Невинность (White Innocence)

Гарри Селвин взглянул на свою мать, которая лежала на кровати, как сломанная иссохшая кукла. Бледная, она была едва в силах поднять руку. Её кожа облепляла кости, и Гарри легко мог различить суставы на её пальцах, потому что она была невероятно худой. На лбу у неё выступал пот, и от его прикосновений её словно лихорадило. Её глаза запали, а волосы были жидкими и растрепанными. Она выглядела так, словно стояла на пороге смерти, и один толчок мог заставить её испустить дух. И всё же Гарри должен был узнать. Когда директор Диппет поделился с ним тем, что он знал о его семье, Гарри отложил на время создание нового тела для Волдеморта и вместо этого стал искать свою мать. Диппет сказал, что в последний раз её видели в больнице Святого Мунго, и после обычного осмотра она исчезла и до настоящего момента считалась мёртвой. К счастью, в больнице была её медицинская карта и пузырёк с её кровью. Впервые в жизни Гарри положился на знания Волдеморта о гадании по зеркалу и прорицании, и в конце концов они нашли её — как ни странно — в Годриковой впадине, живущую в съёмном доме не под своим именем. При ней был один домашний эльф, который заботился о ней, кормил её и содержал дом в чистоте. Больше у неё ничего не было, и она чахла, как слабый цветок. Подойдя к кровати в углу комнаты, Гарри посмотрел на неё, освещаемую лунным светом, льющимся через окно, и ему потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что её грудь всё ещё поднимается, едва-едва. И звук её хриплого дыхания время от времени резал ему уши. Ее глаза открылись, и один из них был молочно-белым, невидящим. — Ты Гарри? — спросила она его, когда он подошел ближе. — Да… Ты Нерисса, верно? — Гарри почувствовал, как у него вспотели пальцы. Он совсем не так представлял себе эту встречу… Он думал, что их воссоединение будет наполнено любовью и радостью. — Почему ты вернулся? Мне не нужен ты. Мне нужен мой сын, — прохрипела она и сказала: — Уходи… пожалуйста, оставь меня в покое. Гарри попытался вразумить её: — Я заслуживаю объяснения. Ты не знаешь, через что я прошёл. Ты бросила меня. Меня усыновил ужасный человек… Почему ты бросила меня? — его голос был почти пустым, потому что он не мог найти в себе сил злиться на неё, когда она была в таком состоянии. Она заплакала, жалко всхлипывая. — Потому что я подвела всех… Я всё испортила. Я не могу принять… это. Я не могу жить с тобой… после того, что ты сделал. Я обещала защищать тебя… это было для твоего же блага… Пожалуйста, убей меня. Мне так жаль… Прости меня… Пожалуйста… Я ждала этого момента… так долго. Пожалуйста, просто убей меня. Отпусти меня, Гарри, я устала. Ты причинил мне слишком много боли. Она была в бреду и слабо пыталась отодвинуться, прижимаясь ближе к стене, подальше от него. Домовой эльф появился рядом с ней и задрожал, пища: — Молодой… хозяин не должен быть здесь. Гарри был растерян и расстроен. Он пошёл на многое, чтобы узнать, что случилось с его семьёй, но как только он нашел родную мать, она стала обвинять его в чём-то, о чём он даже не знал. Взмах руки — и домовой эльф упал, больше не двигаясь. Волдеморт шептал в голове… «Сделай это, Гарри. Произнеси заклинание. Мы и так потратили впустую много времени. Она даже не твоя настоящая мать». Но Гарри так не считал. В душе он знал, что эта истощённая женщина, похожая на живой труп, была его матерью. Гарри достал палочку и понял, что просто так ответов ему не получить. — Легилименс. *** Перед ним сидела птичка, хлопая своими крошечными крыльями. У неё были очень красивые перья. Она смотрела на него, и он хотел взять её себе. Птичка весело запрыгала из тени дерева на тротуар, ближе к нему. Он вырвал свою ладонь из другой, чьей-то большей, которая держала его. Пухлые маленькие ручки потянулись к птице. Ребенок погнался за ней, но птица, испугавшись, улетела. Не сдаваясь, маленький мальчик побежал за ней, пока не споткнулся о камень. Упав, Генри Селвин сначала хмурился, пока зелёные глаза не наполнились слезами. Вскоре мальчик уже рыдал во весь голос. — Генри! Что случилось? Ты снова поранился? — раздался голос женщины. Нерисса Селвин мгновенно оказалась рядом с сыном, опустилась на колени и обняла его. — Птичка… улетела, — Генри прижался лицом к груди матери и икнул. — Моя коленка… Генри шмыгнул носом и посмотрел на маму, которая только вздохнула в ответ. Внезапно на них опустилась тень зонтика, и он увидел обеспокоенное лицо своего дяди. Мама достала палочку и произнесла заклинание: — Тергео. Генри посмотрел на свое колено, моргнул, дотронулся до него и улыбнулся, когда боль прошла. Нерисса вздохнула: — Ну вот, ничего страшного. Клянусь Мерлином, однажды ты доведешь меня до сердечного приступа. Генри широко улыбнулся ей. Нерисса взъерошила ему волосы, отчего мальчик слегка раздраженно пригнулся. Нерисса отряхнула мантию и пригладила длинные волнистые каштановые волосы. Янтарные глаза многозначительно посмотрели в зелёные. — Больше не вырывайся. Генри кивнул и прижался к ней. Над ними было бледно-голубое небо, и облака усеивали горизонт, насколько хватало глаз. Справа открывался вид на море. Вдоль берега выстроились дома, а в гавани стояло множество кораблей. Вокруг были лавки и несколько домов. Все они были большими и изысканными. Ведьмы и волшебники гуляли по улице, наслаждаясь приятной летней погодой. Их дети резвились на солнце. Все прохожие обменивались друг с другом улыбками. Но дядя Генри держался близко к Нериссе, защищая её от солнца зонтиком. Лицо Нериссы было скрыто чёрной вуалью. Рука Генри была зажата в крепком захвате её ладони. На вершине холма стоял одинокий коттедж, похожий на замок. Он выглядел довольно старым, но ухоженным, сияя белизной кирпича цвета слоновой кости на солнце. Они направлялись туда, и Генри чувствовал беспокойство матери, но не знал, что сказать. *** Солнце