Позволь истечь тобой

      С того вечера едва ли проходит три дня, прежде чем Эдди наконец сдаётся перед разрастающейся в его сознании подобно паразиту мысли, которую в нём породили слова Сони, вытесняя тёплые воспоминания — якобы она не единожды замечала машину Ричи у их дома, в то время как тот был у них лишь один единственный раз.       И это не имеет никакого смысла, потому что с какой стати машине Ричи быть у его дома, и не то чтобы у него одного в этом городе чёрный форд... Возможно, к их соседке стал приезжать родственник, о котором они не имели ни малейшего понятия, и паранойя Сони додумала всё остальное.       Она уже врала ему раньше, готова была придумать что угодно, чтобы заставить Эдди делать то, чего хотелось именно ей, манипулировала его детской, ещё не окрепшей психикой, чтобы превратить в послушного, не говорящего ни слова поперёк, ручного ребенка. Всё это может быть очередной выдумкой, чтобы встать между ним и Ричи, потому что теперь в его жизни снова появился кто-то, кроме неё, и Эдди не настолько глупый, чтобы попасть в её ловушку.       Однако эта мысль всё равно не даёт ему покоя, как бы он не пытался от неё избавиться, и с каждым разом, когда они видятся в школе, с каждым взглядом, каждым словом, каждым поцелуем вдали от чужих глаз она всё сильнее прорастает на подкорке, и вскоре всё, о чём он может думать, когда смотрит на Ричи, так это о словах своей мамы.       В конце концов, Эдди больше не может терпеть. Ему нужно узнать, как-то ненавязчиво вытащить из Ричи хоть что-то, что докажет, что слова Сони — бессовестная, выдуманная лишь для манипулирования им ложь, как он и полагал с самого начала.       Только вот он даже не представляет, как поднять эту тему, как не привлечь излишнего внимания к вопросам, потому что не может просто взять и спросить прямым текстом. Вряд ли такое прошло бы хорошо.       Поэтому, Эдди выбирает самый подходящий момент, пока они с Ричи сидят в машине парня с только что купленным в местной забегаловке, куда ходили с тех пор, как были детьми, мороженым. Это первый раз с того дня, когда они вместе проводят время вне школы, потому что Эдди очень боялся задержаться и вновь пробудить в маме ненужные вопросы, да и нагрузка в школе стала чуть больше, однако он был так рад, когда увидел ждущего его после уроков у машины Ричи, сказавшего, что ненадолго украдёт его, что едва сдержал ослепляющую, счастливую улыбку.       Всё двигается так стремительно, но Эдди это не смущает, потому что часть его всегда знала, что именно так и произойдёт. Что эти четыре года были лишь паузой, непредумышленной задержкой, которую он и сам не понимает, как пережил, сейчас. И это имеет смысл, потому что они начали не с нуля, нет, а подобрали всё там, где и остановились — в шаге между дружбой и чем-то большим, что Эдди не понимал до конца до тех пор, пока Ричи вновь не вернулся в его жизнь.       И то, что связывает их сейчас — намного лучше, чем раньше, потому что это не только тот же Ричи, которого он знал с самого детства, но и поцелуи с ним, улыбки лишь на двоих, по которым он так сильно скучал, свидания, в конце концов, и больше никакого одиночества, и страха, и неопределённости. Эдди чувствует себя умиротворённо рядом с ним, и единственное, что отравляет это чувство, до которого он наконец добрался, это брошенные Соней слова, и сейчас он положит конец вызванным ими сомнениям. — Помнишь мою соседку, миссис Мейдж? Ту самую, чей муж раньше работал в том автосалоне на юге города? — как можно более непринуждённо начинает Эдди, поглядывая на Ричи краем глаза, и, когда тот хмыкает в согласии, делает глубокий вдох, прежде чем продолжить: — Она просила передать, что не знала, что Уэнт отдал тебе свою машину, но очень рада за тебя.       За последние несколько дней Ричи также подвозил его, когда у них в одно время заканчивались уроки, пусть Эдди и просил высаживать его в начале улицы, чтобы вновь не попасться на глаза маме, и решает воспользоваться этим, чтобы непринуждённо завести разговор, который не оставлял его в покое уже который день.       Однако Ричи лишь усмехается и наклоняется к нему, открывая рот и как бы прося дать ему попробовать ванильное мороженое Эдди, в то время как сам взял мяту и шоколад, никак не реагирует на его слова, словно это пустяк. Так, в общем-то, и есть, потому что эти слова не говорят ему почти ни о чём — будто Ричи никогда с нотками восхищения и зависти не говорили о том, как ему повезло, что Уэнт отдал ему свой мустанг, так как едва бывает в городе из-за командировок.       Давая парню облизнуть своё мороженое, потому что не видит смысла возмущаться насчёт микробов и сходить с тропы разговора в бессмысленную шуточную перепалку, Эдди пробует вновь, подступая ещё ближе при помощи истории, которую выдумал специально для этого. — Она сказала, что очень удивилась, когда увидела её припаркованной на нашей улице, — осторожно продолжает Эдди, сдерживая порыв зажмуриться и не отрывая взгляд от своего медленно таящего мороженого, словно это самая интересная вещь на земле. — Меня это тоже удивило, ведь я даже не знал, что ты бываешь возле моего дома, пока она не сказала, что видела тебя там. — О чём ты? — спрашивает Ричи и наконец встречается с ним взглядом, едва хмурясь и закидывая руку на спинку кресла.       Предосторожность Эдди начинает граничить с терпением, потому что он знает, что не может спросить напрямую, но если парень продолжит делать вид, что не понимает, о чём идёт речь, то придётся бить ближе.       Однако он всё ещё боится сболтнуть лишнего, выбрать не те слова, сомневается в том, имеет ли всё это смысл, и поэтому медлит, прежде чем наконец как можно непринуждённее ответить: — Она сказала, что видела твою машину у моего дома.       Долгое мгновение парень изучает его взглядом, словно пытаясь заглянуть за маску отрешённой заинтересованности на лице Эдди, из-за чего волосы на затылке невольно встают дыбом, прежде чем неверяще усмехнуться. — Ты думаешь, что я ошиваюсь у твоего дома, чтобы... что?       В наблюдающих за ним глазах сверкает что-то похожее на раздражённый оскал, и Эдди его не винит — по реакции Ричи очевидно, что его неприятно удивили эти слова. Сглатывая, он опускает взгляд, чувствует, как вся уверенность, раскалённая словами мамы, последние пару дней крутившимися в голове подобно испорченной пластинке, ускользает прямо сквозь его пальцы.       Остуженный скрытым за усмешкой раздражением Ричи, он приходит к окончательному выводу, что у всего этого нет ни единого логичного объяснения, и чёрт, Эдди знал это с самого начала, но всё равно не смог сдержать язык за зубами. Это наверняка был чей-то ещё форд, как он изначально и полагал, и Соня просто зацепилась за малейшую деталь, чтобы вмешаться в жизнь Эдди и подтолкнуть его к не несущим никакого смысла мыслям.       Возможно, никакой машины и не было у соседнего дома вовсе, и Эдди повёлся на её слова, за что и расплачивается сейчас — уже поздно пятиться, делать шаг назад и притворяться, будто сболтнул лишнего, совершенно не это имел в виду, и паника и стыд медленно, но верно пробираются вверх по позвонкам. — Я не знаю, правда, я просто спросил, — поспешно заверяет его Эдди, уже жалея, что завёл этот разговор, потому что совершенно не хотел развязывать конфликт своими глупыми подозрениями, которые в его голове поселила Соня, и мысленно проклинает её и её грёбаный комплекс манипулирования.       Ему так нравится думать, что он избавился от её воздействия, что она никак не может его задеть, не может повлиять ни на что в его жизни, только вот сейчас очевидно, что это совершенно не так. Она передала ему эту мысль, небрежно швырнула прямо в его сознание, будто знала, что Эдди не сможет забыть об этом, не успокоится, пока не получит ответы, и сейчас он расплачивается за то, что до сих пор не смог выпутаться из её сетей.       Он хочет как можно скорее закончить этот разговор, отмотать чёртово время на пять минут назад, чтобы не отравлять проведённый с Ричи день своими расспросами, не выводить его из себя этими беспочвенными обвинениями, даже сам не до конца понимает, в чём.       