Стихийное бедствие

      Повстречав юного Трембовецкого большинство завистливо вздыхало — «Не ребёнок, а ангел!». Вежливый, тихий, за ужинами не балуется и не вытворяет ничего, за что его можно упрекать. Отец гордо кивал, обнимая жену за плечо, какое ещё дитя может появиться от воздушного союза?       Но как бы они не были горды чистотой своих стихий, не от того он был так тих. Собственно, никого из гостей это не заботило совершенно, так что и незачем было говорить. Метод воспитания кнута и времени, никаких пряников и поблажек: «Раз уж был ты рождён среди нас — уважаемых магов — имей голову на плечах и уважение в сердце». Никаких «Костенька» и «сыночек» — «Константин» и «сын». А к чему все эти нежности? К чему баловство, когда есть чёткий план?       И мальчик, не зная солнца свет (к счастью, лишь образно) и чужих семей, воспринимал это как должное. Вёл себя, как того требовали окружающие, с малости был галантным, с малости знал все требования и просьбы родителей чуть ли не наизусть. С детства был приучен к книгам и изучению воздушной магии. А временами ложился на спину во дворе, глядя в чистое голубое небо, и мечтал — вырастет и ступит за порог в открытый для него мир. Открытый для свершений, открытый для будущего очередного «идеального мальчика». Мечтал, как сможет гулять ночи напролёт, как сможет выходить из четырёх стен и…       Впрочем, этих мечт ему очень даже хватало, чтобы не утопать в рутине. Рутинной скуке и бессмысленности происходящего. От неё ещё спасали вечера, когда родители уходили прочь из особняка, оставляя ответственность за сына на няню. Они сидели на заднем дворе, ели что-то сладкое (а это уже праздник), обычно предпочитая яблочный мармелад, который, как она говорила, очень просто сделать. Сидели, а она рассказывала о своей жизни. Размеренной и небогатой. Она жила на окраине города, поэтому ей не так далеко добираться до места работы, что было весьма удобно. Старший Трембовецкий платил достаточно щедро, но не достаточно много, что и экономно для семейного бюджета, и достаточно для студентки.       Она устроилась к ним, когда лишь поступила (это было одним из условий при принятии на работу: быть старше семнадцати и иметь воздушную либо водную стихию), но когда мальчику уже исполнилось семь, она уже заканчивала учёбу. С каждым годом истории всё больше его интриговали и тянули к себе. Студентская жизнь, веселье, ох, как хотелось побыстрее покончить с учёбой на дому. Родители считали: зачем пятнать идеальное дитя с избалованными и глупыми одногодками, тем более, у которых родители представители «грубых» стихий? Вся учёба держалась так же в четырёх стенах, со строгими тётями и дядями, вплоть с пяти лет.       Поэтому общение с девушкой, которая успела завоевать доверие Трембовецких, было глотком свежего пьянящего воздуха. Того самого, что давало вектор мечтам и желаниями. Того коренного чувства свободы, того тёплого ощущения, что твоя жизнь контролируется лишь тобой, а не кем-то за твоей спиной. Она делилась радостями и горечами, вселяя в паренька надежду: впереди у него только счастливая жизнь. Рассказывала, как проходят лекции, делилась какими-то хитростями «на будущее». Они много смеялись, вероятно, она и заложила в нём любовь к шуткам, ведь обычно он их не слыхал из чужих уст.       В один вечер она пришла особенно счастливая, начиная рассказ о том, что он тоже заслуживает быть любимым, ведь это непередаваемое ощущение. Он пожал плечами, имея об этом лишь размытое представление. Ему говорили о браке, о совместной с кем-то жизни, с долгом, с обязанностями, тщательно профильтрованные книги твердили о важности этих пунктов, но сама «любовь» была ему немного чуждой. Но за тонну удивления от собеседницы и упаковку мармеладных конфет он услышал более точное описания термина, что был размыт сам по себе.       — Значит, у тебя есть парень? — глядя в небо, где сгущались серые тучи, поинтересовался Константин. Девушка ему улыбчиво кивнула, а затем немного замялась, но протянула ему руку, где красовалось серебристое кольцо. Он улыбнулся.       — Уже жених, — она вновь засияла, глядя на свою руку, выглядывая блестящий камешек в кольце. Мальчик тоже пристально наблюдал. — Мы познакомились на втором курсе и начали встречаться.       — Вот так просто? — округлил он глаза, на что она всё так же удивлённо уставилась в ответ. — И родители не были против?       — Нет, мы любили друг-друга и никто не возражал, — она сделала паузу, закусив губу на минутку. — А если бы и возражали, нас бы это не разлучило, потому что против чувств не станет ничто. Всё ещё удивлена, что тебе это незнакомо. Хм…       — Что? — внезапно послышался гром, но они не шелохнулись, продолжая беседу.       — Я знаю, что ты любишь читать книги… — начала она, а затем начала подбирать слова, но её тут же перебили.       — Не люблю. У меня выбора нет, — они синхронно хохотнули, хотя понимали, что это больше похоже на правду, чем на шутку.       — Так вот… Ты смотрел фильмы когда-то? — немного наклонила голову она, а потом выпрямилась, вспоминая про вторую упаковку сладостей, после чего ловко открыла её и схватила печенье с желейной вставкой. — Может, отец показывал?       — Мой отец не из тех, кто проявит инициативу показать мне что-нибудь новое, — он и себе взял печенье, оглядывая его со всех сторон. — Но мне читали про это когда-то. Или я из телевизора услышал.       — От тебя и в самом деле весь мир скрывают… — её тон стал ещё печальнее. — Хочешь, как-то организую тебе ночь кино? Что-то придумаем, пронесу сюда ноутбук…       — Не знаю, — сказало за него сомнение. Слишком велик риск и слишком велика цена. Вдруг, всё пойдёт не по плану? А вдруг, всё это того не стоит? Они замолчали, слушая, как первые дождевые капли начали разбиваться о землю, даже жевать перестали, печально наблюдая за быстрым бегом облаков. — У моих родителей похожие.       — Ты о чём? — перевела взгляд студентка. Мальчик опять улыбнулся.       — Кольца похожие, — он указал пальцем в сторону её руки, которая аккуратно игралась с летящими каплями, задерживая их полёт на несколько секунд, но тут же дёрнулся. Некультурно пальцем тыкать. — Только камешек белый.       — А-а-а… Это цвет союза, — она улыбнулась, высматривая блестящий фиолетовый. Костя на секунду завис, а потом вытянул лицо в удивлении. — Из-за чего ты так удивлён?       — Твой парень… Маг огня? — после этих его слов, она почесала щеку, тоже зависая. Затем она кивает. — Вы представители разных стихий! С ума сойти!       — Тише, чего ты так… — утихомирила она его порыв эмоций. Он послушно сделал вдох, выдох и успокоился. — Ничего в этом нет необычного. Мы любим друг-друга, мы счастливы и… Всё.       После этого разговора Костя оставшийся день сидел в раздумьях. Думал о том, как всё, на самом деле, легко: ты можешь любить кого хочешь, ты можешь быть с тем, кого любишь, даже если его стихия диаметрально противоположная. Впервые за долгие года изучения окружающего мира ему стало так безумно легко, он даже успел поверить в то, что взрослая жизнь окажется в разы приятней, чем он ожидал, и чем ему предрекали. Ему было ужасно легко подпевать песням из радио, легко пританцовывая вместе с шатенкой, ужасно приятно осознавать, что всё не так трудно. Он понимал, что каких-то десять лет — каких-то десять! — и он тоже сможет сделать кому-то предложение. Сможет сам решить, с кем ему быть, сможет воплотить мечту и быть свободным как никогда ранее. Он не знал слов песен, которым подпевал, он не знал о чём они. Но знал, что он счастлив и что он будет счастлив дальше. Более того, с такой прекрасной наставницей, как его няня.       