***
Тяжёлый сладкий аромат бил в нос, обжигал слизистую, туманил разум. Мий՚Эллин, как всегда, хитрая лисица, смешала экстракт лилии с кардамоновым маслом и развесила свои ароматические лампы по всей площади просторных покоев. Предварительно сняв обувь, он прошёлся по мягким коврам. Тончайшие гольфы не подавляли тактильных ощущений, и он на несколько секунд впал в состояние пьяной истомы, забыв обо всём на свете, чувствуя лишь мягкие ласки такого замечательного ковра. Гость одёрнул себя, коря мысленно: «с ума сходишь, соберись». Негоже представителю элиты Народа Ольх получать удовольствие от ковров, неважно, насколько сильно болят его ноги. Мужчина прошёл под арочным сводом, увешенным лилиями, вдохнул сшибающий с ног аромат. Он так и не разобрался, нравится ему этот запах или нет, но вынужден был признать, что хитрая лисица Мий՚Эллин умеет дурманить разум, как ароматами, так и плавными изгибами стройного тела, сладкого, как аромат лилии, молочно-розового, как лепесток совсем юного цветка. Богато вышитая накидка сползла на керамические плиты, за ней тонкая шёлковая рубаха, и, наконец, гольфы. — Ммммм, — промурчала Мий՚Эллин, не глядя на гостя. Нагая, она раскинулась вдоль одного из краёв бассейна. — Приятный визит, милый Креван. Эльф окинул взглядом пропаренную купальню и ступил в воду. Она обожгла его кожу, но Креван не подал виду, лишь мысленно, в тысячный раз за свою долгую жизнь, спросил: почему женщины так любят купаться в кипятке? Благо, Мий՚Эллин обладала некими знаниями, достаточными для того, чтобы довести воду до нужной температуры с помощью магии, и её огромную парилку не приходилось обогревать традиционными способами. Эльфка не открыла глаз, но она явно чувствовала на себе пристальный взгляд Лиса, и оттого уголки налитых розовым губ приподнялись. — Как поживает Ласточка? — мягким голосом произнесла его любовница, в прошлом – помощница и постоянный житель лабораторий. Креван не ответил. — Надо же, ты не знаешь. Неужели ей не пришлось по душе твоё предложение? — Я пришёл за советом. — Мммм, — снова мурлыкала Мий՚Эллин, всё так же не открывая глаз. Несмотря на сей факт, она без труда провела пальчиками ног вдоль голени эльфа. — Глупая Ласточка исчезла, оставив тебя в полнейшем одиночестве? Он хмыкнул. Не то с иронией, не то с печалью – Мий՚Эллин не могла разобрать, и потому продолжила: — По крайней мере, она явилась на встречу. Честно говоря, я не надеялась даже на это. — Она перестала меня уважать. — Да что ты говоришь? — насмехалась эльфка. — Удивлена, как она не подняла на тебя меч. Даже руки распускать не стала? — Ты слишком эмоционально ей тогда всё высказа… — Видишь вон ту дверь? — резко, с раздражением перебила его женщина, наконец разомкнув ресницы. — Там есть табурет и розовая стена. Выговори ей всё своё недовольство, обвини во всех грехах, и возвращайся ко мне за советом, за которым пришёл. — Светлая у тебя душа, Мий՚Эллин. — Это из-за того, что не выгнала тебя сразу? — Именно, — он помолчал с полминуты, обдумывая последующую речь, пока эльфка поглаживала его бедро тонкой ножкой. Ему нравилось, но он не показал этого. —Ласточка закончила наш разговор, так и не начав. Не уверен, вернётся ли она, чтобы обсудить всё произошедшее, но если Боги пошлют ей хоть толику разума… — Что ты сказал глупой dh՚oine? — Неважно, что я сказал, Мий՚Эллин, важно, что я где-то ошибся в своих словах. Я из раза в раз прокручиваю наш диалог, и пока нашёл всего одну ошибку. Но неужели она настолько глупа, отвергнула меня из-за этой мелочи? — Глупа, милый Креван. Что за мелочь заставила её поступить так безрассудно? — Я спросил, врал ли я ей когда-нибудь. Мий՚Эллин замолчала, и даже шаловливая ножка её замерла, к удивлению эльфа. Она смотрела ему в глаза столь насмешливо, пренебрежительно и надменно, что он почувствовал себя тупиковой ветвью эволюции. Так или иначе, выражение его лица осталось совершенно равнодушным. — Милый Креван, тебе стоит переосмыслить свою жизнь хотя бы из соображений здравости рассудка, — (эльф повёл бровью, показывая заинтересованность в её словах). — Ты сплёл вокруг себя и своей глупой подопечной такую паутину из лжи и правды, что сам не отличаешь одно от другого. Понимаешь, о чём я? Знающий неуверенно кивнул. Эльфка вздохнула. — С самого начала, когда Ласточка вырвала из лап Эредина ведьмака с чародейкой, зачем ты помог ей? — Я не мог позволить Эредину завладеть геном Лары. — Почему? — Он боялся Белого Хлада и