Только вот Ричи продолжает молчать, не сводя с него изучающего, неверящего взгляда, не ведётся на его попытку отступить, и Эдди не может вынести эту тишину. Паника продолжает шипеть под его кожей, и он чувствует себя таким идиотом за то, что повёлся на этот бред, и теперь буквально в лицо обвинил Ричи в том, что тот... сталкерил его? — Я останавливался на вашей улице лишь в ту ночь, когда ты сам пригласил меня, и когда подвозил тебя последние несколько дней. Она наверняка перепутала меня с кем-то другим. У многих в её возрасте не в порядке с головой, — наконец сухо отвечает Ричи, переводя взгляд с него на панель управления, чтобы включить музыку, и последнее, что Эдди нужно, это портить его настроение и то, что так хорошо начиналось, нет, возобновилось между ними.       С подтверждением того, что всё сказанное Соней было ложью, сразу перестаёт шипеть бредовые догадки где-то из самого дальнего угла сознания мерзкий голос, очень напоминающий его маму, только Эдди ни капли не легче, нет.       Он хочет вернуть блеск в глазах парня, что переливался там считанные минуты назад, когда они вместе выбирали мороженое и Ричи заплатил за него, несмотря на его возражения, заменить ею проступившие на скулах парня желваки, и не может вынести ни секунды, проведённой в этой неприятной, душащей тишине. — Прости, Рич, я правда не имел в виду ничего такого, — просит его Эдди, пододвигаясь чуть ближе так, чтобы оказаться под закинутой на спинку кресла рукой Ричи, буквально требуя к себе внимания, потому что не хочет давать парню лишнее мгновение на то, чтобы злиться на него.       И он даже не знает, что Ричи чувствует сейчас, какие мысли в нём вызвали эти наглые расспросы, и ему так страшно, что он мог вывести Ричи из себя, и поэтому пододвигается ещё ближе, украдкой нежно целуя его шею.       Рука парня наконец опускается на его плечо, приобнимая и ещё ближе прижимая к себе, и сам Ричи с тихим вздохом поворачивается к нему и долгое мгновение вглядывается в глаза Эдди, извиняющиеся, умоляющие, прежде чем оставить на его едва испачканных мороженым губах короткий поцелуй.       С души словно падает громадный, давивший на грудь камень, и дышать сразу становится легче от мысли, что Ричи не злится на него, и Эдди вновь улыбается ему и вдруг облизывает мороженое парня, вырывая из того поражённый смешок, и возмущается лишь для виду, когда Ричи делает то же самое, едва не опрокидывая его рожок и пачкая всё переднее сиденье.       Всё вновь возвращается на свои места, и Эдди отпускает эти навязчивые, бредовые мысли, запихивает их в самый дальний ящик и краем глаза с улыбкой наблюдает за сидящим рядом и, кажется, неосознанно поглаживающим его плечо Ричи, из глаз которого без следа испарилась любая злость, словно и не кипела там секунды назад.       И ему стоило бы смутиться столь внезапной перемены, только вот Эдди ей лишь рад, даже не задумывается дважды и позволяет себе насладиться мягким спокойствием, в которое погружается каждый раз, когда оказывается с ним рядом.

***

      Это затишье, согревающее потихоньку зарастающую рану в душе, затягивает так сильно, подсаживает как наркотик, что внезапная буря, которую стоило предугадать, едва не сбивает с ног, когда Джеймс внезапно возвращается в школу.       Это должно было произойти, где-то на подсознании Эдди это понимал, только вот всё равно замирает, когда слышит, как переговариваются об этом сидящие за соседней партой одноклассницы. Улавливая имя парня, от чего по спине пробегает всё тот же холод, ни капли не ослабший за все эти недели, он пододвигается чуть ближе, чтобы чётче услышать то, о чём конкретно они говорят, только вот не успевает разобрать и слова, как девушки оглядываются на него и сразу переходят на шёпот.       Сердце бешено колотится в груди, и Эдди едва может дышать, думает лишь о том, что Джеймс сейчас может находиться в считанных метрах от него. Его лихорадочно стучащие в черепной коробке и уже набирающие бешеный оборот мысли прерывает вошедший в кабинет мгновение спустя учитель, однако он не может сконцентрироваться на занятии, чувствует, как трясётся ручка в его подрагивающих руках, и ему хочется убраться как можно дальше отсюда, куда-нибудь, где его никто не тронет, в свою комнату, нет, к Ричи.       Каждый день они встречаются и вместе обедают в столовой, за отдельным столиком, где Ричи всегда сидел либо один, либо с кем-то из знакомых, желающих провести с ним лишнее время, и пусть никто и не в курсе об их отношениях, рядом с ним Эдди всё равно чувствует себя... неприкасаемым.       С тех самых пор, как он стал проводить время с Ричи, никто не пихал его плечом в школьных коридорах, закончились оскорбительные записки и брошенные с ядом комментарии, никто лишний раз даже не смотрит на него и отводит взгляд, если Эдди замечает, как люди перешёптываются, украдкой провожая его и Ричи взглядом.       Он хочет находиться рядом с ним постоянно, ни на мгновение не терять его взгляд, и обращённую лишь к нему улыбку, и теплоту тела Ричи каждый раз, когда они находятся рядом. Ему нужно оказаться с ним прямо сейчас, потому что Эдди вдруг чувствует себя таким уязвимым, как не чувствовал уже больше месяца, и кажется, что только пьянящее ощущение безопасности, обволакивающее его каждый раз, когда он оказывается рядом с Ричи, может успокоить его сейчас.       Не успевает прозвенеть звонок, как он поспешно запихивает учебник и тетрадь в рюкзак подрагивающими руками и как можно скорее направляется в сторону кафетерия, чувствуя, как бешено стучит в ушах сердце. Можно было бы попытаться спрятаться где-то, и у Эдди даже есть уже проверенное годами место, только вот он не может вынести даже мысли о том, что окажется один.       Едва не забегая в уже начинающую наполняться столовую, Эдди почти сразу же замечает уже сидящего за их столом Ричи и, едва сдерживая порыв облегчённо выдохнуть, идёт к нему, стараясь не оглядываться по сторонам. Никто, благо, не окликает его, не задерживает слишком долгий взгляд на его побледневшем лице, и шум в голове затихает лишь в то мгновение, когда он касается Ричи, садясь рядом с ним.       Тот отрывает взгляд от учебника по статистике, который до этого читал, и поворачивается к Эдди, но тут же хмурится, замечая его бледность и поджатые, подрагивающие губы. — Эй, ты в порядке? — спрашивает Ричи, касаясь его трясущейся руки под столом, и дрожь в пальцах успокаивается, позволяя наконец вдохнуть полной грудью. — Да, — встряхивая головой, заверяет его Эдди, потому что не хочет наводить панику.       Всё, что ему сейчас нужно, это быть рядом с ним, пока всё это не закончится.       Это бессмысленное заявление, потому что Эдди знает, что не сможет прятаться от Джеймса вечно, что Ричи не будет с ним каждое мгновение каждого дня и что если Джеймс захочет добраться до него, то обязательно найдёт способ. Однако это не мешает успокаивать, убеждать себя, что пока что всё ещё в порядке и, возможно, так оно и останется.       Нигде поблизости не видно ни Тайлера, ни остальных из его компании, ни самого Джеймса, только вот Эдди всё равно неуютно, словно что-то скребётся где-то на подсознании, раздражённый нерв, не дающий так нужного сейчас покоя.       Ковыряясь вилкой в тарелке, он съедает совсем немного, пусть и не чувствует вкуса еды и совершенно потерял аппетит, потому что у Ричи наверняка возникнут вопросы, если он совсем не прикоснётся к еде, и весь обеденный перерыв они проводят, местами переговариваясь обо всём и ни о чём, пока Ричи подчёркивает что-то в своём учебнике, а Эдди пустым взглядом пялится на тарелку.       И Ричи, знакомая теплота его тела там, где соприкасаются под столом их бёдра, успокаивает, и Эдди краем глаза поглядывает на его сосредоточенное, погружённое в материал лицо, едва нахмуренные брови и бегающий по строчкам взгляд, настолько увлекается его профилем, что вздрагивает всем телом, когда Ричи вдруг захлопывает учебник. — Пойдём? Урок начнётся через пару минут, — говорит он, поднимая бровь в ответ на его дёрганую реакцию, но не задаёт вопросов, долгое мгновение лишь изучая вновь побледневшего Эдди пристальным взглядом.       