Он провожал её с улыбкой, махая с порога рукой, на что родители смотрели свысока в обоих смыслах. Ужин уже был готов, поэтому, как только дверь закрыли после ухода девушки под фиолетовым зонтом, семейство отправилось за стол. Трапеза проходила относительно в тишине, пока не прозвучало громкое отцовское:       — Константин, сядь ровно и не скачи на месте, — после этих слов мужчина положил нож, вытирая губы салфеткой. Женщина спокойно перевела взгляд на сына. Он проглотил кусок картофеля и выпрямился. — Да что сегодня с тобой такое?       — Я счастлив, — лаконично произнёс он, вновь начиная немного махать ногами под столом. Он слишком рад, чтобы сидеть без движений, так что мотать ногами — оптимальный вариант. Но и его пришлось притормозить от холодного взгляда предка. Обоих.       — И что же тебя так обрадовало? — тут же нахмурился глава семейства, вопросительно выгибая бровь. Радость тут же начала понемногу угасать. Мальчик начал чувствовать за неё вину.       — Я… Я хочу вырасти и веселиться, — произнёс он, утыкая взгляд в тарелку перед его носом. Тут же стал ощутим лёгкий порыв воздуха в помещении. Не из окна: это напряжение отца. — И влюбиться…       — А не рано ли тебе о таком думать? — сдерживаясь, озвучил мужчина, пытаясь вывести сына на зрительный контакт, что выходило не особо удачно. — Влюбиться!       — А когда об этом думать? Когда уже получу стихию? — незаметно нахмурился он. — Тогда уже будет поздно! И я буду…       — Ты груб, — вклинилась в беседу блондинка, пытаясь указать ребёнку в то, что он переступает черту. — Почему вдруг тебя это заинтересовало?       — Няня… Выходит замуж, — тихо произнёс младший, но даже это оказалось достаточно громким, чтобы привлечь внимание. — И мы говорили об этом.       — Вместо чтения? Дорогой, нам стоит…       — И кто же он? — перебил свою жену мужчина, испепеляя своего наследника взглядом. Тот улыбнулся, тыкая вилкой в ещё один кусок картофеля. — Маг чего?       — Почему тебя это интересует, пап? — он не получил ответа. Только пристальный взгляд и ожидание ответа. «Я сказал лишнего» — мигнуло в его голове, но уже не было путей для отступления. Цветной мир вмиг стал серым вновь. — О… Огн…       — Я знал, что здесь что-то не так! — схватился с места мужчина, пока его столовые приборы звонко повалились на тарелку, а его жена аккуратно прикрыла свои губы пальцами. Он потянулся в карман своих джинс, чтобы вытянуть телефон, но там его не оказалось. Поэтому он, напряжённо рыкнув, ударил кулаком по столу, из-за чего несколько салфеток подлетело в воздух, а волосы остальных в комнате слабо развеялись на появившемся ветру. — Живо в свою комнату и не высовывайся, пока я не позволю. И никаких больше разговоров о магах огня в это доме! Приберите со стола! — последняя реплика была направлена прислуге, которая тут же прислушалась.       Костя хотел собраться с мыслями, но не мог. Они путались в один большой клубок, путались, скапливались, создавали всевозможные узлы и заставляли чувствовать себя лишним вновь. Хватило пяти минут в своей комнате, чтобы мысль о том, что следовало бы извиниться перед родителем, созрела окончательно. Он тихо ступил на пол, выбрался из комнаты, впервые за долгое время ослушавшись и побрёл к кабинету в почти полной темноте коридора. Но чем ближе приближался, тем больше слышал отцовский грозный тон.       Он подобрался ещё ближе, чтобы слушать разговор, и спёрся на стену. Со временем слова начали звучать чётче.       -…в нашем доме не могут работать такие грешники, как Вы, леди! — как удар в гонг прозвучал голос. Сердце юноши что-то поджало, почему он только сильнее затаил дыхание. — Более того, говорить с моим сыном о такой мерзости! Ужас! Даже не пытайтесь убедить меня в обратном, я, в отличии от вас, знаю, насколько ужасны межстихийные союзы!       Воздуха стало не хватать, казалось, будто воздушная магия отца прямо сейчас ворует весь кислород из лёгких. Та лёгкость быстро обрушилась тяжёлым грузом на самое дно.       — Ещё этого не хватало! Вы несёте в наш дом гадость, ваше тело осквернено этим магом! — вновь слышиться стук кулака по столу. — Да как вы смеете?! Мой сын никогда не будет таким, у него голова на плечах есть и… Какого чёрта Вы ещё смеете мне грубить?! Только благодаря мне, вам не приходилось сводить концы с концами, годами Вы жили в достатке благодаря моей доброте и сейчас я получаю такую плату за своё милосердие?!       На щёки скатываются первые слёзы. Константин пытается не шмыгать носом, чтобы не выдать своё присутствие, а вместе с тем упорно вытирает свои глаза от влаги. Он не знал, из-за чего ему больнее: из-за того, что единственную, кто его понимала, отдаляют как можно дальше, или из-за того, что ему страшно оказаться «мерзким» своему собственному отцу. Его плеча легко коснулись.       — Молодой господин, прошу… — озвучил тихий шёпот женщины, что работает тут дольше, чем юноша живёт вообще. Он попытался беззвучно встать, чтобы отец не заметил ничего подозрительного. Костя хотел сразу пойти в комнату, но вместо этого обнял полненькую женщину, заливая её белый фартук слезами. Она аккуратно погладила его по голове, но в следующий миг отстранила от себя. — Вам нужно в комнату, вы же не хотите, чтобы вас ругали?       Он помотал головой, отрицая.       — Лили? — грозно прозвучал голос хозяина дома. Женщина подтолкнула парня в спину и он послушно пошёл.       — Да, на кухне… — а дальше мальчик уже не слышал. Он закрыл уши руками, отправляясь в свою комнату. Не хотел слышать и слова более, не хотел слышать, что есть вариант развития событий, в котором его оттолкнёт собственная родня. Он вбежал в свою комнату и прямо в одежде укутался в тёплое одеяло.       — Один, два, три, четыре… — шептал он, чтобы успокоить гул сердца. Когда сбивался — начинал заново. — Один, два… Один…       Ему казалось, что он медленно тает в пространстве. Как тает комната вокруг него, как растворяется в шуме дождя и ударах сердца всё, что находится вокруг него. Что-то изнутри кричало: он тут точно чужд. Он точно не будет тут счастлив. Через десять лет — целых десять! — он сможет покинуть этот дом, что пропитан жестокостью и ненавистью. Он ударил стену.       Ещё раз, а потом снова и снова. Руки начали болеть, но это единственное, что хоть как-то успокаивало тревогу. Что нарастала и нарастала всё больше.       — Сын, мы войдём, — сказал хриплый голос уже в дверях. Пол проскрипел под чужим весом. — Пойми, мы это делаем из заботы к тебе.       — Да, пойми нас, мы просто переживаем! — звонко прозвучал голос матери. Мальчик только больше съёжился. — Мы наймём новую няню и она не будет водиться с магами огня, не будет представлять нашей семье опасность.       — Ты достаточно умный, чтобы понять: они не наши союзники! — что-то снова ёкнуло где-то под рёбрами. — Они враги. Они годами представляли опасность и сейчас все маги огня — ужасные люди. Их лучше изолировать и ограничивать общение с ними. Ты нас слышишь?       — Может, он уснул? — после этого мальчик немного облегчённо выдохнул.       — Ну, тогда пускай… — мужчина почесал свою седину и вздохнул. — Нам стоит ввести ему больше уроков фортепиано. Чтобы не отвлекался на какие-то глупости. И изучение магии воздуха сделать интенсивнее, пускай с малых лет знает…       — И познакомить… — парень ощутил на себе пристальный взгляд. — С ней.       — Да, сейчас уже пора.       Она.       Её личико можно было назвать ангельским. Аккуратные черты, волшебная улыбка, голубые глаза… Она с детства была предначертана Косте, а он с детства был предначертан ей. Они должны были стать аристократичным водно-воздушным союзом. Их родители ещё с рождения обоих решили — они должны объединить две семьи в одну. Связать «святые» стихии узами брака.       Когда они встретились впервые, в душе блондина царил полный хаос. Ему казалось, будто что-то тут не так, будто жизнь сыграла с ним ужасную шутку, поставив такие жестокие условия. А девочке же, наоборот, вся эта ситуация нравилась — она довольно улыбалась, бегая хвостиком то за родителями, то за Костей, сразу же прозвав того «зайчиком», так как тот упорно убегал от неё. Хотел найти свою норку спокойствия, спрятаться в ней и не иметь связи с этими неприятными для него людьми.       