Чужой подарок

Норрингтон милостливо остался рядом с запуганным и вымотанным им же самим пиратом, согревая и успокаивая в своих объятиях, и даже нашептывая что-то ласковое, нежно гладя, помогая заснуть. Странно, но пташка по всей видимости отчего-то чувствовал себя легче, когда его обнимал его же недавний насильник... Воробей выглядел потрясенным и ещё очень уставшим, и вскоре усталость пересилила его шок, и пленник погрузился в глубокий прочный сон, уткнувшись мордашкой в плечо гуля. Джеймс позволил себе полежать так примерно с полтора часа, тоже отдыхая, и наслаждаясь приятным человеческим теплом у себя под боком, нежным телом жертвы и теплом её дыхания, он даже смог и сам недолго поспать. Короткий сон помог окончательно восстановить силы, и вскоре экс-командор медленно сполз с кровати, перекладывая Джека на подушку, попутно прошептав на ушко тихо посапывающему сквозь сон Воробью приказ "спи дальше, милый", и укрыв голого пирата одеялом. Гуль поднялся и с удовольствием потянулся, точно вальяжный большой кот, ещё раз посмотрел на Воробья - спящий он был приятнее, тихий и беспроблемный - поздравил себя с тем, что не только вернул себе сбежавшую пташку, но и сумел без лишней жестокости внушить ей страх и уважение. "Стоит признать, делать это с ним было весьма приятно... Определенно стоит это повторить, пока мы тут лишь вдвоём! Да и сам Воробей от этих игр будет поспокойнее, ха!". Джеймс подобрал мешок с орехами, уселся с ними на крыльце, и принялся неторопливо вскрывать их скорлупу при помощи кагуне - это размеренное и мирное дело помогало занять руки и спокойно подумать. Одна и та же мысль, подспудно маячившая в его сознании, не давала покоя, один вопрос было необходимо прояснить, пока они с Джеком тут на острове, и наедине - что связывает Воробья с Беккетом, и насколько они были близки. Если гулю удастся услышать рассказ из первых уст, он сможет понять, действительно ли можно отдать пташку этому вендиго, и (что гораздо важнее) как к подобной перспективе отнесётся сам пират. Мужчина больше не хотел делать эту омегу несчастной, оттого и желал знать точно, были ли между Джеком и Катлером чувства... И живы ли ещё эти чувства в душе Воробушка. Во всяком случае - независимо от будущих слов Джека - Джеймс имел чёткий план о том, как обезопасить пташку от возможной жестокости лорда-вендиго - и это каперская грамота, украденная экс-командором у пташки, документ с подписями короля и лорда Беккета, имеющий юридическую силу. Норрингтон отдаст эту грамоту своей пташке, и убедит в крайнем случае не артачиться, быть мирным и милым, и послушно согласиться на предложение Катлера! А уж в том, что Катлер не сделает с Джеком совсем страшное - не лишит его жизни - Норрингтон был точно уверен. Не только из-за крайней миловидности и трогательной уязвимости этого пирата (хотя и из-за этого тоже!), но и по одной довольно простой причине. Примерный сюжет случившегося когда-то между ними слегка вырисовывался перед гулем в общих чертах сквозь туманы прошедших лет и неизвестности. По странному стечению обстоятельств Воробушек был не только хорошо знаком, но и довольно близок с лордом Беккетом (то, как пташка называл своего мучителя, зовя его в полубессознательном состоянии сквозь боль, и этот его нежный и обиженный тон при этом); Беккет каким-то образом сильно обидел Джека, сделал ему больно - фигурально или буквально (опять же судя по тем словам пташки, произнесённым ещё в бреду), но не стал убивать, даже позволил - именно позволил, от вендиго крайне сложно скрыться, если он этого не допускает сам - сбежать. Вдобавок по словам плачущего сквозь полубеспамятство пирата легко можно было понять - Джек по-настоящему не мог поверить тогда, что Беккет способен ему навредить, "так поступить с ним"... пташка доверял тому, кого считал за человека, и между ними весьма вероятно были теплые и даже доверительные отношения - между