Паника вновь расцветает под кожей, скручивая внутренности, и Эдди с трудом сдерживает порыв задержать Ричи, умолять его остаться тут или забрать его куда-то ещё, потому что не хочет расставаться с ним и вдруг наткнуться на Джеймса, не знает, что сделает тогда.       Только вот в следующее мгновение Ричи поднимается с места и берёт оба их подноса, чтобы отнести их в место сдачи, оставляя Эдди собирать свои вещи одного, и тот вновь застёгивает свой рюкзак трясущимися руками и закидывает его на плечо, прежде чем подняться на подрагивающие ноги и, сделав глубокий вдох, направиться за парнем к выходу, как едва не сносит кого-то с ног.       Телесный контакт пробирает ледяным холодом, и Эдди чувствует, как застревает в сжавшемся горле кислород, когда поднимает взгляд и замечает едва восстановившего равновесие с помощью своего костыля Джеймса. И тот, кажется, собирается сказать что-то, наверняка наехать на него за то, что он не смотрит по сторонам, но когда они встречаются взглядами, то Джеймс ощутимо оседает, едва не пятясь назад, и в его глазах мелькает... паника?       Плечо сводит судорогой там, где соприкоснулись их тела, и Эдди задыхается, не может пошевелиться, потому что не был готов встретиться с ним лицом к лицу, оказаться в одном помещении, и ему нужно убираться отсюда, подальше от страха того, что парень прямо сейчас набросится на него несмотря на всех окружающих их людей, сделает с ним то, что не закончил.       Однако взгляд Джеймса вдруг привлекает что-то за его спиной, и загнанный испуг в его глазах сменяется ужасом, и по быстрым, но размеренным шагам и мгновение спустя опустившейся на его поясницу ладони Эдди понимает, что рядом с ними остановился Ричи.       Облегчение лишь немного вытесняет лихорадочную панику, и он ближе прижимается к тёплой, успокаивающей руке Ричи и переводит на него испуганный взгляд, только вот тот смотрит не на Эдди, а на Джеймса, кажется, едва удерживающего свой вес на мелко подрагивающем под его плечом костыле. — Какие-то проблемы? — обращается к нему Ричи, поднимая бровь и не сводя с парня взгляда, в котором что-то не так, только вот Эдди не может достаточно сосредоточиться, чтобы определить сверкающую там эмоцию, и поэтому прикладывает все свои силы, чтобы успокоить сбившееся дыхание.       Сглатывая, Джеймс бросает на Эдди короткий взгляд, от которого по коже пробегает судорожный холодок, вынуждающий зажаться, забиться в самый дальний угол и умолять не смотреть, прежде чем вновь взглянуть на Ричи. — Нет, нет, я... — начинает он, спотыкаясь об слова, и Эдди никогда ещё не видел его таким загнанным, не слышал, чтобы Джеймс оправдывался и заикался перед кем-либо прежде, и нахмурился бы, если бы мог пошевелить хоть одной мышцей своего парализованного страхом тела. — Никаких проблем, я просто...       Джеймс проглатывает конец предложения, тут же замолкая и бледнея, когда Ричи цокает, и нейтральность выражения его лица поражает даже Эдди, только Ричи, повернувшись к нему, улыбается, прежде чем кивнуть в сторону выхода. — Вот и славно. Пойдём, Эдс? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, вновь опускает руку на его поясницу и подталкивает в сторону выхода, в последнюю секунду хлопая Джеймса по плечу, которым тот опирается на костыль, из-за чего парень едва сдерживает болезненный стон, но не говорит ни слова поперёк.       Всё это настолько странно, гранича с абсурдом, что Эдди не может подобрать ни слова, и последние пять минут никак не могут улечься у него в голове, пока их провожают десятки обернувшихся на столкновение глаз. Голый страх постепенно отступает, и на его месте пробуждается тревога, пока из самой глубины души рвутся забытые, подавленные было мысли.       Эдди совсем забыл про свои догадки, нет, свою уверенность в том, что Ричи был связан с тем, что произошло с Джеймсом и почему все друзья парня, раньше лезшие к нему по поводу и без, наконец оставили его в покое. Это настолько потеряло смысл после того, что произошло с тех пор, что теперь едва не сбивает с ног, и он не может перестать думать о том, как Джеймс осел при одном лишь виде Ричи, как виновато и испуганно выглядели его глаза, когда он столкнулся с Эдди, хотя раньше в них сверкала лишь жестокая насмешка и пренебрежение.       Буквально вся школа пусть и стремилась общаться с Ричи, но не могла не побаиваться его, его вечной отстранённости, холодности и прежде годами не мелькавшей улыбки на не выражавшем ни единой эмоции лице. Даже Джеймс и Тайлер опасались его раньше, пусть в лицо и улыбались, зазывая в гости и на закрытые тусовки, и Эдди не касается то, что между ними произошло, до тех пор, пока они оставят его в покое.       Он совершенно не хочет думать об этом, хочет просто выкинуть Джеймса и всё произошедшее из головы, забыть это как страшный сон, и всё это не имеет значения, пока Ричи держит их подальше любыми угодными ему способами.       Тревожный страх не испаряется окончательно, но Эдди уже намного легче дышать, и он не оглядывается по сторонам, не дёргается от каждого случайного прикосновения и может сфокусироваться на оставшихся занятиях.       Сегодня их всего лишь шесть, и проходят они относительно спокойно, поэтому Эдди окончательно расслабляется, когда выходит из школы, но его внимание привлекает собравшаяся на стадионе толпа, и он обегает её взглядом, прежде чем понимает, что это все спортсмены школьной футбольной команды.       У него совсем вылетело из головы, что на днях будет важный матч с соседней школой, и это наверняка подготовительная тренировка, потому что всё поле кишит бело-зелёной спортивной формой, и только Эдди хочет отвернуться и продолжить свой путь, как его взгляд привлекают трое стоящих неподалёку от скамеек парней.       Тайлер зашнуровывает свои кроссовки, пока стоящий рядом Джеймс не одет в форму, что имеет смысл — вряд ли в ближайший месяц его допустят на поле, из-за чего он может потерять свой шанс на стипендию в колледже, и Эдди бы усмехнулся, но только вот стоящий рядом третий парень наконец поворачивается и показывает своё лицо.       Брови Билла нахмурены, пока Тайлер что-то говорит ему и Джеймсу, и Эдди не может поверить своим глазам. Да, Билл уже не первый год состоит с парнями в одной команде и не может не проводить с ними по несколько часов в неделю, но они никогда не были друзьями.       Биллу не может не быть известно о том, как их компания обращалась с Эдди на протяжении долгих лет, и пусть он и не может знать про то, что произошло между Эдди и Джеймсом считанные недели назад, это всё равно задевает.       У Эдди нет никакого права на то, чтобы осуждать то, с кем общается Билл, но если бы того правда так волновало его благополучие, выражаемое в этом внезапном всплеске обеспокоенных взглядов, и настойчивых советов, и предложений ненужной, непрошеной помощи, то он бы не общался с людьми, превратившими жизнь Эдди в сущий кошмар.       Тренер, уже давно вышедший на поле и до этого что-то говоривший одному из членов футбольной команды, чьего имени Эдди не помнит, подходит к трём парням и, кивнув им всем, обращается к повернувшемуся к нему с помощью своего костыля Джеймсу.       И только Эдди хочет развернуться и уйти, потому что не видит смысла оставаться здесь ни на секунду дольше, как Билл вдруг окликает его. — Эй, Эдди? Привет, — здоровается парень, подбегая к нему с улыбкой на лице. — Пришёл посмотреть последнюю тренировку перед матчем?       Это было что-то вроде традиции в их школе, когда ученики собирались на последней тренировке футбольной команды, тем самым помогая им морально подготовиться к матчу своей поддержкой, но Эдди ни разу не принимал в этом участие, даже не задумывался дважды.       