Экипаж или сказка о подводной лодке

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром! – время от времени разносилось по многолюдному в конце рабочего дня подземному переходу. Люди недоуменно оборачивались, сбивались с привычного шага и… подавали странным попрошайкам. Безногий парень с обожженным лицом в инвалидной коляске держал плакат: «Закройте финансовую брешь в бюджете того, кто грудью закрывал вас на Бородинском поле». Делал он это с такой уверенностью, что прохожие просто в ступор впадали и вздрагивали только от выкриков одного из двух стоящих по бокам коляски типов. У этих руки – ноги целы, но здоровыми их назовешь едва ли: глаза гноятся, лица цвета асфальта, кроме того немыслимо деформированный череп у одного и нервный тик у второго. Реальность увечий и очевидный гротеск образов «ветеранов грозы 12-го года» заставляли людей задумчиво и тихо отходить. Но деньги в коробке перед коляской оставляли почти все. Ибо трудно не ответить тому, кто имеет душевную силу так смеяться над собственной физической убогостью. Во всяком случае, сержанту полиции Свиритову казалось именно так. Эти парни вызывали у него уважение. А вот с четверть часа торчащий в переходе юркий типчик без примет вызывал тревогу. После того, как вчера залетная троица неким, непостижимым для аналитиков райотдела, способом сумела отшить пытавшихся обложить их данью людей Салеха, ждать можно чего угодно. Так, чего это наш типчик засуетился? Вон того дядю со шрамом испугался? – Все, демоны, сворачивайте свое шапито, поехали. – Чего тебе от нас надо? Иди, куда шел! – огрызнулся Сабакт. Хорс остался на месте, взглядом показав в сторону исчезающего типчика. Только что заметившие соглядатая калеки забеспокоились. Вслух же запричитал все тот же Сабакт. – Чего мы такого делали? – Только не говори, что просто лохов обували. – А что, нет? – Нет. С хронологией у вас ошибочка вышла: ну, нету в Москве лохов, способных принять вас за однополчан Дениса Давыдова. Так что подавали вам не по глупости и даже не из чувства трусоватой неловкости. Вы тут без малого неделю заставляете людей восхищаться своим мужеством, показываете выход из безвыходной ситуации. – Так мы ж не нарочно! – Это вы в Управлении Злом рассказывать будете. Хорс выразительно посмотрел себе под ноги. Трое попрошаек засобирались без возражений. Свиритов решил все же прояснить ситуацию. – В чем дело, гражданин? – сержант встал между Мечниковым и демонами. – Все нормально, командир. Хорс предъявил стражу порядка документы. За две с половиной тысячи лет жизни, из которых большая часть проведена на земле, он делал это впервые. Раньше ему одного взгляда хватало, чтобы охладить самых ретивых, будь то преторианец, городовой или шериф. – Кто он вам? – сержант кивнул на инвалида в кресле. – Брат. Мне доказывает, что способен прокормить себя сам, а себе – что я забочусь о нем не от того, что у меня нет иного выхода. Дал ему возможность доказать и то и другое. – Зря вы это, гражданин Мечников. Во-первых, общественный порядок нарушаем. Во-вторых, их местные профессионалы чудо, что заново не покалечили. – Салех и другие потерпевшие в отделение с жалобой не обращались? – Нет… Только он обид не прощает. - А вы, значит, за ситуацией присматриваете? – Вроде того, – улыбнулся сержант. – И парней жалко, да и вдруг Салех вгорячах под статью подставится. – А напарник твой за сигаретами давно ушел? – Минут двадцать тому как… Удивляться осведомленности «брата» сержанту некогда. Потому что во вдруг обезлюдевший переход спускалось пять закованных в доспехи фигур с обнаженными мечами. Хорс же с куда большим интересом смотрел на сержанта. «А ведь человек. Силен! Не знаю как, но это он четверть часа сам не поддавался заклятию отчуждения и мешал бесу распугать толпу в переходе, да так, что тому пришлось за подмогой бежать. Он и сейчас их видит», - наконец спохватился мечник. – В церковь ходишь? – Я – нет. Жена ходит... – Свиритов глаз не мог отвести от проявившейся поверх дубленки гражданина Мечникова кольчуги. – Ладно. Идешь последним. Для тебя они не опасны, во всяком случае – физически. Прикрываешь коляску сзади: полезут, вопи какую-никакую молитву, но крестным знамением старайся этих дурней не зацепить. Хорс двинулся к выходу первым. Хам и Сабакт дружно катили коляску. Сержант замыкал процессию. Губы мечника шевельнулись то ли в улыбке, то ли в открывающем клыки оскале. Побежавший за подмогой бесик не узнал его что ли? Пятеро из второй сотни мрака – маловато будет. Теперь это поняли и нападавшие: молча, расступились на расстояние вытянутого двуручного меча. Уж когда процессия поднялась наверх, крикнули в спину. – Мы в ответе за тех, кого изувечили? – Ага – не оборачиваясь, отозвался мечник. Наверху еще светило уходящее вечернее солнце, но и его желтых лучей хватило, чтобы рассеять бесовщину. Ни доспехов, ни мечей. Только возмущенно сигналят водители: переход же в двух шагах, а народ поперек проспекта прет! Ну не козлы, а?! – Ну что за народ борзой пошел? Видят же: сотрудник в форме, все равно – сигареты малолетке продает в открытую! – громко возмущался появившийся наконец напарник. А вот Сабакт исчез вместе с отступившими демонами. Видать успел найти нового хозяина, и строчит сейчас донос на «пошедших на поводу света» коллег. Хорс сильно подозревал, что и бес, и пятерка боевиков появились по секретарской наводке. Хам тоже держался на почтительном расстоянии, но совсем не исчезал: выглядывал из-за угла. И лишь найдя расположение духа мечника достаточно безопасным, начал разговор. – Я, это… Отбегу тут?.. Ну… там братва тусуется, пойду