Джеком Воробьем и одним из самых холодных и жёстких вендиго, которых Норрингтон знал лично и по слухам! Значит, Катлер Беккет не испытывал к Воробушку настоящих ненависти и злобы. Тех, к кому вендиго испытывают ненависть, они в живых не оставляют, мастерски устраивая убийство без последствий для себя, и зачастую используя тело убитой жертвы в пищу. А уж Беккет никогда не испытывал ни малейших затруднений с физическим устранением тех, кого считал своими врагами, и не питал к ним ни капли сострадания или жалости. Он обидел Джека, каким-то образом причинил ему боль, такую боль, что ранила душу пташки и глубоко застряла в её памяти - но позволил ускользнуть из своих когтей, избежать участи жаркого на ужин, и гуль прекрасно понимал, что именно это означало. Мужчина криво усмехнулся, осознав что сам только что узнал ответ на один из двух важных вопросов: пташке не угрожает ничего страшного при встрече с этим вендиго. Но вот разузнать у самой пташки, как она отнесётся к перспективе новой встречи с лордом Беккетом, всё равно необходимо. Если Джек по-настоящему и глубоко ненавидит Беккета, и до сих пор не может его простить, Норрингтон не станет заставлять его душевно мучиться и насильно тащить к лорду на "свидание"... Дневная пора медленно и незаметно сменялась вечером, становилось прохладнее, свежее, на остров постепенно опускалась незаметная и лёгкая вуаль сумерек. За это время гуль успел ощипать тушки голубей и срезать с них мясо для запекания, очистил значительную часть собранных орехов, сходил за водой, и теперь готовил сухую древесину в сооруженном несколько дней назад месте под кострище. Заходя в дом за голубиными тушками, мужчина не удержался и тихо подкрался к кровати с лежащим на ней Воробьем - проверить, как он себя чувствует. Пират спал, уютно устроившись на боку - достаточно крепко чтобы не ощутить на себе чужой взгляд, но беспокойно; он тихо шептал что-то тревожное и просящее - и гуль привычно поправил на нём успевшее сползти одеяло, прикрывая голую спину и плечи. Норрингтон с досадой ощутил что-то вроде царапающейся в центре груди совести, когда задержал взгляд на спящем личике Джека - слегка подрагивающие губы, взволнованно вздрагивающие сквозь сон тёмные ресницы, и тень пережитых страданий, выраженная в слабом и жалобном изгибе бровей. "Я надеюсь, ты сможешь понять, что я сделал это не со зла" - беззвучно прошептал Норрингтон, едва коснувшись щеки Воробья кончиками пальцев. К его радости пират не проснулся, и лишь слегка поменял позу. Теперь же, сидя перед домом в опускающейся мгле вечерних сумерек, гуль разводил огонь, собираясь начать готовить раздобытое мясо уже сейчас. Чем ярче разгорался огонь, тем темнее казалось окружающее его пространство, точно огонь вытягивал последние остатки частиц дневного света из всего, что было вокруг. Мужчина уловил едва слышное движение сзади, и мягко позвал, не отворачиваясь от оранжевого сияния лепестков пламени: - Иди ко мне, Воробей, не бойся - я тебя не укушу! Он не видел, но легко представил, как пташка за его спиной нервно вздрогнула от его голоса. Раздались уже более отчётливые шаги - это под лёгкими стопами Воробья пару раз хруснули друг о друга маленькие осколки камней - и пират, уже полностью одетый, осторожно присел на землю рядом с Норрингтоном. Краем глаза Джеймс заметил, что Воробушек вновь прижимает к груди его старый и грязный военный камзол, тиская в тонких пальцах засаленную ткань, и довольно усмехнулся: "Он у тебя вместо плюшевой игрушки, помогающей побороть тревогу, Джек?". Норрингтон как раз подбирал наиболее уместные слова для чего-то вроде извинения, когда Джек заговорил первым: - Скажи мне, командор, я - твои живые припасы на время долгой дороги домой? Поэтому я всё ещё жив и относительно здоров? Только ответь, не задумываясь... Джеймс удивлённо и чуть печально вздохнул, обернулся к пирату, и медленным движением взял