В твоих объятиях я чувствую себя живым

В аду есть свободное место, записанное на твое имя, С колом посередине для целостности картины.

По прошествии нескольких дней Авалон стал чувствовать себя гораздо лучше, и поэтому мадам Офелия разрешила ему покинуть лазарет. Паладин вздохнул с облегчением, поскольку он и так потерял слишком много времени, без дела валяясь на кровати. Из-за постоянного наблюдения медсестры и частых посещений учениц у мужчины даже не было возможности связаться со своим господином. И это, если признаться, сильно беспокоило Авалона. До этого момента он ещё ни разу не пропускал сеансы связи с лордом Даркаром. А теперь... Он боялся последствий. Этой дикой, бешеной, неистовой ярости, пылающей в глазах Темного Феникса. Мощной всесокрушающей энергии, которую Даркар нещадно выплёскивал на своих провинившихся слуг. Авалон не понаслышке знал, каков его господин в гневе. К счастью, на себе это испытывать пока не приходилось, но паладин своими глазами видел, как жестоко Феникс наказывал тех, кто допускал хотя бы малейшую оплошность. Но он ни разу не подводил лорда Даркара. И то, что Авалон единожды не смог связаться с ним, не считалось просчетом, ведь так? Мужчина глубоко вздохнул, отгоняя ненужные мысли. Бессмысленно волноваться о том, что ещё не произошло. Сейчас у него были другие дела. Как например — поход в кабинет Фарагонды, где нужно было разобраться с провинившимися феями. Ему не терпелось узнать, какие же оправдания придумают глупые Винкс, чтобы отвертеться. Через полчаса Авалон уже сидел в кабинете у директрисы. Она с заботливостью и неким беспокойством расспрашивала о его самочувствии, предлагая чай со сладостями. Мужчина вежливо отказывался от угощения, заявляя, что все в порядке. Но осадок от произошедшего, конечно, остался. Паладин немного уставшим голосом рассказывал о своей любви к Алфее и к ее жителям, о том, как хорошо здесь находиться, но тут же добавлял, что случай нападения учениц на своего профессора выбил его из колеи. В ту же секунду он цитировал слова Палладиума о том, что «просто ужасно осознавать, что люди, которых ты с таким усердием обучал, в чьи головы ты пытался вложить как можно знаний о светлых и добрых вещах, ответили тебе таким...». Фарагонда, смотря на Авалона грустными, наполненными печалью и сожалением глазами, внимательно слушала мужчину, периодически кивая с пониманием. Пожилая фея с искренностью заявляла, что обязательно разберётся с этим. Поэтому ещё через некоторое время в кабинете директрисы находились не только она и Авалон, но также и Визгис, Гризельда и Палладиум. Последний, увидев паладина в добром здравии, не сдержался и радостно улыбнулся мужчине. Авалон не мог не заметить этой счастливой улыбки, и поэтому незаметно для всех остальных легонько улыбнулся эльфу в ответ. Тот засиял пуще прежнего. Паладин, наблюдая за этим, лишь довольно хмыкнул. Когда все преподаватели уселись за директорский стол, в кабинет вошли пять понуренных смертельно бледных фей. Плечи их были опущены, как и глаза. Винкс даже боялись посмотреть на профессора магфилософии. Поэтому им оставалось только лишь подавленно смотреть в пол. Фарагонда прямо, без лишних прелюдий, спросила девушек — зачем они это сделали. Фея технологий, как главная виновница текущего состояния паладина, начала говорить первой, рассказывая о книге «Человекоподобный монстр» и предсказании, написанного в нем: «Монстр разрушений появится из светящего мира. Он почувствует то, что спрятано, и отразит себя среди людей. Когда три священные планеты встанут в одну линию, их энергия распространится по Вселенной. Он будет сеять смерть и разрушения...». После своего рассказа девушка, нервно переминая пальцами, произнесла: — Ах, директриса, я не знаю, что случилось... Все мои расчеты были верными. У него было ещё много времени на трансформацию. Но он этого не сделал... Точно! Его выдвигающиеся крылья, его клоны, пропавшие цветы, сближение планет... — видимо, Текна решила, что лучший способ зашиты — это нападение, поэтому к концу ее голос стал высоким и обвиняющим, — я требую объяснений! — воскликнула она, резко хлопнув обеими ладонями по директорскому столу. «Что за бред ты несёшь, идиотка?! Сама нападаешь на профессора, несёшь несусветную чушь, а теперь ещё с