Твоя любовь пугает меня — никто не заботился обо мне так, как ты.
Авалон с трудом разлепил веки. Все тело ломило, а голова просто раскалывалась от боли. В глазах плавали круги, во всем теле ощущалась невероятная слабость. Мужчина тяжко сглотнул. Через пару минут зрение наконец-то прояснилось, и он смог более-менее рассмотреть окружающую обстановку. По множеству полок, заставленных различными склянками и пузырьками, а также приятному запаху трав и снадобий, Авалон понял, что находится в медицинском крыле. Тут же он осознал, что лежит в мягкой удобной кровати, заботливо укрытый тёплым одеялом. Что ж, он жив, все части тела на месте. Значит, все прошло довольно удачно. И если он проснулся в лазарете Алфеи, а не в темной, пропахшей сыростью и кровью темнице, то его настоящая личность не рассекречена, и миссия продолжается. Лицо паладина тут же исказила жестокая и злобная ухмылка. «Глупые феи. Вы сами загнали себя в ловушку! Как бы мне хотелось увидеть лицо Фарагонды в тот момент, когда она поняла, что ее любимые ученицы напали на одного из преподавателей, да и ещё отправили его на больничную койку!» Авалону резко захотелось засмеяться от этой мысли, и он приподнялся. Но левый бок тут же резануло острой болью. Нахмурившись, мужчина издал болезненный стон. Через мгновение ширма, загораживающая другую половину комнаты, отодвинулась, и перед паладином предстала высокая плотная женщина в очках, с рыжими волосами, собранными в пучок. Авалон сразу же узнал ее — Офелия, медсестра Алфеи. Врач, увидев, что ее пациент очнулся, радостно улыбнулась. — Профессор Авалон! Вы наконец-то пришли в сознание! — мягким, словно наполненным материнской любовью голосом воскликнула Офелия. — Как видите, — добродушно улыбнувшись, произнес мужчина. — Как вы себя чувствуете, дорогой? — обеспокоенно спросила медсестра. — Знаете, бывало и получше, — с грустью усмехнувшись, ответил Авалон. — Да-да, это очевидно. После такой атаки... Бедный! Есть что-то, что болит особенно сильно? Зрение в порядке? А слышите меня хорошо? — Все в порядке, дорогая Офелия, благодарю. — Вы, наверное, просто счастливчик, Авалон — пережить такой взрыв! Полстены столовой просто разрушено! А вы словно в рубашке родились! Паладин многозначительно хмыкнул. Да уж, счастливчик... Он чуть не показал феям Винкс свою истинную форму. Но судьба, видимо, и вправду оберегает его, раз он смог избавиться от пелены ярости, застилающей его глаза, и вовремя остановиться. — Ну что ж, мой дорогой профессор, прописываю вам постельный режим в ближайшее время. А также строго-настрого запрещаю вам беспокоиться и волноваться! — грозно пригрозив пальцем, сказала Офелия. «Скажите это тем глупым феям. Лишь они приносят мне беспокойство.» — язвительно подумал Авалон, но вслух произнес только краткое «постараюсь». Женщина довольно улыбнулась. — Что ж, отдыхайте. А скоро к вам должен кое-кто зайти, — на этих словах она лукаво ему подмигнула, — и этот кое-кто очень просил передать ему, когда вы очнётесь. Авалон с непониманием взглянул на неё. Просил передать? Кто же так сильно волнуется за него, что даже попросил позвонить ему и сообщить о том, что он пришел в сознание? Если только... Не успел он додумать свою мысль, как дверь лазарета внезапно распахнулась, и в неё тут же ввалился запыхавшийся Палладиум. Две пары глаз тотчас с любопытством уставились на него. Эльф, осознав, что на него так пристально смотрят, тяжко сглотнул. Губы Офелии тронула какая-то странная улыбка, и она, потихоньку удаляясь из комнаты, с каким-то ехидством протянула: — Ой-ой! Кажется, я внезапно вспомнила, что меня звала директриса... мне пора... ещё увидимся, мои дорогие! Дверь лазарета захлопнулась с обратной стороны. Палладиум и Авалон остались совершенно одни. — Мисс Офелия довольно интересная личность, не находите, профессор? — с лёгкой усмешкой спросил Авалон. — Д-да... Наверное... — немного рассеяно ответил эльф. — Так что вас сюда привело, мой дорогой коллега? — с нескрываемым любопытством произнёс паладин. На самом деле он прекрасно знал, почему тот сюда пришёл. Но ему было интересно, как на этот раз поведет себя Палладиум. Будет ли он отнекиваться, придумывать всякие нелепые