***
Сегодня день профориентации, то есть отменяются первые два урока и всех учеников собирают в спортивном зале, чтобы послушать выступление представителей местных университетов. Эдди приходит в школу незадолго до звонка и занимает место в одном из самых первых рядов, пока большая часть стульев ещё свободна. Считанные минуты спустя зал начинает наполняться людьми, тем не менее, спешащими занять себе место в самом конце, чтобы в течение следующего получаса заниматься своими делами, и заполненное гулом шагов и голосов помещение вскоре оказывается забито до отвалу. Он чувствует себя спокойнее, чем за долгое время, в стенах школы, потому что Тайлер и его компания продолжают сторониться его и отводить взгляды каждый раз, когда они пересекаются в коридорах, и даже отходят в сторону, чего не делали ни с кем никогда, чтобы дать Эдди пройти. И он давно сдался, пытаясь понять, что это значит, но не может втайне этим не наслаждаться, этим пьянящим чувством безопасности, больше не боится подходить к своему шкафчику, где его уже давно не поджидали сюрпризы, не прячет взгляд и не вздрагивает от каждого громкого звука. Усаживаясь поудобнее, Эдди убирает рюкзак под свой стул и бегло оглядывается по сторонам, ища среди сидящих рядом людей знакомые лица, и замечает присевшего прямо на соседний стул парня из экономики. Они обмениваются короткими приветствиями и улыбками, как раз когда в зале приглушается свет и первый спикер открывает презентацию про свой университет, и тогда Эдди переключает всё своё внимание на сцену. Так проходит почти полчаса, пока выступает первый человек, предлагая самые различные направления и рассматривая каждое из них в надежде привлечь учеников в своё учебное заведение, и Эдди настолько погружается в его рассказ, что не замечает, как сидящий рядом с ним парень оборачивается на чей-то голос и мгновение спустя поднимается и отсаживается в другой ряд. Хмурясь, Эдди поворачивается и собирается спросить, что произошло, как замечает усевшегося в только что освободившееся место Ричи. Их взгляды встречаются в полумраке, и он замечает улыбку и поднятые брови на лице парня, словно тот спрашивает, что не так. И это не первый раз, когда за последнюю неделю Ричи садился рядом с ним на занятиях, провожал взглядом в коридорах, и Эдди не знает, легче ли ему от того, что теперь его погоня за вниманием парня окончена, или трудней, потому что не знает, как с ним справиться. Долгое мгновение Ричи просто смотрит на него с нейтральным выражением лица и затем переводит взгляд на сцену, поудобнее усаживаясь в кресле, и Эдди сдерживает порыв спросить, что это значит и почему он просто взял и подсел к нему, но не хочет мешать слушающим выступление одноклассникам и привлекать к ним двоим лишнее внимание. Сглатывая, он и неосознанно сжимается, и сдерживает порыв пододвинуться ближе, что просто абсурдно, но Эдди правда с трудом может себя остановить. Даже сейчас без внимания Ричи, пусть и сидящего совсем рядом, у него зудит под кожей. Это чувство как рукой снимает, когда на его бедро пару молчаливых минут спустя ложится тёплая ладонь. Эдди даже не вздрагивает, как делал это раньше, и не хочет признавать, что что-то в груди затихает, стоит только Ричи коснуться его, потому что это неправильно. Но Боже, его рука накрывает всё бедро Эдди, кажется такой большой на его теле, белоснежным контрастом выделяясь на оливковой коже. Он задерживает дыхание, пока тихий, задавленный голосок в голове просит сбросить руку Ричи со своего тела, и ждёт дальнейших действий, даже не представляет, что Ричи выкинет дальше, но почему-то не может этого дождаться. Не говоря ни слова, тот кажется, продолжает внимательно слушать презентацию, и в тусклом освещении зала Эдди может заметить едва уловимую ухмылку краешком губ на лице Ричи, и мгновение спустя обжигающая рука ползёт выше по его ноге. Прикусывая губу, чтобы сдержать рвущийся наружу стон, Эдди не может не раскрыть ноги, когда чувствует скользящие по внутренней стороне его бедра подушечки пальцев, посылающие разряды тока по накалённой до предела коже, и вновь это странное, плавящее мысли чувство, пробирающее его каждый раз, когда Ричи касается его, оказывается так близко. Никто, сидящий рядом, не замечает румянец на щеках Эдди, не замечает то, как он едва не ёрзает на месте, словно пытаясь ненавязчиво подтолкнуть, поторопить, а никак не скинуть уже почти коснувшуюся шорт руку, и Ричи всё ещё не смотрит на него несмотря на то что Эдди не может оторвать от него всё того же стеклянного взгляда, чуть ли не до крови кусая губы, потому что у него столько вопросов, но все они кажутся такими незначительными сейчас, до тех пор, пока Ричи продолжит так касаться его. Словно читая его мысли, парень наконец переключает своё внимание со сцены