его ладошку в свои руки: - Я мог бы тебя съесть, не буду врать. Изначально я хотел сделать с тобой именно это, пташка - когда пришёл за тобой, лежащим без сознания в тех развалах. Рука Джека нервно дрогнула в его руке, тонкие и мягкие пальцы крепко и испуганно сжались, и экс-командор тут же продолжил спокойным и уверенным тоном: - Но теперь я ни за что этого не сделаю. Я обещаю, Джек - я тебе не наврежу. Ты стал мне по-настоящему дорог. Они посмотрели друг другу в глаза: Джек с волнением и неуверенной, какой-то испуганной надеждой, а Норрингтон с мягкой уверенностью и заботой. - Я совсем неаппетитный, да? - нервно улыбнулся Воробушек, тихо незаметно вздохнув. Понимая, что до неприличия быстро перестаёт бояться своего пленителя. - Ты более чем аппетитный во всех смыслах, - фыркнул от смеха гуль, весело улыбнувшись. - Но ты слишком милый и приятный, слишком добрый, чтобы я мог так с тобой поступить. Жить с тобой приятнее, гораздо приятнее, чем... Ну, ты понял. Воробей вновь тихо вздохнул и позволил себе расслабиться - он до сих пор не был уверен, можно ли полностью доверять этому существу, но мужчина в самом деле выглядел очень честным и надёжным, и совсем не притворялся, произнося эти слова. - Всё это так странно - ну то, чем ты оказался, - задумчиво протянул пташка, заворожённо посмотрев в костёр, отразившийся таинственным светом в его тёмных и печально-нежных больших глазах. - Но, признаться, я даже в какой-то степени доволен, что всё прояснилось, и мои смутные подозрения и страхи оказались не параноидальным бредом. А самое странное для меня вот что - я почти и не боюсь тебя... Во всяком случае не больше, чем тебя-человека, каким я всё это время тебя считал! Джек повозился, меняя позу на более удобную, и осторожно придвинулся поближе к своему пленителю, медленно прижавшись щекой к его плечу и прикрывая ненадолго глаза. Тело пирата было приятно-горячим и немного вялым после долгого сна. Норрингтон не смог не улыбнуться - этот простой и трогательный жест доверия очень его порадовал. - Мне жаль, что пришлось тебя сегодня помучить, - спокойным тоном с примесью стыда признался Джеймс. - Конечно, можно сказать, что ты вынудил меня так поступить... Но стоит признаться - я несколько сорвался, когда понял, что ты в самом деле пытался сбежать. Надеюсь, я помучил тебя лишь слегка, и надеюсь тебе не было больно, Джек. - Ничего, тебе ведь всё равно было гораздо больнее, когда я в тебя выстрелил. Как же это было ужасно... - поёжился от воспоминаний пират, досадливо поджав губы. - Хотя недавно ты меня по-настоящему напугал, конечно... В тот момент мне даже показалось, что ты вот-вот убьёшь меня в отместку за побег. Но что бы ты не задумал, знаешь, я всё равно рад, что я тебя не убил. Ненавижу убийства! Мужчина взглянул на его серьёзную мордашку, и удивлённо улыбнулся: - Не помню, говорил ли я уже это, но ты в самом деле замечательный пират, достойный заботы и спасения. Кстати, извини за весьма бестактный вопрос - но у тебя случаем ничего не болит там, внутри, после меня? - Сейчас уже нисколечко! - со смешной досадой отмахнулся Воробей. - Спасибо за сдержанность и осторожность в процессе... наказания. Не все мужчины в моей жизни были со мной так гуманны... Заметив что-то тёмное и пугающе-угрожающее в глазах гуля, пират торопливо добавил: - Но и до совсем уж зверства никто из них не опускался - так, некоторая степень грубости. Они ведь были из живущих по Кодексу, не из маньяков-отступников. Для пиратов это считается нормальным - немного грубости - так что я не держу обиды... Ой, так есть уже хочется! У нас есть что-нибудь? Как же я всё-таки скучаю по английским сладостям... - Сладости подождут тебя на большой земле, а сейчас могу предложить грецкие орехи, - улыбнулся гуль, поднимаясь на ноги и уходя в дом. - Надеюсь, ты их любишь. По-крайней мере, это калорийная пища - то, что тебе крайне необходимо, чтобы