Его вдруг посещает мысль о том, что Билл может пригласить его посмотреть или, не дай Бог, поддержать, и у Эдди нет ни малейшего желания находиться ни рядом с Джеймсом и Тайлером, ни с Биллом. Раз тот проводит время с конченными мудаками, когда-то достававшими не только Эдди, но и остальных Неудачников, то Биллу будет более чем достаточно компании своих новоиспечённых друзей. — Нет, я спешу, — отвечает он, даже не выдавливая из себя сожалеющую улыбку, потому что не видит в этом смысла. Ему не за что оправдываться перед Биллом, уж точно не сейчас.       Заметно расстраиваясь, что не имеет никакого смысла, парень оглядывается на поле, где тренер свистком зовёт к себе всех членов команды, прежде чем вновь повернуться к Эдди. — Ладно, но мы всё равно увидимся вечером, да? — спрашивает он, закрывая глаза от светящего над их головами солнца, и смятение и непонимание, кажется, заметны на лице Эдди, потому что мгновение спустя Билл поспешно уточняет: — Ну, на ужине?       Хмурясь, Эдди долгое мгновение смотрит на него, пытаясь понять, что именно он пропустил и о чём вообще идёт речь, и единственная мысль, вытесняющая злость и обиду, сейчас кружащая в его голове, это: — Что?       Теперь очередь хмуриться Билла, и он вновь оглядывается на окликнувшего его по имени тренера перед тем, как ответить: — Твоя мама позвонила и позвала меня в гости сегодня вечером, — поясняет он так, словно это проще простого и Эдди прекрасно об этом известно, и, до того, как тот успевает спросить, какого хера, хлопает его по плечу. — Ладно, мне пора. До встречи, Эдди.       С этим Билл разворачивается и бежит в сторону уже собравшейся у трибун команды, оставляя поражённого Эдди подбирать свою челюсть с пола — если он думал, что этот день не может стать ещё страннее, то явно ошибался.       Дорога домой не занимает много времени, и он понимает, что переступил порог дома, лишь после того, как слышит играющую где-то в глубине дома «What Now My Love» Фрэнка Синатры, и чувство полного смятения наконец сменяется на возмущённую злость.       Эдди находит маму на кухне за уборкой, наверняка перед гостями, и не может сдержать порыв фыркнуть, потому что просто не верит своим глазам, наблюдая за тем, как она протирает полки буфета.       Всё чаще и чаще Соня стала брать отгулы по причине неважного самочувствия, и её босс, учитывая стабильные и беспрецедентные тридцать лет работы, разрешила ей взять немного времени на то, чтобы восстановить своё здоровье, только вот Эдди почему-то не кажется, что это произойдёт.       Тем не менее, её более частое присутствие дома постепенно начинает давить на нервы, потому что теперь у него осталось намного меньше времени на то, чтобы проводить его как наедине, в умиротворённой тишине своей комнаты, так и с Ричи. Эдди правда не знает, что думать по этому поводу, и, может, помог бы ей с уборкой, потому что Соня кряхтит при малейшем движении и явно с трудом дотягивается до буфета, только вот он не видит ничего, помимо своей злости. — Ты пригласила Билла на ужин?       Даже не оборачиваясь к нему, Соня продолжает уборку так, словно его вопрос даже не заслуживает её внимания. — И тебе здравствуй, Эдвард, — цокает она, и Эдди закатывает глаза и хочет вновь повторить вопрос, потому что его не волнуют эти формальности сейчас, только вот мама наконец отвечает на него: — А почему нет?       Её непринуждённый тон, словно они говорят о чём-то совершенно обычном, о чём договорились заранее, выбешивает ещё сильней. — Ты позвонила и позвала его в гости за моей спиной? — возмущается Эдди, борясь с желанием повысить голос. — Может, я вообще не хочу его видеть. Почему ты сначала не спросила меня? — Потому что мы едва разговариваем друг с другом, ты просто приходишь домой, здороваешься и запираешься в своей комнате, — фыркает Соня, распыляя средство для обработки древесных поверхностей по новой полке. — И ты очевидно не знаешь, что лучше для тебя, учитывая то, что продолжаешь общаться с этим Тозиером, пусть я и говорила тебе перестать видеться с ним.       Эдди открывает было рот, чтобы сказать, что он не общается с Ричи, потому что Соня наверняка не может знать о том, что он на самом деле забил на её указания, как и всегда, только вот мама наконец поворачивается к нему с натянутой, приторно-сладкой улыбкой на губах. — И прежде чем ты начнёшь заверять меня, что вы не общаетесь, не утруждайся. Билл сказал мне, что постоянно видит вас вместе в школе.       Единственное, что Эдди чувствует сейчас — это возмущение, злость и предательство, не только потому, что Соня звонила Биллу за его спиной, чтобы втихаря позвать в гости и допросить о том, с кем общается её сын, но и потому, что Билл дал ей этот ответ, наверняка был более чем рад сделать это.       Раньше парень всегда прикрывал Эдди, готов был придумать что угодно, чтобы помочь ему подольше задержаться на улице или в гостях, оттягивая мгновение, когда Эдди придётся возвращаться домой, за порогом которого исчезали любые радость и веселье. Теперь же Билл мало того что общается с людьми, открыто гнобившими Эдди долгие годы, но и сплетничает с Соней за его спиной?       Он чувствует себя таким преданным, потому что даже не смотря на то что они с Биллом уже давно не друзья, Эдди совсем не ожидал такого с его стороны и едва сдерживает скапливающуюся в уголках глаз влагу. Весь день с тех самых пор, как узнал о возвращении в школу Джеймса, он был как на иголках, перескакивая с одного всплеска эмоций на другой, и всё это слишком. — И что с того? Ты решила взять всё в свои руки и заставить меня общаться с тем, с кем тебе угодно? — восклицает он, уже не скрывая своего раздражения, и едва не топает ногой от обиды и бессилия, хочет взять и швырнуть что-то в стену, лишь бы глаза перестало так жечь. — Следи за своим тоном, Эдвард, — отрезает Соня, продолжая, чёрт возьми, убираться, словно нет ничего такого в том, что она допрашивает более чем радостного дать ей все ответы Билла и зовёт его в гости без ведома своего сына. — За стол садимся в семь, так что рассчитай своё время.       Едва не давясь наглостью мамы, Эдди долгое мгновение смотрит на её спину с приоткрытым ртом, всё ещё с трудом осознавая, что не ослышался, и когда наконец понимает, что это не сон и Соня правда посчитала уместным без его спроса пригласить к ним Билла, то разворачивается и направляется прямо к двери.       Если бы Билл не подошёл к нему после школы, то он бы даже и не подозревал о том, насчёт чего решила распорядиться его мать, и вечером его бы ждал очень приятный сюрприз в виде человека, с которым он не хочет иметь ничего общего, за его столом.       И им с Соней бы было о чём поболтать, ведь они так любят вмешиваться в жизнь Эдди, навязывать ему своё мнение и напоказ проявлять фальшивую заботу, за которой скрываются их личные цели — у Сони, самоутверждение как матери и желание контролировать каждый аспект его жизни, у Билла, выработанная с годами лидерства необходимость распоряжаться всем вокруг, потому что он знает лучше, и, как бы паршиво это не звучало, попытка взять кого-то под своё крыло после перенесённой потери, заполнить оставленную ею пустоту в груди.       Эдди не собирается быть пунктиком в чьём-то списке самореализации и заменять кого-то другого, чтобы удовлетворить человека, из-за которого его жизнь превратилась в кошмар наяву, из-за которого он едва не умер, будучи невинным, ничего не подозревавшим ребёнком, и с него хватит.       Соня окликает его вслед, но он захлопывает дверь, прерывая её давящий на уже и без того раздражённые нервы голос, и единственное место, где ему хочется оказаться сейчас, это рядом с Ричи. Подальше от этого города, переполненного гнилью и предательством, подальше от всех этих масок, двуличия на каждом углу, превращающего жизнь в сущий Ад.       Ему так неприятно и гадко, и Эдди чувствует себя таким наивным, что едва подавляет вновь проступающие в уголках глаз слёзы, пока наконец не доходит до дома Ричи, закутавшись в свою слишком тонкую для ноябрьской погоды кофту, потому что даже не подумал захватить куртку из-за того, как сильно стремился поскорее покинуть свой дом.       