***
Гарри был почти уверен, что хранит в себе монстра — осколок Волдеморта или даже его самого — но не знал, стоит ли начинать с ним беседу. Недостаточно было просто мысленно сказать что-то или задать вопрос вслух. Он попробовал и то, и другое. Поэтому он решил убить себя. Если он создаст угрозу сосуду, будет ли Волдеморт взаимодействовать и говорить с ним? Встретит ли он Смерть? Гарри размышлял об этом, глядя на свое отражение в зеркале и чистя зубы. Он покрутил стакан с водой, прополоскал рот и остановился. Он мог сейчас разбить стекло, взять острый осколок и прижать его к шее. Он мог бы. Изменится ли что-нибудь? Но эта мысль была слишком страшной. Это было импульсивно и бессмысленно. С этим нужно подождать.***
Продолжительная тренировка окклюменции не принесла существенных плодов и даже, казалось, откатила его навыки назад. До сих пор он учился только ограждать свой разум от проникновения, но вот пытаться впустить кого-то в свою голову было чем-то новым. Так что теперь Гарри работал над обеими техниками, стараясь сделать барьер разума пластичным и в то же время крепким. У него были лишь собственные мысли, неприятные воспоминания об уроках окклюменции со Снейпом и ленивые вечера, когда делать особо было нечего. Окклюменция предшествовала легилименции, поэтому, возможно, когда-нибудь Гарри обучится и ей. В своей жизни он встречал лишь трёх человек, которые ей владели: Волдеморта, Снейпа и Альбуса Дамблдора. Поговорив с Томом, Гарри узнал, что тот был легилиментом не потому, что ему очень хотелось читать мысли. Он просто родился с этим даром, и не мог его «выключить». И ему приходилось как-то с ним жить. Любой, у кого есть хоть капля разума, знает, что ребёнок, обладающий подобной силой, опасен для общества. Просто чудо, что до сих пор не произошло ничего ужасного, особенно если учесть, что Том не знал, какие могут быть последствия при злоупотреблении магией. Гарри уже мог опускать свой барьер и поднимать его, когда нужно. Он также научился выталкивать на поверхность сознания какие-нибудь сторонние мысли, скрывая настоящие. В сущности, это было всё равно что научиться врать. Только куда интереснее. Он проверил это на Томе, чей природный дар легилименции позволял ему в любое время читать чужие мысли. Том любил лазить в мысли Гарри, какими бы редкими гостями они ни были в его голове. И как раз из-за одной его случайной прихоти — фруктового льда на палочке — которая уже целый час не покидала голову Гарри, — они сидели во дворе в тени дерева с мороженым в одной руке, карандашом в другой и книгой на коленях. У Тома были кое-какие деньги. Они купили два дешёвых фруктовых льда, и Том довольно быстро покончил со своим. Заскучав, Риддл нашел другой способ развлечься. Рядом с ним скоро оказалась серенькая птица, голубка. Она сидела на земле, не мигая. Одно из многих животных, с которыми игрался Том. Судя по всему, бедняжка была под действием магии мальчика, и сидела с детьми, спокойная внешне и послушная. Гарри, конечно, хотелось что-нибудь сказать Тому, потому что он совсем этого не одобрял. Однако он держал рот на замке, больше озабоченный кипой заданий, которые должны были быть сделаны к завтрашнему дню. Он всё отложил на последний момент, думая, что со всеми своими воспоминаниями и умениями из будущего он может побездельничать и потом сделает всё очень быстро. К сожалению, задания сами себя не выполняют, а Том всегда заставляет всё делать идеально. — Что плохого в том, чтобы практиковаться на людях, Гарри? — спросил Том, дотрагиваясь до голубиного пера палочкой от