Чужой подарок

Джек чувствовал себя уже заметно получше, и вполне мог недолгое время прогуливаться неподалёку от "их" дома (Норрингтон иногда ловил себя на мысли, что хотел бы показать пташке свой, свой настоящий дом, уютный, большой, богатый, и благоустроенный - пирату наверняка бы там очень понравилось, особенно на контрасте с тем жалким жилищем, которым они оба довольствовались сейчас), и любил часто и подолгу сидеть на пороге дома, когда можно было вдоволь погреться на жарком дневном солнце, и ещё больше - когда жара медленно спадала, сменяясь вечерней свежестью и прохладой, небо расцветало всевозможными оттенками сиреневого и оранжево-золотого, а лёгкий ветер приносил прохладу. Пташке явно было легче - она могла сидеть так долго, обняв себя за локти и задумчиво глядя куда-то вперёд, вырываясь ненадолго из своих мыслей только тогда, когда гуль подходил к ней, давая кружку с прохладным настоем из цветов, или принося небольшой кусок отварного мяса, слегка посыпанный солью. В такие моменты пират мягким голоском произносил "спасибо" и послушно принимался за еду и питье. Улучшение его состояния весьма радовало экс-командора, но кое-что другое при этом внушало тревогу - пират казался отрешённо-грустным и равнодушным к внешнему миру и к своему пленителю, а его миниатюрное тело уже успело слегка похудеть без таких привычных людям хлеба и сладкого - это Норрингтон заметил по его побледневший и немного запавшей мордашке. Сооружать сигнальный костёр и пытаться покинуть Остров Креста на проходящем мимо судне были ещё рано - пленник был ещё слаб и не готов к морскому путешествию. Но с его питанием нужно было срочно что-то придумать. Этим утром Джеймс, дождавшись, пока уютно спящий на их общей постели пират проснётся сам (будить его было очень жалко), за скромным завтраком мягко сообщил ему, что намеревается устроить небольшой обход окрестностей в целях найти что-нибудь более калорийное, нежели варёное мясо и бульон из него. - Только не до темноты, - попросила пташка, умоляюще глядя на мужчину. - Ты ведь вернёшься засветло, Джеймс? - Как пожелаешь, моя пугливая птичка, - усмехнулся гуль, соглашаясь. - Тебе нечего бояться, не заметишь, как время пройдёт, и мы снова будем вместе, ты будешь в моих объятиях. Воробушек не отреагировал на откровенное подразнивание врага, и кивнул, слегка нахмурившись: - Спасибо, это очень здорово с твоей стороны. Кстати, могу я посидеть на входе, пока светло и тепло? Ты не против? Глядя на его серьёзную мордашку, Норрингтон снова почувствовал тревогу, но ответил спокойно и ласково: - Разумеется, Воробушек. Грейся и дыши свежим воздухом, тебе полезно. Только не вздумай сидеть так до солнечных ожогов. - Спасибо, - Джек поднялся со своего стула, протянулся к мужчине, и осторожно поцеловал его в щеку, заставив гуля удивлённо но довольно усмехнуться. Норрингтон аккуратно перехватил свою симпатичную жертву за талию, притянул к себе, и усадил себе на колени, мягко обнимая, слегка сжимая в объятиях: - Не переживай, всё будет хорошо, - бодро пообещал Джеймс, позволив себе с пару минут удерживать тёплую и приятно-нежную на ощупь тушку Воробья, в ответ обнимающего его за шею, в своих объятиях. - Очень хотелось бы, - слегка игриво улыбнулся Джек, накрыв ладошкой обнимающую его руку врага. - Тебе не тяжело меня так держать, кстати? - Ничуть, - хмыкнул Норрингтон, и игриво ткнулся лицом в шейку пирата, пару раз поцеловав её и совсем слегка прикусив. Пират смущённо и довольно хихикнул, дернувшись от неожиданности, и в ответ ущипнув руку мужчины. Норрингтон словно не контролировал рассудком свои руки, когда они с силой огладили Джека по талии, животу, и бёдрам. Пират приятно вздохнул, и смог расслабиться в его объятиях, а гуль наслаждался ощущением его трепетавшего от лёгкого