Город больше не молчит

      Странно, но сейчас он чувствовал себя Огневым больше, чем когда-либо. Отца не стало, и Норт смирился с утратой куда быстрее сестёр. Он понял это по долгому взгляду Василисы, прикованному к пустому креслу, по скомканному прощанию Дейлы… возможно, именно этого и хотел бы отец. Ты говорил, мужчины не плачут, не жди, что я отступлюсь от этого завета даже ради тебя, думал Огнев, разглядывая неприметное надгробие.       А ещё Норт впервые распробовал ненависть. Оказывается, всё то, что он раньше принимал за неё: лишь иссушенный ручеёк на фоне бурлящей воды. Инга исчезла следующим днём, как не стало отца. Инга звала его увести всю семью из города. Инга напросилась на прощальный ужин… Инга.       Придёт время, он найдет её и сделает то, что сделал бы отец.       В ЗолМехе уже который день придушенная тишина. Все будто спрашивали друг у друга, а что дальше? И, не найдя ответа, расходились, стыдливо отводили взгляд, будто кто-то мог прочитать в нём: ничего. Змиулан напирал лавиной: всё напористее, всё неотвратимее. Астрагор требовал передать акции компании, опираясь на едва ли существенные основания. При отце такие разговоры бы не велись. Даже в шутку. — Он вспомнил дело четырёхлетней давности… когда Фэша назначили временным управляющим.       Василиса оторвала взгляд от экрана и скривилась. Наконец, на её лице показались эмоции, а не эта восковая маска. — А что ему ещё написать? Я хочу вашу компанию и заберу её просто поэтому? Конечно, ему нужны хоть какие-то доводы! Даже такие… — Отец бы его раскатал только за упоминание такого, — Василиса поморщилась. — А мы лишь можем, что просить отозвать «провокационное заявление». И всё из-за этих трусов… представляешь, мое предложение по приостановке всех связей со Змиуланом заблокировали. Да как… они обязаны отцу всем. А теперь им удобнее забыть об этом и бормотать в ответ… у-у-у, всех бы вышвырнула.       Василиса резко встала, бешено сверкнув глазами. Говорить, что вообще-то Норт присутствовал на прошлом совете учредителей, и они вместе продавливали ответные меры против Змиулана, было бесполезно. Сестре хотелось выпустить пар. — Только представляю, как они уже хоронят нас и готовятся лизать ботинки Астрагора. Уверена, многие бы предпочли его старческую морду. Они не верят в нас, Норт, — Василиса остановилась, наклонив голову, — а раз в тебе сомневаются даже подчинённые, то… — Всё пойдёт прахом, если засомневаешься ты сам. Отец как-то говорил, что в руководителе может сомневаться каждый, даже последний лодырь, но если он засомневается в себе, то это конец. И ему, и этому лодырю… всем, кто идёт следом. — Думаешь, он никогда не сомневался?       Норт вспомнил, как отец стоял вон там, где сейчас стоит Василиса, как он молча смотрел в окно, погружённый в себя, а потом усмехался и принимал решение. Единственное верное. — Он не имел права сомневаться. У него была семья.       Василиса усмехнулась, и Норту показалось, что это отец смотрит через синие радужки сестры. Уж слишком серьёзным был взгляд. — Если бы не ты, я бы пропала. Честно. — Брось, я делаю слишком мало. — Нет. Это я совсем расклеилась…       А ведь Василиса не знает об Инге. Или знает, но предпочитает молчать. Нет, не сейчас… будет думать об этом чуть дольше, как горло схватит вина… а там одна дорога. Позже, об Инге позже.       Он не заметил, как сестра оказалась рядом и руки сами потянулись к ней. А ведь вся их жизнь была бессмысленной гонкой, где то он, то она вырывались на полшага, чтобы на следующем круге глотнуть пыли. Теперь же финиш исчез, растворился в свалившейся реальности. Вот она, их награда. — Сегодня я поговорю с Резниковой. — Я поеду с тобой. — Нет, — Норт помотал головой, — я же не залезаю под кровать во время ваших встреч с Драгоцием… — Какой же ты бываешь гадский, — Василиса нахмурилась. — Будь с ней осторожен… она мне не нравится. — Интересно почему?       Сестра дёрнула ртом и отвернулась. Норт усмехнулся, но вместо былого предвкушения в животе свернулось острое жало. Скорее бы всё кончилось…       Маришка согласилась увидеться с ним в «Огнеящере». В последнее время Норта воротило от этого места, этих лиц и нескончаемого, заползающего в уши шума. Казалось, каждая ступень напоминала, каким ничтожным он был. Помнишь, помнишь, как тут издевались над твоей сестрой, а ты сидел, разинув рот, и кивал? Помнишь? Ну и живи с этим. Интересно, Резникова решила так в очередной раз утереть им пол? И придёт ли она? Или снова… — Заждался?       Норт оторвался от мелькающих в вихре света теней. Всё-таки пришла. Одна. Внутри поднялась обжигающая волна и прибоем захлестнула все разумные чувства. Маришка Резникова восхищала его. И даже предай она тысячу раз, он всё простит. Простит — поймай один благосклонный взгляд из-под длинных ресниц. — Ты сегодня без поводыря? — Прости за тот раз… я не знала, — она отвернулась, словно и вправду сожалела, — прими соболезнования.       Норт кивнул, не зная, как быть. Маришка села напротив так близко, что их руки едва не соприкоснулись. Она как всегда обжигала красотой. Но что-то изменилось… Норту казалось, что вся её красота — лишь приклеенный фасад к потрескавшейся стене. И вот-вот облетит ветхой штукатуркой.       