\flashback\
— Ты завела отношения с моим братом! — вскричала Ребекка, без лишних слов, подхватывая подругу за руку и уводя ее подальше от Никлауса, который даже слова сказать не успел. После того разговора прошло два дня, и так вышло, что рассказать о такой новости Ребекке она не успела. Зато, наверное, Ник успел рассказать всей семье. Вчера они провели прекрасный день наедине друг с другом. Граф Майклсон с самого утра явился к ней в дом, благо, отца уже не было, поэтому он благополучно подхватил радостную и краснеющую девушку на руки и повел ее в первый пункт назначения. Они скакали на лошадях по бескрайним полям, а затем остановились у кромки леса, где Эва поведала, как же она любит скорость. Именно она олицетворяла для нее свободу. А еще призналась, что хотела бы летать. Рядом с ним ей начало быть свойственным говорить много всего ненужного и глупого. С ним безумно хотелось поделиться абсолютно всем. Никлаус же тепло ей улыбался, сжимая маленькую ладошку. Ему нравилось ее слушать. «У тебя удивительный голос», — прошептал он, когда они устроили пикник около той самой кромки леса. Он ел мало, а вот она знатно проголодалась, так как с утра еще ничего не ела. В это время говорил Клаус. Рассказывал про их прошлую жизнь, правда, она не понимала, как в таком возрасте они смогли посетить столько городов. Но он так интересно рассказывал! Эве безумно захотелось быть частью всех его путешествий. До вечера они гуляли по лесу, бегали друг от друга по полю, правда, Никлаус уронил ее в траву. Он так смотрел на нее… Его глаза были самыми прекрасными из тех, которые она когда-либо видела: ярче неба, синее моря. Но в то же время в них мелькало что-то такое… Глубокое, темное. Будто он боролся сам с собой. К вечеру он вернул ее домой. Отец, конечно же, был пьян, но повезло, что он уже спал. Правда, наутро она получила от него. Даже полевые цветы, которые они с Ником собирали не стали оправданием. Сегодня он вновь пришел к ней, помогая нести эти цветы на базар. Майклсон предлагал скупить все у нее, но Эва отказалась. Она не могла принять его денег, даже если они были бы за товар. Обычно цветы разбирали не так хорошо, но сегодня будто был какой-то праздник, поэтому все скупили очень быстро. До двух они бродили по улицам, разговаривали. Все же, Майклсон был удивительным. А перед прощанием он пригласил ее на сегодняшний вечер. И вот, Эвелина пришла. Но даже и слова не успела сказать Нику, который почти засветился, когда ее увидел, как Ребекка наглым образом забрала подругу. — И с кем?! С Ником! — все сокрушалась она. — Ребекка, я, кажется, влюбилась, — счастливо призналась Эва, пряча пылающие щеки в ладонях. — О, Господи! — Майклсон метнула быстрый взгляд в сторону брата, который почему-то вовсе не улыбался, а наоборот… обеспокоенно поджимал губы. Ребекка подхватила Эву под руку и потащила еще подальше. — Ты же самая нормальная, — всплеснула она руками. — Вот Ник скотина, — огрызнулась она, оборачиваясь назад. Никлаус смотрел на них. — Ребекка, что ты такое говоришь? — Эвелина ушам своим не верила! Подруга не была за нее рада… — Ты не хочешь, чтобы мы с Ником были вместе?.. — Да не вместе вы, — выплюнула она. — Он просто решил с тобой поиграть, выпить кровь и убить в итоге. — Что?.. — Эва в шоке замолчала, делая шаг назад. «О чем она говорит…» — Ребекка, — Клаус в секунду появился перед ними, заставив и так напряженную Лоусон вздрогнуть. Она вообще ничего не понимала! — Нет, Ник! Это моя единственная подруга, — яростно начала вещать ему сестра. — Ты не посмеешь выкачать из нее всю