смущения тела в своих руках, и незаметно вдыхал приятный запах пташки, не желая, чтобы этот момент заканчивался. Но, зарывшись носом в чужие длинные волосы, он напомнил себе, что с провиантом для Воробья нужно что-то делать, а оттого ещё раз втянул в себя аппетитный и милый запах своей добычи, и одним движением поднялся, плавно ставя пленника на ноги, всё ещё обнимая его, и тихо велел: - Отдыхай, Джек. У тебя есть ещё пара кусков готового мяса, и много чистой воды. Ни о чём не волнуйся - я скоро вернусь. Джек слегка улыбнулся, посмотрев на него благодарно, и одновременно тоскливо, и со вздохом ушёл на солнце, посидеть под окнами их домика и полюбоваться на море. А Джеймс Норрингтон взял флягу с водой, нож Джека, и мешок для чего-нибудь, что он планировал раздобыть, и отправился на поиски. Отойдя уже на некоторое расстояние, мужчина уловил своим острым нечеловеческим слухом тихое мурлыкающее пение - это пташка, считая, что никто не сможет её услышать, принялась напевать что-то, какую-то песенку на тему двух влюбленных. "Милый голосок!" - подумал гуль, весело ухмыляясь, сдерживаясь от желания вернуться, беззвучно подкравшись к Джеку, и, стоя неподалёку от него за углом дома, внезапно подпеть ему. Нет, не время - сначала важное на данный момент дело. Он уже знал участок джунглей, где их можно было пройти насквозь довольно быстро, и отправился прямо туда. Раздобыв в самих джунглях ещё пару штук спелых кокосовых орехов, гуль вышел на просторный, свободный от деревьев участок острова, отлого спускающийся вниз, покрытый невысокими дикими травами и редкими желтыми цветами, покачивающими своими головками на лёгком ветерке. Далеко впереди виднелось дерево, в котором мужчина с радостью узнал грецкий орех - то, что нужно. Калорийная человеческая еда, которая может храниться очень долго, и которая поддержит жизненные силы его пленника. Он помнил, что в это время года сами орехи уже достигли съедобной спелости. Осталось только собрать побольше... В этом ему тоже помогут привычные с детства кагуне. Расслабленное, почти умиротворенное и почти счастливое состояние Джека медленно, по капле исчезало, сменяясь на нечто нервное и нетерпеливое. Джек словно сбрасывал с себя невидимые чары гипноза, тонкого и незаметного, но крайне сильного. Сжав руки на коленях, пират продолжал всматриваться в раскинувшееся далеко внизу море, точно надеялся прочитать ответ на вопрос что с ним в его нереалистично бирюзовых водах... Проводив взглядом пару чаек с бело-серым оперением, пташка вдруг разом поняла, что ей нужно, и тихо прошипела вслух: - Мне нужно бежать! Срочно, пока он далеко! Воробей тут же почувствовал холодок ужаса и отвратительной неуверенности от собственного желания. Куда ему бежать здесь, на диком острове? На острове, где не заметишь, как вновь ночь накроет всё вокруг своей жуткой непроглядной вуалью мрака (А он так боялся темноты!)... И где этот мужчина, Джеймс Норрингтон (мужчина, который нравился ему!) - его единственная защита и поддержка! "Он очень добр со мной, надо это признать, добр и тактичен! Он ни разу не пытался причинить мне какого бы то ни было зла, хотя легко мог бы!" - воззвал пират к собственному инстинкту свободы, пытаясь успокоить себя, выкинуть из головы эти глупые мысли, и просто сидеть у домика, как ему было велено. Но тут же какой-то пакостный внутренний голос ответил ему с шипящими потрескивающими нотками какого-то древнего богомерзкого чудовища. - "Пока что не причинял тебе зла, Воробей. Признайся - ты совсем не знаешь, чего ради он тебя спасает и выхаживает! Ты что, вправду веришь в его доброту?". Джек задохнулся от горечи обиды, нахлынувшей на него. А ведь правда - Норрингтон вполне может сохранять ему жизнь только из за каких-то своих собственных, крысиных мотивов... Как уже