отговорки или учудит что-нибудь ещё. Авалон просто не мог удержаться от ещё одного шанса подразнить профессора. Щеки Палладиума вмиг покрылись алыми пятнами. — Да вот... Мимо проходил... Не мог не узнать самочувствие своего коллеги. — Может, мимо пробегали? — ухмыляясь, спросил Авалон. Эльф вскинул голову и взглянул непонимающими глазами на профессора магфилософии. — Ну вы таким запыхавшимся ворвались в лазарет... Тяжело дышали, весь вспотели... Вот я и сделал вывод о том, что вы решили устроить марафонский забег по коридорам Алфеи. Палладиум с трудом сглотнул, смущенно опуская взгляд. Теперь и его уши были красными. Авалон тем временем даже не пытался скрыть своего веселья и с явным ехидством взирал на коллегу. Открыв рот, эльф уж было хотел проблеять что-то ещё, как паладин, не дав ему и шанса оправдаться, елейным голосом продолжил: — Кстати, мисс Офелия любезно рассказала мне о том, что какой-то неизвестный очень просил ему передать, когда я очнусь. Должен признаться, меня довольно растрогал тот факт, что кто-то так сильно беспокоится о моем самочувствии. Вы случайно не знаете, кто это может быть? От этого насмешливого голоса и пронзительного взгляда душа Палладиума ушла куда-то в пятки, а дыхание перехватило. «Да он издевается!» — с обидой воскликнул он про себя. «Я к нему со всей душой, а он...! Раз так, то мне здесь больше нечего делать.» Весь румянец тут же сошёл с лица эльфа, а взгляд его ожесточился. Авалон не мог не заметить эту резкую перемену, и удивленно присвистнул про себя. Палладиум тем временем сурово произнес: — Да, это был я! И что с того? Рассмеетесь мне в лицо от того, что я беспокоюсь о вас? Кажется, раз вы готовы издеваться над всяким, кто испытывает обычные человеческие чувства, то вы уже давно поправились! Так что всего доброго! «Котёнок снова выпустил когти. Какая прелесть.» — с удовлетворением пронеслось у Авалона в голове. Тем не менее, он очень не хотел, чтобы эльф уходил, поэтому воскликнул: — Постойте! Палладиум, уже вот-вот собиравшийся открыть дверь и покинуть лазарет, резко остановился. «Ну вот! Почему я не могу просто уйти? Неужели мои чувства так сильны?» — сглотнув ком в горле, обреченно подумал он. Авалон не знал, что заставило его открыть рот и сказать то, что он никогда бы не предпочёл произносить вслух. — У меня и в мыслях не было издеваться над вами. Неужели в ваших глазах я настолько плох, что готов смеяться над теми, кто так искренне беспокоится обо мне? Просто мне так непривычно от того, что обо мне заботятся — раньше мне не приходилось испытывать ничего подобного, к сожалению — что я, если честно, без понятия, как мне на это реагировать. Это все в новинку для меня... Подобные ощущения... Да и ещё вчерашний вечер не даёт мне спокойно спать, заставляя нервно ворочаться и постоянно думать... обо всяких глупых вещах. А также если учитывать тот факт, что вы ранее меня так рьяно избегали, то я и вовсе в растерянности. Такое внимание от того, с кем я так сильно хотел подружиться... Слишком много навалилось на меня в последнее время. Так что прошу простить, если я как-то обидел вас, Палладиум. Как только Авалон закончил, по телу эльфа пробежала легкая приятная дрожь. То ли от своего имени, сказанного таким нежным, почти умоляющим голосом, то ли от искренних слов и неожиданного откровения, ставшим первым ключом к разгадке настоящей личности паладина. Ведь он сказал правду, да? Палладиум крепко сжал дверную ручку и тяжко вздохнул. Авалон тем временем ругал себя за то, что позволил таким словам вырваться наружу. Ведь он и вправду не знал, каково это — когда о тебе заботятся другие. Да, его тело имело воспоминания о прошлом, о чужих людях, чьи глаза смотрели на него с беспокойством и волнением, но все это были Его воспоминания. А теперь... Паладин зло стиснул край больничного одеяла, пытаясь избавиться от бесполезных, душащих разум мысли. Черт побери! Этот эльф вновь заставляет его задумываться о ненужных вещах, испытывать ненужные чувства. Палладиум украдкой взглянул на Авалона. Тот, до крови прикусив губу, сидел с лицом белее бумаги и потерянным взглядом смотрел в никуда, словно терзаясь невыносимыми муками. Сердце эльфа глухо