был опьянён идеей стать властителем не только своего мира, но и других миров. Он грезил о войне и захвате других Сфер, и Ласточка была ключом, открывающим ему врата в путь славы. — Логично. Тогда ты ещё видел в ней только Старшую Кровь. — И сейчас вижу. — Не ври преждевременно, Креван, это только навредит тебе. Потом, насколько я знаю, вы начали вместе путешествовать по другим мирам и ты всерьёз занялся её обучением. — Да. — И когда же ты перестал… Нет, кхм. Когда ты в первый раз прибегнул ко лжи? — Когда мне было 6 и я… — Креван, — укоризненно пресекла его речь Мий՚Эллин. — Когда ты просил меня выдать ей гневную тираду… — Я просил выдать ей слегка приукрашенную тираду, а не оперу твоих чувств. — Ты раньше не был столь бестактен, — неприязненно заметила эльфка, но потом понимающе улыбнулась. — Начинаешь перенимать её манеры, Креван. Эльф потупил взгляд. — На чём мы… Ах да, когда ты просил меня высказаться ей о том, как ты якобы её презираешь, всё уже было совсем запущено. Вспомни, пожалуйста, когда тебе впервые пришлось убеждать себя, что некоторые твои действия или мысли возникали не из-за симпатии к Ласточке. Знающий задумался, чуть хмуря брови, водя при этом пальцами вдоль белой ножки любовницы. Иной раз она бы восприняла подобное действие как интимный жест, однако, будучи психоаналитиком, определила его движения просто как нейтральную привычку. — Это сложно, Мий՚Эллин. Ты сама сказала, что я запутался. — Я пытаюсь распутать тебя, милый Креван, но мне нужна твоя помощь. Погрузись полностью в воспоминания о первых неделях вашего путешествия. Используй сознательную иммерсию, если потребуется. Он закрыл глаза. El divina, lueme. Сначала в темноте появились фосфены: цветные точки, словно кто-то разбросал мутное конфетти. Затем световые явления понемногу угасли, оставив эльфа один на один с тьмой. Nivie mea zevener. А потом начали вырисовываться, мазок за мазком, приобретая всё более чёткие очертания, живые картины.***
Боги, как она похожа на Лару. Когда она спит, когда сосредоточенно размышляет о чём-то, когда… когда улыбается. Когда улыбка её печальна, когда изумруд не искрится, когда ресницы слегка опущены, и веки не намазаны этой чёрной гадостью. Лишь одна деталь не даёт его крови вскипеть, лишь одна деталь помогает ему удержать над собой контроль – шрам. Глубокий, неровный, слишком сильно стягивающий девичью кожу, и оттого уродующий её прекрасное лицо, списавшее облик Лары. Он не мог вытерпеть такого уродства, и потому начал готовить специальные мази, используя свои знания по-максимуму. Ласточка лежит на койке, напряжённая, молчаливая. Ждёт, когда эльф начнёт накладывать жгучую мазь на вскрытую рану. Неделю назад он впервые занялся вопросом её внешнего вида, с особым энтузиазмом принявшись исправлять два огромных, по его мнению, недостатка ведьмачьего лица: шрам и макияж. Тогда он совершенно безжалостно – уже по мнению Ласточки – снял скальпелем верхние слои взбугрившейся, сморщенной кожи, и покрыл свежее мясо мутной мазью, обжигавшей, словно спирт. Сегодня, неделю спустя ежедневных экзекуций, должно печь чуть меньше, но, как он установил, уставший от болевого шока разум к концу процедуры заставлял ведьмачьи глаза слезиться, и когда Знающий закончил, она резко отвернулась к стене, красная от стыда. Он знал, что ей больно, но постоянно повторял себе: «так надо», давя любое проявление чувства сострадания. Креван машинально убрал прядь волос со щеки подопечной, заправил за ухо, и едва сдержался, чтоб не вздрогнуть. В его голове возникли два вопроса: почему он это сделал, и почему человеческое ухо не спугнуло его? Ласточка притворялась, будто не заметила жеста, но Креван видит молодую девчонку насквозь. Он решил ретироваться с места преступления как можно быстрее, потому бросил ей лишь короткое «не вздумай смыть». Уже стоя на балконе, разглядывая новый мир, эльф решился обдумать свой поступок, в котором было много алогизмов: во-первых, в тот момент он не думал о Ларе, он думал о ней раньше; во-вторых, он сделал это на подсознательном уровне, то есть на самом деле у него было желание сделать это; в-третьих, он испугался самой парадоксальности действия, а не человеческой формы уха. Удивительно. Впрочем, его мысли последнее время заняты Дикой Охотой, продумыванием различных вариаций развития событий и составлением планов на будущее. Ну и приемлемой подводкой для глаз, которая заменит Ласточке сажу. Его мозг просто даёт сбой. А Ласточка… она противна, несомненно, но он привык к ней, как привыкают к тошнотворному запаху, и единственное, что вызывает в нём мельчайшее сочувствие к ней – осознание того, что она, по сути, ещё дитя, несмотря на свой возраст. Дитя, на чьи нежные плечи свалилось слишком много бед. «Дитя Старшей Крови» – напомнил себе Знающий.***