фруктового льда. Он погладил птицу по щеке деревяшкой, глядя, как та прислонилась к ней. Чёрные глаза-бусинки смотрели на Тома и только на Тома, больше никуда. Гарри, прищурившись, пробежался глазами по тексту и начал записывать ответ на вопрос. «Автор текста упоминает бедность, голод, преступность…» — Они же всё равно это не запомнят. А даже если так, они всё свалят на самих себя. Люди делают многие вещи безо всякой причины. Они никогда не узнают, что это был я. Гарри начал записывать свои ответы на листе бумаги, который он положил на книги, пока Том говорил птице ходить туда-сюда. Риддл пребывал в умиротворенной радости, и Гарри почувствовал, как мальчик расслабился, лениво положив голову ему на плечо. Гарри отложил карандаш и постучал по странице. — Не мог бы ты объяснить мне, почему ты так уверен в этом? — спросил он. Том одарил его чистым и невинным взглядом, и Гарри не смог найти ни следа стыда или злобы, хотя лицо Тома было так близко, чтобы Гарри мог посчитать его ресницы. — Если ты прав и я использовал эту способность раньше уже много раз, никто не знает об этом. Никто, кроме тебя, Гарри. Том подул ему в лицо, и Гарри с досадой закрыл глаза. Риддл ухмыльнулся и протянул руку вверх, другую обвив вокруг плеч Гарри. Тот чувствовал, как его личное пространство бессовестно нарушают. Гарри ссутулился от добавленного веса, не в силах сдвинуться ни на дюйм. Он попытался оттолкнуть Тома, но тот положил подбородок ему на плечо. Гарри поймал себя на том, что смотрит на других детей, играющих во дворе, и понимает, что никто из них не придет ему на помощь. Они были слишком заняты салками, с весёлыми криками носясь по траве. И Том, вероятно, убьёт их во сне, если они подойдут слишком близко. Гарри поджал губы. — К чему ты клонишь? И не мог бы ты, пожалуйста, отодвинуться? Я вообще-то тут пытаюсь учиться. — Нет, — Том покачал головой, и Гарри впился в него взглядом, но мальчик остался на месте. Вдруг он зашептал ему на ухо: — Понимаешь, если они ничего не поймут, почему бы мне не использовать их? Это избавит нас обоих от лишних хлопот. Я не хочу, чтобы ты падал в обморок. Ты выглядишь таким измученным, Гарри. Тот мысленно застонал. — И кто в этом виноват? Сколько раз тебе повторять? Это неправильно, и ты сам это знаешь. — А если я пообещаю не причинять им вреда? — певуче протянул Том, и Гарри перевернул ещё страницу. Он почти пожалел, что не согласился взглянуть на готовую домашнюю работу Тома. Это сэкономило бы время. «Правильно. Я этого не сделал, потому что я самоотверженный гриффиндорец, и я не хочу, чтобы Том вырос и стал самым заносчивым придурком в мире». — Ты, кажется, уже всё решил. Я даже не знаю, почему ты пытаешься убедить меня. У меня вообще есть выбор? — Ты уже знаешь ответ на этот вопрос… но мне нравится, когда ты со мной согласен. Итак, Гарри… что скажешь? Магия Тома скользнула мимо, голубка была полностью забыта, и она улетела, а на висках Гарри начали танцевать кое-чьи пальцы. Гарри протяжно вздохнул, чувствуя, как незаметная пульсирующая головная боль отступает. Затем Том прикрыл глаза. — Я настаиваю, чтобы ты отдохнул. Это пойдёт на пользу нам обоим, — и, забавляясь, прошипел уже на парселтанге: — Твоё мороженое тает, Гарри. Гарри сунул фруктовый лёд в рот, ощущая, как он холодит щёки и нёбо. — Я никому не причиню вреда. Я не буду никого заставлять делать то, что может причинить боль… ты же знаешь, что я должен учиться контролировать это. Я буду вести себя хорошо. Гарри почти хотел сказать «да». Том казался достаточно искренним, и он делал такой