уже зашло, когда они прибыли в коттедж. Мама расстегнула пальто и погладила Генри по щекам, затем обняла его. — Ты какая-то грустная… Мне это не нравится. Что-то не так, мама? Нерисса заставила себя улыбнуться: — Ничего, малыш. Проходи, не стесняйся. Мы останемся здесь на несколько дней. Тебе нужно распаковывать свои вещи. — Хорошо, — Генри прищурился, когда Нерисса положила голову ему на плечо и крепко обняла его. — Я люблю тебя, — сказала она. Генри слушал биение её сердца в тишине комнаты, и это успокаивало: — Я тоже тебя люблю. — Не выходи из своей комнаты. Мы с твоим дядей должны встретиться с твоим дедушкой. Мы вернёмся за тобой, когда подадут ужин, — она поцеловала Генри в лоб и оставила его в спальне, очень похожей на ту, что была у него дома. Конечно, трёхлетний ребёнок не послушал и тихонько последовал за взрослыми. Генри обладал необычным талантом оставаться незаметным, как призрак, когда хотел. Его шаги были едва слышны, когда он шел за матерью и дядей по длинным коридорам. Они вошли в большую дверь, и Генри тоже проскользнул в неё. Он приложил руку ко рту, пытаясь не задохнуться от восторга, когда увидел множество свисающих с потолка роскошных люстр и золотых птиц, которые усеивали потолок. В столовой сидел нынешний глава семьи. Генри было любопытно. Он всегда хотел встретиться со своим дедушкой. Семья Селвин не была большой, но в зале присутствовали двадцать человек, они ели и вели беседу. Нерисса присела в реверансе перед отцом и поприветствовала его: — Здравствуй, отец. Все разговоры прекратились, и мужчина во главе стола — Кейн Селвин — встал со своего места. На патриархе семьи сказался его возраст: седеющие волосы и морщины вокруг глаз, улыбка, в которой не было и следа любви. Послышались тяжёлые шаги, и мужчина остановился перед Нериссой. Он нахмурился и вскоре затрясся от ярости. — Ты смеешь показываться мне на глаза после того, что сделала? — он наотмашь ударил дочь тыльной стороной ладони, и Нерисса упала на пол, схватившись за лицо. — Знаешь, что про нас скажут? Что ты родила на свет ублюдка, который станет наследником. Где ребёнок? Ты привела его с собой? Нерисса задохнулась: — Что ты собираешься с ним делать? — Я не могу позволить этому позору жить. Как только мы разберемся с ним, ты выйдешь замуж за своего кузена, как и планировалось. — Нет! — Нерисса встала и достала палочку: — Сначала тебе придется убить меня, чтобы добраться до него. Мне не следовало слушать тебя и приходить сюда. Я так и знала, что это ловушка. — Нерисса, — обеспокоенно сказала пожилая женщина и повернулась к мужчине, — мы ведь одна семья. Я не хочу видеть, как вы ссоритесь. Дорогой, перестань ругаться с Нери. Не забывай про свое обещание… Мы разберёмся с этим после обеда. Эта женщина явно пыталась вразумить обе стороны конфликта, но Нерисса не купилась на это. — Мама, я больше не могу этого выносить. Пожалуйста, позволь мне уйти, — Нерисса повернулась к ней, а затем снова перевела взгляд на своего кипящего отца. — Я уже давно решила, что ты больше не будешь определять мою жизнь. Если ты боишься позора, который я принесу семье, почему бы тебе просто не выгнать меня и не отречься? Генри почувствовал запах опасности в воздухе, и что-то подсказало ему бежать. Он бросился обратно к себе в комнату, расстроенный увиденным. Но понял он только то, что его дед причинил боль маме. Генри не знал, было ли это нормально. *** Генри сделал вид, что ничего не заметил. Они с матерью поужинали и теперь спали на одной кровати. Ему снилось что-то странное: как он разговаривал со змеями и с кем-то в маске. Вместо аккуратных прямых волос у него были буйные чёрные вихры. И шрам на лбу. Родственники обзывали его уродом… а друзья звали его Гарри вместо Генри. Утром сны были всё также свежи в голове: — Мама, я хочу кое-что спросить. Нерисса стояла позади него, расчесывая его волосы и стягивая их в низкий хвост. — В чем дело, Генри? — Меня зовут Гарри? Нерисса моргнула и опустила расчёску, положив ее на стол. Генри продолжил: — Мне снился сон… Там был человек, похожий на змею. А ещё летающие машины и метлы! И все обзывали меня Гарри… — Называли, — поправила она. — Какой же странный сон тебе приснился. — Да, и мне было страшно. — Почему? — Я видел призрака… много призраков на вокзале. Я не мог найти тебя, мама. Я заблудился. Нерисса улыбнулась и помогла сыну встать со стула: — Не волнуйся, Генри. Это просто сон. Он ненастоящий. Она пару раз аккуратно подкинула его в воздухе, и Генри звонко рассмеялся. *** Генри продолжал вспоминать сон. Он не давал ему покоя, словно зуд в голове, но Нерисса сказала, что он не должен беспокоиться об этом. Завтрак подали в гостиной. Дядя Сайрус возился с мальчиком, кормил его полезными овощами, которые Генри не любил. Днём он не мог найти свою мать. Она ушла, велев вести себя хорошо, объяснив, что ей нужно снова поговорить с дедушкой. А дядя Сайрус тем временем присмотрит за Генри. Но Сайрус отвлёкся на разговор с пожилой женщиной. Во дворе играли кузены Генри, и все они бросали на него хитрые взгляды. После нескольких недружелюбных толчков Генри уселся подальше от них, глядя на небо. Он снова увидел птиц. Он подумал, что если бы он очень-очень захотел, они бы поиграли с ним. Они были такими красивыми, эти белые птицы, плавно и синхронно летающие над головой. Иногда Генри хотелось тоже стать птицей, парящей в небе. Он действительно любил их. Гарри тоже любил летать. С метлой он обращался уверенно. Генри хотел бы быть Гарри, вот только у Гарри не было мамы, а Генри свою очень любил. У Гарри никогда не было столько игрушек, сколько у Генри. Гарри называли уродом, и Генри знал, что это не очень хорошее слово, потому что из-за него Гарри чувствовал себя маленьким и никчёмным. Мама говорила Генри, что он самое дорогое, что у неё есть, что он её любимый малыш, важнее всего на