совсем не отощать. Сейчас, птаха... Джеймс ушёл в дом, быстро сложил несколько горсток очищенных орехов в сухую кружку, и вскоре дал её своему пирату, почти приказав: - Ну-ка ешь, и быстро. Тебе нужна сытная еда, чтобы быстрее прийти в нормальное состояние. Воробушек игриво улыбнулся, сам удивляясь своему бесстрашию: - Очень надеюсь что сейчас я не слишком тощий на взгляд настоящего гуля, и нравлюсь ему хоть немного! - Хм, стоит проверить это, чтобы знать наверняка! - и Джеймс уселся рядом с пиратом, резким движением просовывая руку под край его туники, и оглаживая живот, слегка тиская бедро. - Кажется, похудел не критично... Вполне приятная тушка! Воробушек взвизгнул - от этого прикосновения ему стало щекотно - и, слегка шлёпнув ладошкой по чужой руке, невозмутимо принялся за орехи. Съев один кусочек, он радостно улыбнулся знакомому с детства вкусу, и спросил: - А ты? Будешь тоже? - Я ем только мясо, и прочую еду, которая была живой перед тем, как её убили и стали есть, - покачал головой Джеймс, лукаво улыбнувшись и довольно сверкнув глазами. - Например... слишком болтливых пиратов! К его довольству пташка ничуть не испугалась, и только захихикала, оценив шутку, и продолжая есть орехи из кружки. Норрингтон погладил пирата по волосам, прежде чем переключить внимание на готовку пищи - он принялся жарить проткнутые тонкой но прочной веточкой кусочки голубиного мяса (в доме лежало ещё столько же мяса, только ещё сырого). Запах готовящегося на костре мяса заставил его сглатывать слюну и невольно хищно принюхиваться. Воробушек тоже с явным удовольствием вдыхал запах жареного мяса, прикрыв глаза, и вдруг сообщил: - Сейчас я тоже кажусь себе мясоедной хищной нечистью - этот аромат будит во мне такой голод, Джеймс! - По-твоему я нечисть, пташка? - притворно возмутился гуль, удивлённо приподняв брови. Затем шутливо оскалил зубы в улыбке и добавил. - Антропоморфный разумный хищник, да, но вовсе не нечисть! Ты безбожно путаешь два разных понятия, Воробей. - Да? Ой, тогда извини - это серьёзная ошибка с моей стороны... - удивлённо ахнул пират. - А зубы всё же совсем как у нечисти! Гуль с широкой улыбкой наклонился к Джеку, притягивая его поближе, и негромко клацнул клыками возле его лица, но пират не испугался, только слегка пихнул его ладошками в грудь, довольно смеясь. - Надо же, всё таки я совсем не в состоянии тебя ненавидеть и бояться! - усмехнулся Джек, вновь усаживаясь так, чтобы устроить голову щекой на чужом плече. - Хоть ты и враг, взявший меня в плен после того, как едва не проломил мне голову... Я странный пират, да? - Ты всегда был несколько странным, так что я даже не удивлён, - с лёгкой улыбкой покачал головой Норрингтон, понимая, что совершенно не хочет сегодня заводить речь о лорде Беккете, вендиго, на которого он работал, и тем самым весьма возможно испортить атмосферу этого очень даже милого вечера. Лучше уж завтра, когда презентует Воробушку украденную у него же самого каперскую грамоту - подарок, нужный лишь ради того, чтобы пташка могла чувствовать себя защищённой... - Но в этом есть что-то крайне очаровательное, правда. В твоей милой странности. Потерпи ещё минут пятнадцать-двадцать - скоро ужин будет готов. - Очень на это рассчитываю! - воскликнул Воробей. - Я такой голодный, словно не ел дня два... Мужчина, повинуясь своему желанию, поцеловал его в щёку, приобнял за талию свободной рукой, и принялся следить за тем, чтобы их ужин случаем не сгорел. Воробушек прильнул к нему ещё плотнее, и стал заворожённым взглядом смотреть в огонь - его успокаивал плавный и гипнотичный танец пламени и умиротворяющий негромкий треск горящей древесины, расслабляло уютное тепло костра. А приятнее всего было чувство уверенности и полной защищённости от близости настоящего гуля, способного оградить его, наверно, от любых врагов; близости мужчины, казавшегося привычным, знакомым, едва ли не родным.