божественный массаж, что Гарри понял, что зевает, закрыв глаза от блаженства. Ему хотелось свернуться калачиком и заснуть. — А ещё я разрешу тебе посмотреть на мою домашнюю работу. Гарри вздохнул. Он чувствовал, что попадет в ад, даже если хотя бы подумает о списывании, но это было так заманчиво. Прошло уже несколько недель с тех пор, как его жизнь перестала быть нормальной, и он почти всегда чувствовал себя зомби. В те редкие дни, когда он ощущал себя по-настоящему бодрым, он обдумывал способы поговорить с монстром в своей голове, или умереть, или и то и другое вместе. Кто знал, что с принуждением так утомительно бороться? Гарри винил в этом свое девятилетнее тело. — Хорошо. Гарри ощутил прилив чистого счастья при этом слове. Он закрыл глаза и почувствовал, как Том забирает у него из рук книгу и карандаш и откладывает их в сторону. А потом он заставил его лечь к себе на колени. К этому времени Гарри уже смирился с таким бесцеремонным обращением. Гарри почувствовал, как из его пальцев вырвали мороженое… — Эй! Том перевернул его, чтобы сироп стекал вниз. Риддл поднёс его к лицу Гарри, и тот открыл рот, чтобы Том мог положить сладкое лакомство обратно. Затем Гарри прикусил лёд, маленькие отколовшиеся кусочки упали на язык и начали таять, превращаясь в жидкое счастье. Теперь Том смотрел куда-то в сторону, разглядывая детей, игравших чуть дальше от того места, где они находились. Он окинул их оценивающим взглядом, одного за другим, словно пытаясь выбрать цель. — Пожалуйста, постарайся не делать ничего плохого. Если ты что-то натворишь и я узнаю, клянусь, я сделаю что-то, что тебе не понравится. — Не волнуйся, Гарри, — проворковал Том. — Я обещаю. Ничего дурного.***
На него капало со всех сторон. Он был такой мокрый, что это было отвратительно. Липкий. Грязный. Оглядевшись, он увидел гору трупов — своё нынешнее ложе. Широко раскрытые глаза обвиняюще смотрели на него. Волосы, ногти, части тела, разбросанные повсюду, липли, цеплялись за его белую одежду, которая пропиталась красным. Он встал в оцепенении и начал спускаться с этой горы, тела падали одно за другим, пока он пытался сойти с вершины. Холодные безжизненные тела, неподвижные, как марионетки, отливающие оттенками белого и синего, как будто они были полностью обескровлены. А на их коже — путаница резаных линий, изодранных ран и внутренностей. Красный. Красный. Красный. Он споткнулся и скатился в лужу у самого подножия горы тел. Она была густой и грозилась засосать его целиком. В нос ударил запах металла. Слишком сильный запах. Он был уже на грани. На лице и на руках, даже на веках была кровь, капая с ресниц. Он моргнул, пытаясь избавиться от красного перед глазами, покачал головой, наблюдая, как капли с его волос срываются и разлетаются во все стороны. Он чувствовал, как его охватывает паника. «Где я? Почему я здесь?!» Он чувствовал её вкус на своих губах. Поверхность пола была неровной от всего, что валялось под ногами, и он старался не думать о том, на что наступил. Он просто должен был это пережить. Он просто обязан был это сделать. «Дыши. Дыши». «Нет… Нет… Кто-нибудь… Помогите!» Он вдыхал короткими рваными глотками. Сердце билось в висках. Кровь словно пыталась утянуть его вниз, мешала двигаться. Он закрыл глаза, но они всё равно были открыты, и, как он ни старался, темнота никак не могла поглотить это видение.***