обвинениями кидаешься на директора, требуя объяснений?!» Авалон зло стиснул зубы, непроизвольно сжав руки в кулаки. Жгучая, дикая ярость вмиг заполнила его сердце, заставляя желать крови, мучительных криков и страданий этой глупой девчонки, возомнившей себе невесть что. — Мои коллеги постараются вам все подробно объяснить, — не выражая никаких эмоций, сухо сказала Фарагонда. «И это я ещё должен давать этой наглой девчонке объяснения?! Старуха тоже что ли повредилась умом?! Или ее огромная любовь к этим глупым феям заставляет закрывать глаза на всех их проступки?!» Внутри Авалона все рвало и метало. Сердце сумасшедше билось о рёбра, заставляя кровь бешено кипеть в венах. Как же ему хотелось сейчас выпустить всю ярость, накопившуюся внутри него, явить свой истинный облик, разрушить все вокруг до основания! Только лишь осознание возможных последствий останавливало его от того, чтобы сорваться. — Я паладин. Конечно, у меня есть крылья. Если вы забыли, мисс Текна, у всех паладинов имеются крылья. И использую я их, когда мне нужно. Например, когда за мною гонятся, — голосом, пропитанным ядом и скрытой агрессией, произнес Авалон. Все феи, включая Текну, растерянно и смущенно вздохнули. «Пропавшие цветы... о каких ещё цветах говорила девчонка?» — с раздражением подумал мужчина. В ту же секунду он вспомнил, как утром в день нападения ему встретились директриса и помогающие ей нести книги Лейла и Текна. Тогда паладин, только что попробовав своё заклинание для улучшения обоняния, сказал феям, что с утра в этом саду пропало пять роз и восемь тюльпанов. Фарагонда, восхищаясь, ответила, что его способность к познанию соответствовала тому, что о нем говорили. Авалон довольно улыбнулся, поняв, что сумел ещё раз удивить директрису. «Но как это относится к тому, что они на меня напали?!» — Я знал, сколько не хватает цветов, потому что как раз пробовал заклинание, которое усилит мое обоняние. Я научу вас ему, — бесцветным тоном, в котором все ещё чувствовались металлические нотки, сказал Авалон. — А как же ваши многочисленные клоны? Как вы объясните это?! — почти срывающимся голосом воскликнула фея технологий. «Боже. Девчонка и это сюда приплела.» — недовольно пронеслось у паладина в голове, когда он вспомнил, как согласился на эксперимент Визгиса с его новым изобретением, которое может копировать все что угодно. Лепрекон заявил, что проблем никаких возникнуть не должно, и Авалон даже не увидит своих двойников. Он-то не увидел, а вот глупые феи, видимо, да. «И правда — никаких проблем не возникло» — язвительно подумал мужчина. Паладин уж было собирался открыть рот, чтобы объяснить и это, но эту обязанность профессор Визгис взял на себя. — Это все моя работа, Текна. Я изобрёл для этого вот эту машину, — с энтузиазмом сказал он, доставая из-под стола странное изобретение с крутящейся ручкой и трубой, — посмотрите, я покажу вам кое-что ещё. Лепрекон, с восторгом смотря на своё детище, усердно закрутил ручку машины. Из неё начал вываливаться полупрозрачный белый дым, сладко пахнущий яблоками и жасмином. — Посмотрите, что я умею, — с забавой произнес Визгис, посмеиваясь. Через мгновение в кабинете появились несколько клонов Фарагонды, похожих на неё как две капли воды. Флора издала удивленный вздох, увидев то, как комнату начали заполнять многочисленные копии директрисы. — Десять директрис! Ночной кошмар, — театрально воскликнула Стелла. Фея растений лишь с недовольством пихнула ее в бок. В следующую секунду, кажется, что-то пошло не так, поскольку изобретение Визгиса начало издавать странные кряхтящие звуки, а его ручка бешено закрутилась сама по себе, заставляя клоны Фарагонды сначала замигать, а потом и вовсе бесследно исчезнуть. Через мгновение из машины повалил густой чёрный дым, и она резко прекратила работать. — Ну вот. Ещё один неудачный проект... — голосом, наполненным нескрываемой грустью и сожалением, проронил лепрекон. — Значит, предсказание — это обман, — тихо выдавила из себя Муза. — Скажите, кто был автором предсказаний? — задала вопрос феям Фарагонда. — Книга была написана знаменитым Сириусом Фасетусом, директриса, — ответила Текна. Пожилая женщина, услышав это имя, внезапно громко и искренне рассмеялась. — Что смешного? — озадаченно спросила фея