кровь! — Выкачать кровь?! — ужаснулась Лоусон, отступая назад. Клаус с виноватым лицом, полным боли, развернулся к ней, но девушка в ужасе пятилась от них всех. — Что вы тут устроили? — раздался грозный тон Элайджи. Он оглядел присутствующих и закрыл большие двери в комнату, закрывая их от любопытных взглядов. У Эвы сердце колотилось как бешенное. — Я не собираюсь убивать ее! — вскричал Никлаус настолько искренне, что сердце начинало болеть. — Я просто не могу! Элайджа и Ребекка непонимающе переглянулись. Их брат и не собирается выпить всю кровь из какой-то девушки? Это как? — Ты влюбился! — понял Кол, который с вихрем появился в комнате. Эва испуганно вздрогнула. «Как?! Что происходит?!» Клаус не ответил, но в его глазах была тоска. Кол присвистнул, Ребекка в полном шоке смотрела на брата, а у Элайджи напряглись желваки. Эва же сейчас боялась их всех, и плевать, что ей только что буквально признались в любви! Они говорили о ее смерти! — Она человек, — наконец сказал Элайджа, все еще донельзя напряженный. — Ее можно обратить, — предложил Кол. Никлаус с опущенной головой стоял перед ними, с болью глядя на девушку, в глазах которой можно было разглядеть все оттенки страха. Но она и двинуться не посмела с места. — Мы не будем ее обращать, — отрезал Элайджа. — Она слишком чистая для вампира. — Вампира? — в шоке прошептала Эва, на секунду забывшись. — Но почему я не могу быть с ней? — боль, сплошная боль. — Человек, Ник. Ты чем вообще думаешь? — всплеснула руками Ребекка. — И ладно бы кто, но Эва! — К слову, мы не так давно ее знаем, — напомнил Кол, который сейчас будто был в театре. — Мы все равно не можем ее обратить. А она рано или поздно умрет. — Почему я не могу обратить ее? — прошептал Клаус. — И превратишь светлую душу в темное и кровожадное чудовище. — Элайджа стоял на своем. Но, на самом деле, преследовал он вовсе не те цели, о которых говорил. И здесь лишь Кол догадывался об этом. — Ну ты и Папа Римский, — усмехнулся тот. Имел он ввиду Папу Римского Александра Шестого, родившийся первого января 1431 года под именем Родриго Борджиа. Не секрет, что слугам католической церкви полагался целибат. Однако этот испанец вовсе и не думал хранить целомудрие. Он считается одним из самых развращенных пап, при дворе которого творилось форменное безумие и непотребство. Собственно за личиной благородства и священности скрывалась похоть и жестокость. Хорошо, что никто не понял, о ком Кол говорит. — Но я хочу! — вскричал Никлаус, непроизвольно являя вампирское лицо. Эва еще сильнее распахнула глаза, но все еще продолжала стоять. — Но не можешь. — отрезал Элайджа, направляясь к Эве. — Нет, прошу! — девушка испугалась, выставила руки вперед, но Майклсон посмотрел ей в глаза и приказал успокоиться. — Только сделай это, Элайджа, и реки крови польются по дорогам этого города, — прорычал Никлаус. — И Майкл найдет нас быстрее. Тогда нам точно придется отсюда бежать, — он пристально посмотрел на Никлауса, а затем развернулся к Эве. — Забудь… — Нет! — рыкнул Никлаус, загораживая собой девушку. — Оставь ее. Дай время побыть с ней! — Нет. — Элайджа рывком отшвырнул брата. Тот зарычал, но Ребекка присела рядом с ним, успокаивая. Она сама этого не хотела, но так было нужно. Эва слишком светлая для такой жизни… — Эвелина, слушай мой голос, — начал Элайджа. — Ты забудешь про сегодняшний день, про вчерашний. Никлаус предложил тебе свое сердце, но ты отказалась. Ты ничего не испытываешь к нему. — Ты убиваешь меня! — закричал Клаус. — Ну и Борджиа же ты, — фыркнул Кол совсем не слышно, поднимаясь со своего места. — Эва, дорогая, тебе пора домой, — он обнял за плечи полностью отсутствующую в этом мире девушку и повел на выход.***