посмотрю… – Валяй, – пожал плечами Хорс. – Ага! – обрадовано обнаглел демон. – Только, слышь, светлый… У тебя случаем оружия на продажу нет? – Пять светлых душ, добытых им из карбонусов в течение месяца, – и бровью не повел Хорс, извлекая из висевшей на плече сумки небольшой широкий клинок в восточном стиле. Хам внимательно осмотрел покупку. Исчезать он явно не торопился, все выжидая чего-то. – Это… ну, если мало ли… Я вас навещу?.. – Не заладится с рогатой братвой, приходи. Просто позови, и я открою портал на себя. Но разруливать ваши разборки не полезу, даже и не мечтай. – Ага! – совсем радостно замахал головой Хам, исчезая. Обзавестись какой–никакой гарантией со стороны света он особо не надеялся, но рискнул и, надо же, выгорело. Мечник тем временем уже закатывал взглядом коляску отправившегося было в бега Сета. Ярко желтый блестящий и чистый, словно только что выкатился не с зимней московской улицы, а прямо с нижегородского конвейера, микроавтобус принял добычу. Хорс прыгнул следом. Георгий, словно маршрутчик-профи, третий сын старика Шумахера, выруливал из центра дворами и закоулками, не забывая при этом нет-нет, а поглядывать в салон. Мечник восседал на переднем, спиной к водителю, месте, невозмутимо сложив руки на животе. Демон, перебравшийся из коляски на двойное сидение напротив, сосредоточенно изучал вид за окном. Оба старательно не замечали друг друга. Выждав немного, Георгий начал, подражая заправским таксистам: – Куда едем-то, командир? – Подожди, шеф, сейчас определимся. Дуй пока прямо, – вторил предложенной роли Хорс. – Что ты ко мне привязался? Чего тебе надо-то! – наконец не вытерпел, заорал Сет. – Для начала, вернем коляску туда, где вы ее сперли. – А че, мне летать, хлопая ушами, надо было? Твоими стараниями ноги не раньше чем через год отрастут! – Не скули. Хотя бы потому, что для законного владельца коляски это – несбыточная мечта, – рыкнул Хорс. – Бить будешь? – мрачно уточни ситуацию демон. – Нет. Ангел затормозил, начал задом сдавать в темную арку подворотни и остановился, не выезжая во двор. Хорс распахнул задние створки «Газели» и вытолкнул коляску из салона. Та тихо выкатилась и уперлась в ограждение мусорных контейнеров. Из-за крайнего выглянул бомж. Кажется, тот самый, что несколько дней назад едва не стал жертвой подростков у гостиницы «Россия». Хотя, кто ж их различит? – Глянь-ка! Кресло инвалидское. – Так у парня из четвертого подъезда намедни угнали. Участковый третьего дня все выспрашивал, не видел ли кто, – отозвались из соседнего контейнера. – Из четвертого, говоришь? Это на первом этаже? Пойду, позову. Авось на пузырь не обидят. Тем временем «Газель» уже тяжело перевалилась через очередной бордюр и выкатила на не слишком загруженную улицу. – Ну, и чего ты теперь хочешь? – выцедил сквозь зубы Сет. – Начнем с того, чего я категорически не хочу. А именно, я не хочу, чтобы ты издох с голоду на соседней помойке. Не то, чтоб ты был мне зачем-то нужен. Еще меньше ты мне симпатичен. Но бросать на произвол судьбы кого бы то ни было, хотя бы и такого обормота, как ты…. – Прежде, чем мечом махать, думать надо было! – приободрился и оттого приборзел демон. – А кто тебе сказал, что я о последствиях заранее не думал. Для того чтобы представить брошенного подельниками калеку без карбонуса, которого и прирезать никто впопыхах не удосужился, много фантазии не надо. И понять, что это будет только моей заботой – тоже. Просто счел эти хлопоты приемлемыми. Но хватит об этом. У самого соображения, где можешь безопасно перекантоваться этот год, есть? – В кислотой пустыне таких мест нет, а других я не знаю. Сет уже взял себя в руки: как мог, изображал сдержанное достоинство. – Понятно, – кивнул Хорс. – Тогда проедимся по паре-тройке адресов, авось и пристроим где. – Захудалых монастырьков и ту богадельню, где ты сам весной отлеживался, и не предлагайте! А на остальное, ладно, погляжу. – Хамишь, – спокойно предупредил приосанившегося демона Хорс. Этого замечания оказалось достаточным, для очередной перемены настроения адского охотника. На сей раз об этом сообщил довольно сносно изображающий улыбку подобострастный оскал. Хорс его не оценил и обратился к Георгию.       – Давай к этой твоей гражданке Яговой, что ли? Уже совсем было подкатившая к хвосту ведущей к МКАДу пробки «Газель» исчезла в открывшемся портале, чтобы мигом спустя появиться на узкой и прямой полоске приличного асфальта между заснеженным полем и лесополосой. Кроме торчащего вдалеке остова летнего стана никаких следов цивилизации даже столбов электропередач. Тем удивительней широко, с захватом обочины, расчищенная дорога. – И долго мы по диким степям Забайкалья катить собираемся? – капризно поинтересовался Сет. – Нет. Просто бабка Василисковна шибко не любит, когда ей прямо под окна телепортируют, – засмеялся в ответ Георгий. Дорога, тем временем, сделала едва заметный изгиб, и впереди, как глаза дракона, засветились красные огни сразу двух вышек сотовой связи. Асфальт кончился перед каменной церковью. Старая темно-красная кладка кое-где подновлена современным кирпичом. Новые аккуратно выкрашенные рамы и зеленый андулин над центральным двускатным участком крыши, соединяющим покрытую старой жестью колокольню и затянутую пленкой от непогоды купольную часть. Единственная луковка купола снята и стоит на земле напротив входа. Судя по уже посеревшим доскам обшивки, не первый месяц стоит. Людей не видно. Только солидная доска – объявление на стене. Что-нибудь про памятник истории и культуры, наверное. Хорс повел носом: ни особой намоленности, ни богомерзкого