технологий. — Текна, кажется, вы не проверили свои источники. Сириус Фасетус — комик, который жил два века назад. — Но книга известна, про неё все знают! — все ещё пытаясь как-то оправдаться, воскликнула девушка. — Вы плохо слушали лекцию Авалона, дорогая. Даже если что-то хорошо известно, совсем не значит, что это правда, — с укором произнесла директриса. Текна, понурившись, опустила взгляд. Тут-то она поняла, что совершила ужасную ошибку. Глупую и непростительную для такой умной феи, как она. Не проверила, кем именно был автор книги, начала подозревать профессора из-за таких нелепых фактов, которые и доказательствами нельзя было назвать, и, главное, напала на него... — Похоже, я получила хороший урок, — с сожалением констатировала она. — Я надеюсь. И думаю, вы должны извиниться перед профессором Авалоном. Винкс, согласно кивнув, нестройным хором произнесли: — Простите нас, профессор! «Глупые, до невозможности глупые феи! Думаете, одной фразы достаточно для того, чтобы вмиг забыть все то, что вы натворили? Вы напали на меня, чуть было не вынудили меня раскрыться, а потом ещё так нагло требовали объяснений! Как будто я должен был оправдываться и извиняться за то, что вы, идиотки, атаковали меня! И ещё эта Фарагонда...! Называет ученицу «дорогая», даже несмотря на то, что она сделала! Носится с ними, как с пятилетками! Старуха совсем распустила фей! На ее месте я бы давно всех поисключал к чертям собачьим!» — мысли Авалона все ещё были наполнены негодованием, злостью и раздражением. Однако лицо его ничего не выражало — он помнил: выходить из себя ни в коем случае нельзя. — Неужели вы думаете, что можно отделаться простыми извинениями? — внезапно произнесла до этого безмолвно сидевшая Гризельда, — вы беспричинно напали на одного из профессоров, отправили его отлёживаться на несколько дней! Причём заметьте, профессор Авалон даже не думал нападать на вас в ответ! Вы заставили пропустить его свои же занятия! Да и не только его, а ещё и студенток! Это просто неслыханная дерзость! Вопиющий беспредел! За весь мой опыт преподавания в Алфее такого не случалось никогда! Думаете, если один раз спасли Магикс от ведьм, то теперь вам можно все?! Вы слишком зазвездились, Винкс! Таких бессовестных студенток, как вы, следует исключать! Женщина перешла на крик, не стесняясь в выражениях. Феи, всегда боявшиеся Гризельду, испуганно смотрели в пол, боясь даже поднять взгляд. Авалон, наблюдая за всем этим, внутренне ликовал. Сначала он хотел сам потихоньку начать давить на Винкс, но более искусно и без криков. Но тут коллега сама встала на его защиту, взяв на себя обязанность отругать девушек, тем самым облегчив ему задачу. Паладин даже был ей за это благодарен — теперь он мог снова показать свой идеальный образ во всей красе. — Ну что вы, дорогая Гризельда, не нужно так ругать девочек. Я думаю, они все уже поняли и раскаялись, — спокойным голосом произнёс он. Феи, как и остальные преподаватели, удивленно вытаращились на мужчину. Паладин, лишь довольно хмыкнув про себя, продолжил: — Все мы можем допускать ошибки и проколы — из них и строится наша жизнь, наш опыт и знания. Это неотъемлемая часть нашего жизненного пути, и от них никто не застрахован. Вспомните себя в молодости. Разве вы никогда не ошибались? Сомневаюсь. Так раз девушки осознали свою вину, поняли, что в следующий раз будут внимательнее проверять информацию перед тем, как что-то сделать, стоит ли их так сильно ругать? Винкс смотрели на Авалона, как на своего спасителя. Восхищенно, с благодарностью и даже с благоговением. Но глубокое сожаление все ещё явно читалось в их глазах. Гризельда раздраженно цокнула языком и воскликнула: — Так что же, Авалон, предлагаете совсем лишить наглых девчонок наказания?! Тогда это просто бессмыслица! Если все вокруг будут совершать ужасные поступки, оставаясь безнаказанным, то ни о какой дисциплине и речи быть не может! Паладин внутренне усмехнулся. Все шло по плану. — Почему же, дорогая Гризельда. Я не говорил, что девушек стоит совсем избавить от наказания. — Тогда что же вы предлагаете?! — Ну, я думаю, что исключение — это слишком строго, не так ли, девочки? — притворно мягким тоном произнес Авалон, обращаясь к Винкс. Девушки лишь судорожно закивали. — Полагаю, за ваше преступление