Эва не приходила в дом Майклсонов больше недели. Она чувствовала себя какой-то пустой, будто не хватало чего-то очень важного в ее душе, а кусок сердца будто вырвали. — Добрый вечер, Эвелина, — девушка вздрогнула, когда увидела в отражении зеркала Элайджу. Щетка для волос выпала из ее рук, а она резко развернулась. — Что ты здесь делаешь, Элайджа?! — в шоке спросила Эвелина, оглядываясь. Дверь, она точно помнила, была закрыта на замок, только окно открыто. — Ты совсем нас не посещаешь, — он плавно вышел на свет, который давала свеча. И Эва вздрогнула еще раз. Вся, когда-то белоснежная, рубаха была залита кровью. — Что случилось?! — она подскочила, подбежала к нему и начала оглядывать. — Это твоя кровь? — Нет, — мотнул головой Майклсон, заправляя прядку черных волос девушки за ухо.Она была настолько была поражена видом окровавленной одежды, что даже не обратила внимания на действия Элайджи. — Где ты был? — Эва распахнула ворот его рубашки, чтобы убедится в отсутствии ранений. — Хочешь, могу снять, — неожиданно предложил Майклсон. Лоусон отпрянула от него, удивленно наклоняя голову. «Что он сейчас сказал?» Элайджа сделал полшага к девушке, ласково касаясь рукой ее подбородка. «Элайджа, что ты делаешь?..» — Не думай ни о чем, — он не принуждал, — прошу… Слегка обветренные твердые губы коснулись ее в нежном поцелуе. Но отпрянуть Эва не смогла, хотя и не хотела этого делать. Он держал ее так крепко, но вместе с тем так бережно и чувственно… Элайджа был ей приятен, может, даже нравился. Эва не знала, почему не думала об этом до сегодняшнего дня… Эва захотела ответить ему. Ее никогда еще так не целовали, не давали намеков на близость… Девичье сердце дрогнуло. Элайджа будоражил её сознание и тело. Внутри все сжалось и заныло. «Что же ты делаешь со мной?..» Его губы сминали ее. Сильные ладони легли на тонкую талию, сминая ткань ночной рубашки. Он прижимал ее к себе, желая всю, полностью, без остатка. Бордовые пятна окрасили светлую ткань ночнушки и его глаза. Эва была такой нежной, чистой, такой желанной, что Элайджа просто не мог сдержать свою вампирскую сущность. Он хотел ее, безумно хотел. Посчитал несправедливым, что и она достанется его брату. Ведь он первым заметил ее, влюбился, а теперь сделал так, чтобы именно он в данный момент касался ее губ, ее тела. Плевать, кто он сейчас и какие моральные принципы нарушает, он влюбился и он хотел ее. Вампир отстранился, вглядываясь в ее горящие глаза. Неизведанные и непонятные чувства бушевали в них. Эва осторожно, подрагивающей рукой, коснулась скулы Элайджи и сама притянула его к себе. Поцелуй был невероятным. Ее неопытность, невинность, чистота, ее светлая, почти белая в лунном свете кожа, теплые, поддатливые и невозможно мягкие губы, и их неуверенные попытки ответить на его поцелуи — все это будоражило. Заставляло тысячелетнее сердце биться в сотни раз чаще. Она была так неопытна, и от того так нежна. Адреналин после убийств и желание заставляли кровь вскипать в жилах! Терзая девичьи губы, он начал собирать в кулак полы ее ночного платья. Девушка льнула к нему все сильнее, сжимая в нетерпении окровавленный ворот его рубашки. Он чувствовал биение ее сердца, которое стучало для него прямо сейчас. И вампир буквально слышал пульсацию сонной артерии, которая так и ждала, что он коснется ее. Эва оттянула его нижнюю губу зубками и отпустила, вызывая ту самую улыбку на его лице. Одно резкое движение и вот Майклсон