Старшая Кровь бывает горячей

      Клинок с высоким звоном рассёк воздух, капли крови описали крутую дугу. Шипастое чудище, разящее тухлым мясом, противно затрещало, попятилось назад, выставляя крупные шипы. Ведьмачка развернулась, сделала выпад, используя инерцию, и рубанула снизу, но меч только задел следующего противника острием. — Может, уфф… — Цири подавила пьяную отрыжку. — Эсшхеля сш Лютиком сшюда?       Она перенеслась в сторону зелёным потоком, так что альгуль с отрубленной конечностью, прыгнувший на неё, врезался в гнильца, отчего тот взвыл и начал отрыгивать. — Я думал обб-ббуэ-этом, но Лютик-ик!-то тут причём?       Геральт сложным пируэтом ушёл за спину другому альгулю, отвлёк его парой лёгких ударов, резко отскочил назад, когда башка рыгающего гнильца взорвалась, и ошмётки вонючих мозгов вместе с осколками черепа вонзились в тела шипастых трупоедов, отравляя их не только ядовитыми газами, но и мгновенно заражая раны. — Не то шо б-бы я сильно разъе.. рази.. раз-збираюсь в аст-мос-мосфере борделей, но вливаться в цили-вили-визацию таким образом... Не лушше ли дать им вз.. возможность пррроявить себя в других… уф… сферах, в театре, например?       Тело того, с кем боролся ведьмак, прикрыло его от яда, и спрятавший в шоке шипы альгуль тут же слёг наземь, как только его собственный череп раскроил ведьмачий меч. — Предалагаешь Лютику уссстроить тут сссвоё дело?       Геральт выбросил руку вбок, и из сложенных в знак пальцев вырвались пламенные искры, выжигая кожу следующего гнильца. — Да, — донеслось через крик чудовища. — Лютик, цццветастая хххолера, верен с-своему каб-баре в Новиграде, как Йеннифэр единорогам. Тем буолее, там у него Присцилла, любуовь, все дела.       Пока гнилец горел, ведьмак ловким пируэтом ушёл из-под прыжка ещё одного шипастого трупоеда, провёл череду быстрых атак сзади, выкрикивая пьяные ругательства. Впрочем, под действием адреналина он весьма быстро трезвел. — А ты? — Я? Из-з меня такой театрал, знаешь ли…       Геральт отскочил, сделал короткий выпад, кольнув альгуля в морду, снова отскочил вправо и рубанул в развороте. — Да лааадно, — насмешливо протянула ведьмачка, крутясь в мельнице меж двумя гнильцами. — я слышала, ты очень удачно, ууууф, сыграл свою первую роль в театре мадам Ик… Ирен. Альгуль шипел на ведьмака, поочерёдно рубящего то его, то двух других альгулей, с нечеловеческой скоростью уклоняясь от их атак и параллельно нанося свои, быстрые и лёгкие. — Я играл себя самого и волновался, как девственница перед первым сексом. Я ничего не понимаю в искусстве, Цири. — И не нужно, — она возникла за спиной гнильца и срубила ему воспалившуюся голову, которая тут же взорвалась, отравляя собрата. Цири продолжила в нескольких метрах от чудищ, без следа гнили. — Ты можешь просто вести дело, а ржирес.. разжи.. режжжиссурой и постановкой сплектаклей будет заниматься кто-то другой. Уф… Аксий ошарашил двоих, позволив добить раненого альгуля уколом в шею и сильно рубануть другого. — Нет, пусть вся эта высококультурная каламуть морочит голову Мириане. Я подписывался только на мёд. — Ха! И ладно. — Не ладно, трезвей давай! Они замолчали, рубя чудищ. Цири, от которой несло потом и перегаром, нахмурилась, её лоб покрыла пара морщинок, пока она усердно размышляла о чём-то, лавируя между лапами гнильца и альгуля. Геральт, срубая часть головы шипастому, заметил её задумчивость, и по выражению лица дочери понял, что дилемма, грызущая её изнутри, обрела куда большую серьёзность, чем он мог предполагать. Они пришли сюда поговорить по душам. Как пьяные и счастливые ведьмаки изливают друг другу души? Правильно, стоя по колени в дерьме и гнили, размахивая мечом направо-налево да попивая боклерское вино из фляги, пока вон те гнильцы с альгулем готовятся к прыжку. — Эх, романтика… — блаженно протянул ведьмак, зажмуриваясь от вкуснешей смеси эликсира с вином, пока в пируэте уходил от лапы гнильца. — Стареешь, Геральт. Теперь тебе только вино требуется для полноценного комфорта. А как же женщины? — Мириана согласилась встретиться на бокал через три дня. — Ты что же, за три дня в бордели не заглянешь? Вино будешь пить? — Цири! Я старею, а не впадаю в старческий маразм, — он на пружинистых ногах отскочил от альгуля и отрубил конечность гнильцу. — Так вот, из-за чего он явился ко мне! — завизжала в просветлении ведьмачка, перенесясь вплотную ничего не ждавшему трупоеду. — Кто? — Старый маразматик! — иронично смеялась девчонка, разрубая сонную артерию альгулю. — Кто старый маразматик? — Аваллак՚х! Геральт хотел проехаться кончиком меча по рёбрам гнильца, но случайно перерубил его пополам. Голова трупоеда взорвалась, альгуль испуганно отпрянул, сплёвывая мозги. — Чего он хотел от тебя?       Геральт, с ног до головы покрытый кровью, ошмётками мозгов и черепа, источавших ядовитые газы, блеснул жёлтыми глазами, и на мгновение альгуль подумал, что ядовитые останки гнильца – не такая уж и большая проблема. Чудище замерло, таращась на ведьмака, и когда мутант глянул в его сторону, попятилось, предупреждающе вибрируя шипами. — Не имею ни малейшего представления, Геральт, — меч рассёк вторую артерию, и вскоре чудище осело, обессилев. — Но он сказал, у него есть предложение, которое мне точно понравится. — Идею с Белым Хладом он тоже так комментировал? — ведьмак кинулся на менее осторожных трупоедов, двигаясь слишком быстро даже для ведьмака. — Нет. Предложение уничтожить Белый Хлад он подавал осторожно и рассказал мне обо всех рисках. А тут… Предложил обучение контролю моих способностей, и хотел что-то ещё, но не успел.