вы заслужили экзамен, — изрёк паладин. Феи сначала шокировано посмотрели на профессора магфилософии, а потом, тяжело вздохнув и понурив головы, согласно кивнули. — И это все?! — с недовольством воскликнула Гризельда, — просидеть пару дней за книжками — разве это наказание? Авалон был солидарен с феей, но в то же время его забавляло то, что женщина выступала так сильно, будто это она была главной жертвой, а не паладин. — Ну, может быть, для вас это не является проблемой, коллега. А для учениц, у которых помимо учебы есть ещё полным-полно забот, думаю, могут возникнуть некие трудности. Гризельда, с раздражением оглянув Винкс, презрительно фыркнула. — Профессор Авалон очень милосерден к вам, феи! Из всех возможных наказаний выбрать такое! И это учитывая то, что никто, кроме преподавателей, не знает о вашем поступке! Вы представляете, что бы было, если б все вокруг узнали, что именно вы напали на профессора?! Да с вами бы вмиг перестали общаться, даже несмотря на все ваши заслуги! Паладин удовлетворенно улыбнулся, представив подобную перспективу во всех подробностях. О да, он бы мог такое устроить! Сделать так, чтобы все до единого узнали о произошедшем. «Безумные феи напали на беззащитного профессора!» — кричал бы заголовок одной из газет. Общественное порицание... Никто из фей даже не смотрел бы на Винкс, не то что говорил. Косые взгляды, злые перешёптывания за спиной, постоянные оскорбления и подставы. Все бы только и делали, что искали любой повод, чтобы унизить и посмеяться над глупыми феечками... И так бы проходил день за днём... Дни, которые сливались бы в недели; недели, которые превращались бы в месяца. О, Авалон бы сделал так, чтобы об этом помнили ещё очень долго! А также учитывая то, что и Блум бы наверняка отвернулась от подруг... Тогда бы и исключение показалось феям долгожданной милостью! Восторг, наслаждение и злорадство наполняли сердце паладина, опьяняя его. Как сильно он был бы рад, наблюдая за ежедневными страданиями пятерых фей... Настоящее блаженство. Идеал. Вот оно — совершенное наказание. Из мыслей Авалона вывел уверенный голос Текны. — Мы осознали свою вину, профессор. И мы готовы понести заслуженное наказание. Спасибо за вашу доброту. Паладин еле сдержался от того, чтобы не фыркнуть с презрением. — Ну что ж, раз все прояснилось, тогда предлагаю всем разойтись, — подвела итоги Фарагонда. Винкс, кивнув и попрощавшись со старшими, покинули директорский кабинет. Авалон тоже решил не задерживаться здесь, поэтому вышел следом. Не успел он пройти и пару метров, как его окликнул знакомый голос: — Постойте, Авалон! Мужчина остановился, поворачиваясь. Навстречу ему быстрым шагом направлялся Палладиум. — Что-то хотели, профессор? — сухо спросил паладин. Почему-то сейчас ему совсем не хотелось общаться с другими. Эльф, казалось бы, совсем этого и не заметил. — Да... Я хотел вам кое-что сказать, Авалон, — смущенно произнес он, поправляя выбившуюся из причёски прядь. — Я весь во внимании. — Понимаете... То, как вы вели себя сейчас в кабинете у директрисы... Это было просто невероятно! Такое самообладание, такое спокойствие! Да и ещё вкупе с тем милосердием, которое вы проявили по отношению к людям, которые так поступили с вами, — Палладиум стеснительно отвёл взгляд в сторону, — это действительно заслуживает уважения, профессор! — О. Так вы восхищаетесь мною, Палладиум? — довольным голосом спросил Авалон. Острые уши эльфа вмиг покраснели. — Да... — Знаете, такое обычно говорят, смотря в глаза, — приблизившись к собеседнику, низким голосом произнёс паладин. «А знал бы ты, каков я на самом деле, эльфенок, ни за что бы не сказал мне такого. И никогда бы не посмотрел на меня такими влюблёнными глазами.» Палладиум вздрогнул от такого резко переменившегося голоса мужчины, а в следующую секунду, когда он осознал, насколько близко Авалон стоял к нему, по его телу пробежала легкая приятная дрожь. Тотчас эльф поднял взгляд, посмотрев прямо в глаза паладину. И вновь, как в первый раз, когда Авалон вызвал его для участия в эксперименте, он почувствовал невообразимое притяжение, от которого перехватывало дыхание, на мгновение замирало сердце и подкашивались ноги. Но тогда Палладиум ещё не осознавал свои чувства. А сейчас он все прекрасно знал, и это