Его кровь остужается, переставая кипеть на ярко раскалённом в душе огне предательства и обиды, лишь когда Ричи открывает ему дверь, и Эдди выдавливает из себя улыбку, переминаясь на пороге дома, пока парень не приглашает его войти. — Привет, Рич, — тихо говорит ему Эдди, надеясь, что это не слишком нагло, просто взять и заявиться на пороге без предупреждения, но когда поднимает на Ричи слегка настороженный взгляд, то видит на его пусть и удивлённом, но ни капли не возражающем лице лишь улыбку. — Доброго времени суток. Чему обязан вашему визиту? — легко ухмыляясь, спрашивает Ричи и поддевает его подбородок, чтобы вовлечь в поцелуй.       Напряжение покидает тело Эдди с каждым плавным, уже таким знакомым движением их губ, которых ему так не хватало с утра, когда перед школой Ричи затащил его в один из свободных кабинетов вплоть до звонка, однако вспоминает, что дома может быть кто-то ещё, и через силу отстраняется, встречаясь с Ричи чуть обеспокоенным, полным надежды взглядом. — Мы дома одни?       И мгновение ему кажется, что парень отпустит глупую шутку про то, зачем Эдди интересуется, не одни ли они, из-за чего тот закатит глаза, но не сможет сдержать раскаляющей лицо краски, только вот Ричи долгое мгновение вглядывается в его глаза, прежде чем ответить: — Не переживай, нам никто не помешает.       Этого более чем достаточно, и Эдди вздыхает с облегчением, прежде чем Ричи переплетает их пальцы, кажется, понимая, что он не хочет оставаться в прихожей, и ведёт в сторону своей комнаты. Там всё так же непривычно прибрано, что вновь удивляет Эдди как в первый раз, однако он ни капли не возражает, сразу же садясь на застеленную кровать без раньше всегда переполнявших её пыли и крошек.       Заходя вслед за ним, пока Эдди закрывает глаза, позволяя характерному лишь этому месту спокойствию забрать его подальше от любой тревоги, Ричи закрывает дверь на замок, прежде чем подойти к кровати и остановиться прямо над развалившимся на ней Эдди.       Открывая один глаз, тот вытягивает к парню руки, приглашая его улечься рядом, и Ричи не сдерживает усмешки, прежде чем лечь на кровать и позволить Эдди зарыться лицом в его шею, вдохнуть знакомый запах средства для стирки и едва уловимого одеколона, уже ставший для него успокоительным. — Не голоден? Хочешь, я схожу вниз за чем-нибудь? — мягко спрашивает Ричи, оставляя поцелуй в его волосах.       Отрицательно качая головой, Эдди ещё ближе прижимается к нему и прячет лицо в шее парня, однако напряжение, кажется, всё ещё заметно в его теле — не проходит и минуты долгожданного покоя, как Ричи крепче обнимает его, мягко поглаживая спину Эдди, и шепчет: — О чём думаешь, малыш?       С того самого момента, как они перешагнули черту, отделявшую настоящие желания от уже недостаточной дружбы, прозвища сменились с нелепых и раздражающих на нежные и смущали Эдди каждый раз как в первый, но он и не думал возражать. Ричи произносил их таким нежным, тёплым голосом, что сердце начинало биться чаще с каждым ласковым прозвищем, которые он никогда и не надеялся услышать с его уст и теперь вбирает каждое словно жаждущий долгожданную воду.       Еще глубже закутываясь в обёрнутые вокруг него руки Ричи, он не может отогнать бурлящие где-то в душе, опасно рядом с уже избитым, изрезанным и только недавно начавшим исцеляться сердцем слова и мысли, то, что произошло за последние сутки, разочаровавшее, задевшее так, как Эдди и не подозревал, что может его волновать.       Он так устал оттого, что все вокруг вечно пытаются его поучить, пытаются вмешаться и менять что-то, что правда приносит ему счастье, в его жизни, словно имеют на это право, и у Эдди опускаются руки. Он ожидал от Сони чего угодно, но точно не этого, не думал, что она наберётся наглости, чтобы заставить его общаться с Биллом, потому что считает его лучшим влиянием на своего сына.       И чёрт, Эдди правда задел его поступок, эти потайные козни за его спиной, пока в лицо Билл улыбается и продолжает лезть, лезть, лезть, будто правда считает, что до сих пор может указывать ему, что делать.       Только сейчас Эдди понимает, оглядываясь назад, как много вещей мог бы избежать, если бы не позволял людям водить себя за нос, прикрываясь дружелюбием, и благими намерениями, и тёплыми, обнадёживающими улыбками и словами. У него не было совершенно никакого контроля над тем, что происходило в его жизни, и стоило Эдди выбраться из привычной рутины, наконец увидеть то, что всё это время было прямо под его носом, заманивая в глубину чего-то, чего ему не хватало все эти годы, как некогда самые близкие ему люди вновь пытаются ему помешать.       Ему это нужно, нужна уверенность в том, что он распоряжается хоть чем-то в своей жизни, чем-то таким значимым, как единственный человек, с которым он когда-либо чувствовал себя собой, не видел нужды надевать маски, врать и притворяться, что всё прекрасно, потому что знал, что Ричи примет его таким, какой он есть, и сделает всё в своих силах, чтобы защитить его от жестокого мира.       Ричи — единственный человек, который никогда не пытался вмешаться в его жизнь. Эдди не помнит ни разу, чтобы он пробовал навязать ему своё мнение, а лишь делился с ним своими мыслями, оставлял право выбора, хотел Эдди слышать его или нет.       И если он не соглашался с Ричи, то тот оставлял его в покое, и этому замаскированному под покой одиночеству достаточно было продлиться почти что четыре года, чтобы Эдди наконец осознал, что соглашаться с ним — в его же интересах.       Оглядываясь назад, он правда верит в то, что Ричи знает лучше. Что ещё тогда у него открылись глаза, и он начал смотреть на мир и видеть его таким, какой он есть, пока Эдди продолжал жить в своём сказочном мире и закрывал глаза на всё, что происходило прямо у него под носом. Только Ричи он готов был позволить говорить что-то о своей жизни, потому что доверяет ему, доверял всегда, и ни на мгновение не сомневается в том, что тот желает ему только лучшего.       Лишь с Ричи он чувствует себя так, словно не заперт в душащей клетке, лишь Ричи помогает ему почувствовать контроль над своей жизнью, дурманящую свободу, от которой невозможно отказаться после того, как наконец сделал долгожданный глоток, и Эдди не даст никому встать на его пути и помешать единственной вещи, которая по-настоящему приносит ему счастье. — Я ненавижу их всех, — бормочет он тихим, приглушённым футболкой парня шёпотом, едва не захлёбывается скопившейся за весь день в груди бессильной злостью, которую в полной мере осознаёт лишь сейчас. — Почему они не могут оставить меня в чёртовом покое?       Отстраняясь, Ричи опускает ладонь на его шею и вынуждает поднять голову, чтобы встретиться взглядами, и Эдди замечает сверкающее в голубых глазах непонимание, оттеснённое чем-то ещё, отдалённо, лихорадочно напоминающим холодящую, яростную тревогу. — О чём ты? — Мама пригласила Билла на ужин, даже не спросив меня, — шепчет Эдди подрагивающим от досады и злости голосом, даже не думает скрыть то, как сильно это его задевает, потому что не видит ни единой причины притворяться рядом с Ричи. — Я не хочу видеть Билла, почему он просто не может отвязаться от меня? Всё, чего я прошу, это чтобы меня оставили в грёбаном покое!       Он даже не замечает, что повысил голос, пока в комнате вновь не повисает тишина, пропитанная ожиданием реакции, следующих слов Ричи, и Эдди замирает, напрягается ещё сильней, потому что даже не представляет, что парень скажет на это в ответ.       Его взгляд привлекает рука Ричи, до этого покоившаяся на животе парня, теперь сжатая в кулак так сильно, что белеют костяшки, всё ещё сбитые так, словно не зажили даже спустя месяц, и это не должно так завораживать, только вот Эдди не может оторвать от напряжённых рук Ричи стеклянного то ли от очередного приступа слёз досады, то ли чего-то ещё взгляда. — Некоторые люди и правда считают себя неприкосновенными, — говорит Ричи спустя долгое мгновение молчания, и его голос, такой нейтральный, но в то же время резкий, словно парень борется с желанием процедить ледяные слова сквозь зубы, электрошоком проносится по и без того напряжённому телу Эдди. — Возможно, ему стоит поболтать с МакКлэйном о том, что происходит, когда ты слишком много себе позволяешь.       