смрада преисподней от места не исходило. Просто стены. Они миновали недовосстановленный храм. Справа виднелись крыши солидных особняков. Не Рублевка, но для явного захолустья о-го-го. Хорс особо не вглядывался, но пара домов словно дымкой окутаны. Неужели это вороватые губернские чиновники мороком свои хоромы маскировать повадились? Но и они остались позади. Проехав, словно по крымскому перешейку, меж двумя покрытыми бугристым из-за оттепели льдом, но незанесенными по малоснежию и оттого узнаваемыми прудами, они остановились у крайнего на порядке дома. Вместо того чтобы сигналить, Георгий степенно вышел из машины и постучал в темное окошко. Свет в доме не загорелся, но ворота без скрипа распахнулись, впустив машину на тщательно расчищенный двор. Хозяйка, статная пожилая ведьма в белой пуховой шали, молча ждала на крыльце, пока гости вылезут из микроавтобуса. – Добрый вечер, Василиса Василисковна, – бодро начал шеф представительства Света в России. – Добрый, коли ты так считаешь, – не возразила она, пропуская посетителей в дом. Электричества там и, правда, не было. Посреди просторной горницы на разложенном столе–книжке над раскрытым фолиантом горела лучина. Обычная для позапрошлого века вещь. За одним исключением: горела она на протяжении всего последующего действия, не заставляя хозяйку отвлекаться на свою замену. – Как живется – можется, Василиса Василисковна? – Не расшаркивайся, архисветлый, не стоит. «Василиса Василисковна», эко загнул… Баба Яга, и не финти! К делу давай. – Рад тебя видеть в бодром расположении духа. Время придет, приступим к делу. – Взаимностью не отвечу, потому как, сам знаешь: никому из гостей я не рада, но приму всякого. А с делом поторопись: время оно как приходит, так и уходит. Хорс лениво следил за похожими на перепалку приветствиями Георгия и ведьмы. У старых знакомых, очевидно, давно сложился ритуал общения. Его это не касается. Он изучал разбросанные то там, то сям руны и заговоры, пытаясь определить ориентацию хозяйки. Эклектичный набор получался, однако. Хотя без крайностей. Похоже, ведьма – нейтралка. Качает силу из природы помаленьку. Людьми то ли брезгует, то ли Света побаивается. Добро или зло творит по настроению. В общем, ни нашим, ни вашим. Но сильна. Для Сета, пожалуй, самое то. Хотя, цену за свои услуги заломит… – Не узнаешь? А как ведь на почве алкоголизма дружили…. Медовуху-то мою помнишь, небось… Мечник неопределенно пожал плечами. Честно пытался вспомнить, да так и не смог сообразить, которая из молодых амбициозных ведьмочек, крутившихся подле столь же амбициозно взбирающегося по карьерной лестнице тьмы демона накануне киевского побоища теперь предстала перед ним в редкостном образе нейтралки. Редкостном хотя бы оттого, что мастерства, достаточного для накопления серьезной силы вне Света и Тьмы, способны достичь единицы. Еще меньше, из способных на это, готовы отказаться от реальных или мнимых преимуществ Света и Тьмы ради сомнительного удовольствия действительно полной независимости. Но уж если кто-то сумел долго и устойчиво поддерживать собственный суверенитет, то это становилось гарантией равнодушия тьмы и уважения света. Хотя цена и долгосрочная перспектива… Пауза неприлично затягивалась. Хорс опомнился. – Извини, ты здорово изменилась…. – Что, не нравлюсь я теперь тебе, рыжий? Ну, так не всем же достаются дуры, способные бескорыстно выхаживать и беззаветно любить, – ведьма зло усмехнулась и рявкнула уже на Сета. – А тебе, недорубку, нечего в кулак ржать! Хоть он ей жизнь и исковеркал, только она мне не завидует, а вот о себе я этого не скажу. Решившая, что излишне дала волю чувствам, Яга поджала губы и, чуть помедлив, вновь обратилась к Хорсу. – Болтали, ты где-то в тайге отшельничаешь? – Вызвали на праздники. – На пир? – На усиление. Чертей в эту пору как разбирает. Особенно в крупных городах. – Прочесываешь с неоперившимся молодняком подвалы и помойки, дабы Эдем достойно встретил очередную годовщину? – Не только Эдем, но, прежде всего, люди, – уточнил Георгий. – Куда-нибудь выше Гошиной конторы без приказа явиться пускают? – проигнорировала своего нынешнего приятеля не спускающая цепкого взгляда с былой при-вязанности Яга. – Нет? А ведь в канцелярию Анубиса дверь ногой открывал, одним движением брови монархов на троне менял… Сменить камзол князя тьмы на спецовку мусорщика… Ради чего? Вопрос она почти выкрикнула, словно не до истины докопаться желала, а собственные страхи и сомнения заглушить пыталась. Хорс это понял. – Тихо у тебя здесь, аж в ушах звенит. Одна в деревне зимуешь? – примирительно сменил тему он. – Еще в двух домах жизнь теплится. И на выходные народ в бани приезжает. – И что ж из-за трех семей дорогу чистят? – Раскатился. Морок на въезде видел? То-то. Дорожное начальство уверенно, что это дачи не то генерала, не то налогового начальника, не то и того и другого сразу. Вот и стараются. – Нежить не балует? – Нет. Того не допускаю. Есть пара шобутных могилок на соседнем кладбище. В лесочке, может, видели… Ладно, хватит лясы точить. Выкладывайте, чего надо? – Так ты ж ведунья. На три дня вперед видишь? Смешок у Георгия получился чуть нервным. Сердечностью бабулька сроду не страдала, но сегодняшняя свирепость была в новинку. – То-то и оно, что ведунья. Некогда трепаться, дело говори. – Демона увечного приютить надо. Чтоб, пока не оклемается, его не обидели, да и он никого б не тронул. – Это рыжий его так уделал? Ну, да ладно, отчего ж не приютить? Коли надобность в этом ноне не отпадет, пускай остается. Чего, светлый, бровь поднял, смотришь? Будто впрямь ничего не чуешь?..

