Проклятие Дома Борсоди

Цири и Эвальд вернулись в Оксенфурт, когда закончилась гроза. Они не обсуждали то, что случилось – это казалось таким естественным и само собой разумеющимся, будто они были вместе с той самой первой встречи в корчме. Во всяком случае, оба так чувствовали, и обоим было хорошо на душе. В комнату на постоялом дворе они вернулись уже под вечер. Фольгер ждал их – перевязанный и гордый. «Так, ничего серьёзного, – сказал он, отвечая на вопрос о замотанном плече, – Помогал защищать корчму». От ужина он отказался, а Цири и Эвальд заехали перекусить по дороге, поэтому все трое сразу легли спать. Этой ночью Эвальд уснул почти сразу. Прошедший день принёс ему облегчение, потому что ответил хотя бы на часть мучавших вопросов. Несмотря на то, что Эвальд назвал своё настоящее имя Цири, он уже точно знал, что в душе он Анзу. Был им и им останется. Эвальд Борсоди, богач и владелец аукционного дома, был лишь мечтой, которой не суждено сбыться. По сути, он даже не успел привыкнуть к этому образу. Лишь примерил его, как шитый золотой кафтан, и вновь снял, вернувшись к родному кожаному камзолу. Он Анзу. Тот, кто ловит кроликов голыми руками. Тот, кто может целую ночь простоять под дождём, не сходя с места. И возвращаться к этой роли после времени баснословного богатства и привилегий было на удивление легко и приятно. В конце концов, он хотел вернуть себе не столько деньги, сколько имя. Эвальд заснул и спал крепко и без сновидений. В полночь этой же ночи девушку разбудил Фольгер. – Фалька, проснись! Фалька! – шептал он. – Что случилось? – Пойдём, мне нужно тебе кое-что показать! Цири оделась и пошла за мальчиком, ступая осторожно, чтобы не разбудить Эвальда. Они спустились вниз, в корчму. Там был накрыт центральный столик: стояли свечи, бутылка с красным вином, на большом блюде лежала буженина с соленьями и ещё какой-то зелёный салат. Никого не было, кроме хозяина, но и тот, усмехнувшись и похлопав мальчишку по плечу, сразу удалился к себе. Фольгер деловито отодвинул стул и предложил Цири присесть. Та, сообразив, в чём дело, решила не обижать его и села. Он налил вина себе и ей. – А тебе плохо не будет? – улыбнулась девушка. – Я умею рассчитывать, сколько нужно выпить. В отличие от… некоторых. Цири хотела было пошутить, что, дескать, раз есть умение, то должен быть и большой опыт, но не стала. Видела, что Фольгер и так чересчур взволнован и, похоже, распланировал каждое своё действие. Сейчас, например, пародировал потягивание раненого солдата. Девушка решила подыграть. – Как, удалось защитить корчму? – Да! – оживился Фольгер, – Когда ты ушла, сюда заявились двое буйволов и стали обижать хозяина. Стойку сломали. Но я взял меч и расправился с ними. – Что, один против двух? – Меня обучали фехтованию с пяти лет, – заявил Фольгер, раскладывая куски буженины по тарелкам, – В этом я разбираюсь. – Может, и мне дашь пару уроков? – Разумеется. Но только завтра, а пока у нас другие планы. Цири положила в рот большой кусок буженины и промокнула губы салфеткой, чтобы скрыть улыбку. – За тебя, Фалька, и за твою красоту! – продекламировал Фольгер, поднимая кружку с вином. Бокалов в корчме, увы, не нашлось, хотя он очень на них надеялся. – За храброго защитника корчмы! – добавила Цири. Они выпили. Фольгер выдохнул и приступил к воплощению следующего пункта плана. – А как прошёл твой день? – Мы с Эвальдом нашли Линку. Потом договорились с местным командиром и съездили уничтожить базу бунтовщиков. – Ты же называла его Анзу? – А, да. У нег было такое прозвище… Раньше. В честь огромного орла из легенд. Говорят, эта птица была такой сильной, что могла распороть небо своими