Кровь застывает в венах вместе с этими словами, словно оставившими после себя проносящееся в голове Эдди эхо, и он задерживает дыхание, осознавая, что только что услышал.       Ричи, всё ещё сжавший руку в кулак, отрешённо смотрит куда-то в потолок, когда Эдди поднимает на него поражённый, неверящий взгляд, замечая напряжённую челюсть парня и то, как проступают под кожей желваки, и единственная мысль в его голове сейчас — это был Ричи.       Тот, кажется, даже не понимает, что только что признал то, что именно он разобрался с Джеймсом, однако Эдди понимает всё, не может думать ни о чём другом, кроме как о Ричи, отправляющим этого ублюдка в реанимацию за то, что он посмел сделать Эдди больно.       Эта мысль раскаляет что-то опасное внутри него, и он даже не задумывается о том, как Ричи вообще мог узнать о произошедшем между ним и Джеймсом, как тот до сих пор не подал на него заявление и уверял полицию и родителей, что это его избил какой-то пьяница. Всё это не имеет значения до тех пор, пока он знает, что Ричи сделал это, сделал это для него, и Эдди нужно поцеловать его, нужно почувствовать губы Ричи на своих, потому что он задыхается от услышанного, и только они могут вновь вдохнуть жизнь в его свихнувшиеся лёгкие.       Наконец замечая, что Эдди замолк и просто смотрит на него с едва приоткрытым ртом, Ричи хмурится и хочет было что-то сказать, спросить его, в чём дело, только вот в следующее мгновение Эдди впивается в его губы так, словно не может без них дышать.       И они были на волне ещё с самой первой своей встречи, наконец восстановили её так, словно и не теряли вовсе, и поэтому Ричи моментально отвечает на поцелуй, забирая над ним контроль, и Эдди совсем не против, позволяет ему вести, потому что доверяет всего себя лишь Ричи, теперь даже больше, чем никогда прежде.       Меняя их местами, парень нависает над ним, прижимает к постели, и Эдди уже успел соскучиться по этому за неделю, не переставал думать о том, чтобы вновь оказаться вот так, вдавленный весом Ричи, его широкими плечами, в кровать. Тот почти сразу же углубляет поцелуй, проводя языком по тут же распахивающимся ему навстречу губам, и Эдди впускает его, не может сопротивляться чему-то, чего хочет до дрожи в коленках.       Подрагивающий стон срывается с его губ, стоит только Ричи опуститься ниже, к его шее, скользя тёплыми, обжигающими ладонями под его кофту и вынуждая кожу покрыться судорожными мурашками. Откидывая голову на подушки, Эдди открывает ему ещё больше шеи, вздрагивает и срывается на поражённый стон, когда Ричи задевает его соски и мгновение спустя задирает его кофту, обнажая всё больше кожи. — Что на тебя нашло, м? — шепчет тот в его плечо, едва прикусывая ключицы, прежде чем зализать следы зубов на искрящейся под его вниманием коже. — Не то чтобы я против, но...       Зарываясь пальцами в его волосы, Эдди вовлекает его в отчаянный поцелуй, надеясь выразить им всё то, что бурлит сейчас прямо в его солнечном сплетении, потому что вряд ли сможет подобрать слова, чтобы выразить, что чувствует сейчас.       Однако Ричи, видимо, понимает, что вряд ли услышит осознанный ответ, и лишь усмехается в поцелуй, прежде чем продолжить то, что он так внезапно начал.       Руки парня на его теле распаляют уже затухавшие было угли в его груди, и подпитывавшая их злость сменяется на желание оказаться как можно ближе, избавившись от барьера одежды, чтобы ощутить каждый сантиметр кожи Ричи своей, почувствовать его везде, сверху, внутри.       Да, ему это нужно, прямо сейчас, словно Эдди не выживет, если вновь не испытает то, что открыл для него Ричи в его спальне той ночью, что-то окрыляющее, захватывающее, и ему необходимо почувствовать это вновь.       Ричи, кажется, считывает его сбитые, перемешанные в кучу мысли, потому что стоит его рукам стянуть с Эдди кофту, как он тут же подхватывает его бёдра, закидывая их к себе на талию и плавно толкаясь между них своим уже затвердевающим членом, и Эдди цепляется за его плечи и срывается на отчаянный всхлип, пока под закрытыми веками сверкают звёзды.       Однако ему всё равно недостаточно, и он подаётся навстречу, потирается о член Ричи с каждым толчком и едва сдерживает облегчённый стон, когда пальцы парня наконец расстёгивают ширинку его джинсов и пробираются под неё, пробегаясь по кромке нижнего белья, пока сам он вовлекает Эдди в новый поцелуй, бабочками порхающий где-то в пояснице.       Под кожей так тесно, словно его сердце грозит вырваться наружу, растечься по простыням, и Эдди с трудом побуждает порыв отвернуться и спрятать горящие щёки в подушке, когда Ричи поддевает его джинсы и, приподнимая его бёдра, стягивает их с его ног.       В комнате так душно, однако обнажённая кожа Эдди покрывается мурашками под тёмным взглядом обегающих его сейчас глаз, и когда Ричи наконец отстраняется, раскрывая его бёдра, чтобы по-настоящему взглянуть на него, то не сдерживает поражённый низкий стон, триумфальным бархатом растекающийся по венам Эдди. — Боже, посмотри на себя, — бормочет Ричи, пробегаясь подушечками пальцев по нежной, бежевой ткани белья с бантиком, окаймлённой тонкой полоской кружева.       Смущение раскалённым огнём скользит по горящим щекам, и единственное, что удерживает Эдди оттого, чтобы отвернуться, зажаться и спрятаться, это то, как Ричи сейчас смотрит на него, этот жадный, дикий блеск в его потемневших глазах.       Едва проводя по всё ещё спрятанному в мягкую ткань члену Эдди, парень прослеживает каждую его реакцию, каждую эмоцию на расписанном удовольствием лице, то, как распахиваются покрасневшие, исцелованные губы Эдди вместе со стоном, и медлит лишь мгновение, прежде чем снять с себя футболку.       Эдди прослеживает каждое его движение помутнённым взглядом, цепляясь за простыни, и неосознанно прогибается в пояснице, словно его тело само по себе ластится к Ричи, стремится оказаться как можно ближе, чтобы почувствовать его обнажённую кожу своей.       Из его натянутого горла вырывается обрывистый стон, когда парень вновь опускает руки на его разведённые бёдра и припадает к ним губами, оставляя мокрые, жаркие поцелуи всё выше и выше по чувствительной, нежной коже, и как бы каждое из них не посылало вспышки сводящего кончики пальцев жара, Эдди нужно больше.       У него заканчивается терпение, потому что он не переставал думать об этом с тех самых пор, как в последний раз почувствовал Ричи там, где его ещё никто не касался прежде, уже подсел на это чувство заполненности и заботы, окутывающей его с каждым касанием и поцелуем, с каждым плавным, глубоким толчком.       Эдди не сопротивляется, и не думает зажиматься, когда уверенные пальцы поддевают его бельё и стягивают вниз, прежде чем оставить его совершенно обнажённым, и Ричи очевидно доволен тем, что он слушается его, не пытается вырваться из вжимающих его в матрас рук.       Мгновения, на которое парень отстраняется, чтобы достать что-то из прикроватной тумбочки, достаточно, чтобы сделать подрагивающий вдох и окончательно расслабиться, блаженно закрывая глаза, и Эдди вздрагивает от удивления, когда вновь чувствует губы Ричи на своих, но сразу же отвечает на поцелуй, поддаваясь и позволяя Ричи взять всё, что ему только нужно.       Щелчок смазки в исчезнувшей с его тела руке показывает, что именно парень искал в тумбочке, и Эдди послушно раскрывает ноги и позволяет уже смазанным пальцам скользнуть туда, где так сильно хочет почувствовать их сейчас.       Язык Ричи проникает в его рот в то же мгновение, когда он плавно, неспеша проникает в тело Эдди пальцем, и он стонет в поцелуй, не может сосредоточиться на том, чтобы ответить, так как всё, о чём он может думать, это о большем, пусть и знает, что ещё не готов.       