***

...Неправда! Так не бывает! Еще секунду назад мирно сидел за компом, наверстывал то, что прогулял, и, раз! Когда луч нестерпимо яркого, нереально белого света ворвался в комнату, я даже с места вскочить не успел. Едва ли это продолжалось более секунды, но мне хватило. Кажется, свет проникал внутрь меня: не то чтобы прожигал, наизнанку выворачивал. А имя тому свету – ужас. Холодный, парализующий, абстрактный ужас, не разбитый на отдельные страхи и испуги. Изначальный, присущий всему живому или тому, что было когда-то живым. Кто бы мог подумать, но выбегать из собственной комнаты, в которой любую вещь с закрытыми глазами найти можно, оказалось невероятно трудно. Посносив как-то оказавшуюся на пути кучу вдруг переставшей давать тени и также как я торопящейся к выходу мебели, вырвался. Пошел вон, под ноги бросаться! Едва не споткнулся о вертевшийся на пути бесперебойник. Устоял. Только недешевая, кстати, вещь хрустнула под каблуком. Вот и коридор. Из него – в комнату напротив. У меня «двушка – распашонка». Хотя всерьез надеяться на то, что в выходящей на противоположную сторону комнате свет меня не достанет – глупо. Но это оказалось почти так. Луч не пытался достать меня через окно со двора, а просачивался сквозь щели плотно закрытой двери. Ну, бред! Бред же! Истеричный смех перешел в удушающий кашель. На балкон, продышаться. Морозный воздух ударил в лицо, вернул ощущение реальности… Балконная плита под ногами, весь дом, да что дом, вся земля мелко дрожала. Небо над Москвой озаряли всполохи. Не белые, как атаковавший меня луч, а скорее багровые. Рассмотреть происходящее там мешает дом напротив. А вот если открыть створки и лечь животом на край балкона, то можно увидеть соседнюю улицу. Ни черта не видно! Дом содрогнулся от очередного толчка, и тело на миг потеряло равновесие. Ноги оторвались от пола, голова начала перевешивать. Чудом за раму успел ухватиться! Уф, так и вывалиться можно! Первый белый лучик прорвался на балкон и, ударивший о створки распахнутых окон, заплясал вокруг меня. Нет! Я так не могу больше! Уж лучше сам и сразу. Пальцы сами отпустили раму. Дом вновь пошатнулся, балкон накренился, и…

***

…Неправда. Ничего из этого я не хочу. Девочка же – совсем ребенок. Ну, может, и были у меня по ее поводу некоторые мечтания эротического свойства. Но это так, именно мечтания. Ага! Я же говорю – неправда! Вот она: живехонькая, без следов насилия и иных повреждений. Только грязная очень… Еще раз зажмуримся. На сей раз не помогло. – Мы вообще где? – Под землей. В метро, наверное. Ты без сознания был. Кричал очень. – Как мы тут оказались? – Ты ничего не помнишь? Мы в Коломенском по парку гуляли. На лошади катались. Потом все вокруг загорелось и начало взрываться… Мне показалось, на нас самолет упал… Мы сперва в яму прыгнули, ну или в эту, как ее, в воронку. Потом ты отключился, а земля осыпалась, и образовался подземный лаз. Я тебя схватила и туда. Потом шла, не знаю сколько… – Все, понятно! Вставай, пошли выход наверх искать. Я старался улыбнуться и придать голосу максимальную уверенность. Хотя, какое в баню «понятно», когда ничего не понятно… – Не надо наверх. Там не самолет. Там что-то совсем страшное… – С чего ты взяла? – я продолжаю изображать тупо оптимистичного супергероя. – Поезда не ходят. Мы здесь, наверное, несколько часов, и никого… – Глупышка. Сама ж говоришь: в тоннеле провал образовался. Вот ветку и перекрыли. – А ремонтники? – Так бардак, как обычно. Ну, если боишься наверх, пошли поищем место посуше. Тут вода и она пребывает. Б-р-р. Ну и ощущеньице. Алина не застала, а я помню, когда каждое девятое мая по телеку крутили фильм про затопленное берлинское метро… Во-во, вспомнилось. Вода уже по колено. Нести девушку на руках оказалось совсем не так неудобно, как может показаться. По любому ей меня тащить было и тяжелей и страшнее. А мне в чем-то даже приятно. Теплое дыхание в самое ухо. И прижалась всем телом крепко-крепко. И у меня никаких извращенческих реакций по этому поводу. Глупо, но уверенность в том, что я не латентный маньяк, прибавила бодрости и сил. – Как в «Метро 2033» … - всхлипнули совсем тихо. – Не боись, дойдем. Знать бы куда….