и наклоняется к Эдди, из-за чего тот моментально отводит взгляд, зачем-то притворяясь, что в открытую не пялился на Ричи считанные секунды назад, когда чувствует коснувшееся его шеи дыхание. — Хватит притворяться, Эдди, — шепчет он, едва не касаясь губами уха Эдди, вновь задержавшего дыхание и едва не подрагивающего от необходимости сделать хоть что-то. — Лишь пара волшебных слов, и я дам тебе всё, что ты захочешь. С губ Эдди слетает тихий всхлип, когда рука исчезает с его бедра, в последний раз пробегаясь по покрытой мурашками коже кончиками пальцев и, кажется, воспламеняя её подобно скользнувшей по тёрке спичке, и мгновения спустя в зале загорается свет и, оказывается, подошла к концу презентация. Бросая умоляющий взгляд на уже поднявшегося со своего места Ричи, он сдерживает порыв перехватить его руку и остановить, но все вокруг тоже начинают вставать и расходиться по расставленным по всему помещению стендам различных университетов. Дыхание Эдди сбито, и он опускает помутнённый, всё ещё темнеющий по краям взгляд на свои едва подрагивающие ладони и только сейчас замечает, что у него стоит, и чёрт, эта ухмылка Ричи, его раскалённый шёпот, прямо на ухо... Всё это так смущает и унижает, и Эдди поспешно кладёт на колени свой рюкзак, оглядываясь по сторонам в надежде, что никто ничего не заметил. После этого он не может сфокусироваться, теряя ход мыслей каждый раз, когда замечает мелькающую в толпе забивших спортивный зал учеников голову, выискивает Ричи, упуская нить разговора с сидящими за стендами представителями самых разных университетов. Как бы Эдди не убеждал себя все эти годы, как бы не возводил свою гордость и пытался разорвать тянущую его к Ричи нить, крепко связавшую руки, он всегда хотел быть рядом с ним, быть центром его внимания, всего его мира. Сопротивляться этому было проще, когда они не общались, когда их разделяли годы, пропитанные обидой, и невысказанными словами, и тоской, однако теперь Эдди чувствует, как трещит по швам его гордость. Потому что сейчас замечает в Ричи того самого человека, которого держал так близко к сердцу, что то едва не разорвалось после того, как Эдди сквозь слёзы вырвал его из груди, из своей жизни, и теперь он вновь сплетает его изнутри, подталкивая, утягивая к чему-то пугающему, но такому заманчивому. Где-то в глубине души Эдди всегда знал, что это нечто большее, чем дружеская привязанность. Потому что Ричи всегда был чем-то большим для него, чем одним из Неудачников, больше, чем Бев, и Билл, и Майк, больше всех, кого Эдди когда-либо знал. Ричи всегда был важнее, ближе, роднее. Никто из них никогда не заступался за него так, как Ричи, никогда не пытался оберечь, и пусть Ричи и проявлял свою заботу совсем по-другому, тихо, но решительно, не останавливаясь ни перед чем на своём пути, что должно было пугать, но лишь притягивало ещё сильней, это всё равно в разы больше, чем Эдди мог даже надеяться. Никто не был с ним рядом так, как Ричи, и ни с кем он не чувствовал себя таким живым, когда всё вокруг завядало, безжизненно рассыпаясь в прах. И без него Эдди рассыпается, тоже. Рядом с Ричи ему всегда было тихо, даже когда в парне всё ещё горел тот огонёк детской наивности, потому что весь тот фасад вечной радости и безмятежности исчезал, когда они оставались одни, и только Эдди видел сторону, с которой Ричи не открывался никому другому, кроме него. Ночи, проведённые в мыслях о его объятиях, сверкающих глазах под оправами этих дурацких очков, о его улыбке, такой счастливой и искренней, которую Эдди в тайне мечтал увидеть вновь, подаренную ему и никому другому — всё это никогда не было простой дружеской симпатией, нет, потому что ты не мечтаешь о том, каково это, целовать своего лучшего друга, позволить ему мазнуть губами по шее, и ниже, и ниже, пока наконец не почувствуешь себя собой. И если для этого нужно сказать лишь пару слов, чтобы наконец положить конец растянувшимся на долгие, пропитанные холодным, равнодушным одиночеством годы терзаниям, то Эдди сделает это. Переминаясь с ноги на ногу и в волнении кусая губы, он останавливается и ждёт уже у выхода из зала после того, как почти подошла к концу профориентация и все ученики стали потихоньку расходиться по своим кабинетам. И поймать Ричи не так сложно, как может показаться на первый взгляд, но Эдди настолько погружён в себя, пытаясь подавить скручивающее внутренности волнение, что едва не упускает его, когда парень выходит из зала. — Ричи, — зовёт его он, разжимая побелевшие от напряжения пальцы, и Ричи оборачивается к нему, встречаясь взглядами, и когда останавливается рядом, то Эдди теряет всю ту смелость, которой набирался последний час, поэтому лишь опускает взгляд и бормочет: — Привет. Прислоняясь плечом к соседнему шкафчику, Ричи усмехается, чем