Гарри постригли. Марта сказала, что его волосы слишком сильно отросли и их надо обрезать покороче. Теперь они были относительно короткие, как тогда, когда ему было одиннадцать. Его тёмные волосы, казалось, слегка завивались на кончиках, а не торчали в разные стороны. Он даже немного скучал по прежней длине. Когда он поворачивался то в одну, то в другую сторону, то замечал, что его волосы уже не так сильно подпрыгивают. Весили они тоже меньше. Помимо стрижки, было кое-что ещё новенькое. Гарри думал, что в этой жизни не будет страдать от этой проблемы, но, очевидно, нынешнее его тело и прежнее были похожи. Том обратил на это его внимание, когда заметил, что Гарри слишком много щурился, читая учебник. Риддл тут же сказал, что ему нужно проверить зрение. Они посетили окулиста. Гарри выбрал круглые очки, потому что уже привык к такой форме. Теперь они сидели у него на носу, когда он начал нарезать торт. Он предложил по куску Марте и Тому. — Я знаю, что очки выглядят странно. Не смотри так на меня. — Нет, вовсе нет, дорогой. Я думаю, что ты выглядишь мило с ними, — сказала Марта и от души рассмеялась. — Я вовсе не милый, — пробормотал Гарри. — Ну, как скажешь. Гарри поправил очки, отрезая кусок и себе. — Я думаю… что из-за них твоё лицо выглядит меньше, — протянул Том, принимаясь за угощение. — Давай, ешь, Гарри. Сегодня же твой день рождения. Том говорил мне, что ты плохо питаешься. Это никуда не годится. Такими темпами ты никогда не вырастешь. Гарри надул щеки: — Я и так не маленький! Том ухмыльнулся. — Я вырос на дюйм, — добавил Гарри. — А я, — Том указал на себя, — всё равно на голову выше тебя. — Я тебя не спрашивал, Том. Гарри с трудом подавил желание высунуть язык. — Гарри, не отрицай это. Ты просто низкий. Смирись. Они сидели в комнате Марты. Как ни странно, у нее была своя собственная, пусть и крошечная и немного тесноватая для трёх человек. Гарри проткнул торт вилкой, отламывая кусок, и положил его в рот. От восхитительного вкуса чуть не свело челюсти. — Я когда-нибудь говорил, что люблю тебя, Марта? — Гарри закрыл глаза от удовольствия. — Этот торт… просто потрясающий. Ты должна… я не знаю. Открыть свою собственную кондитерскую! — Я тоже люблю тебя, дорогой. Марта взъерошила ему волосы и нежно улыбнулась.***
Гарри вспомнил свой последний сон. Он тревожил его. Пугал. Может быть, потому, что он слишком много думал о смерти, чуть ли не мечтал о ней. Ложиться и спать желания не было от слова совсем, но он был измотан. День выдался довольно утомительным. Утром в приют неожиданно зашли две семейные пары, желающие усыновить двух маленьких детей. Выбрали какого-то двухлетнего ребёнка. Потом Гарри пришлось сидеть с остальными ребятами в очереди на стрижку. Парикмахер сделал всё быстро, но ждать было скучно. Потом они с Мартой пошли проверить его зрение. В середине дня, как раз после того, как ему сказали, что у него плохое зрение, пошёл дождь, и им пришлось бежать обратно в приют. Когда он вернулся, Том занимался с ним магией. Это продолжалось до обеда, а после него, к удивлению обоих мальчиков, к ним в комнату постучалась Марта и пригласила к себе. Гарри был искренне поражён тем, что ей было до него дело. Как только они закончили с тортом, Том чуть ли не потащил его за собой, чем-то взволнованный. В уединении их комнаты он вручил Гарри коробочку. Красную и перевязанную чёрным бантом. — Что это? — Подарок. Том даже виду не подавал, что знает о дне рождения, и Гарри был в шоке, увидев подарок. Он прочитал маленькую поздравительную открытку. — «Для Гарри. Спасибо, что стал моим другом. Счастливого тебе дня рождения. Надеюсь, он тебе пригодится». Вау. — Тебе не обязательно было читать это вслух, — усмехнулся Том. — Мне захотелось. — Просто открой его, — Том