Кажется, Ричи никуда не спешит, и поэтому он пробует сам насадиться на его палец, однако свободная рука парня придавливает его бёдра к кровати, не позволяя пошевельнуться, прежде чем наконец проникнуть в него вторым пальцем.       Мгновенная вспышка дискомфорта сменяется удовольствием, когда Ричи едва разводит пальцы, прежде чем согнуть их и надавить на комок нервов, и глаза Эдди закатываются сами по себе, пока вязкая слюна застревает в горле с неожиданным, пропитанным наслаждением стоном.       Ещё в ту ночь он понял, что подсел на то, как пальцы и затем член Ричи заполняли его изнутри, вынуждая пьянящую судорогу окутать его до кончиков пальцев. Кожа Эдди под пристальным взглядом, прослеживающим то, как поддаётся проникновению его тело, натянута до предела так, словно одно неверное движение, и она лопнет, и ему нужно больше, нужно почувствовать член Ричи внутри. — Пожалуйста, Рич, я больше не могу, — всхлипывает Эдди, пытаясь насадиться на его пальцы. — Пожалуйста, трахни меня, я готов.       И только он думает, что это сработает, подтолкнёт Ричи к большему, как тот грубо проникает в его мечущееся тело и надавливает на простату так, что спина Эдди прогибается с кровати и сам он едва не срывается на крик. — Ты будешь готов тогда, когда я это решу, — предупреждает он, и Эдди мякнет под ним, подчиняется строгому, не терпящему возражений тону, и любое недовольство испаряется без следа.       Он просто не может сопротивляться Ричи, не может сопротивляться желанию поддаться, покорно принять всё, что тот захочет ему дать, потому что слишком сильно этого хочет.       Внезапно пальцы исчезают из него, оставляя за собой неприятную пустоту, и Эдди разочарованно хнычет, открывая глаза и поднимая над нависшего над ним парня взгляд из-под ресниц, чтобы спросить, что произошло, как внезапно Ричи вовлекает его в новый поцелуй. — Я хочу, чтобы ты сел на мой член, — шепчет он в губы Эдди и с довольной улыбкой глотает его всхлип, когда тот прогибается под ним от одних лишь картинок, пронёсшихся в его помутнённой голове. — Сделаешь это для меня, Эдс?       Дёргано кивая, Эдди в спешке приподнимается на колени и забирается к опустившемуся на кровать Ричи на бёдра, подрагивающими пальцами пытаясь развязать резинку его спортивных штанов, не в силах оторвать взгляда от топорщащего их стояка. Руки парня накрывают его, помогая разобраться с узлом, и мгновение спустя Эдди буквально сдирает штаны вниз вместе с боксёрами.       С распахнутых в беззвучном стоне губ едва не стекает слюна, когда член Ричи высвобождается от одежды, с уже блестящей головкой от проступившей на ней смазки, и на одно дикое мгновение Эдди задумывается о том, какой она бы была на вкус.       Кажется, замечая его завороженный взгляд, Ричи накрывает его залитую краской щёку, поглаживая скулу, прежде чем мягко прошептать: — Хочешь попробовать его, малыш?       Эдди не имеет ни малейшего понятия, что делать и как, лишь слышал об этом от хваставшихся своими похождениями парней в раздевалке, но всё равно кивает, облизывая пересохшие губы и не сводя взгляда с члена парня, забывая про мгновение назад разрывавшее его желание поскорее почувствовать его внутри.       Поглаживая нижнюю губу Эдди, Ричи надавливает на его плечо, побуждает опуститься ниже, и он наконец опускается на кровать, замирая в считанных сантиметрах от его члена, вдруг опасаясь сделать что-то не так, потому что правда не знает, с чего начать, но то, как Ричи смотрит на него сейчас, прослеживает каждое движение, подталкивает к действиям.       Делая глубокий вдох, он обхватывает основание члена Ричи, не сдерживая тихого стона оттого, какой он крепкий и горячий под подушечками его пальцев, и собирает каплю смазки кончиком языка, словно прощупывая почву. Она вяжет во рту, но далеко не такая неприятная на вкус, как Эдди предполагал, и поэтому во второй раз он увереннее проводит языком по раскалённой плоти, прежде чем обхватить головку губами.       Это вырывает из Ричи утробный стон, придающий смелости, пока он продолжает поглаживать щёку Эдди, и тот, на мгновение отстраняясь и не сводя завороженного взгляда с уже поблёскивающего его слюной члена, берёт глубже.       У него получается заглотить чуть больше половины, когда он начинает давиться, однако стон, который Ричи издаёт вместе с тем, как Эдди вбирает щёки, проводя языком по уздечке, вынуждает забыть про собственный дискомфорт и скопившиеся в уголках глаз слёзы. — Вот так, малыш, — шепчет парень, проводя по его обхватившим член, припухшим губам, и его голос вместе с тем, как Ричи сейчас смотрит на него, посылает разряд по телу Эдди. — Ещё немного, и я трахну тебя им.       Вместе с этими словами уже растянутые мышцы невольно сжимаются, прося заполнить их хоть чем-то, и он так чертовски сильно хочет почувствовать член Ричи внутри, что наконец заставляет себя отстраниться, позволяя ниточке слюны соединить свои губы с влажной головкой, и взгляд Ричи мутнеет, прежде чем он утягивает его на себя, вовлекая в необузданный поцелуй, проникая в рот Эдди языком так, словно хочет найти там свой вкус.       Очевидно обнаруживая то, что искал, Ричи прикусывает и оттягивает его нижнюю губу, и сквозь плотную пелену, накрывшую его с головой, Эдди чувствует, как одна из рук опускается на его ягодицы и разводит их, пробегаясь пальцами по уже смазанному, готовому принять его член кольцу мышц.       Ричи вновь толкается в его таящее, напоминающее желе тело двумя пальцами, осыпая поцелуями шею Эдди и его плечи, словно проверяет, готов ли он, и Эдди уже хочет было вновь начать умолять его, попросить перестать, чёрт возьми, дразнить, потому что наверняка Ричи хочет этого не меньше, чем он, судя по тому, как пульсирует его член, но не может подобрать ни слова.       Стоит ему почувствовать головку члена Ричи, скользящую между его ягодиц, как с искусанных губ Эдди слетает отчаянный всхлип, потому что то, что он так сильно хочет, так близко, но хватка Ричи на его бёдрах не позволяет сделать ничего, не даёт и пошевельнуться.       Опускаясь обратно на кровать, парень одной рукой продолжает удерживать его бёдра, а второй направляет в Эдди свой член, встречаясь с ним взглядом. Тот едва удерживает глаза открытыми, чувствуя, как Ричи медленно проникает в него, и всё равно пытается насадиться быстрее, наплевав на возможную боль, только вот мгновение спустя парень ослабляет хватку на его бедре, и Эдди встречается с ним помутнённым взглядом, замечая сверкающую там забаву, вызов, и в один плавный толчок принимает весь его член.       Откидывая голову и срываясь на долгий, сладкий стон, он впивается ногтями в грудь Ричи, где опирается на него ладонями, и его бёдра уже начинают подрагивать оттого, как изумительно ощущается в нём член Ричи.       Тот даёт ему пару мгновений на то, чтобы привыкнуть к проникновению, и затем обхватывает его ягодицы и побуждает чуть приподняться, чтобы внутри осталась лишь головка, прежде чем вновь насадить его на свой член, и у Эдди закатываются глаза. — Ричи, — всхлипывает он, чувствуя, как покидает его рассудок с каждым движением, каждым толчком, и то, как Ричи смотрит на него, словно не может оторвать полного тёмного, всепоглощающего обожания взгляда, словно в этом мире нет никого, кроме Эдди, сводит с ума.       От всецелого, неразделённого внимания Ричи у него кружится голова, и он опирается на грудь парня и начинает задавать ритм глубоким толчкам, пытаясь направить бёдра так, чтобы головка члена Ричи задела то самое место внутри него, от которого перед глазами рассыпаются искры, и когда наконец находит его, то срывается на пропитанный пьянящим удовольствием крик.       Парень позволяет ему задать свой темп, и Эдди раз за разом приподнимается на подрагивающих, ноющих всё сильней с каждым мгновением ногах, прежде чем опуститься на его член, и с каждым толчком по коже пробегается судорожная дрожь, растекаясь под ней словно лава.       