***

….Неправда. На сожженной земле никому не хорошо. Даже мертвым, я-то знаю. Умирала. Да и не может живой вот уже который час идти сквозь раскаленную радиационную пустыню, бывшую когда-то большим городом. Вот эти полосы сизого уже остывшего пепла на остекленевшей земле – это парк. А вон та гряда холмов пышущего жаром щебня – улица. Когда деревья и дома перестали быть самими собой? Не знаю, но, наверное, недавно. Несмотря на низкие пепельно-непроницаемые тучи, все здесь еще наполнено смертоносным дыханием огненного смерча. Кажется, он еще гуляет там, в вышине исчезнувшего неба, то и дело прорываясь сквозь тучи багровыми, не приносящими света всполохами. Как такое вышло? Тоже не знаю. Спросить не у кого. Здесь нет даже мертвых. Оно, наверное, и к лучшему. Но здесь нет и живых. Нигде. Насколько хватает истинного зрения, ни души. Сперва я звала на помощь, но услышать меня оказалось некому. В ушах только мертвое щелканье радиационных разрядов. Попытки открыть портал закончились фиаско. Похоже, его просто некуда теперь открывать. Почему я здесь? Спросите чего полегче. Никаких «вспышек справа» не видела. Шла себе вечерней улицей живого города, на витрины глазела... И вот как-то сразу иду по трупу убитого города, волоча за собой до панической дрожи в ногах и замирающего от ужаса сердца знакомый меч. Почему он со мной? Нет, только не об этом! Куда я иду? С этим чуть проще. Ибо иду я прямо. Туда, где над особенно высокими руинами мечутся всполохи еще не погасшего пламени. Есть во мне ощущение, что там тот, кто виновен в случившемся. Не уверенность, нет. Именно ощущение. Разум-то как раз сильно сомневается в том, что затеявший светопреставление сам оказался в центре пекла. В долгосрочной перспективе, оно, наверное, именно так. А вот чтоб сразу… Зачем мне это? Скорее всего, незачем. Но если не идти, остается лечь и исчезнуть. Оставить все как есть. Добровольно отказаться от продолжения. В этих обстоятельствах, так наверняка легче, да и правильней. Но я буду идти, пока не дойду. Куда? Неважно, пока неважно. Дойдем – разберемся. У-у-у больно-то как! Обе коленки разбила. Лязг выроненного меча о бордюрный камень – первый звук в мертвом мире, загрохотал в ушах, сотней грозовых раскатов майской буйной грозы. Грохот термоядерного пожара уже отгремел, и звуки здесь больше не нужны. Зачем? Для кого? Стоп! Встала и пошла. Ладно, размазать сопли – слезы по лицу разрешаю. Ага, и в лужу уже застывшего металла можешь посмотреться. Ну, как, узнаешь? Бровей и ресниц как и не было. Кожа серо–красная, словно опаленная с крупными порами. И кровь на разбитых коленях кажется черной и вязкой. К черту физиологию! Значит в убитом мире плохо не только мертвым, но и демонам. А ангелам здесь просто не место…

***

….Неправда. Волны не застывали под ледяными торосами. Они равномерно и размеренно, словно не знающий устали метроном, подкатывали к моему валуну, лизали холодный камень и с ледяным спокойствием возвращались в вечный и равнодушный океан. Если не считать белых барашков волн, то валун – единственная неровность ландшафта. Сзади гладкая, промерзшая степь покрытая белым иссохшимся ковылем. Случись порыв даже слабого ветра, его просто переломает, развеет в прах. Но ветра здесь не бывает. Странно высокие, сине-серые облака ровны и неподвижны, словно примерзли к небу. Здешние сумерки также неизменны. Во всяком случае, за тысячу лет, что я сижу на этом камне, здесь не изменилось ровным счетом ничего. Я безотрывно смотрю на узкую полосу неяркого золотистого света на горизонте. Интересно, закат или рассвет? Наверное, все же закат. Закат, потому что я знаю, стоит мне отвести взгляд, и эта полоса света погаснет, оставит мир тьме. Зачем пустому и замерзшему миру свет? Кто я, и что я здесь делаю? Могу ли встать и уйти? Неважно. Важно то, что я буду держать взглядом этот закат, пока… Пока не придет время рассвета. Главное, чтобы в душе оставалось также пусто и чисто, как в степи за спиной. Чтоб все мысли и чувства замерзли до состояния звонко бьющихся при малейшем прикосновении льдинок. Рассвет не придет никогда? Пусть. Мое дело – держать взглядом полосу света на горизонте, пока он все же не придет…

