмурюсь быстро, разразившись нервным смехом. — Извини, я немного волнуюсь. Не немного, а очень даже много. — Я тоже, — его улыбка так и желает растянуться на губах, а алый взор внимательно, по-демонически жадно пробегает по чертам моего просветлевшего лица, линии подстриженных волос, и дальше по всему телу. — Красивая, — повторяет шёпотом, словно не веря, что вообще видит меня перед собой. — Позволь мне на минуту. Он притягивает меня за руку резко, желанно, так необходимо близко к себе, заключая в самые прекрасные в мире объятия. Носом зарывается в короткие пряди, ладонями обхватывая талию лишь крепче. Вот так. Как нужно ему и как нужно мне. Сейчас. Завтра. И ещё очень много последующих завтра, проведённых рядом с ним. Только с ним. — Так важно чувствовать тебя, Уокер, — шёпот, граничащий со смертельным отчаянием, колет мою совесть. — Я такая ужасная, прости меня, — боясь отстраниться, пальцами сильнее вцепляюсь в ткань тёмной рубашки. — Хотела всё разрушить. Даже не думала попробовать второй раз. Боялась, что не почувствую того, что раньше испытывала к тебе, пока ты так старался вернуть мне память, так стремился не допустить уничтожения «нас». — Не думай об этом, у меня мало что получилось. — А у меня вообще ничего не получилось. Если только стать демоном для своей же родственной души — это успех. Ласковый, словно кошачье мурчание смех глухо вырывается из его груди, где набатом бьётся сердце. — Не волнуйся, ma lâche. Хуже меня ты никогда не станешь. Такой конкуренции я ни за что не потерплю, — Люцифер нежно выпутывается из тёплых объятий, хотя я по-прежнему ухватываюсь за него в спасении. — И что значит, ничего не получилось? А как же стрижка, которая должна была в корне изменить твою жизнь? — он обхватывает моё улыбающееся лицо большими ладонями, подушечкой пальца стирая скользнувшую вниз слезу. — Как ты после этого можешь смотреть на меня? — виноватый шёпот. — Мои глаза видят только тебя. Всегда. Так и смотрю, — улыбается, как же красиво он мне улыбается. — А я теперь играю на фортепиано. Меня Дино научил, — всхлипываю, когда он прислоняется своим лбом к моему. И снова смеётся. — О, как я соскучился по разговорам, в которых упоминается Дино, ты бы знала. Да ещё с такой хорошей стороны. — Он ангел. Ему по званию положено упоминаться с хорошей стороны. — Не то что ты, мой маленький бес, — издевается, танцуя на моей кричащей совести. — Заслужила, — прижимаю к себе крылья и на выдохе произношу: — Нам нужно серьёзно поговорить. — Нужно. — Есть место, которое может стать только нашим? — я приподнимаю голову вверх, заглядывая в хитрые глаза. — Есть место, которое уже наше. Телепортация занимает жалкое мгновение. И вот, перед нами величественно раскидывается размашистым полотном морской пейзаж, приветствующий знойным шумом вспенившихся у берега волн. Что-то неуловимое, быстрое, но больно ощущаемое вспыхивает в груди при виде тёмно-синего горизонта, при обонянии солёного запаха, и при криках летающих в небе проворных чаек, знаменуя своё важное присутствие. Мысли стараются хаотично собираться воедино, но руки словно по привычке уже снимают босоножки, а босые ноги кутаются в прохладный песок. Ветер разносит мелодию моря по всей длине пустынного пляжа. И я дышу свободой. — Не хотел, чтобы ты забывала свою любовь к морю, — Люцифер вздыхает так же, как и я. Свободно. Окрылённо. — Особенно к норвежскому морю, — на его словах я слабо мотаю головой в попытке увидеть информационный знак. — Кажется, у меня произошла любовь с первого взгляда, — заправляю волосы за уши и подхожу ближе к воде. — Кажется, меня только что переиграла громадная лужа. Мой смех подхватывает свистящий ветер, а меня саму подхватывает мужчина, заставляя ногами обвить его таз. — Почему ты сразу не признался мне? Почему сразу не сказал, кто ты? — руками окольцовываю шею Люцифера, прижимаясь грудью теснее к источнику вечного тепла. — Ты просто исчез, а я в тот момент неизбежно потерялась. — Не хотел оказывать давление: ты же тогда только-только очнулась. Да и после того, как ты меня не узнала, я сам неизбежно потерялся, — его подбородок покоится на моей макушке, его ладони обхватывают крепче мои бёдра, его ласковый, бархатный голос продолжает размеренно убаюкивать: — Ты имела право на выбор. На любой выбор, Вики. Имела право на свободу. И я дал тебе столько времени, чтобы ты смогла разобраться в себе. Но вместе с этим ты позволила себе решить всё за двоих, даже не посчитавшись с моими чувствами, тогда как я в первую очередь думал о твоих, — тугая лента вины опоясывает