Цири сказала это с лёгкой насмешкой. Серебряный меч плясал в воздухе, борясь с шипами альгулей. — Не успел из-за чего? Сдох наконец-то? — удар за ударом он кромсал чудищ. Если бы Весемир видел его сейчас, вручил бы медаль. — Или появилась его любовница и прервала вашу милую беседу? — Я исчезла. Унеслась выполнять заказ в Бландере. — Моя школа, — Геральт повеселел, но гнилец не оценил веселье мутанта. — Мы встретились снова, — продолжила Цири, вонзая меч меж шипами альгуля, — но поссорились. Точнее, я с ним поссорилась. Отказалась слушать его ложь, — она совершенно невозмутимо прокрутила меч в теле чудища, заставляя того жалобно взвыть. Геральт молча махал мечом. Цири была уверена, что сейчас он скажет ей что-то вроде «ну и правильно», или «я не доверяю этому ублюдку», но ведьмак упорно молчал, рубя последних трупоедов. — А что за ложь он тебе наговорил? — Ну… Что меньше всего он испытывал ко мне только презрение. Смешные слова. А ещё он появился в моей комнате так тихо, я не то что не услышала – даже не почувствовала его присутствия. Это странно. — Странно, — кивнул Геральт, трогая мечом тушу мёртвого альгуля. — Но он эльфский маг. Они и не на такое способны. — Знаю… Я умею распознавать магические потоки, но его энергию я не почувствовала. Он хорошо скрывается. — Что-то ещё сказал? — Спросил, мол, разве врал мне когда-то. Наверное, считает полной дурой, — заметила она со смесью иронии и обиды, пинком отбрасывая осколок черепа с кусочком мозга. — Ты это к словам той эльфки? Я говорил тебе не воспринимать её всерьёз. Она завидует и ревнует, и скрывает свои эмоции хуже, чем бухой краснолюд. — Ох, Геральт, твои сравнения очаровательны, — с досадой проговорила Цирилла, опускаясь на корточки перед трупом гнильца, дабы добыть оттуда ингредиенты для эликсиров, нужные только Геральту. Ведьмак присел рядом с ней и принялся за то же занятие. — Правда? Йеннифэр говорила, у меня нет чувства юмора. — А ещё Йеннифэр говорила, что никогда не была замешана в планах Ложи. И что никогда не будет меня ни к чему принуждать. Люди врут, Геральт, Йеннифэр тоже. — И Аваллак՚х. — И Аваллак՚х, — согласилась ведьмачка. Некоторое время они молча разбирали туши по кусочкам. — Астрид, моя подруга, говорила, я просто не выслушала его. Я понимаю, что она права, но не знаю, имеют ли его слова право быть услышанными. — Скажи мне, Цири, — тяжёлым голосом начал ведьмак, — тогда… он дал тебе выбор? — Да. И тогда, и много раз до этого, мы обсуждали его безумное предложение уничтожить Белый Хлад. Он говорил мне… Говорил, думать тщательнее, взвешивать все варианты. Говорил, если я не уверена в своих силах, если не желаю делать этого, он не станет заставлять. — Так почему же, Цири? — Он привёл весомый аргумент. Цель моего предназначения состоит в том, чтобы спасти миры, предотвратив наступление Tedd Deireadh, Час Конца, Белый Хлад. Следуя Предназначению, я должна родить дитя-спасение, которое, собственно, этим и займётся. Когда мы заговорили об этом впервые, в Сфере, где нет иных рас, кроме людей, и везде металл, и странное вещество «пластик», Аваллак՚х спросил: «Отпустишь ли ты, Зираэль, своё дитя на возможную погибель? Или ты позволишь ему самому стать погибелью? У меча Предназначения два острия». Геральт опустил глаза на сердце альгуля, что держал в руке. — Нет, — ответил ведьмак. — Ты бы никогда не позволила. Цири наполнила баночку кровью трупоеда и передала отцу. — Аваллак՚х сказал, я так или иначе выполню Предназначение, просто другим способом. Не рожу ребёнка-спасение или ребёнка-катастрофу, но исполню цель, что отведена моему роду, и таким образом, можно сказать, обману Предназначение. — Это с какой стороны посмотреть. Может, ты затупила у меча одно лезвие, забрав у своего ребёнка шанс стать спасением, и обрекла его на гнусную участь нести хаос. Цирилла не ответила. Вновь воцарилось тяжёлое молчание, ведьмачка сделала в голове пометку: спросить Аваллак՚ха о возможном исходе. Спустя некоторое время Геральт неуверенно подал голос, будто не хотел об этом говорить: — Мы всю