Звонкий смех и звон бокалов, он, без месяца восьмилетний, сидит за руку с девочкой, которая кажется ему настолько же чужой, как и любая из звёзд за окном. От неё веяла совершенная уверенность, она всё ластилась к нему, как голодная кошка к ногам хозяина, а все умилённо улюлюкали, раз за разом провознося тост за любовь и успешный брак в будущем.       С того вечера Костя не мог уже найти радио и не пробовал больше сладостей, которые приносила няня. С того вечера он не чувствовал мимолётной лёгкости и не видел счастья в своём отражении. Ему будто обрезали путь в счастливое и свободное будущее. Будто теперь он идёт по канату одобрения, стоит лишь раз оступиться, зашататься или остановиться, как он полетит в бездну отторжения.       Поэтому он пытался молчать. С годами ненависть к отцу росла, нелюбовь к даме, что приписали ему, так же становилась больше. Но он молчал. Послушно играл сонеты на фортепиано, не давал покоя струнам скрипки, учил параграфы, смотрел в небо, обнимал её, но молчал. Благо, не в прямом смысле, так он был весьма разговорчив, но каждый, кто его видел, ошибочно причислял к счастливому юноше в благополучной семье. Он научился скрывать свои мысли, но в то же время и проникался чужим цинизмом.       В очередной вечер в окружении галантных взрослых и молодых людей, в очередной бал, он просто сидел у фонтана, желая чуть ли не прыгнуть в холодную воду. Ему всё это казалось фальшью, ему хотелось как можно быстрее исчезнуть оттуда. Смотрел в то, как блестит вода под светом луны и растворялся в минутной тишине. В тот вечер он понимал, что семнадцатилетие не за горами, стоит лишь немного потерпеть, и он вырвется, несмотря не на что.       Его рука быстро окунулась в холод воды, желая стать одной с ней массой, но, увы, она ещё должна похвастаться своим умением и сыграть что-то из творений Шопена по просьбе незнакомого гостя. Поэтому он просто представил, что он просто часть природы, что скоро он сможет покорить воздух, как и его предки, что женится, пускай и на нелюбимой, что поступит по велению отца на адвоката… Нет, это вовсе не то, что он представлял, совсем не то. Он просто видел смазанную картину. Счастье, которое держат под замками, как и его самого…       — Константин? — прозвучал за спиной мужской, на удивление молодой голос. Он тут же выпрямился и выдернул руку из воды, будто его застали за чем-то непристойным.       — Да-да, я сейчас подойду, скажите гостям, что… — он уткнулся взглядом в чужое лицо. Вытянутое, с улыбкой, причёской, что выглядела идеально уложенной. Что-то в горле встало поперек, будто кость, что мешает и слово сказать. Сердце так же решило, что самое время застучать сильнее. Неужели…       — Можно сесть рядом с Вами? — он кивнул немного правее. Трембовецкий лишь напряжённо кивнул в ответ.       «Когда ты влюбляешься — тебе становится очень странно… Ну, в хорошем смысле, ха-ха. Всё отходит на второй план и ты не знаешь, как подобрать слова. Это называют «влюбиться с первого взгляда». Ты слышал о таком?»       — Я влюбился, кажется, — прошептал парень, утыкая взгляд в небо, даже позабыв, что он сидит уже не один.       — Что?       — Ой, простите… — он тут же отвернулся, прикусив язык. — Говорю, я влюбился в это спокойствие.       — Ха-ха, да, тут в самом деле чудесно, — парень поправил перчатки на своих руках, тоже поднимая взгляд в небеса. — Вы тут с самого детства? Завидую!       — Нечего завидовать, я больше нигде и не был.       — Как это — нигде не был? Так много денег, — он что-то просычал себе под нос. — Простите, наверное, это бестактно. Не привык к высшему обществу.       — Всё в порядке, — улыбнулся парень, смело глядя на собеседника. Он посмотрел в его глаза, неизвестно какого цвета. Парень словил взгляд. «Можно Вас поцеловать?» — мелькнуло красным в его голове, но он промолчал. Ничего из это не выйдет. Есть она. — Я устал от этого всего. А ещё, у меня такое чувство…       — Та девушка — ваша партнёрша? — он перевёл взгляд в сторону, разбивая неловкость. Она стояла в профиль к ним, и говорила с кем-то из прислуги, не замечая их (хотя это не странно, они были скрыты в темноте).       — Да, но… Не по моей воле, — Костя нахмурился, но заметив, что никто его не осуждает, спокойно выдохнул. — Можно я сделаю признание?       — Только если не в том, что Вы планируете убийство, — ещё шире улыбнулся собеседник. Показалось, будто он видел парня насквозь и эта шутка — лишь прикрытие. — Это ведь не так?       — Нет, я… Кажется, мне нравятся парни, — соткровенничал блондин и был готов услышать упрёк, но этот юноша полон сюрпризов:       — Хотите поцеловаться?       — Что? — он оглянулся по сторонам, будто проверяя, не розыгрыш ли это, случаем. А может проверка?       — Ну… Чтобы не казалось, а Вы были уверенны?       Этот миг показался ужасно неприличным. Но когда они, всё-таки, слились в аккуратном поцелуе, всё стало в разы легче. Так, как было в тот вечер, когда ему рассказали о любви. Косте стало жаль, что он не разделил первого поцелуя тут, у фонтана, отлучившись от праздника, не переполненный удовольствия от этого, что его губы уже знались на поцелуях. Но сейчас первый раз, когда он взлетает на седьмое небо. Впрочем, из-за того, что его душа взлетала, он не заметил, как из пущей неосторожности, он физически начал падать назад, прямо в воду.       Чужие пальцы попытались ухватить его за ворот рубашки, чтобы удержать над водой, но тело мигом стало тяжелее, утаскивая обоих в фонтан. Пока буквально незнакомец заливался смехом от произошедшего и пытался встать на ноги, Костя закрыл глаза в чувстве, что он только что переродился. И сейчас лежал на спине, продолжая высматривать звёзды. Их перекрыла рука помощи, но он и не думал вставать. Ему было как никогда хорошо. Он не слышал почти ничего, кроме смеха и шелеста травы и это стало точкой, когда он убедился, что не стоит ставить на себе крест. Вновь.       Он понимал, что ему вновь станет хуже. Понимал, что находится в ужасной ситуации. Понимал и то, что таинственный незнакомец уйдёт так же быстро, как и пришёл. Но сейчас он был не собой. Сейчас он просто лежал в мокром костюме на поверхности воды и смотрел на звёзды.       — Ну и какого чёрта? — возмутился отец, отправив гостей по домам и глядя на сына, что легко перебирал пальцами по клавишам пианино, переодевшись в другую, сухую одежду. Мелодия выходила спокойная и тихая, трепетная и, казалось, никем раньше неизведанная. Тепло, хорошо, непривычно.       — Мы столкнулись с тем парнем в темноте, — он прикусил губу, чтобы не пустить смешок. — Потеряли ориентацию в пространстве. Упали в воду. Так он ещё и выпил чего-то, это было неизбежно. Прости, что намочил твой любимый костюм.       — Ты перед матерью извиняйся, — рявкнул мужчина. — Это она… Да, впрочем, не важно. Поговорим завтра. Ты меня разочаровываешь своим поведением, Константин, скоро…       — Да, иди спи, — несмотря на то, что от последнего предложения его подшатнуло, озвучил парень. К его удивлению, ответа не последовало.       — Зай, ты в порядке? Ничего не ушиб? — поинтересовалась девушка, когда он уже зашёл в гостинную.       — Голову, кажется, — он промотал в голове пластинку своих мыслей: эта леди его ничем не привлекает, кроме бесед. А бесед у них было мало.       — Бедняжка, может…       — Я шучу. Я иду спать, спокойной ночи, д… Спокойной ночи.       Пока он пытался уснуть, он понял, что пора брать пульт управления жизнью в свои собственные руки. Никакой учёбы на адвоката, никакой свадьбы, так и скажет у алтаря — «Нет». Или ещё чего, но не позволит себе просто плыть по течению, напираясь кожей на осколки стекла, что торчат под водой.       