случалось в прошлом. Хоть в последний момент у Зверя-Крысы и включилось что-то вроде совести и милосердия (или же просто желания показаться перед Элизабет лучше, чем он есть), и он даже помог Элизабет и Уиллу вывезти пирата в безопасное место - помог, застав их в темнице для приговорённых к казни. Но нельзя забыть, как командор обошёлся с пташкой перед этим. Джеку до сих пор очень стыдно перед Элизабет и Уиллом, которые в шоке наблюдали за тем, как командор срывает драгоценные кольца с тонких пальцев обманутого им пленника, срывает с такой ненавистью, что едва не ломает эти пальцы... И сопровождает свои действия такими словами, что его униженная жертва не выдерживает и плачет. Уилл тогда тоже не выдержал, и ударил Норрингтона по лицу за это дикое варварское издевательство над помогавшей им победить Барбоссу омегой - за это Джек до сих пор благодарен бывшему кузнецу. Пират также помнил как довольно вскоре после этого командор, уже бывший, охотился за ним, как больной психопат. Нет, как Воробушек не старался, он был не в силах забыть всё это, и не в силах начать полностью доверять этому мужчине, несмотря на то, что испытывал к нему тягу и симпатию. И сейчас его подсознание использовало все эти нелицеприятные факты из их прошлого, оживляло те мерзкие сцены с новой силой, дабы убедить Джека в крайней необходимости что-то делать, и хотя бы попытаться сбежать. Добраться до той части берега, где высаживались он, Уилл, Элизабет, и Норрингтон до всего случившегося после. "Может, он не станет меня преследовать, и позволит остаться на свободе? Может, мои друзья каким-то образом уже знают, что я всё ещё жив, и ещё раз спасут меня? Может, они даже подоспеют быстро, и я не успею погибнуть от голода или сильной простуды?". Слишком много "может", но он уже не мог не попытаться. Совесть просила не поступать так со своим спасителем, а инстинкт свободы громко кричал, требуя не глупить и бежать от пленителя. Если бы экс-командор появился здесь прямо сейчас, пират бы, наверно, смог откинуть прочь свои невыносимо подбивающие действовать мысли. Он вновь смог бы постараться забыть о своей драгоценной свободе, заменив её на возможную любовь от Джеймса... Но Норрингтон не появился - в этом пташка убедилась, когда встала на ноги и обошла дом, с волнением всматриваясь в окрестности, прижимая руки к груди - и тогда Джек отправился в их дом, принимаясь искать то, что можно бы было взять с собой. Он забрал подаренные Джеймсом жемчужины, надел колечко с золотистым авантюрином, так похожим на ириску, завернул в небольшую холщовую тряпицу два оставшихся куска варёного мяса, потом, подумав со стыдом, что Норрингтону тоже ведь нужна еда, оставил один из них, побольше, в котелке, где они были приготовлены. Оружие придало бы ему немного чувства защищённости, и пират принялся быстро искать его. Ему удалось найти спрятанный пистолет Норрингтона, к которому прилагались пули и запас пороха... Но перед этим Воробушек наткнулся на такое, что заставило его испуганно закричать от неожиданности в первую секунду - в старом комоде, в небольшом мешочке, лежало и спокойно и ритмично билось то, что он с удивлением узнал - сердце проклятого Дэйви Джонса! Джек растерянно замер, держа его в руках, и не зная, что с ним делать. Нет, он не возьмёт его с собой - он не хочет ещё больше злить экс-командора, крадя у него добычу гораздо более ценную, чем он сам! Ему не нужны лишние проблемы - своих вполне хватит! Джек убрал проклятое сердце капитана Летучего Голландца обратно в мешочек, и бережно положил его обратно в комод. Напившись напоследок побольше воды, и взяв с собой небольшую флягу с ней, надев свой камзол, пират замер ненадолго возле порога, прошептав тихие слова благодарности этому пристанищу. Осторожно прикрыл дверь, и медленно побрёл в