свете. Но кузены не любили его и говорили что-то вроде: «Незаконнорождённый. Сын шлюхи. Грязный полукровка». Генри знал, что это было что-то плохое, но он не понимал, что означали эти слова. — Я не полукровка. Он попытался отрицать обвинения, но дети опять толкнули его и посмеялись над ним, а затем просто стали игнорировать. Генри хотел, чтобы птицы поиграли с ним, чтобы он мог показать другим детям, что у него тоже есть друзья. Что ему не нужно просить их принять его… раз у него уже есть тот, с кем можно играть. Вдруг что-то переменилось. На землю прямо перед Генри упала птица. Генри улыбнулся, протягивая руку, чтобы погладить её… Белые перья были такими приятными на ощупь. Через мгновение уже десятки птиц камнем падали вниз. Они ныряли в воздухе, падая с глухим стуком, и дети, вереща, в ужасе разбежались. Но Генри не считал, что есть повод так пугаться. Он просто был рад, что у него наконец-то появилась очень красивая птичка. Генри взял птицу в руки. Она не помещалась даже на обеих его ладонях, и он положил её себе на колени, поглаживая. Тем временем другие дети кричали своим родителям, пальцами тыкая в мальчика: — Это просто ужас. — Повсюду мертвые птицы. — Мы думаем, что это он сделал… И вскоре Нерисса уже была перед ним, покрасневшая и запыхавшаяся: — Генри. Что ты делаешь? Генри показал ей белую голубку: — Красивая? Нерисса сузила глаза и спросила: — Можно я посмотрю? Генри покачал головой: — Нет. Теперь она моя. — Генри… Я считаю от одного до трёх, и если ты не дашь мне птицу, то мне придётся наказать тебя… Раз… При мысли о нависшем наказании Генри неохотно протянул матери птицу. Нерисса наложила простое диагностическое заклинание и вздохнула с облегчением: — Она жива… но очень слаба. Генри наклонил голову и спросил: — Можно мне её оставить? Я буду заботиться о ней… — Наверное можно… — затем она повернулась, окинув взглядом остальных птиц: — Они, вероятно, больны. Пусть домашние эльфы выходят их. *** Сайрус говорил приглушенным шепотом, пока Генри притворялся спящим. — Могу поклясться, Нери, это он виноват. Он просто сидел и смотрел на птиц, как вдруг они стали падать с неба. — Это был выброс, Сайрус, тебе не о чем беспокоиться, — Нерисса отбросила волосы за спину и принялась разглаживать одеяло, укрывавшее Генри. — Я серьёзно, Нери, иногда он меня пугает. Генри приложил все силы, чтобы не показать обиды на эти слова. — Не шути так. Генри настоящий ангелочек. Он и мухи не обидит. После этого взрослые сменили тему, и Генри чуть не заснул от ритмичного расчесывания его волос мамиными пальцами. — Когда ты собираешься рассказать ему о его отце? — Что рассказать? Что его отец умер? Или что его настоящий отец не хотел его? — тихо спросила Нерисса и странно усмехнулась, отпив из бокала вина. — Нери, прекрати, — остановил её Сайрус, — именно по этой причине он тебя и бросил. — В вине я топлю все свои печали, Сайрус. Только сегодня. — Тебе ещё предстоит разговор с отцом, ты просто не можешь предстать перед ним в нетрезвом виде. Он убьёт вас обоих, — сказал Сайрус, жестом показав перерезанное горло. — Да пошёл ты. — И следи за языком, Нери, — напомнил Сайрус. Он убрал бутылку вина. — Я знаю, что ты прав. Мерлин… просто я ненавижу отца. Из-за него я была несчастна всю свою жизнь. Как ты думаешь, я когда-нибудь хотела стать его наследницей? Да меня никто не спрашивал, и я никогда… никогда не могла делать то, чего хочу. Самое меньшее, что он может сделать, — это позволить мне оставить Генри. Сайрус кивнул и тоже налил себе бокал вина. — Ну да, ну да. Все мы знаем, как тяжело быть любимчиком нашего отца. Тем более я, ведь у меня всегда был перед глазами такой наглядный пример… Нерисса горько улыбнулась. — Прекрати, Сайрус. Я расскажу ему всё завтра. По крайней мере, он будет знать, что кровь его драгоценного наследника настолько чиста, насколько это возможно. *** Генри не любил своего деда. Мужчина следил за каждым его движением, и Генри должен был помнить, чему учила его мать: отвечать только на заданные вопросы и больше ничего не говорить. Глава рода Селвин спрашивал у мальчика о его отношении к магии и о том, что он думает о магглах. — Я люблю магию. А на магглов мне всё равно. Мама говорила, что их нужно избегать. — Ты прав, Генри. Магглы — паразиты. Ты никогда не должен подпускать их к себе, — сказал старик, и в его глазах появился понимающий блеск. — Твоя мать скоро выйдет замуж. Она тебе уже сказала? — Генри покачал головой, и Кейн продолжил: — Она выйдет замуж за твоего кузена Виктора. Он старше её и станет тебе отцом… Ты ведь хочешь иметь отца, Генри? Мальчик сжал крошечные ручки в кулаки. В комнату вошел его новый отец, мужчина, который выглядел намного старше двадцатидвухлетней Нериссы. *** Своим тихим и доброжелательным поведением Генри заработал расположение новых членов своей семьи, в особенности завоевав симпатию дедушки, который провёл его по поместью, разрешил пользоваться библиотекой и стал иногда делиться с ним своими планами на будущее. Генри понял, что его дед мог быть и добрым, когда сам того желал. А бабушка у него, в свою очередь, была строга, но спокойна — она представляла в их семье голос разума. У нее был самый мягкий голос, и она никогда не сердилась. Она тоже, как и дед, баловала Генри. К тому времени, когда Нерисса уже была замужем за Виктором и с них троих писали их семейный портрет, любой бы сказал, что это идеальная семья. *** У Генри появился питомец — белая голубка. Её держали в красивой золотой клетке. Всё было хорошо, пока у неё не начали выпадать перья. Это не ускользнуло от внимания Нериссы, которая пришла в ужас. — Генри… ты действительно хочешь оставить Буклю?.. Она выглядит так, будто… умирает. Генри покачал головой. — Думаю, с Буклей всё в порядке. Скажи, она ведь такая хорошенькая, да? Нерисса, немного обеспокоенная, приблизилась к птице, присмотрелась