ночь ждали твоего возвращения в той башне. Под утро надежда начала угасать, и Аваллак՚х… У него дрожали руки. Он сидел на коленях, пялился в одну точку и шептал что-то на эльфийском, будто молился, но я не разобрал. Моё состояние на тот момент значительно притупило слух. Она задержала дыхание, боясь прервать его монолог. Ведьмак принялся снимать шкуру трупоеда, стараясь отвлечься от зябкости, с которой тело реагировало на воспоминания. — Когда ты вернулась, я не обратил внимания, как он вручил Йен то зелье, я даже не смотрел на него. Но зелье помогло. Потом, когда ты лежала на восстановлении в госпитале Ард-Скеллиге, он каким-то хером проник в твою палату. Цири замерла, но Геральт не спешил продолжать. Черты лица его обострились, скулы выступили выразительнее прежнего, а взгляд сделался хищным, злобным, полным ненависти и желания разорвать что-нибудь в клочья. Ведьмачка догадалась, каким же хером он к ней проник, вероятно, таким же, каким проник в её покои этим днём, и уже начала строить догадки, какие омерзительные вещи собирался проводить с ней Знающий, а Геральт продолжил ледяным голосом: — Он рисовал. Рисовал портрет тебя в коме. Она снова захотела задержать дыхание, но поняла, что уже не дышит. Цири не знала, куда деть свой шок, и, словно заворожённая, принялась наполнять очередную баночку кровью, обратив на труп пустой взгляд. — И?.. — Я схватил меч, а он даже не взглянул на меня и исчез прямо из-под лезвия. Оставил очередные микстуры на столе. Они привели тебя в чувства. Молчание. Слишком тягостное, оставляющее множество вопросов. Цири не знала, как реагировать на откровения ведьмака: злиться? Радоваться? Задуматься? Спросить, почему не рассказал об этом раньше? Она была в глубочайшем замешательстве, она сомневалась, она не знала, что ей делать с полученной информацией и даже не знала, что чувствует. Девушка сделала несколько коротких вдохов, откладывая бардак мыслей и чувств в дальний угол, и постаралась сосредоточиться на том, что происходило сейчас. Глубокая ночь. Луна неполная, но светит ярко. Они пришли сюда, напившись на радостях встречи, выполнять заказ, который взяли с доски объявлений в деревне неподалёку. Брукса хочет заключить сделку с Геральтом, а тот подумывает сменить публичный дом с чудовищами на что-то более приземлённое. Они поговорили по душам, уничтожив стаи альгулей и гнильцов. Наполнили двадцать три баночки кровью, собрали одну шкуру, сейчас делают вытяжку лимфы. Ветер переменился. Надо уничтожить гнёзда и утром забрать награду. Возвращались молча. Цири только отметила, что луна в Боклере слишком яркая, и небо слишком чистое. И звёзд больше, чем обычно. Туссентская ночь показалась непривычно тёплой по сравнению с ночами, проведёнными на Ничейных Землях и, тем более, на Скеллиге. Может, ей действительно стоит остаться тут на зиму? Усадьба встретила их мирным пением цикад да шелестом виноградных листьев, и ведьмачка уже погрузилась в безмятежие ночных садов Корво-Бьянко, подставляя лицо тёплому ветру, так по-детски играющему с её окровавленными волосами. «Святая Мелителе, нужно срочно смыть с себя гниль с кровью, а то весь Корво-Бьянко передохнет от изобилия ароматов. Ещё и вино провоняется» — Доброй ночи, — кинула девушка и ломанулась было в купальню, как Геральт окликнул её каким-то странным, чересчур осторожным тоном: — Цири? — Да? — она замерла, не завершив шаг. — Поговори с ним. Ведьмачка медленно повернула к Геральту голову, но тот смотрел на увешенную мечами стену. Смотрел тяжело, сосредоточенно, и она предположила, ему сложно принять собственные слова. — Ты уверен? Я думала… — Правильно думала. Я не доверяю ему и, скорее, придушил бы на месте, чем стал слушать его бредни. Но я доверяю тебе, Цири. Самое опасное решение в своей жизни ты уже приняла. Какое-то время они молчали, шокированные его словами. Цири бесшумно, как профессионал, подошла к отцу и порывисто обняло его. От них разило потом, кровью, гнилью и мертвечиной, но он прижал к себе дочь, поцеловал в макушку. — Спасибо, Геральт. — Ты умница, Цири.