сторону того пути, по которому, кажется, мужчина приволок его сюда. Проблема была в том, что тогда Джек так плохо себя чувствовал, что сейчас не был уверен, что отыщет верный путь, и не заплутает. Ещё он уже сейчас начинал бояться, что случайно столкнётся с Джеймсом Норрингтоном. "Он убьёт тебя!" - настойчиво говорил ему внутренний голос - "С этим ублюдком не всё в порядке". "Пусть сначала найдёт!" - мысленно отвечал ему Джек, всё ещё не желая верить, что его спаситель может поступить с ним так жестоко и несправедливо. Неужели за попытку вернуться на свой корабль и к своим друзьям нужно убивать? "Это мир властных, серьезных, и жестоких мужчин, детка, пора бы уже и привыкнуть!" - отозвался злорадный и гадкий внутренний голос - "Такие как ты для них лёгкая дичь, и убить её им, как прихлопнуть комара - никаких сожалений и жалости!". Воробушек содрогнулся от холодного озноба страха, несмотря на окружавшую его со всех сторон дневную жару, и попытался ускорить шаг, чувствуя с волнением, как постепенно, по капле, теряет свои и так небольшие силы. Пташка всё же сориентировалась по солнцу и своей тени, и направилась, как очень надеялась, в верном направлении. Безумная надежда встретить на берегу своих соратников словно вдыхал в ослабшее тело пирата новые силы, укрепляла, заставляла двигаться дальше, шаг за шагом. Вскоре ноги Джека начали дрожать от слабости, а голова несильно, но очень неприятно закружилась. "Ты сможешь, пташка. Ты сильнее, чем думаешь!" - уговаривал он себя, остановившись, чтобы напиться из фляги (сейчас эта простая вода показалась ему желаннее и вкуснее любого изысканного напитка), и усевшись на пару минут на траву, пытаясь отдышаться и унять головокружение - "Твоя Жемчужина ждёт тебя!". Он смог подняться - не через две минуты, но хотя бы через десять - и заставил себя спуститься по пологому склону к самому берегу, решив добраться до нужного места уже вдоль моря. Ветер с моря приятно освежал, принося свежий воздух, высушивал пот на лбу. Далёкий шум прибоя успокаивал и утешал, словно голос мамы, а находиться на открытом просторе было приятно. Но главное и очень страшное Воробей знал уже сейчас - видел - берег абсолютно пуст, как и бескрайняя поверхность моря. Ни Жемчужины, ни даже маленькой лодки с ней. *** Джеймс собрал столько провианта в виде спелых грецких орехов, что теперь можно было не волноваться о нужных пташке калориях по крайней мере неделю... А после этой недели мужчина надеялся уже покинуть этот остров - Воробью, кажется, становится лучше с каждым днём. А его ранка на голове быстро заживает - даже удивительно, это при полном отсутствии настоящих медикаментов и использовании вместо них эквалиптового настоя! Гуль ещё какое-то время сидел под деревом, решив, что время позволяет, и до столь пугающей Джека темноты ещё далеко. Сидел и просто неторопливо думал об их будущем, представляя различные приятные сценки, и чётче всего то, как его Воробушек, должно быть, обрадуется, когда Норрингтон поселит его в лучшую гостевую комнату в своём доме - пусть не таком роскошном, как у высших представителей знати, но дом был всё же большим, красивым, благоустроенным, и за него можно было не стыдиться... "Может, он даже захочет жить не в гостевой спальне, а в моей личной. Со мной" - с улыбкой подумал гуль, надеясь, что его пират уже успел привыкнуть спать под его защитой, в его объятиях. Норрингтон понял, что даже желает обнаружить в словах Беккета вескую причину, чтобы не отдавать ему Джека, даже не показывать. Слишком уж ему понравилось жить с этим милым пиратом - даже здесь, в совершенно диких условиях. Джек привносил в его жизнь настоящее удовольствие, ощущаемое теперь даже от обыденных бытовых действий вроде добывания для них обоих пищи, или сидения вечером у костра, или