когтями. Фольгер нахмурился. – Ты должна знать, что Эвальд – вовсе не такой хороший человек, каким притворяется. – О чём ты? Мальчишка задумался, выбирая из всех грехов Борсоди тот, который должен был шокировать девушку сильнее. – Я видел, как он вызывал женщин к себе в комнату. Иногда даже нескольких сразу! И давал им за это деньги. – О, ну, здесь нет ничего страшного. Это нормально для неженатого мужчины. – Не оправдывай его! – Я и не оправдываю. Просто ты ещё многого не знаешь… – Всё я знаю! И вижу прекрасно, как вы переглядываетесь. Я хотел как лучше… Хотел открыть тебе глаза. Я ведь его родной племянник, а он чуть не выгнал меня из дома и держал в качестве прислуги! – Слушай, я не знаю, какие у тебя отношения с Эвальдом. Мне жаль, что… – Ничего тебе не жаль. Мы уже столько знакомы, а ты даже не спросила, как меня зовут. Ты даже не поняла, что это я принёс тебе тот венок из анемонов!.. Цири смутилась. Она поняла, что действительно даже не знает его имени. – Прости, я и правда забыла спросить. Как тебя зовут? – Фольгер. – Я Цири. И какие же у нас дальше планы, Фольгер? – Никаких. Иди к своему Эвальду. Девушка хотела утешить его, но пока он зол и раздражён, это было бы бесполезно. Поэтому она не придумала ничего другого, кроме как послушаться Фольгера и пойти спать. Утро выдалось пасмурным. Троица в полном молчании перекусила жареными яйцами, затем они расплатились за завтрак и за комнату и стали собираться в дорогу. – Куда мы поедем? – спросил Эвальд у Цири. – К одному очень хорошему человеку. Он сейчас должен быть в одном мелком поселении неподалёку от деревушки Альнесс. Мы вместе охотились на чудовищ, но потом я одна пошла по следу бестии и добралась аж до Оксенфурта. – Он точно сможет нам помочь? – Опыта у него явно больше, чем у меня. Справимся. Цири улыбнулась, Эвальд улыбнулся в ответ. Фольгер закатил глаза и отошёл подождать их в стороне. На вырученные за уничтожение бандитской базы деньги ведьмачка купила мальчику лошадь, и после обеда они тронулись в путь. В лесу, как и всегда по весне, было грязно и влажно. Кони увязали копытами в рыхлой сырой земле, шлёпали по лужам, обрызгивая седоков с головы до ног. Часто шли моросящие дожди, и лишь изредка удавалось высушить одежду досуха. К счастью, они захватили в дорогу немного припасов, поэтому с едой проблем не было. Единственное – быстро закончилось мясо. Поэтому первым же ясным вечером Цири с Эвальдом отправились на охоту. Фольгер же, в который раз проигнорировав указание сидеть и ждать, спустился к ручью. Вода бежала бодро, бурля на камнях и превращаясь в небольшие водопады на резких склонах. Мальчик немного постоял на берегу и, набравшись решимости, снял ботинки, закатал штаны и вошёл в ручей по колено. Талая вода обожгла ноги холодом. Но отступать он не хотел. Фольгер достал заранее заготовленную палку, заострённую на одном из концов, и стал метиться в проплывающих рыб. Выследил одну, резко проколол водную гладь – попал! Он снял окунька с острия, кинул в сетку на берегу и, обрадованный успехом, продолжил. Дальше дело шло уже не так гладко: то ли рыб научил пример собрата, то ли первое попадание было случайностью. За час он поймал всего пятерых окуней, и все они были размером с тех, что моряки обычно отдают голодным котам у пристани. Фольгер крепился, зная, что для утверждения себя в роли добытчика этого мало. Он старался выследить рыбу побольше, но его стало тревожить какое-то необычное ощущение – казалось, будто кто-то наблюдает за ним исподтишка. Сначала мальчик не обращал на это внимания. Но интуиция стучалась к разуму всё настойчивее, и в один момент он всё-таки не выдержал и обернулся. В