нетерпеливо взмахнул рукой. Гарри начал разворачивать подарок очень осторожно, и ему, вероятно, потребовалось слишком много времени, потому что Том закатил глаза. Через минуту Гарри вытащил на свет чёрную кожаную книжицу. — Теперь у нас парные. Гарри уставился на дневник и почувствовал себя немного взволнованным. Он так давно не получал настоящего подарка на день рождения. Правда, давно. — Тебе не нужно было этого делать, Том. — Сегодня же твой день рождения. — Я знаю, но он, должно быть, дорогой, — Гарри поправил выбившуюся прядь волос и отложил дневник. — Ничего страшного, Гарри. Просто прими его. Гарри не знал, куда деть свои руки, было очень приятно получить подарок. Он почувствовал, как его лицо расплылось в широкой улыбке, и подошёл к Тому. Он заключил Риддла во вполне заслуженные объятия, почти прижав его к кровати и положив голову ему на грудь. — Спасибо, Том. Довольство гудело в обоих мальчиках. — Не за что. Гарри вздохнул, наслаждаясь ощущением комфорта от того, что находился рядом с ним. — А меня ты любишь? — спросил Том с притворной серьёзностью. Гарри кивнул в знак согласия. — Скажи это. Гарри усмехнулся и сказал: — Тебя я тоже люблю. Он вздохнул с облегчением и снял ботинки, поставив их в изножье кровати. Затем он переполз через Риддла и устроился у стены рядом с ним. Том пустил его. Они вдвоем прислушивались к шуму дождя, который барабанил по окну и стенам сиротского приюта Вула. Из-за дождя всегда становилось немного холоднее, поэтому Гарри подумал, что было бы неплохо сегодня спать вместе. Он почувствовал, как Том притянул его ближе. — Ты действительно любишь Марту, Гарри? — Я не люблю её так. — Как? — Ты знаешь, что я имею в виду… Риддл только промычал что-то в ответ. — Ну… она мне как тётя… — Гарри положил голову на плечо мальчика, а Том принялся расчёсывать ему волосы. — Ясно, а я? Том повернулся к нему лицом. Гарри не открывал глаз, чувствуя себя вялым. — Ты как… брат?.. Лучший друг? Гарри зевнул. — Что для тебя любовь, Гарри? Тот нахмурился. — Я не знаю. Это когда чувствуешь, что ты по-настоящему близок с кем-то… и не хочешь, чтобы с ним или с ней случилось что-то плохое. Или когда ты просто хочешь, чтобы этот человек улыбался… вечно? Тебе хочется сделать его счастливым и ты готов сделать то, что не сделал бы ради всех остальных. Я не думаю, что есть какой-то другой способ понять это… но когда ты чувствуешь, то просто знаешь, что это любовь. Том провёл пальцами по макушке, остановившись на линии волос на шее. Гарри вздрогнул от лёгкого прикосновения, и тут ему в голову пришла озорная мысль. — Ты что, ревнуешь? Ты спрашиваешь об этом, потому что я сказал Марте, что люблю её, а ты никогда не слышал этого от меня раньше! — поддразнил Гарри, вспомнив, как говорил такое, и Том замолчал. Гарри следовало бы посмотреть на Тома, чтобы увидеть, какое выражение было у мальчика на лице. Риддл крепко схватил его за волосы, и Гарри поморщился. — Я. Не. Ревную. Гарри боролся с озорной улыбкой, которая грозила появиться на его лице. Он придерживал запястье Тома, чтобы тот не повредил его несчастный скальп ещё больше. — Я знаю, что ревнуешь. Всё в порядке… я уже привык к этому. Иногда я просто не могу поверить, что ты так злишься из-за пустяков. Прости, что я не сказал тебе это первому. — В твоем голосе нет сожаления. Гарри хихикнул. — Ты прав. Я не жалею. Забавно, что ты ревнуешь меня именно к Марте… — он захлопал ресницами: — А ты, Том? Ты любишь меня? — Наверное. — Наверное?! Ты меня ранил, Том. — Врёшь. Том нахмурился и отвернулся, так что Гарри