уже прижимает ее к кровати, заводя руки девушки над головой, нависая сверху. Сильная рука легла на основание шеи, придерживая, пока Элайджа, целуя ее, прокладывал дорожку поцелуев к пульсирующей венке. Бархатная кожа, ее кожа, имела божественный вкус. Но кровь в венах девушки не уступала ей. Это он понял, когда прокусил пульсирующую венку под удивленный вздох девушки. Ее кровь одурманивала, лишала рассудка, распаляя желание пить все больше и больше, высосать все до последней капли. И он едва удержался от этого. Эва, сама того не осознавая, спасла себя, вновь цепляясь за его рубашку, нечаянно царапая кожу вампира, при этом застонав так сладко и тягуче, что Элайджа отвлекся от шеи и еле заставил себя не овладеть девушкой прямо сейчас. Он едва ли мог терпеть. Эва, такая невинная, распаленная и готовая принять его лежала под ним, все еще сжимая полы окровавленной рубашки. Резкое движение, и ткань порвалась, улетая куда-то очень далеко. Маленькие подрагивающие ладошки легли на его плечи, только что освобожденные им от рубашки, уходя дальше, по лопаткам, слегка царапая их… Элайджа проник в ее ротик языком в глубоком, лишающем рассудка, поцелуе. Сильные мускулистые руки сжали полы ее ночной рубашки и разорвали ненужную ткань. На грохот пуговиц, падающих на пол, никто не обратил внимания. Эва простонала прямо в его рот, еще сильнее заерзав под ним. Ее терпение было на пределе. Воздух в комнате отяжелел, дыхание стало еще более рваным. Майклсон быстро откинул ремень, спуская штаны. Он хотел ее. До ужаса. До зубовного скрежета. Он резким рывком вошел в нее, заглушая пронзительный вскрик поцелуем. Ей было безумно больно. Слезы заструились по щекам. Он думал, что Клаус уже… Он не думал, что стал первым… Было слишком узко, слишком… — Господи, Эва, — Майклсон отстранился, вызвав новый всхлип. — Сейчас, — Элайджа прокусил запястье и приложил к искусанным и припухшим от его поцелуев губам. Девушка сделала несколько глотков, глядя на него с большим непониманием. «Зачем он дал своей крови?» Но вопрос исчез в ощущениях, которые она получила. Под конец девушка обвела юрким язычком свежую, но уже затягивающуюся ранку. И, черт, как же ему понравилось это ощущение! Лоусон тяжело дышала, но Элайджа видел, что его кровь действует: губы зажили, как и укус, засосы прошли, даже не посинев. Все в порядке. Он сделал первый толчок, тут же застонав. Слишком. Все слишком! Слишком близко, слишком жарко, слишком хорошо, слишком сладко. Он не мог терпеть! Горячая, распаленная, мокрая… Для него. И сейчас она принадлежит ему. Медленно, но уверенно Элайджа начал двигаться в ней, постепенно настраивая нужный ритм. Эва поначалу морщилась, но постепенно начала привыкать, начала наслаждаться его действиями. И вот, он сорвал первый стон удовольствия с ее губ. Такой сладкий и протяжный… Осторожные, медленные толчки, постепенно становящиеся более частыми и резкими, приглушенные, а затем и громкие стоны, раскаленный воздух и обнаженные, блестящие от пота, разгоряченные тела. — Ниииик, — на выдохе простонала девушка. Элайджа тут же замер. Ему не послышалось? Нет. Вовсе нет. Он резко отстранился, отлетая от нее и впечатываясь спиной в стену позади него. Его будто окатило ледяной водой, возвращая в реальность, в которой она любила вовсе не его, а Никлауса! — Что же я сделал?.. — в ужасе прошептал он, хватаясь за голову. Эва все еще лежала на кровати и почти в ужасе смотрела на него. Она не знала, почему сказала именно это имя… Ведь не помнила. «Так нельзя!» — вскричал Элайджа в своей голове. Он воспользовался