Его уверенность в себе гасла с каждым летним днём, но тот переломный момент и часы раздумий взяли своё — он хоть немного, но укрепился духом. И больше не целовал ту, с кем целоваться не желал.       Своё семнадцатилетие он встретил наедине с собой: заперся в ванной, ожидая полночи. Когда уж из гостинной пробили часы — он выдохнул спокойно. Подождал минуты две и, сосредоточившись, провёл рукой в воздухе. Пар от горячей воды не двинулся с места, только лишь продолжил подниматься вверх. Он вздохнул — ничего страшного, силы иногда появляются не сразу.       Но затем побеспокоился: попытался управиться с водой, сжал руку в сторону вазона с каким-то растением… Тоже ничего. Тяжело вздохнул и закрыл глаза — не дай боже, даже если он в него не верил. Сосредоточился, соединил подушечки пальцев и ощутил лёгкое тепло над ними.       — Блять… — протянул он, глядя на сияющее пламя огня.       Это сон.       Это всё просто глупый сон.       Он подскочил на ноги, замотался в халат и встал перед зеркалом, раз за разом зажигая огонь снова. Былая ненависть к себе начала оживать из пепла. Красивый огонь пылал из его руки и легко поддавался любому движению. Он сглотнул слюну. Года презрения к огненным магам, года долгих моралей о том, что они — изверги, всё это ради того, чтобы в семнадцать лет увидеть пламя в роли своей силы.       Он тут же натянул на себя запасные перчатки отца, чтобы ненароком не поджечь что-то от нервов. В этот раз он показался себе более чуждым, чем его девушка, чем звёзды, с которыми он её сравнил. Костя видел себя, как волка в овечьей шкуре.       — Ну, показывай, как там твоя магия? — начал за завтраком отец, глядя на скрытые за тканью пальцы сына. Мать и девушка тоже заинтересованно глянули, а ему просто хотелось провалиться сквозь землю.       — Не покажу.       — Что ты сказал? — грозно прозвучало из уст мужчины и его брови нахмурились.       — Любимый, пожалуйста, — озвучила девушка, наклоняя голову левее. Он напрягается в готовности сбежать.       — Не зови меня так! — сорвался он, а затем прикрыл свой рот рукой.       — Константин! Что это за выражения?! — схватилась с места мать. Все, кажется, теперь были на иглах.       — Не буду я ничего показывать! — заявил младший Трембовецкий, будто замёрзнув на ходу. К нему за несколько секунд приблизился предок, желая стянуть с ладоней то, что удерживает в них магию, но как только ему это удалось, из пальцев полетели искры, а затем и короткий залп пламени.       Повисла тишина.       А затем звонкий удар, после которого блондин схватился за свою щеку ещё покрытой тканью рукой. Вторая его рука зависла во взмахе, её схватил старший. Где-то сзади прозвучало неуверенное «Костя!». На его глазах появились слёзы, но он ловко вытер их, не желая показывать слабость. Стоило немного напрячься, как поток огня чуть ли не задел кожу мужчины. Тот сразу же отпрянул.       — Это всё ты! — следом последовали ещё оскорбления в адрес его жены, которая безмолвно стояла. Девушка, которая пыталась как-то успокоить всех словами, вмиг замолкла. Она просто направила взгляд на парня, который был готов пропасть в любой момент. — Это ты его где-то нагуляла! Довольна?! Теперь у нас, не сын, а монстр!       А дальше полились долгие дебаты и разборки, при которых всплывало всё, что только могло всплыть — измены, горькая правда, угрозы. Всё это длилось днями, просто перемещаясь между комнатами, пока развод окончательно не воплотился. В отличии от своих родителей, блондин с его девушкой уяснили всё мирно. На фоне горящего корабля, потоп в трюме не так страшен. В любом случае, нет уже семей, которые им следует объединять, как минимум одной точно.       