того, как он просыпался ранним утром, и следил через окно за светлеющим небом, мягко гладя уютно спящего рядом с ним пирата по волосам, и нашептывая ему что-нибудь ласковое и утешающее, когда Джек тихо хныкал сквозь сон от кошмаров. Это всё было словно удивительный и нежданный дар, и гуль не хотел терять этот дар, или позволять кому-то его отнять... Между тем пора уже было возвращаться, и мужчина, подхватив мешок с грецкими орехами, спокойной походкой двинулся в обратный путь, всё ещё чувствуя чары какого-то нереального спокойствия, разливаемые вокруг теплом солнца. Спокойствия хватило надолго, на всю обратную дорогу, он чувствовал остатки этого спокойствия, даже убивая в джунглях очередных красных голубей, чтоб вечером пожарить свежего мяса на костре. Спокойствие перешло в почти что радость, когда мужчина вышел из джунглей, и приближался к их небольшому дому... Но и спокойствие, и радость исчезли, моментально сменившись растерянностью и злостью, когда он, войдя в дом, понял, что птаха куда-то исчезла. Попыталась сбежать, стоило ему довериться ей, и оставить одну без присмотра. "Какая же дрянь... Мне стоило каждый раз оставлять тебя полностью связанным!" - с раздражением подумал гуль, бросая мешок и тушки голубей возле стола, быстро проверяя наличие в доме сердца Дэйви Джонса... И, больше не медля, отправляясь выслеживать свою добычу. Он нашёл его не по запаху, не по следам, даже не по энергетике. А совершенно человеческим методом - при помощи логики. Куда мог пойти беспомощный и ослабленный пират, будучи брошенным на относительно большом необитаемом острове со своим бывшим врагом? Норрингтон решил, что наиболее безопасным и внушающим надежды на спасение местом мог быть лишь берег, где некоторое время назад высаживались на лодке люди с Жемчужины, включая их двоих. Воробушек надеялся, бедняжка, что его бывшие соратники соизволят спасти его, забрать к себе, и прервать этот странный плен. Беззвучно следуя к этому месту с подветренной стороны, мужчина уже издали узнал о правдивости своей догадки - ветер донёс до него отчетливый и такой знакомый запах пташки. Воробей был где-то здесь, на берегу, и теперь схватить его вновь было не проблемой, и Джеймс не сомневался, что скоро сделает это. Сомневался лишь в степени грубости, допустимой к применению в данном процессе - не хотелось совсем уж пугать Джека, заставлять страдать... Да, можно и проявить гуманность и тактичность, и сделать всё без лишней жестокости. Мужчина стал идти ещё осторожней, едва ли не крадясь, подбираясь всё ближе к своей любимой жертве. Пират в растерянности добрёл до того участка дикого пляжа, где, по его ощущениям, произошла когда-то словно бы очень давно их высадка на этот чёртов остров. Пташка устало опустился на песок неподалёку от воды, и приложил кончики пальцев к зажмуренным векам, пытаясь сдержаться от слёз. Конечно, никто не приплыл за ним - как же глупо было даже мечтать о таком событии! От злых слёз болело в глазах, слёзы сочились сквозь сомкнутые веки, и раздражали кожу, а на душе было так отвратительно и больно, что хотелось кричать. "Лучше бы я постарался добраться до Бухты Погибших Кораблей, когда узнал о том, что меня преследует Джонс! Там я был бы почти в безопасности, там дом моего отца, где я мог бы жить какое-то время, пока всё не уляжется! И там я не попал бы в руки бывшего военного, в прошлом охотящегося на меня! О Боже, я всегда всё делаю не так, как нужно, всегда совершаю тупые ошибки, и осознаю их тогда, когда уже слишком поздно! Я сам виноват!". Горло свело болезненным спазмом, стало трудно дышать. Воробей со страхом думал о Норрингтоне, о предстоящей ему самому ночи на берегу, о том, сколь ничтожны шансы, что его кто-нибудь спасёт... Слёзы лишь усиливались от каждой новой мысли, но от них постепенно