вновь привлекает его смущённое внимание. — Привет, — невозмутимым голосом отвечает он. Долгое мгновение они просто смотрят друг на друга, и Эдди вынуждает себя сделать глубокий, успокаивающий вдох, прежде чем выдавить чуть ли не в одно слово: — Приходи ко мне сегодня после одиннадцати. Его щёки воспламеняются под взглядом Ричи, изучающим его лицо, прежде чем парень цокает и, вводя Эдди в полное оцепенение, касается пальцем кончика его носа. — Договорились. Сдерживая порыв нервно улыбнуться, потому что просто не знает, что ещё можно сказать, Эдди едва кивает и, бросив последний взгляд на всё ещё наблюдающего за ним с этой странной, почти незаметной улыбкой Ричи, перехватывает рюкзак и направляется в сторону кабинета математики.***
За окном уже заходит солнце, и Эдди сидит на кровати, пытаясь сфокусироваться на лежащем на его коленях домашнем задании, но его мысли витают где-то очень-очень далеко, уж точно подальше от интегралов. Его комнату мягко освещает прикроватная лампа, и несмотря на усердные попытки он не может не думать о том, как скоро Ричи придёт к нему, сюда, где не был очень долгое время, не может не вспоминать, как они часами закрывались у него в комнате лишь вдвоём, слушая кассеты, и читая комиксы, и разговаривая обо всём и ни о чём. Как Ричи по ночам пробирался в его окно и собирал слёзы с его щёк, мягко шепча, что он рядом, так крепко держа в своих руках, и Эдди лишь зарывался мокрым лицом в его шею, успокаиваясь лишь под утро, когда утягивающие на самое дно сети кошмаров наконец выпускали его на берег. Как Ричи раз за разом собирал его по кусочкам, рассыпанным по полу осколкам, на которые Эдди разбивался каждый раз, когда оставался один, как не мог дождаться мгновения, когда вновь увидит Ричи, не мог протянуть без него дольше суток, иначе всё вокруг начинало давить так сильно, что он едва ли не задыхался, пока знакомые руки не подносили ингалятор к его искусанным губам. Эти воспоминания кажутся ещё ярче сейчас, танцуют совсем рядом, протяни руку — и коснёшься, и Эдди едва может усидеть на месте, думая о том, что же скажет, когда наконец останется с Ричи наедине. Дело в том, что это не просто примитивное желание, побуждающее идти ему навстречу, нет. Это куда больше, стремление быть рядом с Ричи, забраться прямо в его солнечное сплетение, чтобы окунуться в это манящее, родное чувство дома. Ричи всегда был его домом больше, чем крыша, под которой он живёт, чем каждый человек, с кем он знаком — и Эдди осознаёт то, как сильно нуждается в нём, только сейчас. Кажется, проходит какое-то количество времени, потому что за окном окончательно потемнело, и пустой, уставившийся в раскрытый учебник взгляд наконец опускается на едва вспотевшие в тревоге руки, потому что мама легла спать около часа назад и Ричи вот-вот должен дать ему сигнал, который они придумали ещё будучи детьми, чтобы Эдди впустил его в дом. И он настолько погружён в себя, эти тягучие воспоминания и необъяснимое, поджигающее нервные окончания предвкушение, что не слышит, как щёлкают за его спиной щеколды на окне, и едва не выпрыгивает из кожи, когда чувствует дыхание на своей шее и опустившиеся на его талию руки. Подлетая на кровати, Эдди оборачивается с застрявшим где-то в горле криком, и его испуганный взгляд падает на опустившегося на кровать, поднявшего руки в воздух Ричи. Облегчение прорывается сквозь паникующий страх, и он успокаивается лишь на мгновение, пока мысль о том, как Ричи оказался здесь, не просачивается в его сознание. — Как ты сюда попал? — всё ещё подрагивающим от испуга голосом спрашивает Эдди, силой успокаивая своё дыхание. Парень кивает в сторону окна, и выражение его лица всё такое же непринуждённое, словно он только что едва не спровоцировал его сердечный приступ, появившись просто из неоткуда. — Через окно. Эдди хмурится. — Но оно было закрыто. — Видимо, не до конца, — пожимает плечами Ричи, едва наклоняя голову на бок и не сводя с него изучающего, нечитаемого взгляда. Сглатывая, Эдди бросает короткий взгляд на запертые щеколды его окна, прежде чем вновь повернуться к Ричи. Молча долгое, тянущееся словно вечность мгновение, тот разминает плечи и садится на кровати, ни на мгновение не теряя зрительный контакт, и сердце Эдди так гулко колотится в его груди, что наверняка эхом разносится по всей комнате. Он бегает взглядом по лицу Ричи, но не может уловить там ни единой эмоции, даже в глазах, и по гусиной коже пробегает сводящий изнутри холодок. И Эдди решает промолчать, потому что тогда всё точно пойдёт не по его жалко продуманному плану, от мыслей о котором щёки заливает стыдливой краской. В конце концов, он и правда мог забыть запереть щеколды или же сделать это не до конца, да и вообще когда-то сам научил Ричи забираться к нему в окно, и