и увидела, что один глаз у неё гнил. — Не думаю, что это безопасно… она выглядит очень больной. Можно мне позаботиться о ней? Генри это не понравилось: — Ты же сказала… ты сказала, что я могу оставить её себе, — Генри надул губы, пытаясь заслонить собой птицу. И ещё одно перо упало на пол клетки. Что-то щёлкнуло в голове Нериссы. Она знала, что её интуиция редко её подводила. Она начала тяжело дышать и прошептала: — Они не должны узнать. Виктор с минуты на минуту должен был приехать с деловой поездки из Уэльса. — Генри, дай мне её. Генри рассердился и завопил: — Я не отдам Буклю! С тихим скрипом отворилась дверь, и Виктор приветственно помахал им. У него в руках были цветы и коробка конфет. Нерисса молниеносно указала палочкой на птицу: — Авада Кедавра, — зелёный свет накрыл голубку, и она упала на пол. Её лапки чуть-чуть дёргались, и Нерисса дрожащим голосом довершила начатое: — Инсендио. Генри громко заревел. — Почему… почему… ты это сделала? Почему…? Букля… Б-Букля… Букля ничего не сделала… почему… Клетка, в которой находилась птица, вдруг покорёжилась, и люстра на потолке стала раскачиваться взад-вперед. Виктор уронил то, что нес. — Мерлин. Что на тебя нашло?! — он подбежал к Генри, подхватив и пытаясь утешить его, и ребенок начал всхлипывать у него на руках. Нерисса изо всех сил пыталась не плакать: — Я просто… Птица выглядела так, как будто она была больна… и умирала. Нельзя было её оставить. Я не хочу, чтобы Генри чем-то заразился от неё. Виктор свирепо посмотрел на неё. — У нас хватило бы денег найти птичьего целителя. Тебе стоило бы хоть иногда пользоваться головой. Не могу поверить, что я женился на такой идиотке. Генри заревел ещё пуще: — Не… ссорьтесь… с мамой. Виктор вздохнул и рявкнул: — Векси! В комнате появился домовой эльф. — Отведи Генри в его комнату. *** На следующее утро Генри заметил, что у Нериссы опухла скула. Глядя на неё, он каждый раз вспоминал свою голубку и плакал. — Генри, я сделала это ради твоего же блага… Мне очень жаль. Это больше не повторится. Пожалуйста, прости меня. Ты можешь посмотреть на меня? Генри закрыл глаза. — Пожалуйста? Генри не мог отказать матери, как не мог и по-настоящему злиться на неё, поэтому он открыл глаза, и его мама улыбнулась. — Гарри сказал, что я должен простить тебя… даже если то, что ты сделала, было неправильно, — пробормотал Генри. Нерисса погладила его по голове: — Это твой воображаемый друг? — Он настоящий. Он очень добрый… но очень грустный. Он сказал… что иногда люди, даже если не хотят, делают вещи, которые причиняют боль. И что у меня только одна мама… и я не должен ненавидеть тебя… Обеспокоенная, но тронутая, Нерисса сказала: — Это мило с его стороны… Дорогой, кто такой Гарри на самом деле? Ты часто говоришь о нём. Генри внезапно схватился за голову и съёжился, а когда поднял глаза, их цвет оказался немного светлее, изумрудно-зелёный, и мальчик произнёс с совершенно другой интонацией: — Гарри это я, мама. Что случилось? Ты плохо выглядишь. Нерисса прикусила губу и моргнула, отведя взгляд. — Генри, прекрати так шутить. Тебя всегда звали Генри, а не Гарри. Гарри нахмурился и взял её за руку. — Мама… Нерисса вздрогнула, когда его ладонь коснулась её и кожа в этом месте покраснела и замёрзла. — Генри, хватит. — Ты ошибаешься… Я Гарри. Меня всегда звали Гарри. Гарри вдруг почувствовал головокружение, а через мгновение покачнулся, падая, и Нериссе пришлось поймать его. *** — С ним всё в порядке, Нерисса. У мальчиков довольно часто бывает богатое воображение. Этот Гарри может быть кем-то вроде его самого, только лучше, — объясняла целительница свою теорию: — Возможно, Генри не любил себя. Он ведь довольно застенчив, но Гарри — наоборот. Гарри кажется более уверенным в себе и общительным… Нерисса огорчённо вздохнула: — Я всё равно не понимаю. Почему он вдруг прекратил называть себя Генри и стал вести себя как какой-то другой ребенок? Он притворяется? Или он действительно думает, что он Гарри? Целительница сдвинула очки и начала объяснять как можно спокойнее, говоря очень медленно и стараясь не смотреть на Нериссу с жалостью: — Я поработала с его разумом, и, судя по всему, ваш ребёнок хочет, чтобы его называли Гарри. Он думает, что он Гарри Селвин, а не Генри Селвин. Такое бывает, когда человек пережил что-то травмирующее, — Нерисса молча слушала лекаря. — Бывали случаи, когда волшебники и ведьмы развивали другую личность или полностью забывали, кто они. Это такой способ справляться с трудностями. Вы упомянули, что его питомец недавно умер… Это объясняет, почему он вдруг стал называть себя Гарри. Имена очень похожи, и я предлагаю вам просто принять это… но, если вы хотите, мы можем просто стереть его травмирующие воспоминания, это может помочь исцелить его. Нерисса не верила целительнице и думала, что с её драгоценным сыном что-то не так. Но она не хотела вторгаться в воспоминания Генри. Отчасти она не могла смириться с тем, что целительница могла быть права и у Генри появилась вторая личность для того, чтобы преодолеть травму. А может, проблема в ней самой. Может быть, Генри совершенно нормальный ребёнок, и ей следует просто согласиться называть его Гарри, как советовала целительница. *** Несколько дней спустя ей пришлось оставить мальчика дома, чтобы заняться семейными делами, но, когда она вернулась домой и Гарри нигде не было, она пришла в ярость. Мальчик уехал с отцом на виллу в Фалмуте. Нерисса нашла письмо для неё и Генри. По-видимому, Виктор рассказал о мёртвой птице, и Кейну Селвину удалось убедить Генри посетить их. Нерисса категорически не хотела, чтобы её ребёнок находился там, где она не может присмотреть за ним, и она заволновалась. Её сын и так был нездоров, и она не хотела навлекать на них обоих ещё больше проблем. К тому времени, когда она добралась к поместью отца, Гарри сидел в столовой, и