***

      …Неправда. Загонщика Сета так просто за рубль двадцать не возьмешь! Не дамся! Да и что я василисков не видел, что ли? Вообще-то, вру: не видел. И всякий, кто утверждает обратное – лжец. Потому как смотреть на василиска нельзя. Эта крылатая гадина убивает не то, что взглядом, одним видом своим. Но все равно, лучше меня этих тварей никто не знает. Одного, правда совсем некрупного и уже полуразложившегося, я даже видел. И личинки их добывал многократно. Вопреки расхожим домыслам, василиски яиц не несут, а мечут что-то вроде икры. Она очень ценится знатоками всяких заковыристых зелий. Последний раз совсем недавно по заказу Чумоники Мор-Морфеус. Ох, говорили умные головы: не связывайся с извращенцем. Нет, ведь, на плату позарился. А стоило товар отдать, оно меня властям сдало как активного пособника старого режима. Хоть и пустое это все, а все равно – обидно.       Но василиска-то я печенью чую. Одно то, как я вмиг из теплой ведьминой избы в чистом поле очутился. Да и поле начало меняться: то жар, то холод, то болото комариное. Сразу понятно, чья работа. Он, василиск то есть, сперва в душу влезет, страхом да отчаянием ее измотает, а уж потом тело слопает. Жертва подчас так и не поймет, кто ее погубитель. Кстати, это не у мадам ли Чумоники гаденыш вывелся? А то, что именно гаденыш, ясно хотя б оттого, что стоило мне понять, что к чему, так картинки страхолюдные сами собой исчезли. Василиск их не сам придумывает, ибо есть он тварь безмозглая, а внушает твои собственные страхи сто крат усиленные. Стоит это понять, как мираж и рассеется. Матерый монстрище тут же новый соорудит. Этот же мелкий еще - отступился. Наверное. Потому как хоть я и на льду пруда за задним огородом бабы Яги, но на своих ногах, что правдой быть никак не может.       Вот и стою, дурак дураком, василиска жду. А все эти рассуждения, исключительно для отвлечения от здравой мысли драпануть. Только от гада не убежишь. Да и ведьма со светлым в окошко, небось, пялятся. А при свидетелях праздновать труса мало что глупо (оно по любому так же), но и это…. Как бишь светлые говорят?.. типа, стыдно, что ли…. Ой, нет, к ангелам пернатым, все - бежать! Приближается!! Тихо-то как стало!!! И ветер не воет, и снег не… Вот снег как раз скрипит и совсем рядом. Значит, все же драться…       Мгновенный разворот, и меч уперся в грудь человеческой женщины – почти детеныша с испуганными глазами в поллица. От ее серой, дешевой ткани, стеганой куртки и лохматого платка пахнуло преисподней. Самочка (или как там ее правильно?) ойкнула и попятилась.       – Ой, не надо, дядечка. Я тут огненное копье принесла и камень голубого льда ускоренного действия. Вот.       А вот это уже неправда. Так не бывает. По крайней мере – не задарма. Ладно, делаем вид, что нам ее артефакты почти пофигу. Получилось: равнодушненько так, с ленивым любопытством.       – И почем предлагаешь?       – А вы мне, дядечка, левый верхний клык средней головы трехглавого дракона добудете?       Ишь, ты! За принца замуж захотела? Да, без сильнейшего приворотного зелья тут никак.       – Ладно, уговорила. Давай сюда. Все, вали. Чего мнешься?       – Вдруг обманете? Или чудище вас сожрет… Вы лучше в кусты спрячьтесь, а я на колокольню поднимусь и сигнал дам, как подлетит. Чтоб наверняка.       – Валяй.       В общем, мне сегодня, определенно, везет. От недавней паники и следа не осталось. Ну, не дура ли? Все от бабьего любопытства, небось. Даже жалко ее…       – Эй, постой. Ты откуда такая взялась?       – В услужении у г-жи Чумоники зелья варила. Да надоело мне до страсти… – обернулась та на бегу.       Минуты не прошло, а она вон уже на колокольне. Стоит, за веревку колокола держится. Ударить едва ли успеет: василиск убивает мгновенно. Но мне достаточно увидеть ее падение…

***

      Правда, все, что случилось после появления в небе стремительно спускающегося по крутой дуге змея, Ната уже не увидела. А вот ударить в колокол, падая, но получилось. Даже звук услышать успела.       В тот же миг Сет метнул в центр пруда огненное копье, моментально растопившее лед. Несколько секунд, пока успокаивалась водная гладь, показались демону вечностью. Но вот луна перестала плясать на поверхности пруда. Камень голубого льда превратил воду в гладкое и прозрачное зеркало.       Правда, вид василиска, даже отраженный в ледяной глади, убивает мгновенно. На лед упало уже мертвое тело монстра.       Но все это Ната увидит в записи и гораздо позже. А сейчас она отчаянно ревет под сенью Горнего Чертога, уткнувшись в грудь тщетно успокаивающего ее Михаила.

***

– … Правду говорят, молодежь с жиру бесится! Вот чего не хватало?! – Пьяный небось. – Был бы пьяным, двумя синяками отделался бы. Лишь только выпрыгнувшего из окна своей квартиры Веньку Короновского погрузили в машину «Скорой», собравшиеся на дворе соседи потянулись по домам. Час уже поздний….