заставляло какой-то сладкой истоме разливаться по всему его телу, доходя до самых кончиков пальцев. Авалон также все прекрасно видел — эльф был для него словно открытая книга. Но теперь это его не отталкивало, не вводило в ступор — наоборот, чувства Палладиума нагоняли легкое возбуждение и интерес, заставляли сердце наполняться пылким волнующим трепетом... Заставляли желать большего... Например, провести большим пальцем по этим манящим губам, которые так соблазнительно прикусывал эльф, когда волновался, страстно впиться в них и попробовать на вкус... Паладин резко отстранился от собеседника, внезапно осознавая то, что только что пришло ему на ум. «Бред!» — протестующе воскликнул про себя он. Глупые, бессмысленные желания... Которые ни к чему не приведут! Только лишь к боли и сожалению. Ведь рано или поздно, выполнив свою миссию здесь, Авалон покинет Алфею, оставив Палладиума с разбитым сердцем. Хотя с чувствами эльфа паладин ничего не сможет сделать — ведь чужое сердце ему не подвластно, он не хочет чувствовать себя так же — разбитым, опустошенным и потерянным. Нельзя ни к кому привязываться — это до добра не доведёт. Любовь — слабость, делающая тебя уязвимым, болезнь, разъедающая изнутри. А быть слабым — унизительно. Но глядя в сияющие глаза эльфа и смотря на его легкую смущенную улыбку, Авалон осознавал, что не хочет, чтобы Палладиум страдал из-за него. Разве он заслуживает такого? Добрый, светлый душой и сердцем эльф, который ни разу не сделал ему ничего плохо, который всегда искренне беспокоился о нем и помогал, достоин такого же светлого, заботливого и любящего человека рядом с собой. А не монстра, подобного ему. Чудовища, которое даже не умеет любить! — Авалон? — обеспокоенно обратился к мужчине Палладиум, — С вами все хорошо? — Да... — немного растерянно произнес паладин, — просто задумался. Эльф по-доброму усмехнулся, услышав слова собеседника. — Знаете, похоже вы начинаете перенимать от меня болезнь постоянно витать в облаках, Авалон. — Все может быть. — Кстати, профессор, смотря на вас, я решил взять пример и назначить Амарил такое же наказание, как и вы Винкс. Ведь они совершили равнозначное преступление — напали на человека. Почему бы и не сделать одинаковое наказание? — О. Хорошо, — все ещё немного отрешённым голосом ответил Авалон. В следующую секунду глаза Палладиума загорелись, словно ему на ум пришла какая-то идея. — Я придумал, дорогой коллега! Почему бы нам тогда не провести совместный экзамен для провинившихся студенток? Паладин на мгновение опешил. Что за бред? Только он подумал о том, что следует подальше держаться от эльфа, как тот сразу пытается провести с ним ещё больше времени. Авалон хотел отказаться. Для блага обоих. Но видя то, как эти карие глаза смотрят на него с такой надеждой, с таким желанием... Он не смог. Мужчина просто не сумел отказать этому эльфу, расстроить его, стереть сияющую улыбку с его яркого лица... Боже, и что он только делает... Сам обоих в могилу загонит. — Хорошо. Думаю, подобное можно устроить, — обречённо вздохнув, произнес Авалон. — Ура! — радостно воскликнул Палладиум, ощущая, как буквально каждую клеточку тела распирает от блаженного чувства удовлетворения и счастья. «Словно малое дитя радуется...» — в ту же секунду пронеслось в голове у паладина, и он невольно улыбнулся. Но как только он вспомнил, с кем ему предстоит сегодня связаться, вся радость тут же разбилась вдребезги о внезапно напомнившее о себе чувство долга и суровой реальности. Авалон все ещё безвольный раб, подчиняющийся своему господину и создателю. Он все ещё должен беспрекословно выполнять его приказы. И ничто — ни травма, оставшаяся в левом боку после нападения, ни глупые феи, которые чуть не рассекретили его, ни такой притягательный своей добротой и заботой эльф не должны ему помешать. — Поговорим об этом позже, ладно? Сейчас мне надо идти, сами понимаете — много дел накопилось. Прошу меня простить, — бесцветным голосом произнёс Авалон и обернулся, даже не дожидавшись ответа эльфа. — А? Ладно... До встречи, — рассеянно пробормотал Палладиум, наблюдая за тем, как быстро удалялась спина собеседника. И в ней, как показалось эльфу, не осталось и следа от всегдашней идеальной осанки паладина. «Что это с ним?» — обеспокоенно подумал он.