воде стояла девушка. Кожа её отчётливо отливала синим, на пальцах и локтях были плавники. Непонятно для каких целей служившее платье было сделано из рыболовной сети и покрыто ракушками – для украшения. В длинных синих локонах виднелась кувшинка. Когда Фольгер взглянул в её глаза, его аж передёрнуло. Они были рыбьими – круглыми, почти неподвижными. – Мальчик, ты здесь один? – спросила наяда. Голос её напоминал шум воды и журчание струй, однако вовсе не был приятным. Скорее он походил на голос утопленника, набравшего полный рот воды и камней со дна. – Нет, – дрожащими губами ответил Фольгер, – Мои друзья неподалёку. – Но там никого нет, – осмотрелась наяда и, словно волна, в один миг приблизилась к мальчику, – да ты весь замёрз! Она обняла его мокрыми холодными руками. Фольгер увидел, что из воды показались и другие такие же наяды – трудно сказать, сколько. Они окружили его. Мальчик не заметил, как с плеч стянули куртку и принялись за рубашку. Фольгер безуспешно пытался им помешать: трогать холодные скользкие руки было мерзко, как собирать слизней с капусты. Между тем синие девы с рыбьими глазами добрались до его тела. Он почувствовал, как ледяная струйка сбежала между лопаток, прокатилась по спине и отправилась дальше. Тут же почувствовал холодное прикосновение и на животе. Оно было таким резким и неожиданным, что у мальчика перехватило дыхание. Одна из наяд, устав ждать, поцеловала его прямо в губы – так, что он почувствовал, как дыхание стынет и замирает, не доходя до лёгких. Перед глазами замерцали круги. – Ну-ка, брысь! Живо! – услышал Фольгер знакомый голос, доносящийся словно из-под воды. Наяды увидели серебряный меч и бросились в ручей, исчезнув в струях. Мальчик очнулся и поднялся – оказалось, он уже с головой погрузился в воду. Палка уплыла неизвестно куда. Цири подобрала с берега куртку и сеть с рыбёшками, сгребла дрожащего Фольгера за воротник расстёгнутой рубашки и потащила наверх, к костру. Сидящий у огня Эвальд свежевал добытого кабана. – Нашёлся, – буркнул он, всем видом показывая, что не очень-то рад этому. Цири усадила Фольгера к костру и накинула на него снятую с лошади попону, затем ушла помогать Эвальду с ужином. Мальчик был в отчаянии. Мало того, что зря замёрз, не поймав ни одной крупной рыбы, так ещё и опозорился на глазах у девушки. Дал ей себя спасти. Он взглянул на жирную тушу кабана, лежащую у ног Эвальда. С мокрых волос на лицо Фольгера стекали холодные струи воды, к которым уже присоединились другие, тёплые и солёные. Ужинали уже после заката. Кабанье мясо было жёстким, но вкусным, а окуньки добавляли приятного разнообразия. Фольгер смотрел, как Эвальд кусает кабанью ногу, как жир шипит, стекая с его пальцев и попадая в костёр, как языки пламени отражаются в его холодных и серых, словно лёд на Саовину, глазах. Рядом с Цири, светлой и лёгкой, он казался мальчику демоном чревоугодия и похоти, протягивающим руки к прекрасному цветку. Фольгер вспомнил отца: он почти не виделся с ним и не знал, как он умер, однако сейчас он был точно уверен, что мужчина напротив к этому причастен. Все трое легли спать у костра. Утомлённые охотой, Цири и Эвальд быстро уснули. Фольгер же был слишком переполнен яростью, чтобы поддаваться усталости – это ощущение, так или иначе преследующее каждого Борсоди, уже не раз знаменовало шокирующие события. Мальчишка достал кинжал, подобранный им ещё в Оксенфурте во время нападения буйволов. Он был острый, как бритва, с гравировкой «Два раза не бью». Фольгер сжал оружие в руке, подобрался к спящему Эвальду и изо всей силы ударил туда, где, по соображениям мальчика, у всех остальных людей находилось сердце.