ситуацией, сделал все для себя, но совсем не подумал о девушке, в которую влюбился не только он, но и его брат и которая влюбилась в… — Нет. — он яростно закачал головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение. Эва любила Никлауса, а он так ужасно поступил и с ней, и с ним! И даже сейчас, когда Элайджа стер ее чувства к брату, она звала именно его… Стиралось только сознание, но в самых дальних уголках разума оставалось все. И ему этого никогда не изменить. — Прости меня, — прошептал Элайджа, подходя к ней и в последний раз касаясь ее губ. — Одевайся, ты не вспомнишь эту ночь, меня здесь никогда не было. Вспомни чувства к Никлаусу. И скрылся.***
— Эва, любовь моя! — перед ней тут же появился Никлаус, хватая за руки и прижимая к себе. Вчера, буквально ночью, к нему пришел Элайджа. Он был опустошен, это сразу было видно. Брат сказал, что много думал и все же решил дать им с Эвой шанс, ведь они так любят друг друга. — Ник, — Эва расплылась в улыбке. — Я совсем не знаю, почему не приходила. Это так странно, будто я потеряла часть своей души на время! — девушка была в полнейшем ужасе. Она думала, что ее психологическая болезнь прогрессирует и от того очень боялась. — Все будет в порядке, любовь моя, — Клаус оставил нежный поцелуй на ее ладони. — Я с тобой. — Тогда действительно все будет хорошо, — Эва немного смущенно улыбнулась ему. И у них все вновь стало хорошо. Эва не помнила о том инциденте и не знала, что они вампиры, пока Никлаус сам об этом ей не рассказал. И ей было все равно, она любила его и всех Майклсонов. И если у них все было хорошо, то у Элайджи нет. Он сгорал… Сгорал от того, что она не с ним: не с ним проводит время, не в его объятиях она засыпает и просыпается, не он ее касается, не он ее целует. Сгорал от ревности к собственному брату и ничего не мог с этим сделать, потому что не имел на нее абсолютно никаких прав. Девчонка Лоусон затмила все его сознание. И он не понимал, почему! Эвелина не была краше всех девушек, которых он видел, да, безусловно, она очень красива, но не настолько. Майклсонам она понравилась, потому что с ней можно было поговорить. Эва имела свое мнение и не боялась представить его на общий суд. А еще было в ней что-то такое… Девушка для всех была доброй и светлой, хоть и дел с ней иметь не хотели из-за отца, но с другой стороны, скрытой ото всех, она была властной и язвительной. Эту сторону они почти никогда не видели, но проявление этой стороны каждый раз это завораживало. Клаус с таким восхищением смотрел на нее! А Элайджа теперь не имел права даже на это. Эвелина Лоусон стала первой за много веков, кто смог понравиться всем Майклсонам. Элайджа уверен, что она смогла бы понравиться даже Фину, старшему брату, который уже лет так пятьсот точно лежит в гробу. И она стала первым не двойником, который влюбил в себя двух братьев. И если раньше с потомками Татьи они как-то быстро разбирались, то с Эвой это было сделать невозможно. Да, казалось, что все уже решено, она — любовь Никлауса, но и Элайджа никак не мог ее забыть… И он был в ужасе, когда Никлаус сообщил, что собирается сделать предложение девушке и уже даже заказал кольцо на свадьбу, так как для помолвки у него уже было. На свадьбу лучшие мастера должны были изготовить такое прекрасное кольцо, что не в сказке сказать, ни пером описать… Тогда весь ужас в глазах брата Клаус списал на обычный шок, но уже через день все понял. И это послужило началу чуть ли не столетней ненависти, которая и в будущем будет давать знать о себе.\end flashback\
