Проклятие Дома Борсоди

Эвальд плюнул на мостовую алым пятном и, сгорбившись, сел. Фольгер, благоразумно не сопротивлявшийся выдворению и сохранивший тело в целости, подошёл к нему. – Самое время смеяться надо мной, пацан. Давай, начинай, – сказал Эвальд. – Не собираюсь я над вами смеяться. Хотел только уточнить: дома у нас теперь тоже нет, так? Эвальд кивнул и потянулся за бутылкой, но мальчик поднял её быстрее. Он посмотрел на мужчину с пренебрежением. – Нет! – сказал Фольгер, – Я не собираюсь из-за ваших привычек снова жить на улице! Мне хватило недели. А бутылку можно обменять на ужин или ночь на постоялом дворе. – Будешь учить меня жизни изгнанника? Ты? Меня? П… м-м-м… Вали отсюда, пацан, давай, давай. Эвальд резко встал и выхватил бутылку. Резкая боль в районе печени и под рёбрами заставила его согнуться. – Я не выживу здесь один! Нищие ненавидят меня, называют господским сынком! Не берут к себе, а если что найду – отбирают! – Иди мамочке пожалуйся. Она уже должна была вернуться к работе. Фольгер сжал кулаки. Уши его запылали алым, но он справился с собой. – Знаете, я забуду то, что вы мне сказали. И то, что сейчас, и то, что раньше. Из жалости. Но если вы ещё раз позволите себе оскорбить меня или моих родителей, я не буду терпеть. Эвальд, всё ещё согнутый, картинно похлопал. – Отлично сказано! Как в книжонке про сказочных рыцарей. А теперь вали нахер. Эвальд повернулся и ушёл в ближайшие калиновые кусты. Фольгер услышал, как его вырвало, как он откупорил бутылку, прополоскал рот вином, выплюнул его. Несколько минут стояла тишина. Потом мальчик раздвинул ветви и увидел, что Борсоди спит. *** Эвальд проспал всю ночь и весь день. Организм изо всех сил пытался восстановиться, но суток для этого оказалось слишком мало. Все мышцы ныли, кожа под рваным кафтаном чесалась. Когда резкая боль пронзила левый бок, Эвальд даже не сразу понял, что его пнули. Он перевернулся на спину и открыл глаза. Перед ним стоял Фольгер, держа в руках пшеничную лепёшку. – Ты что делаешь? – Бужу тебя. Иначе не получалось, – уверенно заявил мальчик. – Когда это мы перешли на ты? Я тебе что, попрошайка рыночный? – Хуже. Попрошайки не посылают сам знаешь куда, когда зовёшь их утром искать еду. Эвальд вспомнил, что происходило вчера и в промежутках беспокойного сна. – Где… где, чёрт возьми, бутылка, паршивец? – Я её продал. Скажите спасибо лучше. Она была откупоренная, я думал, вообще её никто не возьмёт. Но повезло. На, держи. Он протянул Эвальду лепёшку. Тот, поморщившись, взял. – С чего вдруг такая щедрость? – Ну, я понял, что есть два типа людей. Одни считают, что каждый сам за себя при любых обстоятельствах. Другие же иногда помогают, если и им помочь тоже… – Других ты просто плохо знаешь. Никому нельзя доверять. Никому не стоит оказывать помощь, и самому ни от кого её лучше не принимать. – Тогда гони лепёшку назад. – Ещё чего. Ты, между прочим, неделю занимал спальное место моего слуги, ничего не при этом не делая. Так что ты мне должен. Эвальд стал есть лепёшку. Да, философия у Фольгера поверхностная. Жизнь его ещё многому научит, и уроки эти наверняка будут болезненными. После этого, с позволения сказать, ужина, Борсоди отправился за город, чтобы поискать для себя лечебных трав. Фольгер поплёлся за ним. Отвязаться от него Эвальд больше не пытался: решил, что если просто не обращать внимания на мальчишку, он уйдёт сам. Вскоре они вышли на широкий луг. Фольгер выяснил, что Эвальд надеется отыскать ласточкину траву, которая выглядит как цветок с сине-розовыми бутонами. Они разбрелись по лугу. Солнце уже смягчило свой свет, и небо окрасилось в оранжевые тона. Весна наступила в этом году раньше срока, и трава успела вырасти уже в половину человеческого роста. Эвальд раздвигал осоку в поисках заветных цветков, как вдруг уловил впереди какое-то движение. Мелькнуло нечто, похожее на зайца, не успевшего сменить светлую зимнюю шубку с белым подпушком. Оружия у Борсоди не было, но его это не смущало: когда он только оказался на улице, обнаружил у себя талант ловить полёвок, шиншилл и зайцев прямо руками, безо всяких силков. Он зорко высматривал их в полях и молниеносно хватал. За эту способность даже получил особое прозвище. Эвальд нашёл взглядом белое пятнышко и стал осторожно подбираться ближе. Когда до цели оставалось всего пару метров, он бесшумно раздвинул траву. Это оказался не заяц. За зимнюю шёрстку он издалека принял пепельные волосы девушки, сидящей к нему спиной и выкапывающей волкобой. Словно что-то