забилось о рёбра, жалость и сожаление вмиг заполнили его, и он с трудом сглотнул. «Опять ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым...» Тем не менее, Палладиум отпустил дверную ручку и, взяв свободный стул, стоявший рядом с ширмой, сел напротив Авалона. Паладин, заметив это, тотчас вернулся из своих мыслей. Так или иначе, взгляд его все ещё оставался немного потерянным. Эльф взял рядом стоявшую на столе пачку антибактериальных салфеток. Достав одну из них, он ласково улыбнулся и потянулся рукой к губам Авалона. Тот вздрогнул от неожиданности, но тем не менее не отпрянул. — Что вы де... — хотел уж было возмутиться мужчина, но, тут же почувствовав острое жжение в губе, издал болезненный стон. — Тише, тише, профессор... — успокаивающим голосом произнёс Палладиум, — ну что же вы, так расстроились моему возможному уходу, что прокусили губу до крови? Да и ещё сидели с таким потерянным видом. Выше нос, Авалон, я никуда не ухожу. Авалон наблюдал за эльфом, и сейчас его улыбка казалась ему самой доброй и искренней на свете. Яркие карие глаза светились теплотой и нежностью. Ему ещё так никто не улыбался. Внутри паладина что-то сладко затрепетало. Но сейчас ему даже не хотелось корить себя за ненужные чувства — все мысли занимал Палладиум и его мягкая улыбка. Как только эльф отстранился, то тут же спросил: — Так как вы себя чувствуете, Авалон? Нигде ничего не болит? Мужчина сразу же уловил в его голосе легкие нотки беспокойства. — Все в порядке, Палладиум. Спасибо, что волнуетесь обо мне. От искренней благодарности эльф вновь почувствовал, как его уши загорелись, а щеки зарделись алым. Боже, и когда он только научится скрывать своё смущение? — Всегда пожалуйста, — тихо произнёс Палладиум, и уж было собирался начать говорить о чём-нибудь другом, чтобы отвлечься, но внезапно вспомнил, почему Авалон находится здесь. Лицо его сразу же потемнело. — Что-то не так, профессор? — спросил паладин. От него не укрылась эта внезапная перемена в лице собеседника. — Конечно, не так! — тотчас вспылил тот, — как у меня может быть все в порядке, когда я знаю, что наши ученицы напали на собственного профессора! «Так он знает, что это сделали Винкс...» — тут же пронеслось у мужчины в голове. Авалону стало интересно, что же вообще случилось после того, как он потерял сознание, поэтому он задал вопрос эльфу: — Как вы узнали, что это сделали именно феи? — Как, как... шум разбившихся стёкол в столовой был слышен, наверное, даже за пределами Алфеи. Я как раз собирался ложиться спать, как вдруг раздался взрыв. Естественно, побежал к источнику звука. Пока добрался, вокруг двери в столовую собралось полным-полно учениц. Узнал, что кроме преподавателей Фарагонда велела никого не пускать. Я кое-как протиснулся сквозь эту толпу, а когда открыл дверь и зашёл внутрь, то увидел взвинченную Гризельду и обеспокоенную директрису, которые склонились над кем-то... Рядом с ними хлопотала Офелия. Неподалёку стояли напуганные Винкс, за исключением Блум. На них всех не было лиц. А когда я подошёл к Фарагонде поближе... то осознал, что тем, кто лежал на этом холодном полу в бессознательном состоянии, были вы... От нахлынувших воспоминаний сердце эльфа забилось громче и чаще, кожа побледнела, а глаза наполнились ничем нескрываемой болью. Вид такого Палладиума очень тронул Авалона. «Неужели он и вправду так за меня переживал?» Благодарность вкупе с ещё одним чувством, название которому паладин дать не смог, заполнили его сердце. — Понимаете, Авалон... Я подумал, что вы... — высоким, почти паническим голосом произнёс эльф, но паладин не дал ему договорить, накрыв его руку своей. Палладиум вздрогнул от неожиданности и сглотнул так некстати застрявший в горле ком. Все слова в ту же секунду вылетели из его головы, и он взволнованными глазами взглянул на ладонь Авалона, что легла поверх его руки. Вся кровь тут же хлынула к лицу эльфа, и от его мертвенной бледности не осталось и следа. Авалон, как ни в чем не бывало, спокойным, даже ласковым тоном произнес: — Продолжайте, профессор. Вы подумали, что я что? Палладиум опустил глаза. — Я подумал, что вы мертвы. Для Авалона этот ответ не стал неожиданностью. Но то, каким