оказался лицом к его спине. Он вздохнул. — Ну раз ты сделал мне очень хороший подарок… и был очень добр ко мне и всё такое… я открою тебе секрет, Том. Гарри сразу же почувствовал интерес Риддла. — На данный момент… больше всего на свете я люблю тебя. Гарри почувствовал, как его щеки вспыхнули. Ему казалось странным признаваться в этом вслух, но это была правда. Неполная правда, так как вся его семья всегда будет занимать особое место в его сердце, но, возможно, этого было достаточно, чтобы убедить Тома. Он просто хотел донести это до изголодавшейся по любви головы Риддла, чтобы тот перестал злиться каждый раз, когда кто-то слишком сближался с Гарри. Он чувствовал себя немного смущённым, сказав это, и молчание только сгущало краски. Он был очень рад, что Том смотрел в другую сторону. — Больше, чем Марту? Гарри закрыл глаза. — Да. Он почти перестал думать о доме.***
На кремовых стенах висели маленькие колдографии, которые двигались, приветствуя его, когда он проходил мимо. На одной была Джинни в своей профессиональной квиддичной форме. На другой — Рон и Гермиона, только обручившиеся, с Гарри в центре, и он выглядел так неуместно в своём чёрном костюме рядом с их белоснежными нарядами. Они выглядели немного старше, в то время как сам он казался слишком молодым, чтобы носить свою мантию Аврора. Тут были колдографии Сириуса, крестника Гарри Тедди, Луны, друзей и близких ему людей. На столе лежали снимки его детей разного возраста. Маггловское радио играло песню на заднем плане. Свет проникал в открытые окна, которые открывали вид на раскидистый сад и забор, окружавшие поместье. Его руки обводили рамки, те, до которых он мог дотянуться. В нос ему ударил запах французских тостов и ветчины. — Гарри, я ждал тебя. Поужинай со мной, — Том сел за стол и указал на еду. Как будто это было совершенно нормально — предлагать еду, когда вокруг была настоящая резня. За спиной Гарри стояла Джинни Уизли, пригвозждённая головой к стене кухонным ножом. На диване спали трое его детей. Кожа отливала синим, груди не поднимались. — Давай же. Не будь таким застенчивым. Я не кусаюсь. — Что происходит? Гарри не стал даже двигаться, опасаясь того, чего хотел Волдеморт. Он вспомнил эти нескончаемые сны, большинство из которых показывали издевательства над его семьей, но этот был уже на грани непростительного. — Я просто хочу, чтобы ты поел, Гарри. Ты весь кожа да кости. Слишком низкий для твоего возраста. Тебе ведь нужно хорошо питаться, — поддразнил самозванец. Гарри пересёк гостиную быстрыми шагами, пока не оказался прямо перед лицом ублюдка. Он резко дёрнул рукой, отвешивая звонкую пощёчину. Том наклонил голову, напомнив Гарри о его Томе, и он насторожился. Невидимая рука толкнула его на стул напротив. — Я хочу, чтобы ты принял решение, Гарри. Ты желал поговорить со мной, а теперь, когда мы вместе, ты можешь думать только о том, чтобы причинить мне боль, — Волдеморт наклонился ближе. — Я чувствую твою ненависть, — радостно прошипел он. — Я хочу знать, что ты задумал и почему ты до сих пор жив. Я убил тебя. Каждый из твоих огрызков. Том начал крутить прядь волос и ухмыльнулся. — Ты просишь меня поделиться своими секретами, хотя сам ничего не предлагаешь взамен. — Тогда чего ты хочешь? — Ах, не искушай меня, Гарри. Я хочу очень многого. — Зачем ты это делаешь? Скажи мне! — Гарри старался сохранять спокойствие, но его охватил жгучий гнев, смешанный со страхом того, что он находился так близко к чудовищу. Он чувствовал панику, пытавшуюся пробиться сквозь фальшивую браваду, но всё, что сейчас