становилось легче, боль от них каким-то странным образом приносила с собой покой и утешение. И вскоре Джек смог вполне сносно успокоиться, подавить намечающуюся панику. Пират аккуратно оправил свою одежду, словно ему вдруг стало неловко за свой вид неведомо перед кем, проверил украденный пистолет, зарядил его, осторожно убрал в карман, следом достал также украденный кусок варёного мяса, решив, что его нужно съесть, пока не испортилось, чтобы подкрепить силы. Мясо было трудновато пережёвывать, и привкус был непривычным, но пташка всё равно ел с аппетитом, всё время думая, что это может быть последняя настоящая еда на ближайшие несколько дней, а потому нужно насладиться ей и даримой ей сытостью в полной мере. С сожалением доев последние кусочки, Воробушек сделал небольшой глоток из фляги - воды оставалось уже мало - и устроился на песке поудобней, пытаясь придумать хоть что-нибудь для своего спасения... Свежий ветер и запах моря успокаивали, хотя он и предпочёл бы, конечно, чтоб это было море возле порта Тортуги, или на берегу Бухты Погибших Кораблей. Пират задумался, устремив взгляд на горизонт далеко впереди... *** Норрингтон сумел подкрасться к своей жертве близко - так, что не только видел её, но и был близок к тому, чтобы суметь схватить. Он знал, что движется так осторожно и беззвучно, что человек не может его услышать. Так что Джек и не услышал - видимо, попросту почувствовал чужое присутствие, и цепкий пристальный взгляд на себе. Пират резко нервно оглянулся, когда гуль был в шагах двадцати от него, испуганно попытался вскочить - получилось не сразу, в первый момент он упал обратно на белый горячий песок - и, оказавшись на ногах, попятился назад, не поворачиваясь к мужчине спиной. - Очень глупо, Воробей, - с насмешкой заговорил Джеймс, делая шаг вперёд. - Ты боишься темноты, ты не в состоянии даже раздобыть себе пропитание, и ты совершенно точно не выживешь без меня, беспомощная дрянь! Иди сюда, я не хочу тратить лишнее время и могу попросту схватить тебя силой, но предлагаю тебе сдаться самому. Ты всё равно безоружен и беспомощен, и не сможешь ничего сделать против взрослого крепкого мужчины! - Не так уж и безоружен, - напряжённо возразил Воробей, быстро доставая из кармана пистолет Норрингтона, снимая предохранитель, и дрожащей рукой поднимая оружие. Он ужасно не хотел стрелять в живого человека, в человека, выхаживавшего его с такой заботой, и надеялся, что мужчина не сможет предугадать это, чтобы использовать против него. - Прошу, уходи, оставь меня в покое! Я не крал у тебя сердце Джонса, я взял лишь немного еды и это оружие! Думаю, я не нанёс тебе сильного ущерба, так что будь добр - просто убирайся отсюда и оставь меня! Норрингтон усмехнулся, услышав этот нервный крик своей пташки. От Воробья пахло таким сладким страхом и нерешительностью, волнением, и Джеймс ничуть не сомневался, что с лёгкостью справится с пиратом, не о чем даже волноваться. - Не считая того, что ты украл у меня пистолет - чёрт с ним, не так уж он и дорог - ты сам от меня сбежал, - с улыбкой говорил Норрингтон, небрежно поправив свои полурастрепанные волосы, собранные в неаккуратный хвост. - И уже вот это составляет для меня порядочный урон. Ты ценная добыча, пташка, и я ни за что тебя не отпущу! Лучше не зли меня, брось пистолет на песок, и иди сюда добровольно! - Нет! - категорично и нервно вскрикнул Воробей, его мордашка приняла упрямое и одновременно очень несчастное выражение. - Я же сказал, оставь меня! Мне нужна свобода, и я не хочу участвовать в твоих мутных планах на мой счёт! Просто отвали! Гуль чуть склонив голову проследил за тем, как Джек наводит на него его же пистолет, и зло оскалился: - Спорим, ты не сможешь, птаха? От тебя пахнет таким ужасом, и этот страх - страх того, что тебе