Креван отчитался об увиденном, словно солдат: холодно, чётко, без запинок. Эльфка кивнула, сосредоточённо провела пальцами по воде, и вслед появились записи, чётко вырисованные буквы, будто вода не была жидкостью. Пока она заклинала воду, Лис вглядывался в её сосредоточенные лисьи глаза, очерченные скулы, острый носик и относительно тонкие губы. Всё в ней было острым, тонким, резким, как она сама. Совершенство эльфской красоты. Совершенство, которое, почему-то, не вызывало в нём восторга. — Замечательно, — бросила Мий՚Эллин, не обратив, или сделав вид, что не обратила внимания на его пристальный взгляд. — Тогда ты старался внушить себе, что она для тебя лишь сосуд с геном Старшей Крови. Можешь вспомнить, ммм… Какую-то странность между вами, которая могла произойти где-то через пару месяцев? — Я делился с тобой о наших странствиях, — увиливал эльф, — ты можешь использовать эти знания. — Милый Креван, не притворяйся идиотом. Ты делился со мной, предварительно откорректировав свои воспоминания самовнушением, и я не могу быть уверена, что ты не приврал ещё сверху, — она подлила в воду немного масла, но инкрустированные записи остались целыми. — Если ты будешь бояться правды, милый Креван, я не смогу тебе помочь. Никто не сможет. — Поучаешь Aen Saevherne, Мий՚Эллин? — с иронией заметил Лис. — Да. Если вас иногда не поучать, вы зазнаетесь и в итоге сойдёте с ума. Одного из особей вида зазнавшегося Aen Saevherne мы можем наблюдать прямо в этой купальне. Креван тяжело вздохнул. Аквамариновые глаза глядели вниз, сквозь воду, сквозь молочно-розовое тело эльфки, сквозь керамическую отделку бассейна. Он помнил, хорошо помнил одну сцену, произошедшую с ним в одной из Сфер, на седьмой месяц их совместного путешествия. Креван всякий раз невольно содрогался, возвращаясь к событиям тех мучительных дней, содрогнулся и сейчас, напряг пальцы. Внутри аквамаринов, обычно совершенно пустых, оживали эмоции, столь несвойственные Лису. Мий՚Эллин успела повидать в глазах любовника различные намёки на его истинные чувства, включая намёк на яркую страсть. Но неприкрытый ужас она видела впервые.***
Скалы двигались. Чёрт подери, гигантские ледяные образования надвигались на них на своих куда более маленьких перекатывающихся ножках, словно бы на стае из тысяч жуков, сменяющих друг друга, на гусеницах, на запутавшихся телах ледяных змей. Они в отчаянии бегут, не разбирая дороги, вечно спотыкаясь то о палки, то о павшие молодые деревья. Они бегут в хвойном лесу, где ели чрезвычайно высокие, и своими верхушками закрывают всё, даже небо. Всё, кроме гигантской ледяной паутины под огромными скалами, льда, что с оглушительным треском деревьев и рёвом умирающих животных, беспрерывно приближался к ним с двух сторон, неся на себе скалы. А позади них на скелетах коней неслась Охота. Призрачные всадники кричали им что-то, что заглушала снежная буря, бьющая жертвам в лицо, унося крики преследователей в пучину погибающего мира. Только три голоса не может заглушить лютая приспешница Белого Хлада, голоса трёх генералов, что звучат в голове похоронными колоколами. Имлерих смеётся, грубо, жестоко, почти как сумасшедший. Карантир, его Золотое Дитя, которое он вырастил, настоятельно советует сдаться, и тогда, возможно, его пощадят. Эредин причитает, мол, зря ты, Лис, пошёл против воли Короля. Ласточка вырвалась вперёд, она хочет убежать, она на грани, но ей хватает воли не использовать свою Силу по настоянию эльфа. Если они попытаются совершить скачок сейчас, в дичайшей панике, когда Хладная Сила бьёт через край, когда Час Конца входит в свой канун, когда Дикая Охота у них на хвосте – они подпишут себе приговор. Белый Хлад заберёт её себе и уничтожит, как только Сила вырвется на свободу, или же его опередят Красные Всадники и схватят девчушку. Ласточка бежит со всех ног, колючие ветви исполосовали её лицо, но она не обращает внимания. — Ласточка! Цири! Остановись, остановись, там обрыв! — вьюга заглушает его голос, полный отчаяния и мольбы. — Цири!!! Она не слышит истошного крика эльфа, она слышит лишь скрежет льда и стон леса. — Цири, — хрипло молит