мрачным и обреченным тоном сказал это Палладиум, заставило сердце мужчины пропустить удар. Эльф тем временем продолжил свой рассказ: — Как только я подошёл, Фарагонда тут же сказала, что я вовремя. Я испуганно спросил: для чего? Она ответила, что им потребуется моя помощь — я буду должен нести вас. Тут же директриса заверила меня, что все в порядке, и вы живы. У меня тогда словно камень с души упал... Я задал вопрос: что же случилось? Но Фарагонда заявила, что объяснит все потом — сейчас главное ваше здоровье. Я согласно кивнул и аккуратно взял вас на руки. Когда я проходил мимо Винкс, то заметил, как они испуганно отвернулись, всхлипывая. Тогда я ещё не знал, что это сделали именно они... Поэтому мне их стало жаль — я подумал, что бедняжки стали свидетелями того, как на вас напали враги. Но все оказалось совсем по-другому... Это уже рассказала мне директриса, когда я дошёл до лазарета и положил вас на кровать. Я неверяще слушал ее рассказ о том, как ее любимые ученицы, в прошлом спасители всего Магикса, победившие злобных ведьм, напали на одного из профессоров... Авалона терзал один конкретный вопрос. — Она объяснила причину данного нападения? — Винкс сами толком ничего не сказали. Запинаясь, пробормотали что-то невнятное про монстров, превращения, сближения планет... — тяжело вздохнув, ответил Палладиум. «И я что-то слышал про это, когда они за мною гнались. Но вопрос остаётся открытым — если глупые девчонки не рассекретили мою личность, то что же они тогда себе надумали?» — нахмурившись, бурно размышлял Авалон. Эльф, видимо, совсем по-другому истолковал выражение лица мужчины. — Вы можете рассказать мне все, что вас тревожит, Авалон... — тихо произнес он, глядя на паладина своими печальными карими глазами. Гнетущая тревога и сочувствие, которые плескались в глубине его взгляда, не смогли укрыться от Авалона. И это искреннее, ничем не скрываемое беспокойство и желание помочь так сильно удивили его, что сердце мужчины на мгновение замерло, а дыхание перехватило. Почему? Почему Палладиум так заботится о нем? Ведь они даже не друзья! Глупая влюбленность? Но эльф ведь ничего не знает о нем! Как можно влюбиться в кого-то, видя только внешность, ничего не зная о том, каков человек внутри? Похоже, мир человеческих чувств навсегда останется наглухо закрытым для Авалона. Но даже если это и являлось таковым, сейчас ему как никогда хотелось ощутить эту обычную заботу другого человека на самом себе. Ведь рано или поздно все это закончится, он покинет Алфею, и больше не будет того, кто смотрит на него так... Авалон глядел на свою руку, все ещё лежащую поверх руки Палладиума, и не ощущал никакого протеста в своей душе. Он лишь чувствовал приятное тепло, исходящее от ладони эльфа. И сейчас это тепло казалось ему таким необходимым... самым важным в этом мире. — Вы имеете в виду, что я чувствую после того, как мои собственные ученицы напали на меня? — спросил Авалон, глядя Палладиуму прямо в глаза. — Да... Наверняка, это просто ужасно... Осознавать, что люди, которых ты с таким усердием обучал, в чьи головы ты пытался вложить как можно больше знаний о светлых и добрых вещах, те, в кого ты вкладывал столько своих сил... Ответили тебе таким. Голос Палладиума был тих и печален, а глаза его были наполнены невысказанной болью и разочарованием. — Да... Вы правы, профессор. Мне кажется, или вы чувствовали то же самое вчера, когда одна из ваших учениц напала на другую. Ведь так? — Абсолютно. А теперь я чувствую себя ещё хуже от того, что ученица, на которую напали, с таким рвением набросилась на вас... — Ну, я вам говорил, что нам никогда не суждено понять молодое поколение, ведь так? — с лёгким смешком произнес паладин. — А вы везде успеваете найти повод посмеяться и поострить, да, Авалон? — с укором сказал эльф. Лицо Авалона тут же исказила довольная ухмылка. И он даже не попытался ее скрыть. — Без этого никуда, коллега. Надо же как-то скрашивать грустные моменты. А то устаёшь каждый день видеть кислые мины других. — Эй! С каких это пор я хожу с кислой миной? — возмутившись, воскликнул Палладиум. Авалон хмыкнул. — А с чего вы взяли, что я говорю про вас? — А про кого тогда? — А вы