почувствовав, она обернулась. – Анзу?! – узнала девушка Эвальда. – Фалька?! Оба рассмеялись и обнялись, похлопав друг друга по спине. – До сих пор зайцев ловишь? – Снова. Я бы сказал снова. А ты, я смотрю, поменяла стиль? И где твои товарищи – не разозлятся опять, когда увидят нас вместе? Девушка погрустнела. – Они все погибли. Давно, – она выдержала паузу, – Но я за них отомстила. А ты? Всё такой же одиночка? – Как видишь. – Вижу, что вид у тебя потрёпанный! Деньги-то есть? – Я хотел поймать зайца… – Понятно. Значит, сегодня я угощаю. Тут в траве рядом показался Фольгер. В руках у него были разные синие и розовые цветки – пролески, примулы, хохлатки – и ни одной ласточкиной травы. Девушка вопросительно посмотрела на него. – Он со мной, – со вздохом сказал Эвальд, – прибился по дороге. *** В «Алхимии» было весело. За столиками кучковалась пьяная молодёжь, переходя от неприличных шуток к философским спорам и обратно. Пахло пивом и жареным луком. Девушка выбрала столик напротив корчмаря. Подали гречку со свининой и квашеную капусту. Все были голодны, а потому ели быстро и с удовольствием. А когда дочка хозяина поставила каждому по кружке пива, завязался оживлённый разговор. – Так, говоришь, ты теперь убиваешь чудовищ за деньги? Как ведьмак? – спросил Эвальд. – Я и есть ведьмак. Точнее, ведьмачка. – Всегда удивлялся, отчего такая красивая девушка выбрала жизнь с мечом в руках. – Скажешь тоже! У меня же шрам! – Где? – Вот же, на щеке. Не замечал, что ли? – Замечал. Просто не обращал внимания. Вспомнил только, когда ты сказала. – Ну даёшь. Кстати, а ты теперь чем занимаешься? – Я, можно сказать, начинаю жизнь с чистого листа. Думаю, что делать дальше. Детишек-сироток вот спасаю, – Эвальд покосился на сидящего слева Фольгера. Тот, отчего-то особо румяный, намёка не оценил. – Мне почти шестнадцать, – неубедительно соврал мальчишка, – и это я тебя спас! Эвальд засмеялся, девушка присоединилась к нему. Оскорблённый, Фольгер отодвинулся в угол и стал перебирать цветы. Борсоди смотрел на девушку: всё такая же худая, в белой блузе с корсетом, с ремнём от мечей на плече. Такая же весёлая. Ему вдруг стало печально. – Ночь уже, нам, наверное, пора идти, – сказал он. – И куда вы собрались без единой кроны? – возразила девушка, – оставайтесь тут, у меня. Попросим ещё два матраса. Мне много заплатили за последнюю эндриагу. Эвальд молча боролся и с гордостью, и с желанием не ночевать снова в кустах. – Даже не думай, всё потом вернёшь, когда заработаешь, – девушка вновь хлопнула его по спине. В этот раз приободряющий хлопок пришёлся в неудачное место. Хотя у Эвальда сейчас, в общем-то, удачных и не было. – О-о-о… Пойдём-ка, надо тебя осмотреть, – тут она повернулась к мальчику, – Эй, и ты тоже, пойдём, хватит дуться! Фольгер послушно встал. *** Комнатка, в которой остановилась девушка, была совсем небольшой: одна кровать, один столик и один старый стул. Два матраса, принесённые хозяином постоялого двора, заняли почти весь пол. – Садись на стул, взрослый дядя, – пошутила девушка, глядя на Фольгера, – а ты, Анзу, снимай рубашку и давай вот сюда, на край. Эвальд повиновался. Тело его напоминало пломбир, в который добавили чересчур много вишнёвой начинки. Девушка обмакнула тряпку в блюдце с каким-то травяным настоем и стала смазывать гематомы на спине. – Больно? – Нет, пустяки. – Кто это тебя так? – Это долгая история. – Я не тороплюсь. – Помнишь, в нашу первую встречу я говорил, что хочу вернуть то, что у меня отняли? Так вот, я вернул. Получил дом и дело, завещанное отцом. Но меня предали и снова всё забрали. Теперь навсегда. – И что, ничего нельзя сделать? – Я не знаю. Против закона помог бы меч, против меча – закон. А против того и другого сразу я средства не знаю. Да и возвращать мне, наверное, уже нечего. – Это печально. Но ты же тот самый Анзу. Огромный орёл, способный разрезать небо… Поворачивайся лицом. – Сейчас я даже не уверен, что сумею поймать зайца. – Я уверена, что тебе не стоит отчаиваться. Ты всё тот же. Можешь мне поверить. Эвальд заглянул в её зелёные глаза. Она не отводила взгляд. – Верю. Тут Фольгер, всё это время обиженно молчавший, громко фыркнул. – Чего ещё? – недобро спросил Борсоди. Лицо его впервые действительно выражало желание, чтобы мальчик ушёл. – А как же твои слова о том, что никому нельзя доверять? Учил меня, а теперь сам распустился, как павлинья задница. Девушка прыснула. – Давайте спать, – предложила она, – пока вы не вспомнили ещё чьи-нибудь задницы. Никто не спорил.