Лис, глядя, как фигурка Ласточки размывается вдали. Ласточка перепрыгивает очередной поваленный ствол и, крича, летит в овраг, убивая и без того истощённое тело о камни и острые корни. — Цири… В голове гулом стонет умирающий лес, а на его фоне дико смеются Красные Всадники. Креван давно уже ослаблен боем со своим лучшим учеником, Карантиром, что, предав своего наставника, всё ещё не избавился от навязчивого милосердия к нему. Знающий задыхается, ледяной воздух обжигает горло, забирает последние силы, ему трудно продолжать бег. Холод забирается под воротник, в волосы, в глаза, в рот, в уши, леденит кожу, покрывая её тонким слоем инея, замедляет ток крови, делая её густой и холодной, просачивается в ткани, забирая у них жизнь, и, наконец, попадает в кости, замораживая их, превращая в тяжёлые ледяные осколки. Красные Всадники смеются. Их смех больше не слышен в голове, вьюга не заглушает его, они близко. Креван, не в силах более двигать окаменевшими конечностями, останавливается, сваливается близ того дерева, через которое перепрыгнула Ласточка. Кровь в жилах стынет, тело пронизывает острая колющая боль. Он с трудом переворачивается на спину, чтобы иметь возможность видеть Эредина и его генералов. И он видит. Скелеты лошадей, увешанные металлом, подошли ближе, на них высились Всадники. Они не подняли забрала, лишь смотрели на падшего Aen Saevherne совершенно безмолвно, даже Имлерих перестал хохотать. Более всего на себе он чувствовал взгляд Золотого Дитя, взгляд потерянный, сожалеющий, истерзанный сомнениями. Эредин направил покрытый всё тем же тёмным инеем меч острием к эльфу. Креван не смотрел на чёрное лезвие, он смотрел в глаза бывшего друга, задавая тому немой вопрос, который задал уже тысячу раз: «зачем?». Было на этот вопрос слишком много ответов, или их не было вообще – Креван никогда не узнает. Но ему уже, по правде сказать, всё равно. — Зря ты, Лис, пошёл против воли Короля, — монотонно произнёс Ястреб и вонзил ледяное лезвие в грудь Лиса, и тот охнул от боли. Также больно он достал меч из рваной плоти. — Вперёд. — У него достаточно сил на лечение, — вдруг подал голос Карантир, всё так же глядя на Знающего. — Позволь завершить эту часть истории. — Личные побуждения? — усмехнулся Эредин. Навигатор кивнул. — Пожалуйста, Карантир. Идём, Имлерих. Предводитель и генерал спешились и двинулись к оврагу. Карантир, тем временем, прошептал заклинание и коснулся посохом обмёрзшей раны наставника. Лис знал, что произойдёт, и потому поддался соблазну кануть во сне. Карантир ввёл его в продолжительное состояние клинической смерти – опасная затея, но способная обмануть даже таких грамотных эльфов, как Эредин, и сохранить жизнь предателю. Медленно отдаляясь от мира сего, Креван уже не мог разобрать, что случилось с Ласточкой, но у него хватило сил мысленно улыбнуться. «Золотое Дитя».***
Мучительный треск крепких древесных стволов и стон трущегося льда, раздававшиеся над ушами, заставили его испуганно вскочить. Тело, правда, вскакивало медленно и печально, в суставах хрустело, а конечности не чувствовались, и потому эльф, словно пьяный наркоман, хватался за ближайшие ветки и таращил пустые глаза. Проморгавшись и сфокусировав чёткость видимой картинки, Креван вслух – о ужас! – выругался, причём ругался он настолько грязно и длинно, что даже его ослабший мозг, в котором сбивалась любая мысль, сказал немедленно перестать, ибо он позорит своё имя и весь Высший Свет Aen Elle. Примечательно, что ругался он от увиденного, и мозг таки заставил его заткнуться, но вот направить сигналы в магические токи, дабы сбежать от ледяных глыб, пожирающих остатки леса в нескольких метрах от него, этот мозг пока не сумел. И потому Знающий пялился на перекатывающиеся ледяные клешни и ругался уже мысленно, как позволял Свод Правил для Высшего Света. Тем временем, глаза начинали слезиться от холода и блуждающей в тесном длинном проходе меж скалами вьюги. Креван резко сорвался с места, лихорадочно соображая, что делать, с горем пополам перепрыгнул поваленное дерево и кубарем скатился по крутому склону, на ходу сплёвывая сухие заснеженные иглы. Он скатился прямо в магическую яму – место, где чувствовалось сильное магическое напряжение после резкого всплеска энергии, – и тут его как нельзя кстати осенило. Эта магическая яма – портал! Сырой, никчёмный и, вероятно, ведущий с огромной погрешностью, но портал! Креван сплюнул очередную порцию перегноя вперемешку со снегом, начал