что, сами догадаться не можете? — с ехидством спросил паладин. Эльф, прислонив к подбородку руку, призадумался. Но спустя пару секунд его глаза наполнились озорством и весельем. Авалон, видимо, не захотел ждать ответа собеседника, и поэтому они одновременно произнесли: — Гризельда! Вся серьёзность тотчас слетела с лица Палладиума, и он, не сдержав улыбки, рассмеялся. Искренний заливистый смех наполнил комнату необъяснимой радостью, подобно лёгкому звону хрусталя. Вид такого яркого, такого открытого Палладиума на мгновение заворожил Авалона. Он невольно сравнил эльфа с первым лучом солнца, наполняющим окружающий мир красками; ярким светом, превращающим уныние ночной мглы в завораживающую красоту предрассветного часа. И ему захотелось оказаться ближе к этому свету, почувствовать его тепло ещё сильнее. «Так вот он какой, когда не избегает меня и не смущается» — тотчас промелькнуло у паладина в мыслях. — Кстати, профессор, — обратился он к Палладиуму, — раз вы теперь не бегаете от меня, едва завидев, может быть, поделитесь, почему вы делали это раньше? Эльф тут же прекратил смеяться и залился алой краской. Через мгновение он убрал свою руку из ладони Авалона. Паладин незаметно для него усмехнулся. Всё-таки он снова не смог сдержаться от того, чтобы не подразнить эльфа. — Я... я... не могу пока сказать, — отрешенно проронил Палладиум. Авалон, вопросительно изогнув бровь, спросил: — Пока? Значит, потом расскажете? — Не знаю... Может быть... Эльф подумал, что у него есть шанс. По крайней мере, он надеялся на это. Ведь то, как Авалон упорно добивался разговора с ним, несмотря на то что Палладиум его избегал; то, как он иногда смотрел на него своими пронзительными фиолетовыми глазами; то как только что он положил свою руку поверх его... Ведь обычные коллеги так не делают, да? Эльф тотчас пожалел, что убрал свою ладонь. А ещё раз класть ее поверх авалоновой было бы слишком. Но тепло чужой руки казалось ему столь родным, столь приятным... Таким нужным. Хотя, может, паладин сделал это, потому что ему не хватает поддержки? Ведь он сам только что говорил, что ему непривычно, когда о нем волнуются и забоятся другие люди. И тогда причина вовсе не в Палладиуме, а в банальном желании человеческого тепла? Эльф с растерянностью взглянул на Авалона. «Но он выглядит таким сильным, таким волевым, таким независимым... Даже лежа на больничной койке. И никогда не подумаешь, что человек с таким уверенным и пристальным взглядом может нуждаться в поддержке других.» В ту же секунду он тяжко вздохнул. «Ну вот. Говорил не судить по внешности, а теперь сам это делаю. Как глупо — попасть в ловушку стереотипов. Так хочется узнать его получше... Спросить — неужели у вас нет того, кто бы о вас заботился? Но нет... Пока рано. Мы не настолько близки. Я ведь сам до недавнего времени от него бегал как ошпаренный. Теперь стыдно за это. Но надеюсь, когда-нибудь я смогу задать этот вопрос, и он ответит мне...» Авалон сразу же понял, что Палладиум был глубоко в раздумьях, потому что тот затих, смотря куда-то в пустоту. «И о чем же ты так бурно размышляешь?» Тотчас паладину пришла мысль рассказать эльфу о том, чем именно атаковала его фея технологий сегодня ночью — мол, смотрите, профессор, можете гордиться своими ученицами, они так быстро и эффективно разучивают ваши заклинания, что с легкостью побеждают любых врагов. Да и не только их. Мужчина тут же хмыкнул про себя. Нет, лучше он обойдётся без этого. А то зная, какой Палладиум эмоциональный и чувствительный, можно с лёгкостью предположить, что тот начнёт винить себя. Видите ли, это он обучил Винкс плазменной сфере, и если бы это не случилось, то Авалон бы так сильно не пострадал; это все его вина, и в том же духе. А лишний раз расстраивать эльфа Авалону почему-то не хотелось. В ту же секунду паладин усмехнулся своим мыслям. И когда это он успел так размякнуть? Пару месяцев назад он и бровью бы не повёл, узнав, что его слова могли кого-то задеть. А теперь... Авалон выкинул ненужные размышления из головы. Он и так слишком много думает о всякой чепухе. Сейчас нужно было обратить внимание на то, что находится прямо перед носом... Мужчина окинул быстрым взглядом