Вскоре мышцы в бёдрах уже невозможно игнорировать, однако Эдди продолжает до упора насаживаться на член Ричи, гонится за пропитывающим каждую клеточку его тела наслаждением, пока не сбивается с ритма, всхлипывая так, словно не может насытиться тем, как парень заполняет его до краёв. — Рич, я не могу, — хнычет он, прося о чём-то, о чём угодно, лишь бы не упускать это восхитительное чувство, не потерять скапливающийся с каждым толчком в пояснице жар. — Пожалуйста, я не могу...       В мгновение ока Ричи принимает сидячее положение, обнимает подрагивающее, едва удерживающееся на весу тело Эдди, пока руки того обвивают его шею. — Ты в порядке, малыш, всё хорошо, — шепчет он ему на ухо, и Эдди не сдерживает облегчённого стона, позволяя Ричи вновь забрать весь контроль. — Я здесь, не волнуйся. Я позабочусь о тебе.       Глаза обжигают скапливающиеся в уголках от переизбытка эмоций слёзы, и Эдди зажмуривается, крепче цепляясь за плечи парня и чувствуя пробежавшую по позвонкам огненную вспышку, когда Ричи впивается в его ягодицы и помогает вновь задать сбившийся было ритм.       Зарываясь сведёнными судорогой пальцами в кудри Ричи, он откидывает голову, обнажает перед ним свою покрытую испариной шею, и его кожа, всё его тело горит, плавясь в крепко держащих его сейчас руках парня. Эдди уже так близко, и с каждым толчком его зажатый между их телами член пульсирует ещё сильней, прося разрядки. — Отпусти себя, Эдди. Хочешь кончить для меня?       Лихорадочно кивая, ведомый не сколько собственной разрядкой, танцующей на кончиках пальцев, сколько желанием послушаться, сделать Ричи приятно, он вновь пытается податься ему навстречу несмотря на то, как сильно ноют его ноги, и Ричи оставляет последний поцелуй прямо за ухом Эдди, прежде чем прошептать: — Кончай.       Тугой узел удовольствия едва не до треска натягивает кожу, и перед глазами темнеет, когда Эдди, цепляясь за волосы парня и прогибаясь в спине, достигает оргазма, сквозь шум крови в ушах слыша голос Ричи: — Вот так, ангел, такой послушный, — бормочет тот в его раскалённую, горящую изнутри кожу шеи.       Каждое нервное окончание в его обмякшем теле пылает, и он не чувствует ничего, кроме сводящей кончики пальцев лихорадочной дрожи оргазма, тягучего словно патока, едва не теряет себя в нём, и лишь руки и губы Ричи удерживают его на земле.       Тот продолжает толчки в его до самой грани чувствительное тело, и когда Эдди наконец приходит в себя, то чувствует, как парень вытирает стекающую с его распахнутых в протяжном стоне имени Ричи губ слюну и затем проникает пальцем в его вялый, расслабленный рот.       Эдди наверняка выглядит таким использованным, чувствует себя таким опустошённым и переполненным одновременно, но ему плевать — он хочет, чтобы Ричи использовал его и испортил для всех остальных, как и обещал.       Это почти что слишком, быть заполненным с двух концов, с уже двумя пальцами, по которым стекает вязкая слюна, в его рту и членом Ричи, продолжающим вбиваться в его тесное, истраченное тело, и Эдди не может сосредоточиться ни на чём помимо быстрых, скользких толчков, танцующих на грани между удовольствием и болью от повышенной чувствительности после оргазма. — Боже, в тебе так приятно, — стонет Ричи, и его напряжённый, низкий голос прорывается сквозь поволоку дурманящего оргазма. — Ты так сжимаешь мой член, Эдс, блять.       С его обёрнутых вокруг пальцев парня губ слетают болезненные всхлипы с каждым грубым толчком, но Эдди и не думает сопротивляться, лучше умрёт, чем попросит Ричи остановиться сейчас, хочет почувствовать растекающуюся в нём сперму парня, и от этой мысли по едва вернувшемуся под его контроль телу пробегает дрожь. — Пожалуйста, кончи в меня, Рич, — хнычет подрагивающим голосом он, и мурашки покрывают каждый сантиметр его кожи, когда Ричи рычит ему на ухо. — Хочешь, чтобы я кончил в тебя? Думаешь, ты заслуживаешь этого?       Его член всё ещё зажат между их телами, испачканными спермой Эдди, и это должно быть мерзко, но он даже не задумывается об этом дважды, ближе прижимаясь к Ричи и дёргано кивает всё ещё парящей где-то за пределами этой реальности головой. — Ричи, пожалуйста, — пытается умолять его Эдди, но слова едва различимы сквозь его отчаянные всхлипы. — Я был таким послушным, пожалуйста, нужно, чтобы ты заполнил меня.       Грубо насаживая его на свой член и, кажется, до мяса впиваясь в нежную кожу его ягодиц, другой рукой Ричи обхватывает его шею, вынуждает послушно откинуть голову. — Боже, что ты со мной делаешь, — хрипит он, впиваясь зубами в плечо Эдди, и тот срывается на крик, пытаясь подмахивать бёдрами, но на деле лишь плавится, растекаясь по окружившему его со всех сторон телу Ричи. — Я бы пометил тебя, если бы мог, чтобы ты больше никогда не смог оставить меня.       Его резкий шёпот пробирает мурашками, и с каждым толчком парень сбивается с ритма, что означает, что он уже близко, и Эдди пытается сжаться вокруг его члена, подталкивая к оргазму, потому что его собственный член уже начинает наливаться кровью вновь и где-то на подсознании проскальзывает лихорадочная мысль о том, что, возможно, Ричи заставит его кончить дважды. — Никогда, я никогда не оставлю тебя, — отчаянно шепчет Эдди, не в силах найти свой голос, чувствуя, как вновь начинает скапливаться под кожей наслаждение.       Пальцами руки, до этого обхватывавшей его талию, Ричи скользит ниже по его покрытой испариной спине и поглаживает растянутые вокруг его пульсирующего члена чувствительные, содрагающиеся с каждым толчком мышцы, и Эдди не сдерживает судорожного всхлипа, отдалённо напоминающего имя Ричи, и кончает вновь.       Его второй по счёту оргазм, выбивающий весь кислород из свихнувшихся лёгких, намного более яркий, чем первый, провоцирует оргазм Ричи, и тот загоняет в него свой член так глубоко, как только может, прежде чем излиться в использованное тело Эдди. — Ты мой, Эдди, мой, — рычит он ему на ухо, даже не уверенный в том, что Эдди слышит его сейчас, что осознаёт что-то помимо растекающегося под кожей удовольствия, однако тот кивает и крепче обнимает Ричи за шею, позволяя тихим, подрагивающим стонам слететь с губ от ощущения растекающейся внутри раскалённой спермы. — Я твой, Рич. Обещаю, я только твой.       Эдди настолько теряет связь с реальностью, переполненный всем тем, что не давало ему покоя с тех самых пор, как он в последний раз испытал что-то столь головокружительное, что даже не замечает, что Ричи опустил их обоих на кровать, ни на мгновение не выпуская Эдди из своих рук.       Всё его тело словно набито пушистой ватой, и он чувствует себя таким удовлетворённым и счастливым, носом утыкаясь в плечо Ричи и едва сдерживая слёзы, так как потерял любой контроль над копившимися в груди эмоциями, когда парень своими губами и резким шёпотом прямо на ушко развязал связывавший их тугой узел вокруг его души.       Ничего сейчас не имеет значения, кроме теплоты тела лежащего рядом Ричи, нежно поглаживающим его спину, и Эдди понимает, что нигде не хочет быть так, как здесь, рядом с ним. — Эй, Эдс, ты со мной? — шепчет Ричи, заправляя прядь волос ему за ухо, и его голос, такой мягкий и нежный, пробивает последнюю стену в груди Эдди, выпуская наружу свой самый сокровенный секрет, все эти годы гревшийся рядом с едва бившимся без Ричи сердцем. — Я люблю тебя, — бормочет он, подбираясь ещё ближе к парню и блаженно закрывая медленно наливающиеся свинцом веки, даже не замечая, как тот напрягается под ним.       И не успевает Эдди осмыслить свои же слова, задуматься о них дважды и попытаться забрать назад, как Ричи начинает осыпать поцелуями его щёки, нос и веки, шепча: — Я тоже тебя люблю, Эдс, очень, очень сильно.       В груди расцветает эта восхитительная, манящая теплота, которую Эдди не чувствовал с тех самых пор, как забыл, что такое искреннее счастье, тем летом, когда повзрослел раньше времени, и он улыбается и позволяет Ричи сплести их губы в нежном, ленивом поцелуе, прежде чем опустить голову на его грудь и закрыть глаза.