произносить заклинание так обрывисто и невнятно, что сам уже ни на что не надеялся, особенно глядя, как в обрыв на него падают ветви деревьев и, собственно, сами деревья, а небо закрывают пики ледяных скал. Магия вокруг конденсируется, электризуется, но слишком медленно, слишком слабо. Лёд пробирается в щель меж землёй, от него бежит какой-то зверь, похожий на волчонка, и жалобно воет. Зверь останавливается перед ослабленным эльфом, смотрит на него испуганно и в тоже время с мольбой. «Плачет» — заметил Креван. И впрямь, глаза животного наполнились влагой, быстро обмерзающей, превращаясь в лёд вокруг больших чёрных глаз. Там уже скопилось много льда. «Ласточка бы бросила всё и взяла б его с собой». Волчонок кидается вперёд, следуя, вероятно, последнему веянию надежды, и тут энергия вспыхивает так ярко, что Кревану пришлось зажмуриться. Жаль, он не смог зажмурить уши. Волчонок истошно завыл, и вой резко прервался треском льда и хрустом костей. Но Кревану было всё равно, он ведь не глупая Ласточка.***
Его в очередной раз обдало холодом, но куда более противным и ползучим, чем тот, который только что уничтожил неизвестный мир. Креван хотел было вздохнуть, но вместо этого носоглотку сильно обожгло, внутри резко повысилось давление и доступ к кислороду оказался заблокирован. Он тонул в ледяном море, руки, ноги не слушались, потому что ослабли, промёрзли до костей, и их едва ли можно было почувствовать, а ценный кислород стаей пузырей покидал его тело. «Утону. Не чувствую конечности. Холодно… Грести. — Мысли короткими сигналами пробегали в голове, но тот факт, что они ещё есть, уже давал эльфу надежду. — Тепло. Nua seresta tel՚ reid. — Организм стремительно терял силы, но слабое тепло, вызванное заклинанием, разливалось по венам, и нервные окончания, наконец, начали передавать сигналы от рук и ног к мозгу. — Ничего не видно. Открою… Задница дьявола! — холодная солёная вода не пощадила и глаза. — Nua mere, keven! Лучше. Вижу…» Вверху чёрно-синее полотно извивалось белёсыми линиями. Линии эти были мелки и часты, и Креван понял, что он находится далеко от поверхности. Вместе с осознанием столь ужасающего факта пришло резкое ощущение глубинного давления воды, особенно в ушах, которое усиливалось слабостью тела и нехваткой кислорода в груди. Эльф отчаянно грёб руками, странным образом вспоминая уроки стильного плавания для представителей Высшего Света, и чем дольше грёб, тем больше понимал, что уроки те были направлены скорее на выработку красивых движений, чем на возможность спастись в подобной ситуации. Проплывающий мимо дельфин явно залюбовался, а это значит, он, действительно, не зря посещал те занятия. Жаль, море не оценило красоты и плавности его гребков. Лёгкие начинало жечь, но Креван упорно не использовал магию, хотя мог выдавить из себя заклинание и в миг переместиться на поверхность воды. Навигаторы Дикой Охоты могли почувствовать его энергию и убить прежде, чем он доберётся до суши, не говоря уже о спасении Ласточки. В глазах начинало темнеть, а грудь, казалось, горела белым пламенем. У него не оставалось выбора. Выдохнув скопившийся углекислый газ, Знающий мысленно произнёс очередное заклинание, и в следующую секунду его обдало ледяным ветром. Креван жадно глотал воздух, обжигая горло, едва удерживая голову над поверхностью ледяной воды. Молочная кислота, казалось, разъедает горящие от напряжения и усталости мышцы, но пальцев он не чувствовал. Иногда волны накрывали лицо, и он захлёбывался водой, что опаляла глотку, жгучей змеёй ползла по телу вниз, заставляя всё внутри переворачиваться и сжиматься. Разум начинал туманиться, и Креван с трудом соображал, где он находится и что делать. Рассеянный взгляд пытался уцепиться хоть за что-то, пока не заметил тёмную полосу на горизонте, и ужас вновь пробрал эльфа до костей, заставив его оцепенеть и глотнуть ещё воды. «До берега около четырёх стае*» Креван ушёл под воду, но вновь вынырнул, приложив огромные усилия. «Я только что сбежал из мира, умершего на моих глазах. И сейчас… Сейчас я просто не доплыву? Судьба умеет удивить» Волна накрыла его с головой, пузыри воздуха рванулись вверх. Эльф уже не пытался всплыть. Нет сил. Нет смысла. «Ласточка, прошу тебя, не соверши глупостей» Что-то проехалось по его боку. Потом ещё раз, уже с другой стороны. Что-то ударило в спину, несколько «что-то» вытолкнули обратно на поверхность. Горло, лицо жгло. Эльф едва разомкнул глаза, но увидел лишь усеянное звёздами небо и яркую луну. Он удивился: узнал несколько созвездий. И канул в пучину мрака, где ни холодно, ни жарко.***