то, что тот до сих пор помнит, как делать это, не должно так... радовать. Потому что это значит, что он тоже не забывал, нет. Вновь опускаясь на кровать и убирая тетрадь и учебник на прикроватную тумбочку, Эдди подбирает под себя ноги, вдруг чувствуя себя не так комфортно в пижаме, в которую уже переоделся, как ему казалось раньше. Потому что взгляд Ричи пробегает по светло-голубым пуговицам, скользит вдоль резинки ночных шорт, ещё больше, чем обычно, оголяющих его ноги, и Эдди неосознанно перебирает пальцами низ пижамной рубашки, вдруг теряя каждое заготовленное было на языке слово. Так легко представлять, думать о том, что сказать и сделать, когда Ричи нет рядом, но каждый раз, когда Эдди чувствует на себе его взгляд, то упускает даже самую бессмысленную цепочку мыслей, и это должно нервировать, но он не чувствует ничего, кроме колотящегося где-то в горле, там, где застряли все его слова, сердца. Прокашливаясь, Ричи бросает взгляд на воображаемые часы на своём запястье. — Эдс, я занятой человек, у меня нет всего времени мира. Чего ты хотел? Кусая и без того уже раскрасневшиеся губы, Эдди колеблется, наконец встречаясь с ним взглядами, и пытается собраться с мыслями, но это так, чёрт возьми, тяжело, когда Ричи так близко, что едва кажется реальным, смотрит на него словно поджидающий жертву хищник, и от этой мысли кожа вновь покрывается мурашками. — Я... — начинает Эдди, переводя взгляд с наблюдающих за ним светлых, но в то же время таких тёмных глаз, на губы Ричи, и сглатывает. — Я хочу... Ричи подбирается ещё ближе, упираясь руками в прогибающийся под ним матрас прямо рядом с едва подрагивающими коленками Эдди, и в такой близи можно заметить каждую веснушку, рассыпанную по его носу и щекам, и Боже, какой же он красивый, Эдди забывает об этом почти каждый раз и просто не верит в то, что уже не выжег в сознании каждый изгиб его лица, это пухлые, такие манящие губы, сейчас шепчущие: — Что? Слово касается его губ, пробегает по ним и просачивается внутрь, пересыхая во рту, и ему есть так много что сказать, всё, что разрывало его годами, последние месяцы солью осыпаясь на рану. Однако этого не будет достаточно, потому что нет таких слов, которые могли бы описать то, что он чувствует сейчас, и Эдди сдаётся, цепляясь за единственное, что может выразить сейчас, потому что Ричи прямо здесь, смотрит на него так, будто и сам отказывает себе в том, чтобы положить конец этому спектаклю, потому что хочет услышать это из уст Эдди. — Тебя, Рич. Я так больше не могу, я хочу те... В следующее мгновение, пропитанное страхом, и волнением, и мольбами пусть всё будет хорошо, пусть я только что не сделал что-то, о чём пожалею, губы Ричи наконец накрывают его. В кончиках пальцев словно взрываются фейерверки, и он подаётся навстречу Ричи, отвечает на поцелуй, ведомый лишь инстинктами и тем, как плавно сплетаются их губы. Годы, он мечтал об этом годами, мечтал ощутить губы Ричи на своих, почувствовать, каково это — целовать его, никогда даже и не смел надеяться, что окажется так близко к нему, и это просто неописуемое чувство. Зарываясь пальцами в волосы Ричи, он открывает рот, когда парень надавливает на его подбородок подушечкой большого пальца и проводит языком по его нижней губе, и Эдди даже не осознаёт, что стонет в поцелуй, лишь отдалённо чувствуя, как ложится на его талию жаркая ладонь. Одна из рук Ричи обвивает его шею и едва надавливает на плечо, побуждая Эдди опуститься на кровать, и мгновение спустя Ричи нависает над ним, окружая, загоняя в клетку, только вот Эдди никогда ещё не чувствовал себя таким свободным, как сейчас. Разрывая поцелуй, Ричи начинает скользить губами вниз по линии его челюсти, вдоль шеи, и он откидывает голову, прикусывая нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся наружу всхлип, потому что это так чертовски приятно, что Эдди едва может дышать. Однако у Ричи, кажется, другие планы, потому что в следующее мгновение он прикусывает чувствительную, нежную кожу его плеча, и Эдди сладко стонет и неосознанно впивается ногтями в предплечье парня, лишь бы зацепиться хоть за что-то и не дать этому пьянящему чувству накрыть его с головой. Ричи продолжает опускаться всё ниже, едва прикусывая его выступающие ключицы и тут же зализывая укус, и каждое касание его языка и губ воспламеняет, вынуждая застонать вновь, когда пальцы пробираются под ткань его пижамной рубашки. И у Эдди даже нет сил смутиться того, как парень влияет на него, как он не может подавить рвущиеся из горла всхлипы, и только тогда вспоминает про то, что они дома не одни. — Рич, пожалуйста, — шепчет подрагивающим голосом он, пока пальцы Ричи расстёгивают верхние пуговицы его рубашки, одну за другой, оголяя его раскалённую словно в лихорадке кожу. — Моя мама... Она