Эва резко села, перед глазами все закружилось и поплыло, поэтому она не сразу поняла, где находится. Но сейчас важно было лишь то, что она вспомнила все. В голове пронеслось и то, что заставил забыть ее Элайджа, и то, как отвратительно он поступил с ней и своим братом после их помолвки, а также многое другое. С одной стороны сейчас ей хотелось пойти и утопить его тело в Тихом океане, но с другой стороны… он же не виноват, что влюбился в нее… — Наконец-то ты очнулась! — голос Деймона вывел ее из своих мыслей. Взгляд сфокусировался на нем, а затем и на всей комнате. Она была дома. — Ну этот Стэфан получит. — Мне нужно выпить, — Эва с тяжелым вздохом запустила ладонь в волосы и откинулась на подушку. — Во-первых, — у Деймона в руках появилась бутылка и два стакана, — хорошая мысль, потому что мне тоже, а еще ты упадешь от новостей, которые произошли. А во-вторых, — он присел рядом на кровати и налил в рокс алкоголь, — с каких пор, сестренка, ты вновь пьешь? — С этих самых, — Лоусон схватила рокс и моментом осушила его. «Ооо, любимый вкус.» Она так давно не пила. Казалось, что просто не могла этого сделать. Слишком много было проблем. Но обычно из-за проблем она и пьет, так в чем причина? Или это опять дурацкий психологический ход собственного тела? Пока не решишь эти проблемы — нельзя? Так что ли? — Этот идиот сказал, что ведьмы вернули тебе все воспоминания, — начал Деймон с пытливым взглядом, при этом подливая подруге бурбон. — Это правда? — И еще какая, Дей, — Эва опустошала рокс за роксом. — Черт, я так хочу напиться. Как же меня достало все это. — Что ж, я готов налить тебе еще пару бутылок, — Сальваторе ехидно усмехнулся ей, подливая еще бурбона. Эва хмыкнула. — Но прежде ты скажешь мне, к какому выводу пришла. Что ты видела? — Ох, Деймон, — она отдала ему рокс, а когда он все поставил на тумбочку и лег, легла ему на грудь, растворяясь в теплых объятиях. — Ты просто не поверишь, что там было… Эва пыталась оправдать Элайджу, в какой-то мере даже его понимала, но та темная сторона, высокомерная и властная, та, что была под стать Майклсонам, какие ужасы хотела на нем испытать. А нечего! Деймон же сразу чуть не подорвался идти и обратно закалывать братца Клауса. На этом Эва застыла и после нескольких секунд тишины, наконец, спросила — нет, закричала. — Ты воскресил Элайджу?! Какого черта тут у вас происходит? — вампирша моментально села на кровати. — Ну, пока Елена и Бонни искали мамашу Беннет, чтобы открыть гроб, а Стэфан поехал за ними, но в итоге их всех взяли в плен, я спрятал тот самый важный гроб, которые и не открывался, а также выдернул клинок из Элайджи. Но кто же знал, что он такой ублюдок! — Он не ублюдок, это во-первых. Его вполне можно понять и даже простить. А во-вторых, Деймон, что у тебя в планах и как это будет вязаться с моим душевным равновесием? — Ну, все зависит от того, что решила ты, — уклончиво ответил он. Эва тяжело вздохнула. — Нет, ну правда, ты же теперь все помнишь. Значит, можешь признать, что любишь Клауса. — Могу, — также уклончиво протянула она, отводя взгляд. — Эй, подруга, — Деймон со смешком прищурился. — А теперь говори, чего ты хочешь. — Я не хочу его убивать, — призналась она. — И его. Я хочу, черт возьми, его. — Замечательно, — Деймон хлопнул в ладоши и расплылся в своей любимой улыбке. — Наконец-то, ты это признала. К слову, я поцеловал Елену. — Что ты…?! — но она и закончить не успела, как Деймон исчез с ее кровати и уже был у входа. — Готовься, завтра у нас ужин с Первородными, — и моментально исчез. — А ну стоять! — Эва погналась за ним. — Живо мне все рассказал!