— Дельфины, — догадалась Мий՚Эллин. — Да. Уверен, это были они. — Парадоксально. Они ненавидят Aen Elle столь же страстно, сколь единороги. — Полагаю, они позволили бы мне умереть, если бы не Ласточка. — Единороги не смогли помочь ей?***
Когда он разомкнул свинцовые веки, небо было окрашено в холодные розовые тона. Заплывший аквамариновый глаз, единственный, который он сумел открыть, глянул чуть ниже в попытках оценить ситуацию, а ситуация оказалась донельзя странной. Морское побережье припорошено снегом, следовательно, сейчас в Тир-на-Лиа идёт зимний период. «Море… Море было холодным, Креван. Мысли активнее» Учитывая тот факт, что в море он совершенно обессилил, к берегу его, вероятнее всего, принесли дельфины, что странно, ведь по всем канонам они обязаны потопить его. Заклинание некоторое время могло согревать тело после потери сознания, но его действия определённо не хватило бы на всё путешествие до суши, и он должен был умереть от обморожения, следовательно, дельфины же и согрели его. Если умер не в воде, так обязан на снегу, на морозе, особенно ощущаемом на влажных поверхностях, а эльф был влажный до безобразия. Но он лежит на холодном влажном песке и лишь зябнет от неприятной утренней прохлады. Он не чувствует той смертельной усталости, сопровождавшей его в разрушенном мире и потом в здешнем море, тем не менее, горло, повинуясь логике, ныло тупой болью, и глотать удавалось с трудом. Креван приподнял голову, и щеку неприятно засаднило. Он лежал на боку, почти свернувшись калачом, и одна сторона его лица упиралась в мелкий острый песок, что весьма ощутимо впивался в кожу. Наконец, он открыл второй глаз, проморгал, стряхивая песчинки со слизистой. Сплюнул и песок, забравшийся в рот. Ласточка говорила, что некоторый песок вкусный, но если раньше он просто не понимал саму идею пробы песка на вкус, то теперь в нём окончательно закрепилось непринятие. Песок не вкусный, особенно не вкусный, когда онемевшее тело ноет от внезапного напряжения. Эльф, позволив себе тихий стон, сел, расставив согнутые ноги и уперев о колени локти. Море мирно накатывало совсем слабые волны на берег, не в силах достать эльфа, а небо, розовое на рассвете, на горизонте покрылось голубой дымкой, скрывая границу с морем. Креван наслаждался пейзажем и всё больше понимал, что он ничего не хочет. Не хочет никуда вставать, никого спасать, не ставить никаких экспериментов и, вообще, пошло оно всё в старую задницу. При последней мысли он вспомнил Ге՚Эльсе. Да, пусть вот это вот всё идёт ему в заднепроходное отверстие, а Кревану и так хорошо. Хорошо – значит странно. Сейчас зима, утро, он всю ночь пролежал, мокрый, на морозе, он должен был умереть. Кто-то дал ему тепло и энергию уже здесь, на суше, и этот кто-то укрыл его от Красных Всадников, чьи навигаторы наверняка почувствовали его присутствие в этом мире. Это определённо не был кто-то из эльфов: территория за пределами замка Тир-на-Лиа слишком опасна для представителей его расы, тем более, любое пересечение стен барьера оповещает Короля и его генералов о нарушителе. Креван сильно сомневался, что кому-то из Aen Elle столь интересна его величественная персона, чтобы идти на такой риск. Следовательно, его персона интересна вражеским расам: дельфинам, которые так кстати его спасли, и… Довольно прокрастинации. — Весьма экстраординарное заявление от того, кто занимается прокрастинацией всю жизнь, — с намёком на иронию произнёс эльф. Он заметно охрип. Весьма несуразное занятие для того, кто всю жизнь ставит генетические эксперименты. Креван прикрыл глаза и поднял уголок губ. Безрассудное занятие, — молвил уже другой голос, — для того, от кого зависит жизнь Дитя Старшей Крови. — Вы не сумели помочь? Если бы мы сумели помочь, ты бы замёрз здесь насмерть. — Или утонул в море. Да. Вставай, варвар. Знающий поднялся, в этот раз молча. Кости его захрустели, мышцы ныли, горло болело, но он давно отучился обращать на это внимание, концентрируясь на более важных вещах. Эльф повернулся к единорогам – их было двое – и низко поклонился. — Благодарю. Передайте благодарность дельфинам. Единороги несколько секунд смотрели на него глубокими чёрными глазами, в которых виднелись звёзды, но Креван не смог прочесть их эмоции. Его вековой опыт никогда не позволял ему понимать этих удивительных, но отвратных