хотелось сделать — это убежать и спрятаться. — Какой ты. Нетерпеливый. — Ты мне не нужен. Я хочу, чтобы ты ушёл. Я найду способ. — Это невозможно. Мы связаны друг с другом, ты и я. — Связаны? Я видел, как ты умер… почему ты ещё жив? — Ты всё поймёшь, Гарри. У нас будет достаточно времени, чтобы узнать друг друга получше. Том засмеялся, и вдруг тело Джинни, больше не удерживаемое ножом, грузно соскользнуло на пол. Именно вид её, истекающей кровью на полу, разрушил все чувства контроля, которое было у Гарри. — Я же сказал тебе прекратить это! — он налетел на Тома, царапая и душа его. Тарелки упали со стола и разбились вдребезги. Руки Гарри обхватили горло смеющегося мальчика, когда магловское радио запело.Время идет…
Гарри почувствовал ужас, когда Том посмотрел на него с восторгом, не обращая внимания на то, что его пытались убить. Чудовищу это нравилось.…так медленно, И время может многое…
— Я убил тебя однажды, и я могу сделать это снова.Ты всё ещё мой? Мне нужна твоя любовь.
— Но разве ты не любишь меня, Гарри?Мне нужна твоя любовь.
— Нет, ты чудовище. Ты не Том. Ты Волдеморт.Бог приведёт твою любовь…
— Очень хорошо… Гарри. Я впечатлён, что ты наконец-то понял это, — голос Тома был словно ледяной яд и сочился злобой. Гарри отшатнулся, как будто его ударили, но чужие руки змеями скользнули к его лицу, и он не смог пошевелиться. — Я разорву тебя на части. Как только ты сломаешься, а ты рано или поздно сломаешься… я надену твою кожу, и Гарри Поттера больше не будет.…ко мне.
— Ты не можешь этого сделать, — прошептал Гарри. — Ты правда хочешь, чтобы я попробовал? Разум — хрупкая штука, а я уже внутри твоей головы.Одинокие реки стекаются к морю...
Гарри мог чувствовать всё это, воспоминания, чувства и мысли, к которым прикасался монстр. — Не… Гарри почувствовал боль, когда чудовище забралось ещё глубже. — Раньше у тебя отлично получалось не подпускать меня к своему разуму, но в последнее время ты искал меня… в течение многих дней ты разрушал свои и без того жалкие щиты, и теперь их можно разорвать совсем одной лишь мыслью… Гарри чувствовал, как что-то… что-то очень важное… воспоминания о Джинни ускользают от него.…Сбегаются в его распростёртые объятия
— Что ты делаешь?.. Прекрати. Гарри почувствовал, как его пальцы разжались, и он упал, схватившись за голову. Теперь Гарри был в ужасе, потому что воспоминания были единственным, что поддерживало его. Он не хотел их терять. Он рухнул и обхватил себя руками в жалком утешении. Они лежали на полу, осколки тарелок валялись вокруг них, маггловское радио продолжало играть.Одинокие реки вздыхают: «Жди меня, жди меня».
— Ш-ш-ш… Гарри, мой Гарри… бедный. Я только хотел немного напугать тебя. Ты боишься? — радостно спросил Волдеморт.Я вернусь домой, жди меня.
Гарри не мог говорить. Он попытался удержать свои воспоминания о девушке, которую любил больше всего. Он попытался вспомнить её лицо, её смех, то, как она всегда была рядом, когда он нуждался в ней. Он попытался вспомнить цвет её волос. Они были рыжие. Рыжие ли? Мёртвое тело на полу — это она или кто-то другой? — Смотри на меня, когда я говорю с тобой. Ты действительно так дорожишь ею? Этой Джинни, — он выплюнул это имя, как проклятие.О, любовь моя,
И в этот раз Гарри оказался прижат спиной к покрытому осколками полу, а монстр уселся на него сверху. Он был Томом в каждой черте, кроме красных глаз, которые горели яростью. На этот раз Гарри смотрел на него, и ему было страшно. — Я могу заставить тебя забыть обо всем, пока ты не станешь послушной марионеткой.Мой дорогой...