Но затем начался второй раунд — что делать с Костей? С матерью жить — выслушивать то, что он ошибка и разрушил ей прежнюю спокойную жизнь, с отцом — оказываться под шквалом ненависти за то, что он не выбирал. Поэтому, когда мать уже уехала прочь, Костя зашёл в кабинет отца, напряжённо поправляя перчатки, пока его отец перебирал бумаги.       — Я требую денег.       — Обнаглел? — грубо ответил мужчина.       — Нет, поумнел, — парень сделал шаг вперёд, повторяя задуманную речь. — Я всю жизнь мечтал покинуть это семейное гнездо. Сейчас ты и так меня ненавидишь, так что буду откровенен: оно ужасно и я никогда его не любил. Поэтому удобный договор, как по мне…       — Я тебя слушаю, — сказал отец, складывая бумаги в стопку без помощи рук, гордо демонстрируя магию воздуха.       — Я всю свою жизнь прилежно учился и плясал под твою дудку. Не перечил, был золотым дитям. И я хочу получить то, чего не имел всю свою жизнь — свободы, — он выдохнул, но это только начало его речи. — И стартового капитала. Я уеду из этой дыры, — он мастерски скрывал дрожь в голосе, — и отправлюсь в столицу. Поступлю куда-нибудь, это не проблема, учитывая то, как я закончил школьную учёбу, хоть и на дому, и больше тебя не побеспокою.       — Не зря так на тебя тратились, ты весьма умён, — подытожил мужчина и кивнул. — Сейф в гостинной, код ты знаешь. Бери, сколько нужно и чтоб глаза мои тебя больше не видели.       — Рад, что мы с этим разобрались, — он начал идти прочь, но когда он уже был на выходе из комнаты, его остановил голос:       — Костя.       — Да? — напрягся он оттого, что впервые слышит такой вариант имени из уст предка.       — Я видел тот поцелуй у фонтана, — как гром прозвучало после приятного предчувствия. — Мне гадко из-за того, что ты мой сын.       — Взаимно, — через боль сказал он, уходя прочь.       Малые знания в социализации и происходящем ставили его в небольшой тупик, даже с телефоном, что он получил на день своего рождения. Ему хотелось сразу же удалить оттуда контакты родственников, но в итоге предпочёл на всякий случай оставить. Сидя в поезде, он бы ни за что не поверил, что через два месяца уже привыкнет к огромной столице, влюбится в неё с первого взгляда и даже получит небольшую компанию знакомых.       Так же и тогда не поверил бы, что прежний запал к учёбе так быстро погаснет, оставив за собой неприятный след разочарования. Да и новая жизнь, которую он так мечтательно изображал в голове, оказалась не такой уж и сказочной. Но он держался, изредка пуская слёзы в подушку, как тогда, в семь лет.       Не поверил бы, что за года пристрастился бы к тем самым фильмам, о которых ему говорила няня. Может, именно она и стала стимулом впервые сходить в кинотеатр. Но теперь его уже не отлепить от этого места.       Но точно поверил бы, что он стыдился своей магии всё это время. Да, читал статьи и смотрел документальные фильмы об этой стихии, но никогда не снимал перчаток и не переходил к практике. Снимал он их лишь иногда — принимая душ (там уж точно огонь не опасен) или покупая и меряя новые. Даже во время приёма пищи он был в них. Как и в тот раз.       Просидев две пары, он направился в ближайшую забегаловку. На удивление пустую, так как обычно там толпятся люди десятками. Понадеявшись на спокойствие, его надежды оборвались: прямо неподалёку жаловался на финансы незнакомец. Было непривычно, так как голос казался до чёртиков знакомым. Но он решил не встревать, сил банально не хватало.       Но чем дальше шла история — тем больше брал интерес и… желание помочь. «Не хватает денег?», «Сколько ждать?», «Я обуза!»… Он перебрал в голове все мысли, осознал, что деньги для него — не такая уж и проблема, а в случае чего, можно попросить у предков и, сам того не контролируя, спохватился и постучал незнакомца по плечу.       — Простите, если слишком громко, я… — в отличие от голоса, его лицо было совершенно чужим. Но, как ни крути, вызывало чувство, которое в прошлый раз возникло у фонтана. Но парень попытался его потупить, глубоко вдохнув:       — Я могу вам помочь.