существ, и, наверное, никогда не позволит. Оставив просьбу без ответа, единороги грациозно развернулись и короткой рысью отправились к лесу, так что Креван едва ли не бежал, стараясь поспеть за ними. Углубляясь в чащу в компании рогатых скакунов, Креван усиленно разрабатывал план действий, стараясь не позволить ужасу, разлившемуся по венам, захватить последнюю крепость в его теле: разум. Ужас охватывал от осознания того, что даже единороги не смогли как-либо остановить Красных Всадников, и, судя по всему, ситуация складывалась невероятно плачевная, раз уж даже ненавидящие эльфов расы обратились к нему за помощью, имея прекрасную возможность убить, к слову, не простого эльфа, а одного из Aen Saevherne. Лис отлично контролировал рассудок, не поддаваясь панике, но ему не удавалось наладить ток мыслей, рваных и несвязных. Он пытался вспомнить все темницы, расположившиеся на территории Тир-на-Лиа, но после пары из них всё резко оборвалось и Креван снова удивился, что боль в горле притупилась, что до сих пор не чувствует особого холода, хотя голые ветви деревьев покрылись льдом – это выглядело божественно! – и под мокрыми сапогами хрустел снег. Эльф закрыл глаза, отгоняя удивление, оставляя логические объяснения своей невероятной выдержке на второй план, вновь возвращаясь к темницам. Всего он насчитал четыре. Каждая из них по площади не уступала самому замку, ибо простиралась не только на сотни метров вдоль поверхности, но и уходя вглубь земли. Он не помнил планировок, ибо бывал там буквально несколько раз в своей долгой жизни. Затем он подумал, а стоит ли вообще Ласточку держать в темнице, если можно отправить её сразу в лабораторию одного из Aen Saevherne, где ей в кровь введут нейтротропное средство, возможно, проведут курс капельниц, превратят её в подобие наркомана и, в конечном итоге, её ЦНС не выдержит, она сломается, деградирует, у Эредина появится практически беспрепятственный доступ к силе Ласточки, а ещё… От выстроенной цепочки действий Высшего Света ком подступал к горлу эльфа, ужас свернулся длинной змеёй где-то в лёгких, блокируя доступ к кислороду, впился в сердце, отравляя тело. Он чувствовал, как внутри всё переворачивается, сжимается, но не мог не продолжить. …А ещё он может ускорить процесс разлома её психики, ведь Aen Elle ни за что не упустят шанса вернуть Старшую Кровь. Лис сам когда-то грезил об этом, принимал непосредственное участие, и, к счастью или сожалению, ничего не добился. Зато добьётся Эредин. Он любит совмещать приятное с полезным. Эта мысль вгоняла Лиса в холодный пот и одновременно от неё воротило. С чего бы это?.. Эредина, действительно, нужно остановить, он заведёт гордый Народ Ольх в тупик. Но Старшую Кровь нужно вернуть, всё равно, каким способом. Всё равно, что для этого придётся сделать с Ласточкой. Он боится не за психическое состояние Ласточки, он боится последствий, к которым приведёт нездравость рассудка, боится чрезмерного выброса Силы, которая, не уступая Белому Хладу, может уничтожить его мир. И не только его. Креван повторил себе это несколько раз, концентрируясь на словах, принимая и устанавливая в ослабшем мозгу простую истину: он беспокоится о Ласточке не из-за Ласточки. Что-то в этом же мозгу и где-то внутри эльфского тела воспротивилось подобной истине, но эльф заглушил все возражения выдрессированным веками самоконтролем. Единороги вели его сложными петляющими тропами, и вскоре Креван почувствовал, что начинает ещё больше уставать, и холод таки дотянулся до него: тело начало замерзать, пальцы немели. Желудок напомнил о себе воем китов, и Знающий пожалел, что последнюю баночку со смесью анорексигенов – веществ, подавляющих чувство голода – он отдал Ласточке ещё до того, как на их след вышла Дикая Охота. Эльф решил вновь предаться продумыванию плана. — Прошу, расскажите мне, что вы видели, — он постарался придать своему голосу максимальной уверенности и даже энтузиазма, дабы эти двое парнокопытных не нашли в нём беззащитного слабака. Они появились за несколько часов до твоего прихода. Мы почувствовали Силу и сразу поняли, что не всё в порядке. Наши догадки подтвердили Красные Всадники и их жуткие кони, на одного из которых повесили связанную Звездоокую. — Вы пытались помочь ей? Безусловно. Нам удалось убить несколько жутей, проткнуть ваших варваров, но один из предводителей, такой же, как ты, Aen Saevherne, замуровал наши копыта льдом. — Креван не стал гадать, о ком речь. — Когда