— Ублюдок… Гарри боролся, лёжа под ним, но невероятно сильные руки удерживали его, и всё, что он мог видеть, — лишь красные глаза, которые преследовали его даже в часы бодрствования. — Не испытывай мое терпение. Я дам тебе шанс сосуществовать со мной. У меня есть два требования. Первое. Ты будешь держать себя в безопасности и никогда не будешь пытаться причинить себе вред.Я жаждал твоего прикосновения
— Во-вторых, ты откроешься мне. — Нет. Я не буду этого делать…Всё это долгое, одинокое время,
Гарри вскрикнул, когда осколок пронзил его руку. — У тебя нет выбора. Ты сделаешь, как я скажу, или узнаешь последствия моего гнева. — Тебе это с рук не сойдёт… — Гарри стиснул зубы, его глаза слезились от боли. — Я найду способ… — он почувствовал, что его голос перешёл на шёпот, когда осколок вонзился глубже, — избавиться от тебя.А время всё идёт.
— Ты никогда от меня не избавишься. Осколок начал резать вверх, к запястью. Больно. — Я убью тебя! Я убью тебя на хрен! — Какой грязный рот. Как много ненависти. Потом Том поцеловал его в лоб, где когда-то был шрам. — Выбор за тобой. Подумай об этом, мой драгоценный крестраж.***
Гарри проснулся в холодном поту. Страх, не похожий ни на что другое, охватил его. Ему хотелось закричать до хрипоты, потому что он был расстроен, потому что казалось, что он болен, а лекарства от такой заразы не существует. Внутри него жило злобное существо, монстр. Гарри хотел оказаться как можно дальше от всех, опасаясь того вреда, который мог причинить. Волдеморт. Он больше никогда не хотел его видеть. Он не хотел быть его частью, не хотел быть частью самого себя. Он почувствовал невыносимое желание убежать, подальше от ребёнка рядом, который был так чист по сравнению с ним. Хотелось сбежать от всего. Он помнил кошмар во всех мельчайших подробностях. Угроза повисла в воздухе, и казалось, что с каждой минутой он всё больше теряет её. Память подвела его, когда он попытался вспомнить её. Какой она была? Кроме того, что она была его самой любимой… Кто она такая? Гарри попытался вспомнить её лицо, но лишь смутно припомнил, какая она была. Его мучило, что он не может даже вспомнить её имя. Была ли она матерью его детей? Или она была лишь плодом его воображения? «Джинни». Гарри задрожал в объятиях Тома, когда руки мальчика напряглись, притягивая его ближе, пытаясь заставить успокоиться, но он ничего не мог поделать с растущей паникой. Гарри попытался вспомнить хотя бы, как чувствовалась её любовь, но и это исчезло. Он старался не плакать, потому что не был слаб. Он был силен. Память о ней исчезла. Почти полностью. Навсегда. Окончательность этого слова была слишком резкой. Слишком неожиданной. Это было слишком больно. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Он не хотел этого. Представ перед возможностью потерять её, свой дом, а затем стать оболочкой своего прежнего «я», марионеткой, Гарри сделал выбор. Он знал, что должен был дать себе больше времени на раздумья, но неправильность, пустота внутри были слишком велики. Его воспоминания — это всё, что у него осталось от них. И страх потерять их… Он не мог позволить себе потерять и их тоже. «Я принимаю тебя». И это было похоже на то, словно кто-то открыл шлюз, и Гарри задрожал от наплыва собственной магии, грязной, ласкающей кожу. И тогда Гарри снова ясно увидел её лицо. Он думал, каким же был эгоистом, цепляясь за эту нить надежды. Он услышал довольный смех в своей голове.