люди вокруг смотрели на него с ненормальным восхищением. У мальчика появилась клетка с новой птицей, до жути напоминавшей мёртвую Буклю. И она двигалась. Нерисса едва удержалась на ногах. Она не могла дышать. — Нерисса, нам нужно поговорить, — у Кейна, отца Нериссы, недобро блестели глаза. Его переполняло волнение, когда он вывел её из комнаты в смежную гостиную. *** — Когда ты собиралась сказать нам, что у него есть дар к некромантии? Нерисса помолчала и сказала: — Я не была в этом уверена. — Видишь ли, мы узнали о том, что произошло, и я подумал, что мы могли бы подарить вам нового питомца, — объяснил Кейн, возбуждённо жестикулируя. Старик редко бывал так счастлив. — Гарри оказался на редкость разборчивым, хотел, чтобы новая птица была похожа на его Буклю. Естественно, мы попросили его описать, как она выглядела, и чем больше он описывал её, тем сильнее казалось, что он говорит о мёртвой птице. Мы готовы дать ему всё, чего бы он ни попросил, лучшее из того, что мы можем себе позволить… Сначала мы с твоей матерью подумали, что Гарри просто шутит, но он говорил вполне серьёзно. — Его зовут Генри, отец, — поправила Нерисса, поджав губы. Кейн покачал головой: — Разве не Гарри? Он сам поправил меня. Ну, Генри так Генри. Это всё мелочи. Видишь ли… мы попытались объяснить ему, что держать мёртвых животных в доме неуместно, но то, что произошло дальше… всех нас шокировало. Гарри прикоснулся к птице, и на наших глазах она умерла и частично разложилась, а затем вернулась к жизни. Никогда… я никогда не видел ни у кого такого таланта! Ты же знаешь, что в прошлом из нашего рода выходили некроманты, но их не было вот уже более двух столетий! Кейн вздохнул и продолжил с таким же энтузиазмом. — Если этот мальчик станет моим наследником… если его хорошо обучить и подготовить, у нас действительно может быть шанс. Тёмный Лорд искал некроманта столько лет! Нерисса почувствовала, что готова вот-вот упасть: — Ты же не хочешь сказать, что собираешься присоединиться к этой безумной войне, отец?! И мой сын — он всего лишь ребёнок… Ты не можешь так поступить с ним. Кейн посмотрел на неё и пригладил её густые волосы. Он внимательно изучал её черты, а затем прищурился, увидев чёрное пятно на её руке. Нерисса сдерживалась, чтобы не плакать: — Ты хочешь забрать его у меня… он — единственное, что мне нужно. Ты вынудил меня выйти замуж за Виктора, который заботится только о своей репутации, а теперь ты хочешь принести моего сына в жертву этой бессмысленной войне? Кейн печально нахмурился и многозначительно сказал: — Ты не способна позаботиться о нём. А Гриндевальд будет в вечном долгу перед нами. Это даст нам рычаги влияния в Европе, которые нам крайне нужны. — Но мы нейтральны. Мы никогда раньше не выбирали чью-то сторону. — Мы семья тёмных волшебников, Нерисса. Ты и сама посещала его собрания. Ты знаешь, что мы можем поддержать идеи Гриндевальда, и мы в самом деле уже некоторое время планируем присоединиться к нему, — напомнил ей Кейн. Нерисса ошеломлённо смотрела на отца: — Я не могу этого допустить. — Это решение не зависит от твоего мнения. Некромантам всегда требуется особое внимание и наставничество. Они не похожи на обычных волшебников. Их силы сеют хаос, если их должным образом не контролировать. Нерисса читала об этом раньше в книгах семейной библиотеки. Селвинам всегда было чем похвастаться — их скрытой способностью к некромантии, унаследованной от самой Морганы. Конечно, в последние двести лет этот талант ни в ком не проявлялся, но теперь Генри показал свои способности. Нерисса знала, что не способна должным образом позаботиться о сыне, но это не означало, что она хотела оставить своего ребёнка отцу, которого так ненавидела. — Я вижу, ты подверглась его воздействию. Ты была неосторожна и позволила ему прикоснуться к себе. Мы должны немедленно вызвать целителей и вылечить твою руку. Нерисса ничего не слышала. Она чувствовала только отрывистое биение своего сердца, которое колотилось всё быстрее и быстрее, и она могла лишь хватать ртом воздух, понимая, что у неё забирают её единственную причину жить. Она достала палочку и указала на своего отца: — Авада Кедавра. Мужчина увернулся от заклятия, упал на пол и отполз дальше. — Нерисса, ты из ума выжила?! Ты что, пыталась убить меня, своего собственного отца?! Нерисса опустилась на колени, уронила голову и вдохнула. Потом ещё раз и ещё, но это не помогло. Она не могла успокоиться. Ее руки дрожали, но она их не чувствовала, словно они занемели. Им с Генри надо было убираться отсюда. Доказательства нужно уничтожить. Но снаружи было семеро магов. Она просто не могла двигаться сейчас, всё ещё пребывая в шоке и панике. Отец что-то кричал, но она не слышала его, и даже когда он произнёс заклинание, чтобы связать её, она просто лежала неподвижно. Двери в гостиную открылись, вбежал Генри и заплакал. Нерисса лежала на земле, и Генри пытался подбежать к ней, но его удерживал Сайрус. — Ты хочешь забрать моего ребёнка! Ты не заберёшь его у меня… Я не могу позволить этому случиться снова. Я не могу позволить тебе мучить его так же, как меня. Я обещала, — Нерисса закрыла глаза и попыталась заставить свою магию развязать верёвки. Наконец она всхлипнула: — Пожалуйста… пожалуйста, просто забудь о нём. Забудь о нас. Я уйду с ним… и тебе никогда больше не придется нас видеть. — Тебе не кажется, что уже слишком поздно? Нерисса продолжала умолять. Кейн посмотрел на неё с холодным презрением и приказал: — Заприте ее и вызовите целителя. Генри протестующе истерично взвыл. *** Гарри никогда ещё не был так растерян. Он смотрел в зеркало и трогал свое лицо, совсем не узнавая себя. Сны продолжались, и из-за них он всегда чувствовал себя уставшим. Нерисса заболела, и дедушка сказал мальчику не беспокоиться о ней, потому что о ней заботились целители. У Гарри появились два новых