***

…Правду сказать, спасатели лезли в глубоченный котлован трупы болгаркой из скомканного железа вырезать. Пробивший ограждение «Хаммер», насквозь, как шампуром, прошило бетонной балкой. Но оба предполагаемых покойника мало того, что сидели в луже снаружи исковерканной машины, так еще и целовались, пока подъехавший с патрулем ДПС сержант Свиритов не вытащил перепачканную и при виде его в голос заревевшую дочь Алину к машине...

***

…И правда ведь зараза какая: коленки в кровь, джинсы рваные, лицо в саже, а Москва стоит - хоть бы хны! Ну и слава Богу! Владияра осторожно выглянула из подворотни на все еще многолюдную улицу. Нет, в таком виде нельзя. Странное видение рассеялось, но вместе с копотью и ссадинами остался кусочек страха в сердце. Отцовский меч! Она ввалилась в открытый портал. К отцу, где бы он ни был!..

***

… – Правду сказать – не хотела. Но придется все по протоколу: напоить, накормить, баньку истопить. Куда ж вас в таком виде. Ага, еще одна явилась – не запылилась! Один оттаивает как самец Снегурки, вторая в саже вся – чисто трубочист. Тьфу! Убирай за вами! Деловито ругаясь, Яга стремительно хлопотала по дому. Впрочем, изрядная часть дел, в основном тех, которые надо делать вручную, а не с помощью заклинаний, объявлена сугубо мужской работой и перепоручена Георгию. Постепенно суматоха улеглась. Хозяйка окончательно сосредоточила в своих руках исключительно руководящие функции. Уже не только Георгий, но и остальные беспрекословно подчинялись ее указаниям. Только Хорс невозмутимо подволок массивный стул поближе к печке и, вытянув закоченевшие ноги к огню, всеобщие хлопоты игнорировал самым наглым образом. – Переоделся бы, провонял как рыбак – помор в седьмом поколении. – Не было там никакой рыбы. Соль одна, – лениво отозвался мечник, но уже было совсем оттаявшая и начавшая подсыхать, одежда превратилась в уютный домашний халат. Появление умытой, с намотанным на мокрые волосы полотенцем Владияры послужило сигналом к ужину. Хорс поднялся, чтобы придвинуть свой стул к накрытому столу и усадить на него по-прежнему увечного Сета. Сам уселся на лавку рядом с Георгием. – Кто-нибудь запомнил, кого Гербес автором подлянского колечка назвал? – Чумоний Мор-Морфеус, великий и ужасный, – бодро отрапортовал мечнику Сет. – Ага, – зловеще оценил информацию Хорс, доставая из-за пазухи еще на Рождество запасенные перья ангела. Две штуки. – Черт! Черт побери, кому сказал! Не с первого окрика, но мохнатая лапа появилась из щели в полу и приняла потусторонний эквивалент брошенной перчатки. – Один вызов Чумонию, второй – Чумонике, чтоб не отвертелось, – уточнили посыльному вслед. – А то я с самого визита в преисподнюю, считай уж неделю, меч не доставал. Так и до пацифизма облениться не долго. – Ты, рыжий, не ленишься, ты мудреешь, – с ноткой сожаления усмехнулась Яга. – Скажешь тоже, – обиделся, причем очевидно не на «рыжего», Хорс. – Мудрость – это не ум, не обольщайся. Это добро, идущее не через сердце, а через голову. Уж не знаю, насколько тебе это к лицу. Во всяком случае, полторы тысячи лет назад мне безумно нравился рыжий бешеный отморозок. Ведьма вздохнула своим ярким, но с годами совсем поблекшим чувствам. Мечник сконфуженно поспешил сменить тему. – К слову, загонщик, ты-то откуда в курсе? – Мы за забором ждали, мало ли обломится чего во время заварухи. Я на плечах у Хама сидел – подсматривал. – Тогда на сглаз и напоролся, – Георгий наконец определил для себя последние детали происшествия. – В смысле? – забеспокоился все еще чувствующий себя неуютно в компании гораздо более сильных светлых демон. Вроде, и договорились уже обо всем, и из сугроба копейщик его вытаскивал, когда после гибели василиска вновь исчезли, вернувшиеся было, ноги, а все равно боязно… – Мор-Морфеус сварганило колечко из личинки василиска, которая обладает мощным эффектом порчи широкого радиуса действия. Тех нескольких секунд, что обработанная особым заклятием личинка разлагалась в земной атмосфере, хватило, чтобы поразить всех, кто ее видел. Мечника, Владияру, Веню, Алину и Арсения, и тебя – глазастика, за компанию. Потом сглаз вызревал, сколько положено, и швырнул вас всех в иллюзорный мир ваших сокровенных страхов и ночных кошмаров. – Сон? Уж больно натурально… – Влада недоверчиво потерла саднящее колено. – Есть сны, которые смотришь ты, а есть те – которые смотрят тебя, – рассеяла сомнения Яга. – Что-то вроде того, – кивнул Георгий, – каждый попал в ловушку собственного страха. Хорс больше всего боится одиночества. Знает разницу и страшится потерять тех, кто ему дорог. Он очутился в совершенно пустом мире. – А закат? – заинтересованно поднял бровь Хорс. – Твоя попытка спасения. Как и многие одинокие люди, ты взялся за тяжелую, почти невыполнимую работу. Это помогло тебе выстоять. Вряд ли так можно было разрушить всю паутину порчи, но сил ты из Чумоники выкачал немеренно, да и другим стало чуточку легче. Хотя, рано или поздно, но ты, как и все