собраться вызволили нас, Всадники уже достигли вашей земли. А потом появился ты, так дико использовав остатки Силы, и нам ничего не оставалось, как глупая надежда. Мы попросили дельфинов вытащить тебя, если сам ты не всплывёшь. Дальше уж знаешь. Эльф никак не ответил, впадая в раздумья. Если бы, о, если бы в мирах время текло с одинаковой скоростью – всё, возможно, упростилось бы, и он успел бы добраться до Всадников, перехватить Ласточку, может, с помощью единорогов. Но эти жалкие пятнадцать минут в умирающей Сфере стоили ему несколько часов здесь, в Тир-на-Лиа. Несколько часов… Стоп. — Вы можете перенести меня в нужную точку. Почему мы до сих пор блуждаем? Единороги замерли, посмотрели на эльфа бездонными чёрными глазами, в которых плескались звёзды и туманности. Потому что ты копаешься в своих мыслях, варвар. И как Ласточка вообще могла довериться этим существам? — Каким образом, — холодное равнодушие сменилось гневным равнодушием. — Каким, скажите мне, образом, мои мысли связаны с подобной утратой времени? В аквамаринах металась уже неприкрытая злоба. Креван знал об этом, но у него больше не было сил напускать пафосное безразличие, он хотел просто оказаться как можно ближе к замку прямо сейчас. Варвар, сунешься в замок вот так? Без проработанного плана действий, слабый, замёрзший и тупой? — впервые, вместо загадочности и даже фантастичности, голос единорога звучал с другой интонацией, а именно с насмешкой. Правда, в этот раз к нему обращался другой, белоснежный. — Ты даже не можешь разобраться, ради чего идёшь на такой риск. — Ради Старшей Крови, — процедил эльф. — Довольно нотаций. Перенесите меня ближе к барьеру. Чтобы каждый из них узнал о твоём приходе? — не меняя таинственных нот, промолвил молочный единорог. — В любом случае узнают. Пойдём, варвар, — смеялся белоснежный. — Тебе нужно ещё подумать. — Она может умереть. Если не умрёт, её изнасилуют, вколют нейротропное вещество и будут использовать Силу во имя самых грязных целей, — чеканил Креван, одаряя единорогов на редкость уничтожающим взглядом. Слова отдавались болью, но он не обращал внимания. — А когда она вынесет дитя, если ей позволят его выносить, убьют и выбросят останки за барьер, к вашим братьям. Единороги переглянулись. Он понял это по тому, как звёзды в их глазах поменяли положение. — Вам нужны ещё аргументы? Нет. Правды достаточно, варвар. — А вы не знали о правде? Вы, чьи глаза видят больше, чем глаза всех эльфов и людей вместе взятых? Смотря о какой правде ты говоришь. Правду о том, что с ней сделают, и что делают сейчас, мы знаем прекрасно. Твою личную правду нам трудно увидеть, потому как ты сам, варвар, не в состоянии узреть. — К чему вся эта философия? — эльф сжал кулаки, прилагая некоторые усилия, дабы удержать свой гнев в узде. Иной раз он, максимум, нахмурил бы брови, и даже заинтересовался темой, ведь он любил познавать то, чего не понимал, а мысль, которую продвигали единороги, он не улавливал. Иной раз, но не сейчас. Сейчас он уставший, голодный, холодный, и время поджимает. Время очень сильно поджимает! — Что за бред вы несёте о личной и не личной правде? Этот разговор неуместен. Перенесите меня к барьеру, за барьер, куда угодно. Теперь без вопросов. Но если бы ты поведал нам иную правду, варвар, быть может, наша философия окончилась бы здесь и сейчас, вместе с твоей жизнью.***
— Бооооги, — протянула Мий՚Эллин, вытягиваясь всем телом за бутылкой вина, весьма соблазнительно выставляя персиковые ягодицы из горячей воды. — Тебе едва ли не прямым текстом сказали о твоём увлечении, а ты затеял всю эту каламуть, чтобы пожаловать сюда и получить точно такой же ответ? — Прямым текстом, — заметил Креван, совершенно бесстыже рассматривая аппетитные формы эльфки. — Бооооооги, — мученически простонала эльфка, будто перед ней сидел не Aen Saevherne, а тупой человеческий детёныш с синдромом Дауна, которому она битый час пыталась объяснить функциональный анализ на пару с интегральными уравнениями. — Ты становишься похожим на неё, даже намёки перестал понимать. Попридержи пока затею с обучением, сыграйте сначала свадьбу и отправьтесь на медовый месяц в какой-нибудь мир, где нет разумных форм жизни и можно заниматься сексом без боязни быть увиденными или, тем более, услышанными. Креван растерялся меж двумя желаниями: дать эльфийке вкусного подзатыльника каким-нибудь заклинанием или утопиться. ______________________________ *1 стая~80 метров. 4 стае ~ 320 метров