сидевшего перед ним профессора, и тут же ему пришла совсем другая идея того, что же сказать эльфу. — Кстати, Палладиум, я правильно помню, что вы говорили о том, что несли меня на руках до самого лазарета? Эльф, вмиг вернувшийся из своих раздумий, сильно смутился от сказанных Авалоном слов. «Черт, и зачем я только это упомянул?» — с сожалением и одновременно смущением пронеслось у Палладиума в голове. Вслух он лишь растеряно произнес: — Да... Было такое. — Ну и как? — с ехидством спросил Авалон. Эльф лишь с недоумением посмотрел на него. — Что как? — Я тяжелый? Лицо профессора магфилософии оставалось каменным, но глаза выдавали его с лихвой — ничем не скрываемое веселье так и сияло в них. Палладиум тяжко вздохнул, скептически оглядывая паладина. Он это серьёзно сейчас? — Авалон, в данной ситуации вас действительно интересует именно этот вопрос? — Ну а как же, — совершенно серьёзным тоном сказал мужчина, — мне надо знать, не набрал ли я вес за время преподавания в Алфее. А то знаете ли, тут так вкусно и плотно кормят. Эти божественные свежеиспечённые булочки, покрытые восхитительной глазурью... Аппетитное зажаренное мясо с зеленью, да еще вдобавок приправленное ароматными специями... А та великолепная лазанья в томатном соусе... И многое другое. Понимаете, иногда сложно удержаться... В следующую секунду лицо эльфа тронула легкая улыбка. «Почему паладин, взрослый мужчина, иногда ведёт себя как ребёнок?» — задался вопросом он. — Успокойтесь, Авалон. С вами все хорошо. Я бы не сказал, что вы имеете лишний вес. Да и думаю, никто не скажет. Конечно, не скажет. Его тело — чертово совершенство. Крепкая спина и плечи, мускулистые руки, подтянутые ягодицы, которые всегда так туго обтягивает белая ткань профессорских брюк... Лицо эльфа вновь налилось ярким румянцем, и он тяжко сглотнул. Распаленный своими же мыслями он только сейчас заметил, что тонкая рубашка Авалона застегнута лишь наполовину, выгодно подчёркивая широкую грудь и так соблазнительно выделяющиеся острые ключицы. Палладиум поймал себя на мысли о том, что не прочь бы увидеть эту рубашку расстёгнутой полностью. Или вообще лежащей на полу. И желательно, чтобы он сам туда ее кинул... Сердце смущенного донельзя эльфа бешено заколотилось, его охватил жар, а мысли понеслись совсем не в том направлении... «Нет! Нет! НЕТ!!! Так, Асликхолия — магическое растение, произрастающие в сухом и теплом климате. Стебель небольшой высоты, прямостоячий, округлый в сечении. Листья данного растения цельные, простые, цельнокрайние, с заостренной верхушкой. Основание листа сердцевидной формы...» — Палладиум лихорадочно вспоминал учебник по магической ботанике, пытаясь выбросить предательские мысли из головы. А так как он совсем не умел скрывать то, о чем думает, Авалон сразу же заметил алые щеки эльфа, участившееся дыхание и этот странный пристальный взгляд, вот-вот готовый прожечь дырку в поле. «Что он там себе опять напредставлял?» — иронично хмыкнув, подумал паладин. Через мгновение он аккуратно коснулся его руки, от чего Палладиум резко вздрогнул и растерянными глазами взглянул на мужчину. — С вами все в порядке, профессор? — поинтересовался Авалон. — Д-да... В полном, — неуверенным голосом проронил эльф. — Знаете, Палладиум, смотря на то, как вы постоянно выпадаете из реальности, можно подумать, что это вам нужен отдых, а не мне. Тот смущенно прикусил губу. — Возможно, вы правы... Но я не уверен, что это возможно с таким плотным графиком. Думаю, получится отдохнуть лишь на зимних каникулах... — Понимаю. Но не стоит сильно расстраиваться. Дни в последнее время так быстро летят... Даже не успеешь оглянуться, как наступит Новый год. «Да уж... С вами и вправду не заметишь, как время пролетит.» — с иронией произнес про себя Палладиум. — Кстати, профессор. Я вообще-то не по поводу веса спрашивал вас, несли ли вы меня на руках, — внезапно сменил тему Авалон. — Да? И для чего же тогда? — Ну... вы говорите, когда несли меня, вокруг было полным-полно студенток? — Ну да... Конечно, так и было. И они во все глаза смотрели на Палладиума, нёсшего Авалона как спасённую принцессу, возбужденно галдя и перешептываясь. Он тогда словно почувствовал себя