друга. Один был похож на скелет, закутанный в плащ. У него были невероятно красивые глаза, но никто не мог их видеть. Когда мальчик описывал окружающим своего друга, его осыпали похвалами, говоря, что он настоящее чудо. Однако, когда этот друг приходил к Гарри, его семья держалась подальше, несмотря на их восхищение. Небо всегда темнело, воздух становился морозным, а люди мрачнели и казались больными. Но с Гарри всё было в порядке. У его друга было имя, но почему-то только Гарри мог его произнести. Дедушка объяснил, что он особенный и должен познакомиться поближе со скелетом в плаще. Так Гарри и сделал. Он называл друга Шнага, упростив настоящее произношение имени. Он узнал, что Шнага всегда голоден. У его вида была пустая жизнь, омрачённая вечным голодом. Чтобы утолить его, Шнага любил изредка приближаться к людям, которые были источником счастья. Люди олицетворяли свет, а такие существа, как Шнага — тьму. Если есть тьма, значит есть свет. Это непреложная истина. И всё же таким, как Шнага, люди были не рады, потому что ненавидели чувствовать тоску и холод, стремясь лишь к приятным эмоциям. Шнага сказал, что его вид погружает окружающих в отчаяние, и поэтому люди избегают их. Люди изгнали их из своих поселений, и они стали ещё голоднее, чем прежде. Гарри очень хорошо знал, что такое голод, и не мог не жалеть это существо. Их голод со временем только рос и наконец стал настолько велик, что отделился. И так этих существ становилось больше. Гарри грустил, гадая, каково это — жить в вечном страдании, пока оно не превращалось в тебе подобного. Однажды Шнага спросил: — Ну а ты что, дитя смерти? Чего жаждешь ты? Гарри почувствовал пустоту в своей памяти, так как образы людей, которых он когда-то любил, размылись, и тогда он подумал о своей матери. — Я хочу к маме. Они не позволяют мне увидеть её. Дементор навис над мальчиком, провёл культёй по его детскому лицу и засмеялся. Смех был тихим, но Гарри услышал его. Он был рябью на ветру, от него веяло холодом и одиночеством. — Мы можем дать тебе твою мать. Позволь нам служить тебе, господин. Гарри вдруг стало грустно, и вместо этого он предложил: — Мне не нужно, чтобы ты давал мне мою маму, она ведь у меня уже есть… Я просто хочу видеть её почаще и… мне не нужны слуги. Можно вместо этого ты будешь моим другом? Шнага был неподвижен, но потом приблизил своё лицо к лицу Гарри. — Как пожелаешь. После этого он улетел. Другим другом Гарри стала маленькая змейка. Змейка, которая его очень любила. Когда он заговорил с ней, вся его семья была поражена еще больше. Они любили его и показывали это, осыпая его подарками и похвалами, но Гарри всё равно скучал по своей матери. *** Гарри наконец встретил её через несколько дней: — Теперь ты здорова? У тебя больше ничего не болит? Нерисса отвела взгляд, не в силах смотреть мальчику в глаза. Она заметила, что её ребёнок теперь носил перчатки, и потянулась к его рукам. Теперь уже не было больно. — Со мной всё будет хорошо, Генри. Гарри раздражённо поднял голову: — Ну сколько раз я уже говорил… Я не Генри. Нерисса задрожала: — Тогда кто ты? Где мой сын? Лицо Гарри смягчилось, и он спросил: — Я здесь. Я люблю тебя, мама. Ты ведь помнишь это? Нерисса вздохнула и сложила руки вместе: — Тогда не мог бы ты… подойти ближе, Гарри? Я хочу обнять тебя. Гарри сделал пару шагов к ней, оказавшись в её тёплых руках. — Тебе все ещё снятся те сны? — спросила Нерисса. — Да… до сих пор снятся. Мне снилась девочка с очень красивыми рыжими волосами. Она очень похожа на тебя, мама. А ещё чёрная собака, которая превращается в человека. Нерисса сжала его крепче. — Мама, больно… Она тут же отпустила его: — Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя. Всегда. *** Когда Гарри вдруг проснулся среди ночи, поместье было охвачено пламенем. Он закашлял от дыма, непроизвольно смаргивая слёзы. Гарри вылез из постели и, совершенно испуганный, побежал искать мать. Он кричал, звал её, и, когда увидел своих родственников… вернее их тела, он попытался разбудить их. От его прикосновения они дёргались и открывали глаза, но не реагировали ни на что. Взгляд был пустым и безжизненным. — Мама! Мама, где ты… Мне страшно. Гарри забарабанил кулачками в дверь комнаты матери. Он поднял глаза на окно и увидел черное облако из сотни существ в плащах, кружащих в небе. Было невероятно холодно, несмотря на пожар. Не найдя мать, Гарри позвал Шнагу и спросил его: — Где мама… вы её видели? — Она здесь. Гарри увидел её бледную фигуру, окруженную его друзьями. Он был в ужасе. — Оставьте её в покое! Дементоры повиновались его приказу, они поднялись в небо, на сто футов в вышину, но не улетели. Когда Гарри подбежал к матери, Нерисса раскрыла руки и схватила его. С громким хлопком они исчезли. *** — Обливиэйт. Мальчик рухнул ей на руки. Нерисса вытерла пот со лба и вошла в Лютный переулок, ища ведьму, с которой она должна была встретиться. Кто-то похлопал её по плечу, и она увидела уродливую старуху. — Сюда, моя дорогая. Они вошли в грязный закоулок, подойдя к неприметной двери между лавок, и как только они вошли в неё, то перед ними появился дом. Женщина сняла чары, меняющие внешность, и обняла Нериссу. — Я рада, что вы выбрались оттуда. Неси его сюда, — она указала на круг с пентаграммой. Нерисса положила сына в центр ритуального круга. — Этот ритуал сломает его ядро и сделает из него сквиба. Ты действительно этого хочешь, Нерисса? Та посмотрела на сына: — Я знаю, что это неправильно… но я хочу, чтобы он жил мирной жизнью, чтобы до него не добрались такие люди, как мой отец. Я не хочу, чтобы моего сына использовали как инструмент… Так будет лучше. — Плата. Нерисса достала из-под плаща мешочек с галеонами и протянула ведьме. Затем вручила фамильную реликвию, браслет уробороса — змеи, кусающей себя за хвост. — Хорошо… Я должна предупредить тебя, что после