меня, и мне хочется провалиться ко всем чертям. — Я сильно тебя избаловал, ma lâche, — с усмешкой, без злости и ненависти, что вводит меня в ступор, в лёгкое несогласие. — У меня нет воспоминаний, Люцифер. Я не смогу ничего вспомнить, а увидеть их посмею ещё не скоро. По сути, я ничего о тебе не знаю и основываюсь лишь на связи родственных душ. Потому и боялась признаться себе. — Связь не рождает чувства, Вики, — он лицом наклоняется ко мне и щетинистой щекой проводит по моей, слабо царапая и щекоча. — Она их только усиливает. Если бы тебе было безразлично по-настоящему, то тебя бы здесь не было. Не было со мной, — кажется, что можно умереть только лишь из-за того, как он произносит эти слова. — Я сейчас даже не могу сказать, люблю ли я тебя. — Рвёшь сердце не руками, а словами, — улыбка прячется за поцелуем в похолодевшую щёку. — Один раз у меня получилось добиться твоей любви, получится и во второй, будь уверена, — ох уж этот лукавый смешок. — Справедливости ради, — я откидываю голову назад и пальцем поддеваю мужской подбородок, призывая усмехающегося демона посмотреть в мои глаза. — Теперь это я буду тебя добиваться. — Разве что добивать. Желание поцеловать улыбающегося нахала зудит под кожей, что я затем и без раздумий делаю — целую. Без неловкости, без осторожного прикосновения, а сразу быстро, жарко и с желанием, заражаясь мужской жадностью до перелитых краёв. Хочется так больше, хочется ещё быть ближе, хочется, чтоб навсегда. И, прислонив ладони по обеим сторонам его скул, я с пылом позволяю ему раздвинуть мои губы, проникнуть языком и высосать из меня если не изувеченную душу, то всю жизнь. Его пальцы больнее впиваются в ягодицы, его губы творят что-то неземное, невероятное с моими. Как можно было забыть это? И как здесь не предаваться слезам, когда он осыпает поцелуями шею, задевая цепочку кулона? Как не молить его о прощении за свою глупость, когда Люцифер так чувственно сцеловывает дорожки моей печали, скатывающиеся маленькими ручейками по разрумяненным щекам? — Моя идеальная, — произносит на выдохе демон, прикрыв потемневшие глаза. — Созданная для меня. Слова — сладкий яд. Самый быстрый наркотик, проникающий под кожу и вырабатывающий зависимость. — Покажи мне твой первый порез, — губы горят, но снова целуют напористо, влажно. — Хочу увидеть. Люцифер кивает, опускает меня на песок, и я вздрагиваю, стоит морской воде соприкоснуться с босыми ступнями. — Ты назвала меня конченным ублюдком, — озорно подмигивает, а затем принимается расстёгивать рубашку. — Ты так гордо это произнёс, что соблазняешь меня повторить когда-то сказанное. — Давай обойдёмся без кровопролития, ma lâche. Ткань одежды с шорохом слетает на песок, а я в это время вглядываюсь в бежевую полосу пореза чуть ниже левой груди. Подушечками пальцев невесомо касаюсь увечья, с улыбкой впитывая его переменчивое настроение своим же шрамом, призывно горящим у ребра. Прислоняюсь к коже губами, нежно целуя порез, и вновь обнимаю, ощущая крепкие мускулы его тела, как и руки, мгновенно обвившие меня в ответ. Жаль, невозможно поставить данный момент на долгую паузу, жаль, что мне ещё долго будет не вспомнить наше прошлое. Жаль, что так вышло. — Ты источаешь золотой свет, — прикусываю губу и дотягиваюсь своим носом до его. — Наконец-то вижу ауры. — У тебя не получалось? — Нет. Думаю, это из-за пустоты в душе, — его палец вырисовывает узоры на талии, пока губы целуют за ухом. — Из-за того, что я была неполноценной. В любом случае, ауры прошлого мне тоже не сразу удастся призвать. — Побуду твоим сенсеем ещё раз, — и я вновь смеюсь, поддаваясь демоническим ласкам. — Что будет дальше, Люцифер? Мужчина срывает с моих губ очередной поцелуй. — А дальше будут новые воспоминания. И будет наша вечность. — Я не хочу вечность, — кусаю за губу, чем вызываю его ухмылку. — Хочу больше вечности. Во всех следующих жизнях. Во всех существующих мирах, — в его глазах вспыхивает одобрительный огонёк, мгновенно потухший в покрасневшем мареве. — Значит, так и будет, ma lâche. — И больше никаких порезов. — Никаких порезов.И, превращая каплю крови в нить судьбы, Творец тогда отнюдь не сомневался. Он знал: у демона отныне и навек Появится благословенный человек. И созданный союз простым совсем не будет, Творец и это знал — их путь принятия тернист. Пока душа Непризнанной желать разрыва станет, Душа заблудшего продолжит верно ждать. Создатель сто ходов продумал наперёд, И он по-прежнему ни в ком не сомневался. Любовь? Конечно, она есть. И будет долго. Так долго, сколько длится вечность на двоих.