может услышать... Хватка на его талии становится крепче, вырывая из Эдди очередной всхлип, и Ричи лишь хмыкает, не переставая осыпать жаркими, мокрыми поцелуями его шею. Его кожа, буквально сияющая в приглушённом, мягком свечении лампы, покрывается мурашками лишь от мысли о том, что Ричи сейчас может сделать с ним всё, что угодно. Прикусывает мочку его уха, тот едва оттягивает её зубами, прежде чем наконец прошептать: — Возможно, мне придётся избавиться от неё, — эти слова пробирают до кончиков пальцев, и Эдди ахает, когда он окончательно расстёгивает его рубашку, оставляя свисать с подрагивающих, вжатых в матрас плеч, не хочет думать о том, что пробуждает в нём эта мысль. — Тогда никто не сможет нам помешать. Раскалённые губы Ричи опускаются на его грудь, кажется, стремясь покрыть каждый сантиметр кожи, так плавно и в то же время голодно, словно не может им насытиться, и Эдди может лишь безвольно лежать под ним, прогибаясь в ответ на каждое касание, навстречу его губам. В голове лишь белый шум, перемешанный с эхом собственных тихих стонов, и ладони наконец опускаются на его бёдра и надавливают на них, вынуждая раскрыться. Эдди прогибается в спине, понимая, что не может не поддаться, потому что Ричи куда сильнее его, удерживает на месте лишь своими губами и взглядом, не позволяя и двинуться, и это совсем иное бессилие сводит с ума. Уверенные пальцы медленно развязывают бантик на его шортах, и мгновение спустя мягкая ткань скользит вниз по его ногам, вынуждая приподнять бёдра, чтобы позволить ей соскользнуть ещё ниже, и Ричи отстраняется, садясь на колени между его распахнутых ног и жадно вбирая взглядом каждый открывающийся ему сантиметр покрытой мурашками кожи. — Блять... — низким стоном срывается с приоткрытых губ, и лишь этот звук подливает масла в пылающий под кожей Эдди огонь. Он прослеживает мутным, рассредоточенным взглядом свою упавшую на ковёр рядом с кроватью пижаму и затем вновь поднимает его на уже смотрящего на него Ричи. Парень всё ещё одет, пока на нём осталось лишь нижнее бельё, и это не должно так возбуждать, но Эдди ничего не может с собой поделать, чувствуя, как его лихорадит под одним лишь взглядом Ричи, огибающем его почти что обнажённое тело. От мысли о том, что всё внимание Ричи сейчас сосредоточено лишь на нём, в голове начинает мутнеть, заглушая остатки мыслей и вытесняя их сахарной, сладкой-сладкой ватой. Кожа Эдди едва не сияет под ним, в его скользящих по раскрытым бёдрам руках, и тёмный, почти что чёрный взгляд Ричи вынуждает и податься навстречу, раскрыться ещё сильней, и зажаться, попытаться свести ноги. Однако Эдди знает, что не сможет сделать этого, даже не хочет пытаться, потому что в следующее мгновение хватка на его бёдрах становится крепче, и Ричи вновь наклоняется к нему, вовлекая в очередной поцелуй. Есть что-то такое окрыляющее в том, как язык Ричи проникает в его рот, плавно, но так уверенно, словно знает, что Эдди не найдёт в себе сил сопротивляться, и каждый сантиметр кожи, где соприкасаются их с Ричи тела, плавится опьяняющим жаром. И звуки, которые он издаёт, такие грязные и оттого сводящие с ума, кажется, подталкивают вновь заключившего его между своих рук Ричи, и тот пробегается подушечками пальцев по кромке белья Эдди, глотая его поражённый, приглушённый поцелуем стон. — Боже, Эдди, я ждал этого всю свою жизнь, — шепчет Ричи в его губы, поддевая резинку последней надетой на нём вещи, медленно стягивая её вниз. — С тех самых пор, как увидел твои чёртовы ямочки и услышал твой смех. Ещё тогда я знал, что мы окажемся здесь. Сердцебиение Эдди ускоряется с каждым сантиметром обнажённой кожи, и у него кружится голова от слов Ричи, его низкого, окутывающего сознание голоса, пока губы парня оставляют нежные поцелуи поверх изгиба его плеча, затем ниже, обхватывая сосок и наконец замирая над выступающей тазовой косточкой, прежде чем вобрать кожу в рот, вынуждая капилляры полопаться, оставляя багровую метку. Не глядя отбрасывая бельё Эдди, он опускается ещё ниже, раскрывая его ноги своими плечами, и тот борется с желанием свести их, смущённый своей наготой, но теряет этот и без того слабый порыв, когда губы Ричи призраком проносятся по его уже налившемуся кровью члену, прежде чем скользнуть по подрагивающим в крепкой хватке бёдрам Эдди, осыпая их метками. С губ Эдди срывается пропитанный лёгкой болью стон наслаждения, когда Ричи впивается зубами в нежную кожу и тут же отпускает, обдавая жарким дыханием, и если бы не вжимающие его в кровать руки парня, Эдди бы точно свёл ноги, потому что всё его тело горит, чувствительное словно оголённый нерв, и Ричи, кажется, прекрасно знает, куда и на что давить. — Ричи, я... — хнычет он, даже не знает, о чём просит, о чём-нибудь, лишь бы в коже перестало быть так