придётся меня убить! - Подожди, что... Пахнет ужасом? Что ты несёшь? Ты говоришь, как маньяк... - Воробей растерянно опустил пистолет, который держал обеими руками, пониже, так что его дуло смотрело в песок под его ногами, пират отчаянно пытался уловить что-то, ускользающее от его сознания. - Ладно, не важно - просто не подходи! - А что ты сделаешь, если я подойду? - с откровенной издёвкой спросил Джеймс, больше не медля, приближаясь быстрым и совершенно уверенным шагом. - Что ты сейчас сделаешь, птаха? - Нет! Не смей! - закричал Джек, пятясь назад, вновь вскидывая руки с оружием, и глядя совершенно умоляюще и беззащитно, так, словно это ему сейчас угрожали пистолетом. - Пожалуйста, Джеймс, я не хочу тебе навредить! - Ты и не сможешь, - серьёзно сообщил мужчина, позволяя себе выпустить все кагуне разом. Нужно было шокировать пташку, и гуль избрал именно этот способ. - Тебе не убить гуля обычным пистолетом. Их разделяло совсем небольшое расстояние, и мерзкие с точки зрения человека "щупальца" по-хозяйски потянулись к нему, стремясь ни то схватить, ни то убить. Личико Воробья исказилось ужасом, глаза стали ещё больше, и влажно блестели от слёз. - Убери это от меня! Убери! - завопил Джек, дрожащими от шока руками целясь в корпус мужчины. - Что ты за тварь, Джеймс?! Кагуне рванули к пирату, повинуясь воле Норрингтона, желающего покончить с этим спектаклем, и поскорее скрутить пташку. - Я гуль, я ведь уже говорил, - с упрёком напомнил Джеймс. Одно из кагуне обвило запястье Воробья, умело сжало, и в этот момент пират успел заставить себя выстрелить - скорее даже сделал это неосознанно, под воздействием сильного шока. Джеймс закашлялся и упал на колени, рассматривая кровь на своей груди. Его кагуне словно бы неуверенно опустились на песок, пока он сам откашливал кровь. "Вот же сучка!" - мысленно выругался гуль, постепенно приводя рассудок в порядок. У него уже включилась регенерация, и скоро он будет в порядке, ничего страшного не произошло. Хотя и неприятно, конечно... Дрожащий всем телом пират замер в паре шагов от него, вцепившись обеими руками в свои волосы, и горестно постанывая от ужаса от содеянного, даже покачиваясь, словно пьяный. - Я не хотел, я не хотел, нет... - хрипло и тихо шептал он, повторяя эти слова снова и снова. Пташке явно казалось, что её пленитель умирает. Несколько минут были слышны лишь хриплое затруднённое дыхание гуля, и горестные бормотания Джека, смешанные со всхлипами. Мужчина чувствовал, как постепенно приходит в себя, как регенерация делает своё дело. Вскоре он понял, что сможет встать, и закончить начатое. Пистолет был брошен в песок, и теперь завершить дело было совсем просто. Норрингтон резко поднялся, почувствовав, что вновь может дышать без затруднений, и быстро приходит в порядок, одновременно с этим взметнулись и его кагуне, резко устремившись к дрожащему Воробью, и крепко хватая его - за талию, за руки, за шею - и с силой подтягивая к гулю. Джек даже не сопротивлялся, он лишь непонимающе смотрел на мужчину, и тихо всхлипывал. - Ха, можешь не плакать, я жив и почти здоров, - почти весело, но одновременно злобно прохрипел Джеймс, притягивая пирата в свои руки. - Я же говорил, ты не убьёшь меня этим. - Джеймс, ты задушишь меня, - с трудом прошептал Воробушек, чувствуя, что "щупальце" передавило кровеносные сосуды на шее, и он вот-вот потеряет сознание или даже умрёт. - Ой, прости, не подумал! - рассмеялся экс-командор, отпуская шейку Джека, и давая ему лёгкую пощечину, чтобы помочь прийти в себя. - Ладно, идём, дрянь, нам пора возвращаться домой! Кагуне сильнее обвили ослабшее тело пленника, и подняли его так, что пират оказался на плече своего врага. Перед этим Джек нашёл в себе силы укусить Норрингтона за руку, но это лишь отчего-то рассмешило мужчину.