ритуала твоя магия тоже пострадает. Если повезёт, она останется при тебе, если нет… ты можешь стать инвалидом. Ритуал несовершенен. Опасен. Нам легче убить мальчика. — Нет, нет… Я хочу, чтобы он жил. Это эгоистично… Но я готова к последствиям. *** Ритуал прошёл успешно, и единственный наследник рода Селвинов превратился в сквиба. Остальные члены семьи либо были мертвы, либо скрывались. Нерисса потеряла чувствительность нижней части тела и стала полуслепой. Не способная заботиться о своем собственном ребёнке и снедаемая чувством вины за то, что она сотворила со своим сыном и семьёй… даже представить такое тяжело, а Нерисса никогда не была сильной женщиной. Она решила оставить своего сына в надежде, что без неё он будет жить нормальной жизнью. *** Гарри был в растерянности. Он даже онемел от шока. — Пожалуйста, убей меня. Убей меня. Убей меня, Гарри. Мне очень жаль… Я так виновата… Мне жаль, что я не смогла быть рядом с тобой. Она не переставала повторять это. Гарри смотрел на неё, такую жалкую, и больше не видел в ней жизни. Убить её действительно было бы жестом милосердия. Тогда он поцеловал её в лоб. — Спи спокойно, мама. Она посмотрела на него, слабо шевеля губами. — Генри… И наконец закрыла глаза. *** Поездка в замок прошла в тишине. Гарри никогда в жизни не был так растерян. Какой смысл был в его нежеланной жизни? Правильно ли он сделал, что убил свою больную мать? Должен ли он был позволить ей жить овощем, если она умоляла о смерти? Если каждый день своей жизни она страдала от чувства вины? Стоило ли ей жить?.. Почему она не умерла к его приходу? В голове появилась ужасная мысль. Неужели это из-за его несгибаемого желания увидеть её она жила столько времени? Или она просто была слишком слаба и боялась даже убить себя? Но теперь всё было кончено. Мог ли он из-за своих неосторожных действий стать причиной смерти своих родственников? Была ли Нерисса ответственна за случившееся той роковой ночью? Было ли Гарри на это плевать? Виноват ли он в том, что в то время ни о чём не знал? А может, всё это было просто сном? Утомившись своими мыслями, Гарри спросил Волдеморта: — Эй, ты не хочешь побыть у руля немного? Я… устал. Только не делай глупостей. Пожалуйста. «Как скажешь». *** Том любил всегда контролировать ситуацию. Он это понял, потому что терпеть не мог, когда ему кто-то указывал, что надо делать. Том заботился о своих личных вещах. Он точно знал, сколько у него перьев и как они выглядят до мельчайших деталей. Он пересчитывал свои пергаменты, запоминал точные названия книг. Он знал, сколько у него пар носков. То же касалось и его отношений с окружающими. Он знал, кто ненавидел его в Слизерине, а кто поддерживал, и даже кому было всё равно. Он знал, кому он нравился и кто его боялся. Он навешивал ярлыки на людей, как на другие вещи. Кто-то принадлежал ему, кто-то нет. Том без труда читал людей и заводил дружбу. Он знал, что ему нужно сказать, чтобы заставить кого-то уступить ему. Льстить людям было легко. Тому казалось, что его поведение естественно, но временами он никак не мог понять, почему все так отличаются от него. Почему он особенный. Он задавался вопросом, почему он не чувствует себя частью чего-то целого, пусть он и явно превосходил своих ровесников. Но его отличия давали ему преимущества. Он следовал своему расписанию, планировал свои действия и учитывал ошибки, потому что, хотя он и хотел быть совершенным, он осознавал свои собственные неудачи. Время от времени он отклонялся от своего тщательно разработанного плана, потому как научился быть гибким и действовать по обстоятельствам. Том был достаточно умён, чтобы понимать, что не всегда ситуация для исполнения его задумок будет благоприятной. Однако ему часто удавалось повернуть всё в свою пользу. Во всём была своя закономерность. И Том мог её проследить, в то время как другие не могли. Благодаря своему терпению и огромным усилиям он впитывал огромные объёмы знаний. Другие ученики оказывали ему знаки внимания или даже дарили подарки. Ведь Том был так мил и приятен. А кроме того, силён. Он знал, что очень привлекателен, и умел убеждать людей, если ему было это нужно. Он был добр к тем, кто был добр к нему, и ненавидел тех, кто противостоял ему. Он начал изучать тёмные искусства, отрасль магии, которая не преподавалась в Хогвартсе. Было странно, что такая важная область магии не была частью учебной программы, но Том был способен узнать сам. Так много было желающих обучить его. За небольшую цену. Он научился плести интриги. Шаг за шагом. На Слизерине они были частью жизни. Том узнал много нового о войне. Он узнал, кто кого поддерживает, выслушал отвратительные слухи, но своё мнение держал при себе. Он затесался в нужные круги, и его даже пригласили в Клуб Слизней и другие менее формальные клубы. Связи были ценным инструментом, и спустя всего три месяца Тома уже знали как маленького слизеринского гения. Он всем нравился. За исключением тех, кто стал ему завидовать. На самом деле, всё было почти идеально. Но всё-таки кое-чего не хватало, потому что больше всего ему нужен был его лучший друг Гарри. Том представлял себе, что они снова вместе, как в приюте. Что Гарри постоянно рядом с ним, согласный на любую просьбу. Том думал, что из всех людей, которых он знал, именно Гарри никогда не солгал бы ему. Гарри был единственным, кто никогда не отрекался от него и знал о его тёмной стороне. Том мог раскрыть Гарри свою истинную уродливую суть… Гарри знал, что Том был способен на хладнокровное убийство. Гарри знал, что Том ненавидел магглов и что у него были неправильные желания, которые приходилось сдерживать. Гарри знал всё это, но простил Тома. Этот наивный дурачок думал, что он может повлиять на Тома и изменить его взгляды. Том старался вести себя с Гарри как можно приличнее и правильнее, потому что знал, как Гарри любит видеть в