тесно, лишь бы Ричи перестал мучить его своими губами в считанных сантиметрах от того, где именно Эдди хочет их почувствовать. — Тш-ш, — шепчет Ричи, нежно скользя выше по его бёдрам и мгновение спустя приподнимает их, чтобы подложить одну из подушек. — Я знаю, малыш, не волнуйся. Я дам тебе то, что тебе нужно. Первое нежное, поглаживающее касание подушечки большого пальца Ричи между его ягодиц пробирает током, такое незнакомое и оттого захватывающее, и Эдди наконец сводит взгляд со склонившегося между его подрагивающих ног парня, сглатывая вязкую слюну по давно пересохшему горлу, закрывая глаза и поддаваясь ощущению. Сквозь статический шум в его голову эхом прорывается щелчок, и мгновение спустя всё его тело напрягается, когда он чувствует влажный, уже смазанный палец Ричи, поглаживающий его напряжённые мышцы, и мягкий шёпот помогает расслабиться, потому что бессмысленно отрицать, что именно этого, пусть и подсознательно, стыдливо, Эдди и хотел. — Расслабься, — шепчет Ричи, второй рукой нежно поглаживая его бедро. — Я не сделаю тебе больно. И Эдди верит ему, не может не поддаться, безвозвратно погружённый в него с головой, и это должно настораживать, должно пугать, но он затыкает назойливые голоса в глубине сознания и дёргано кивает. Взгляд Ричи прослеживает то, как первый палец наконец проникает в его тело мимо всё ещё сопротивляющихся мышц, и это такое незнакомое, странное чувство, и Ричи смотрит на него так восхищённо, не сдерживая гортанный стон и ни на мгновение не сводя взгляда с места, где сейчас погружён в него почти до костяшки. И это чувство сложно назвать приятным, и Эдди ёрзает настолько, насколько ему позволяет удерживающая его на кровати рука на его бедре, и в следующее мгновение едва не срывается на истекающий неожиданным наслаждением вскрик, когда Ричи задевает что-то внутри него. Его поражённый, мутный взгляд находит взгляд наконец смотрящего ему в глаза Ричи, и на губах парня мелькает триумфальная, довольная ухмылка, и Эдди так хочется попросить его сделать это снова, однако в следующее мгновение Ричи вновь надавливает на это место, уже с большим намерением и уверенностью, и он плавится, теряет себя в этом чувстве. Пару плавных движений пальца, едва выскальзывающего наружу, прежде чем вновь проникнуть в поддающееся с каждым толчком тело Эдди, и Ричи добавляет второй, и это некомфортно, больно даже, но осыпающие его лихорадящую кожу губы словно забирают, впитывают в себя малейший дискомфорт, оставляя за собой лишь наслаждение. И сквозь пелену над сознанием он хочет попросить о большем, однако во рту так вязко и слова кажутся такими тяжелыми, неподъёмными сейчас, что Эдди может лишь стонать и едва подаваться навстречу, удивляя как себя, так и, кажется, не сводящего с него взгляда Ричи. Мелькающая там сосредоточенность, переливающаяся с чем-то тёмным, отдалённо напоминающим жажду, пробирает до кончиков пальцев, и он не думает ни о чём, кроме растягивающих его сейчас пальцев, с пугающим, посылающим дрожь по коже предвкушением понимая, что скоро их заменит член Ричи. Тот всё ещё одет, и Эдди хнычет, цепляясь за кофту на его плече, однако Ричи перехватывает его руку и переплетает их пальцы, опуская её обратно на кровать, и в погоне уцепиться хоть за что-то Эдди впивается в простыни, откидывая голову, потому что не может выдержать то, как Ричи смотрит на него сейчас. — Боже, ты такой красивый, — эти слова посылают разряд по его размякшему телу, и Эдди подаётся навстречу, сладко застонав, когда пальцы сильнее впиваются в его бедро, чтобы удержать на месте. — Не могу дождаться, когда окажусь в тебе. — Пожалуйста, — надломанным всхлипом слетает с распахнутых в беззвучном стоне губ, когда к двум пальцам наконец добавляется третий. — Да, я знаю, что ты этого хочешь, — усмехается над его нетерпением Ричи, и стыдливое унижение не отталкивает, а лишь воспламеняет ещё сильней. — Я испорчу тебя для всех остальных. Костяшки Эдди белеют оттого, как сильно он цепляется за простыни, и мольбы скапливаются на кончике его языка, то ли в попытке попросить Ричи перестать, перестать говорить эти вещи и мучить его, то ли попросить о большем. Его разрывает между этими чувствами, реальным миром и сладкой пеленой, которой его накрывает голос Ричи, вынуждая прогибаться в спине, просить о большем, так отчаянно и умоляюще, что по давно раскрасневшимся щекам пробегает очередной огонёк. К тому моменту, когда Ричи наконец решает сжалиться над ним, покрытая испариной спина Эдди прилипает к простыни, и это не должно так возбуждать, но скользящий под кожей жар говорит об обратном, и Эдди едва осознанным взглядом наблюдает за тем, как Ричи отстраняется и неторопливо избавляется от одежды, словно у него есть всё время мира. Он не может подавить всхлип, срывающийся