героем какого-то фильма — ну а как же ещё: выносить на своих руках из разрушенного помещения человека в бессознательном состоянии — тут каждый подобные ассоциации приведёт. Паладин заинтересованно протянул долгое «О», а после его лицо расплылось в довольной нагловатой улыбке. — Теперь я уверен в том, что ученицы считают вас героем Алфеи, профессор. Эльф лишь с сомнением взглянул на него. Авалон тем временем продолжил: — Ну а вы сами подумайте: как это романтично — нести на руках невинную жертву, спасая ее от злобных неприятелей, под восхищённые взгляды окружающих. — С-с чего вы взяли, что это романтично?! — Ну что же вы, профессор... Столько лет преподаёте у девушек и не знаете, что им нравится? — с ухмылкой спросил Авалон. «Ну да, вы-то все про женщин знаете! Я уж было чуть не забыл, что вы у нас — главный дамский угодник.» — в мыслях эльфа невольно прозвучали колкие нотки ревности. — Не интересовался подобным — сухо ответил он. Паладина такая реакция лишь позабавила. — Жаль. Я считаю, это очень полезная вещь. «Полезная для чего?!» — с раздражением подумал Палладиум. «Чтобы залезть под юбки к ученицам?» Через мгновение он глубоко вздохнул, отгоняя прочь ненужные мысли. Опять его уносит не в ту сторону... Вслух эльф ничего не сказал. — Так вот, профессор Палладиум, я уверен: фанаток у вас прибавилось. Конечно, до моего уровня вам далеко, но все же... Думаю, многие в тот момент хотели бы оказаться на моем месте... «Далеко до его уровня? Какой самовлюблённый... нахал!» Палладиум вновь задал себе вопрос — почему тот ему так нравится. — Я бы предпочёл отказаться от подобного — носить на руках своих учениц, — сдержанно произнес эльф. И снова это долгое «о» раздалось из уст паладина. А после — как всегда довольная ухмылка. — То есть, вам больше нравится носить на руках меня? Тут же Авалон одарил собеседника весьма многозначительным взглядом. Палладиум вспыхнул в ту же секунду. — Я такого не говорил! Это была непредвиденная ситуация! «И почему же тебя так легко смутить, мой дорогой профессор?» — внутренне усмехаясь, задался вопросом Авалон. — Ладно-ладно. Чего этого вы так вспылили, дорогой коллега? Ничего плохого я не имел в виду. «И вот так всегда — сначала говорит двусмысленные фразы, а потом делает вид, будто ничего не произошло!» Но кто сказал, что ему не нравилось поведение Авалона? Было в нем что-то такое... Загадочное и манящее, все глубже затягивающее незримыми шелковыми нитями в пучину удивительных и ошеломляющих чувств, доколе неизвестных Палладиуму. Наигранная заносчивость и излишний сарказм совсем не отталкивали, а скорее привлекали внимание и заставляли задуматься — почему на людях паладин ведет себя так элегантно и вежливо, блистая своими идеальными манерами, а в личном общении превращается в самовлюбленного саркастичного наглеца? И как много людей знают об этой стороне Авалона? Эльф тяжко вздохнул. Сегодня он слишком много думает. А времени у него не столь уж много — работу учителя никто не отменял. — Что ж, я, наверное, пойду, — произнес Палладиум, — не хочу вас больше беспокоить. Сказанные слова немного расстроили Авалона — он предпочёл бы посидеть немного подольше с эльфом. Да тем более сейчас, когда ему предстояло ещё долгое время пролежать в постели. Но эгоистично забирать все время профессора он не мог — паладин это прекрасно понимал. Тем более такие длительные разговоры могут утомить другого человека, заставив его растерять весь интерес. А чего уж точно не хотел мужчина — так это того, что Палладиум перестанет к нему испытывать чувства. Почему это казалось ему довольно неприятной перспективой — он предпочитал не задумываться. Наверняка потому, что ему станет скучно без вечно смущающегося от его слов профессора. Другой причины и быть не могло, верно? — Да, понимаю. Не буду отнимать ваше время. Спасибо большое, что пришли навестить меня. При таких обстоятельствах очень тяжело постоянно сидеть одному. Знаете, мысли всякие лезут в голову. А когда есть человек, с которым можно поговорить по душам.... Это придаёт невообразимо много сил. Я вообще считаю, что хороший собеседник порой лучше всяких лекарств. Так что ещё раз благодарю вас, Палладиум. Вы очень мне