нём порядочного человека. Гарри впустил Тома в свой разум. Позволил ему контролировать его… Он доверял Тому настолько, что Риддл легко мог бы предложить даже то, отчего Гарри мог умереть… как в тот раз в озере, где мальчик утонул бы, сделай он хоть один неверный шаг. Но Том никогда не убьёт Гарри. Он бы никогда не обидел Гарри по своей воле. Так было до тех пор, пока Том не обнаружил, что Гарри врал ему. В конце концов, Том был наблюдателен и быстро заметил что-то неладное. Он невероятно разозлился, что первый человек, которому он доверился, предал его. У Гарри был второй шанс, и он его упустил, поэтому без всяких угрызений совести Том приправил конфеты сывороткой правды, просто чтобы посмотреть, сколько лжи скрывает его друг. Он добавил немного, такого количества было недостаточно, чтобы заставить Гарри рассказать всё, но достаточно, чтобы подтвердить опасения Тома, что Гарри что-то скрывает. А потом Гарри попросил прощения. Прощать всегда было тяжело, но Гарри был особенным. Однако пока Гарри не скажет правду, Том никогда не простит его. К тому же, тогда, при виде слез Гарри, в Томе будто что-то взорвалось. В тот момент, когда Гарри оказался под ним и заплакал. Том думал об этом снова и снова. В последнее время он был почти одержим этим воспоминанием. Гарри принадлежал ему как друг. Но почему-то из-за него сердце билось быстрее. Становилось жарко. Тянуло внизу живота. Том не знал, когда это началось. Другие мальчики в их возрасте делали это достаточно часто, трогали себя, неуклюже исследовали свои тела, пачкали простыни. Не нужно было глубоко копаться в их мыслях, чтобы увидеть, кто чем занимался. Это вызвало у Тома отвращение, но он понимал, что такое поведение было нормальным. Даже у ледяной глыбы Абраксаса были свои грязные секреты. Том читал обо всём этом и знал, что такая реакция его тела нормальна. Но нормально ли то, что причиной всего был Гарри? Том не знал, но ему все равно нравилось… думать о Гарри в таком ключе. В детстве он всегда делал то, что хотел и что приносило ему наибольшее удовольствие. Слёзы Гарри… Его… уязвимость. Боль в глазах и перехваченное от чувства вины дыхание. Извинения. Его «пожалуйста». Мольбы. Том хотел этого. В конце концов он простит Гарри, потому что он особенный. Однако Том никогда больше не будет доверять ему. Гарри слишком много раз предавал его доверие. И он поклялся, что если Гарри нарушит свое обещание и не расскажет ему свой секрет, то он проникнет в мысли Гарри и увидит всё сам. И тогда Гарри будет умолять, пока Том будет причинять ему боль. Он будет смотреть на его слёзы, и только насытившись страданиями Гарри, прекратит и просто обнимет его, как несколько дней назад. Скажет что-то глупое вроде: «Всё в порядке. Я больше не сержусь». Но пока что Том злился. Ему приходилось держать свои эмоции под контролем. Рядом с Гарри всегда было так хорошо, словно во сне. И Тому приходилось напоминать себе, что Гарри виноват перед ним, что его нужно будет наказать. Их необъяснимая связь раздражала его. В библиотеке он нашёл одну слабо обоснованную теорию, что такая связь возможна только в том случае, если люди являются родственными душами. Том не мог поделиться своим открытием ни с кем и хранил его втайне. Он знал, что он особенный. Знал, что Гарри тоже особенный… но в то же время он был лучше Гарри, а родственные души должны были быть равны. Гарри был слабее. Безвольным мальчишкой, которого Том мог защищать или обижать, делать с ним что угодно. Гарри умер бы без него. Получается, Гарри был обязан ему своим существованием. Гарри принадлежал Тому с того момента, как он позаботился о нём… и Риддл сделает всё, чтобы то, что принадлежит ему, никуда не делось. Какое-то время Том думал, что это абсурдно — хотеть сохранить при себе кого-то так сильно, но он был страшным собственником. Даже предположения того, что Гарри женится, было достаточно, чтобы Том вышел из себя. Если бы Юфимия не замолчала и не извинилась за то, что сказала, Том бы её запытал. Братья Лестрейндж были известны своей жестокостью, и этот случай можно было бы свалить на них. Том успел всё спланировать, но Гарри просто глупо улыбнулся и предложил забыть об этом. И они забыли. Однажды Том попал на праздничную вечеринку в гостиной Слизерина по случаю победы факультета в квиддичном матче. Там он подошёл к выпившей Вальбурге, которая упоенно целовала своего жениха. Риддл спросил её, сможет ли она научить и его. Сначала она отказалась, но после недолгих уговорив согласилась. Целоваться было отвратительно. Что с девушкой, что с парнем. Тому пообещали, что, если он захочет, они смогут научить его большему. Он почти ничего не почувствовал и отказался от предложения. Однако Том решил вернуться к этому своему исследованию, когда узнает больше о себе и о том, чего он хочет. А теперь он сидел за слизеринским столом с учениками, которые остались в Хогвартсе на время рождественских каникул. И Гарри нигде не было видно. Было время обеда. Том ненавидел, когда его заставляли ждать. Затем он вдруг что-то почувствовал и посмотрел на дверь. В зал вошёл Гарри, упорно дойдя до конца стола. Он сел с самого края, подальше от него, и спокойно принялся есть. Это разозлило Тома. Место Гарри было подле него, а не где-то там. Что-то было не так. Что-то казалось неправильным. Том сжал кулаки и застыл. Наконец Гарри поднял глаза и улыбнулся ему, но насквозь неискренне. Как будто пусто и вынужденно. Гарри никогда так не улыбался. Том встал. Гарри тоже резко поднялся, оставив недоеденный обед. — В чем дело, Том? — спросил Орион. Том сел обратно, вздохнув и взяв себя в руки. — Ничего, Орион. Ты сказал, твои родители прислали тебе письмо? — Риддл отвернулся от двери, за которой скрылась знакомая спина. Том заставил себя успокоиться. Это было не похоже на него. Если Гарри решил игнорировать его, то он ответит ему тем же.