с его искусанных губ, от внезапной, неприятной пустоты внутри, прослеживает за тем, как нависший над ним парень, ни на мгновение не сводя с него глаз, за воротник стягивает футболку, как перекатываются мышцы в его плечах, и раньше Ричи всегда был долговязым, даже худощавым ребёнком, однако с годами начал набирать массу, и слюна скапливается во рту от одного лишь взгляда на его широкую грудь. Сглатывая, Эдди пробегает взглядом ниже, вдоль дорожки волос, ведущей от пупка до резинки едва торчащих из-под джинсов боксёров, и с трудом подавляет стон, когда замечает топорщащий их бугор. Словно прикованные к его лицу глаза Ричи переливаются в мягком свете ночника, перемешавшемся с одиноким уличным фонарём, и Эдди хочет вылезти из своей же кожи, оказаться как можно ближе к нему, однако не может пошевельнуться — его конечности кажутся такими тяжёлыми, будто налитые свинцом. Пальцы Ричи наконец опускаются к ширинке джинсов, и он жадно прослеживает каждое их движение, прикусывая нижнюю губу, и Боже, как же он сейчас, наверное, выглядит со стороны, обнажённый, даже не стесняющийся своей раскрытой почти что до неприличия наготы, едва не подрагивая в желании наконец увидеть член Ричи, почувствовать его внутри, чего хотел ещё давно, но только сейчас позволяет себе получить. Мгновение спустя Ричи снимает джинсы вместе с боксерами, и Эдди не может оторвать взгляда от его члена, наконец освобождённого ото всей одежды, с уже проступившей на головке смазкой, и отголосок мысли это из-за меня, я сделал это пробирает током. Ричи наблюдает за ним со всё той же усмешкой на губах, взглядом прослеживает то, как Эдди облизывает губы, на мгновение задумываясь о том, какой же он на вкус, и упирается ладонями по обе стороны от его плеч, заключая между своих рук. Касаясь обнажённой груди парня, Эдди не сдерживает стон оттого, какая она, чёрт возьми, горячая, потому что Ричи всегда согревал его, когда пальцы сводило в прохладной дрожи, однако теперь он раскаляет, испепеляет дотла, и Эдди этого мало. Обнимая его за шею и зарываясь пальцами в тёмные кудри, он вовлекает его в поцелуй, потому что губы Ричи слишком близко, чтобы позволить им ускользнуть, и почти сразу же передаёт ему весь контроль, позволяет вести, потому что не имеет ни малейшего понятия, что делает, но знает, что Ричи покажет ему, позаботится о нём, и любой страх снимает как рукой. Когда парень подхватывает его под коленями и закидывает его бёдра к себе на талию, умещаясь между его ног, то в голове Эдди мельком проносится мысль про презерватив, о котором он даже не подумал заранее, однако мгновение спустя головка члена Ричи впервые касается его между ягодиц, задевает уже растянутое кольцо мышц, и он забывает обо всём, ещё ближе прижимаясь к Ричи, цепляясь за него как за якорь. Одна из рук парня покидает его колено, наверняка чтобы направить пачкающий смазкой бёдра Эдди член — тот не видит ничего сейчас, потому что в уголках глаз темнеет, и зажмуривается, всхлипывая в губы Ричи, когда чувствует наконец начинающую проникать в его тело головку члена. Его стон теряется в поцелуе, и от плавного толчка невольно закатываются глаза, и Ричи наконец отрывается от его обмякших губ и утыкается лбом в плечо Эдди, и сам срываясь на стон. — Блять, в тебе так тесно, — чувствуя каждое слово покрытой испариной и наверняка уже усыпанной метками кожей, Эдди крепче обнимает его за плечи, то ли в попытке сбежать от болезненного, лишь едва облегчённого смазкой толчка, то ли в попытке насадиться до основания. Цепляясь немеющими пальцами за волосы Ричи, он купается в последовавшем за этим стоне, утопает в лихорадочно разбросанных по его плечам и шее поцелуях, и руки Ричи скользят по каждому сантиметру его подрагивающего тела. Тот, кажется, даёт ему время на то, чтобы привыкнуть к проникновению, но Эдди не хочет ждать, боится, что это сделает лишь хуже, и наконец находит в себе силы на то, чтобы ещё глубже насадиться на член Ричи, такой крепкий и горячий, чувствует каждый сантиметр, и они стонут в унисон. Медленное, почти что осторожное движение, и Ричи выходит из него, только чтобы вновь проникнуть внутрь, уже легче и быстрее, чем в первый раз, и Эдди впивается ногтями в плечи парня, крепче обнимая ногами его талию. Головка члена задевает то самое место внутри него в то же мгновение, когда Ричи вновь переплетает их пальцы, и это почти что слишком. — Ричи, — всхлипывает он, чувствуя, как с каждым новым толчком его тело расслабляется, поддаётся этому чувству, пропитывающему каждый сантиметр кожи Эдди, мурашками пробираясь по ней. — М-м? — отстраняясь от его шеи, только чтобы едва коснуться губ Эдди своими, не оставляя между ними почти ничего, Ричи прожигает его взглядом, полным этого тёмного обожания, которое он жаждал увидеть так