помогли, — совершенно серьезным голосом произнёс Авалон, пронзительно глядя собеседнику прямо в глаза. Сердце эльфа пропустило пару ударов, трепет накрыл его мощной волной от таких ласковых и искренних слов. Он уж было собирался в таком же признательном тоне ответить мужчине, но тот не позволил ему этого сделать. — И кстати, вы меня совсем не беспокоите, профессор. Я наоборот всегда очень рад нашим беседам. И мне бы хотелось, чтобы они происходили гораздо чаще, — глубоким низким голосом протянул Авалон, обольстительно улыбнувшись собеседнику. Как же можно напоследок не поддразнить Палладиума перед его уходом? Эльф сначала вздрогнул от такого резко изменившегося голоса паладина, а потом, когда до него дошёл весь смысл сказанного, не смог сдержать своего смущения, заливаясь ярким румянцем. Воротник рубашки внезапно показался ему слишком тесным. «Боже! Как у него так мастерски получается вмиг меняться от приятного добродушного учителя до коварного дьявола-искусителя? Он специально это делает? Или это все мое разыгравшееся воображение?» Так или иначе, Палладиум встал со стула и, чтобы как можно скорее скрыться от пронзительного взгляда Авалона, быстрым шагом дошёл до двери. Перед тем, как выйти, он обернулся и тихо проронил: — В любом случае, всего хорошего, профессор. Надеюсь, скоро вы придёте в норму... И мы с вами вновь увидимся... Последняя фраза была сказана еле уловимым шепотом. Но Авалону не нужен был суперслух или какое-то особое заклинание, чтобы расслышать ее. Его губы тотчас распылись в довольной ухмылке, но Палладиум не смог заметить этого, так как дверь уже закрылась. «О, не переживайте, мой дорогой профессор. Скоро мы обязательно встретимся.»***
На протяжении этого дня к Авалону то и дело заходили все кто только мог. Сначала это была обеспокоенная Блум, которая почти что влетела в лазарет, чуть не споткнувшись. Каким-то магическим образом она проспала всю ночь без задних ног и даже не заметила, что ее соседки куда-то уходили. И шума от взрыва в столовой она естественно тоже не слышала. Обо всём произошедшем девушка узнала, когда пошла утром в столовую и обнаружила, что она закрыта на технические работы. Фея драконьего пламени в удивлении чесала голову, задаваясь вопросом, почему же их новой и отлично выглядящей столовой вдруг потребовался ремонт. Только когда она заметила, что все студентки вокруг что-то бурно обсуждают, а именно «загадочное ночное происшествие», она решилась подойти к ним и узнать. Девушки с неким скептицизмом оглядели ничего не понимающую Блум и покрутили пальцами у виска — мол, ты что, совсем глухая — не слышать такой шум ночью? Но, не желая слушать жалобные всхлипывания рыжей, все же поведали обо всем произошедшем «из первых уст»: ночью на Алфею напали неизвестные, желая погубить ничего не подозревающих невинных девушек, а профессор Авалон, как настоящий герой, первый заметил их и ринулся защитить школу и их обитательниц. Но противники оказались слишком сильны, и бедному паладину пришлось несладко. Но он, не желая подвергать опасности любимых учениц, стойко и мужественно выстоял против неприятелей, заставив тех в спешке сбежать. Но за свой героизм профессору магфилософии пришлось пожертвовать многим... Блум, узнав, что профессор Авалон пострадал, да ещё и ужасным, но тем не менее таким героическим образом, немедля отправилась в лазарет навестить любимого профессора. Девушка с волнением и любопытством расспрашивала паладина о произошедшем ночью, а именно о том, кто же посмел напасть на Алфею. Но Авалон старательно переводил тему. Конечно, мужчина мог бы запросто рассказать, что это сделали дорогие подруги Блум, тем самым навсегда разрушив их отношения, но он же был «идеальным профессором» — добрым, понимающим и отзывчивым, который никогда бы не сделал такой подлости. Безусловно, это был бы хороший удар в спину Винкс — рассорить их со своим лидером, что без сомнения пошло бы на пользу его господину. Но Авалон ведь не абсолютное зло, чтобы так поступать, верно? Блум, несмотря на своё недовольство (из-за скрытности паладина и его нежелания все подробно рассказывать), ещё больше начала восхищаться профессором магфилософии, радуясь тому, что