остальные жертвы западни, решил, что все это лишено смысла и умереть – единственный выход из бесконечного кошмара. Гибель тела оставит запутавшуюся в мираже душу во власти творца этого миража – Мор-Морфеуса. – Ну, скорее поздно, чем рано, – все так же зловещенько улыбнулся мечник. – Хотя бы потому, что я уже отдал свою жизнь вместе с силой и властью карбонуса Свету ради того, чтобы те, кто мне дороги, не стали частью мертвой пустыни. Теперь жизнь у меня в ответственном управлении. И отдавать ее кому-либо иначе, как по приказу ее истинного владельца, я не намерен. Сказанное произнесено вроде как в шутку, но с очевидным вызовом, который был понят и принят хозяйкой дома. – Ты зря обижаешься, рыжий. Да и я давича попусту наезжала. Злилась просто, а может и завидовала. Истинную цену твоих прежних княжеских побрякушек я знаю. Просто мы с тобой слишком разные. Я ко мраку так толком и не прибилась, потому что вовремя поняла, что отсутствие первого взноса, лишь увеличивает дальнейший процент за все, полученное из рук тьмы. Но и со светом мне не по пути: нет мне дела до чужих проблем да горестей. Я – сама по себе. А ты – член стаи. Или человек чести, это уж кому как больше нравится. Тебя в Преисподней больше всего от легкости предательства корежило… Тебе со Светом, и правда, – лучше… Чумониев заговор не ошибается. А я напрасно Ольге твоей завидовала: не вышло б у нас ничего путного. Все на несколько минут замолчали. – Неужели я всерьез боюсь именно ядерной войны? – пожала плечами ангел. – Да, как и все люди. Ужас глобальной гибели в вас оказался сильнее индивидуальны страхов. Ты неплохо сопротивлялась, не позволив себе смириться. Хотя не уверен, как долго бы ты смогла идти к несуществующей цели. – А люди? – Веня сдулся почти сразу. Вышел на улицу через балкон. Тело, правда, в реанимации, но бессмертная сущность уже в Преисподней. Арсений и Алина были вместе. И они смогли не потерять друг друга даже в своих кошмарах. Наверное, это их спасло. Когда помогаешь тому, кто рядом, не сдаваться проще. Хотя затянись ситуация надолго, тьма могла сломать и подчинить себе всех. Проблема в том, что страхи индивидуальны. В них нельзя войти постороннему. Хорс хоть сидел, как истукан, на одном месте. Влада и люди по городу носились. Причем Арсений – за рулем. – Как же тогда?.. – ахнула, словно страшную сказку слушая, Влада. – Во-во, точно: как в сказке. Появился дурак – слабое звено, да еще с девахой. Короче, кирдык всем гениальным планам! – захихикала хозяйка. – Это я дурак? – уточнил Сет. – Ну, не так чтоб дурак, – дипломатично начал Георгий. – Просто порча рассчитана на представителей Света или порядочных людей. А у них страхи серьезные. В одиночку ни одиночество, ни глобальную катастрофу не преодолеть. Сопротивляться можно, а победить…. У тебя страх оказался вполне конкретный: ты боишься василиска. А это уже решаемо. – Если бы не та дурында на колокольне, я б драпанул, – с неожиданной для себя самого самокритичностью уточнил Сет. – Она, вообще, откуда взялась? – Из Преисподней. Такого нелегала засветили… Ната, действительно помогала Чумонике заговаривать перстень-личинку. Соответственно, тоже видела ее в первозданном виде. А больше всего она боялась, что ее действия причинят вред людям. Вот и появилась там, где разорвать цепь заклятья проще всего. – Она погибла? – зачем-то уточнил Сет. – Нет. Нельзя умереть дважды. Она это уже сделала гораздо раньше. – Как бестелесная человеческая сущность смогла появиться в материальном мире? – Не в мире, в твоем кошмаре, где у тебя опять были ноги, а дохлая личинка превратилась в василиска. – Значит, я его не убивал, – теперь совсем искренно и неприкрыто расстроился адский охотник. – Убил. Точнее, вы вдвоем победили. Причем не только василиска, но и свой страх. Чем пробили брешь в заклятье, бросить копье в которую – уже просто дело техники, – скромненько так потупил глазки Георгий. – Так что извини, Хорс, но драться с тобой завтра утром не придет ни Чумоний, ни Чумоника: из Геены так быстро не возвращаются. – Ладно, я тогда в Питер на пару дней смотаюсь, – легко отказался от кровожадных планов мечник. Яга все же решила отвлечь несостоявшегося дуэлянта от его более удачливого конкурента способом проверенным и надежным: тостом. – Давайте-ка за Рождество. Оно, конечно, уж прошло, да, сдается мне, ныне ночью много чего нового для света родилось…

***

День шестьдесят восьмой годовщины снятия блокады Ленинграда выдался морозным. Погода под стать суровости события. Официальная церемония завершена. На аллеях Пискаревского мемориала остались те, кто не только помнит, но знает. Старики почти не обращали внимания на окружающих. Они были один на один со своим прошлым. Разве что, на явно слишком молодого, чтобы помнить войну, мужчину с охапкой белой черемухи у третьей слева от главного монумента братской могилы нет-нет, а касались удивленные взгляды. А для спорящей в белизне со снегом черемухи мороза словно не было…