давно, что хнычет в делимый ими сейчас раскалённый воздух. — Тебе нравится чувствовать мой член внутри? — Да, да, да, — Эдди поспешно, дёргано кивает, ведомой внезапной отчаянной нуждой убедить Ричи в том, что ему это правда нравится, что он сейчас чувствует себя лучше, чем мог даже представить, вот так, в его руках, будучи центром его внимания, как и мечтал очень, очень давно. Одна из рук парня пробирается под него, обнимая за поясницу и вынуждая прогнуться в спине, и от нового угла проникновения перед глазами мелькают звёзды, и отдалённо Эдди волнуется о том, что их могут услышать, однако забывает обо всём, когда Ричи набирает темп, вырывая из его оголённого горла сладкие стоны. И он может лишь растекаться под ним, теряя себя в том, как Ричи обвивает его сейчас, накрывает всем своим телом, вжимая в кровать так, словно хочет коснуться его везде, словно не может вынести мысли о том, чтобы не быть так близко к Эдди, и тот мякнет в его руках, позволяя Ричи позаботиться о нём. Ричи всегда был единственным, кто знал, что именно ему нужно, как забрать его боль и дать то, в чём Эдди по-настоящему нуждается, и именно сейчас, пока трепетные касания перерастают в нечто менее обузданное, дурманящее кружащуюся, парящую где-то за пределами голову, это яснее, чем когда-либо прежде. Он даже не замечает, что в уголках его глаз скапливаются слёзы, пока Ричи не собирает их своими губами, понимая, что это не слёзы боли, нет, а чего-то большего, что всегда понимали лишь они вдвоём, их общий секрет, после проведённых в потаённом мраке лет выбравшийся наружу. С каждым толчком, попадающим по раскаляющемуся, посылающему статические импульсы по телу Эдди комочку нервов, его всё ближе подталкивает к манящей грани, которую он никогда не пересекал так открыто, не стыдясь себя и своих желаний, потому что даже он сам не мог заставить себя почувствовать так, как сейчас это делает с ним Ричи, и оргазм не подкрадывается к нему стыдливо, незаметно, как одинокими ночами под прячущим его одеялом, а плавно, постепенно нарастает с каждым поцелуем, с каждым движением его члена внутри, собирая Эдди в единое целое, прежде чем окончательно рассыпать вновь. — Я знаю, что ты близко, — шепчет Ричи в его шею, до конца толкаясь в него и замирая внутри, позволяя прочувствовать каждый сантиметр, и у Эдди плывёт перед глазами. — Кончи для меня, Эдс. Эти слова судорожной дрожью пробирают всё тело, вынуждая натянуться как струна, и сквозь накрывшее с головой наслаждение, окутавшее до кончиков пальцев, Эдди слышит, как Ричи стонет, последние пару раз толкаясь в его напрягшееся, сжавшее член парня внутри тело, прежде чем наконец излиться в его. И это такое странное, прежде незнакомое, обжигающее чувство, но Эдди надломано стонет, цепляясь за волосы Ричи и ещё ближе прижимаясь к нему, наплевав на пот и испачкавшую его живот сперму, потому что это ближе, чем он когда-либо мог даже позволить себе мечтать, едва верит в то, что это взаправду. Долгое мгновение они оба приводят в порядок своё дыхание, позволяя оргазму эхом пронестись по каждому уголку их тел, и Эдди не чувствует своё тело, не чувствует ничего, кроме Ричи, в лихорадочном, неосознанном порыве хочет попросить остаться вот так, сплетёнными друг с другом как никогда прежде, но пару секунд спустя Ричи наконец выходит из него. И вновь это неприятное чувство пустоты, и Эдди смущённо чувствует, как медленно начинает вытекать из его тела сперма, и хочет зарыться горящим лицом в подушку, однако парень опускается на кровать рядом и притягивает его к своей груди. В голове лишь блаженная пустота, и Эдди ещё глубже укутывается в его объятия, потому что от одной лишь мысли о том, чтобы вновь отдалиться от Ричи, перестать касаться его внутри что-то болезненно сводит, и он не хочет даже думать об этом. Они лежат в полной тишине, нарушаемой их постепенно приходящим в порядок дыханием и приглушённым шумом листьев за окном, и ему так спокойно, так уютно, что слёзы вновь проступают в уголках глаз, и Эдди зажмуривается и утыкается носом в ключицы Ричи, кажется, заметившим внезапное напряжение в его теле и тут же начавшим поглаживать его спину. Кажется, парень что-то говорит ему, что-то шепчет в его волосы, однако Эдди не может различить его слова, лишь позволяет успокаивающему, мягкому голосу убаюкать его уставшее, но такое живое тело в сон. «Останься» тихим, пронесённым сквозь годы согласием парит между ними, оседая на стенах, не требуя лишних слов, такое привычное, и Эдди не знает, как ещё описать бабочками расцветающее в его теле чувство, согревающее грудную клетку, где лишь успокоилось его сердце, и этой ночью, впервые за очень долгое время, спит крепким сном, без толики отравляющей дрёму, скребущейся в поселившейся в солнечном сплетении темноты.