За столом повисла выжидающая тишина. Маришка смотрела на Огнева, а тот — на неё. О чём каждый думал, оставалось загадкой. — Он обижает тебя? — вопрос сам вырвался, хотя Норт пытался затолкать его поглубже. — Не делай из меня жертву, прошу. — Маришка… — Нет. Не обижает, и не смей так смотреть на меня. Слышишь? Не смей. Я совсем не нуждаюсь в твоей жалости, — всё больше распылялась Резникова, — и даже больше… меня вполне всё устраивает. — Ладно… хорошо.       Она посмотрела так, словно Норт подвел её к петле. Словно ждала от него больше. Она всегда ждала от него больше, чем получала. — Чего ты хотел? Говори, мое время не безгранично. — Отомстить за отца.       Маришка замерла, но тут же собралась. — Что же, удачи. — И мне нужна твоя помощь, — надо сказать ещё что-то, что-то важное. — Очень… — Ты опоздал. Были времена, когда я и вправду могла встать на вашу сторону, но они миновали. Рок Драгоций пообещал оставить меня в покое, а он всегда держит слово. Так с чего бы мне помогать?       Норту показалось, что его вытолкнули на мороз, не дав одеться. Всё будто повторялось… будто Резникова вновь уходила от него. Только теперь — безвозвратно. — С того, что сейчас ты не свободна. И никогда не будешь, пока он рядом. Он будет давить, перекраивать под себя и так, пока от тебя не останется лишь блестящая оболочка, — Норт не понял, когда начал говорить о себе. — Пока был жив отец, я словно бы не существовал… но теперь всё поменялось.       — Ты не твой отец, — голос Маришки бил больнее хлыста. — И я не верю, что ты можешь помочь мне. Ты даже себе помочь не в состоянии.       Взгляд Норта зацепился за шарф на шее Резниковой. Почти невесомый голубой газ, прикрывающий кожу. Раньше она никогда их не носила. — У нас есть план… у Василисы и Фэша. — Прекрасно, — её губы изогнулись в оскале, — последний раз, когда я связывалась с этими двумя, закончился не очень хорошо. Меня трясёт от них.       Шарф всё мелькал перед глазами, словно маня к себе.       Кажется, разговор зашёл в тупик. Сейчас она встанет и уйдёт.       Маришка будто прочла его мысли и затеребила ремешок сумки. Норт шагнул в пустоту. — Покажи шею. — Что? — Сними шарф.       Голубые глаза подёрнулись дымкой. У Норта свело челюсть, и будь рядом Драгоций, он бы вновь дал ему в рожу. А потом ещё и ещё… Шарф казался удавкой. — Я не буду, — выдохнула Маришка, — а теперь мне пора. — Нет, — Огнев перехватил её руку. — Ты не вернёшься… не в этот раз.       Показалось, или её взгляд смягчился? — Я, правда, сочувствую твоей потере. И мне хотелось бы что-то сделать… но, — Маришка замолчала, вскинув голову, посмотрела на Норта, задержавшись на плотно сомкнутых губах. Чего она ждала?       Огневу показалось, что сами стены сомкнулись вокруг них, и каждый взгляд, каждый вдох в округе резал сталью. Под нежно-голубой тканью просвечивали уродливые сливовые отметины. Они напоминали личинки на белом шелке… Норта затрясло. — Тебе было больно… больно с ним. — Не так, чтобы лить слёзы в душе. — Мари, — имя обожгло губы, — останься. Я… я придумаю, как быть. Обещаю.       Тень пробежала по её лицу, чтобы тут же раствориться в насмешливой улыбке. Такая красивая… если бы Норт мог касаться её кожи, то разгладил бы каждую морщинку, каждую трещинку. — Я любил тебя. Всю жизнь. С кем бы ты ни была, где бы… но я никогда не делал ничего, чтобы доказать это. Чего ты хочешь? Мари… всё, что угодно. Прошу.       Маришка всё рассматривала Огнева. Но в этом взгляде не отразилось и десятой доли его чувств, казалось, он застыл и только в глубине радужки вертелись шестерёнки. Каждая из которых вела расчёт, жестокий и практичный расчёт. Вот только Норт Огнев не видел ничего, кроме голубого шарфика на нежных плечах. — Всё, что угодно? — Всё. — Кто займёт место твоего отца?       Норт моргнул, выцеживая из вопроса смысл. — Не… это так важно?       Маришка прикрыла глаза, став в этот миг очень похожей на другую женщину. Почти забытую и истлевшую. — Если ты, правда, любишь меня, то пообещай. Пообещай, что станешь для меня лучшим. И тогда я помогу вам, Норт. Тебе, твоей сестрёнке и Драгоцию.       Он будто бы стоял на берегу океана, пока наступающая волна захлестнула его. Все мысли вышибло из головы, и только тупая радость жгла ребра. Мари. Маришка Резникова только что стала его. Пускай на словах, пускай никто об этом не знает, но она согласилась. — Обещаю. Мари, я сделаю всё. Для тебя — всё.       Тоска в её взгляде озарилась лучистым светом нежности. Наверное, в этот миг Маришка даже жалела его, жалела и уже ненавидела, хотя их жизни ещё не сплелись. Норт Огнев сжал её запястья, припав к ним губами, на большее не решился. А Маришка вспомнила другие касания, жёсткие, властные и выбивающие мурашки. Жаль, Норт не подозревал, что опять всё делает не так. — Чего ты хочешь? — Пока не время говорить о таком… позже. Когда с Драгоциями будет покончено, — Резникова мягко освободила руки, — но если вы подведёте меня, если ничего не выйдет, то я найду способ расквитаться. Будь уверен. — Всё получится. Обещаю. — Хватит. Ты уже наобещал мне на год вперёд. Теперь расскажи, каков ваш чудесный план.       Норт коснулся её руки, и вновь счастье безмерным потоком вытеснило все прочие ощущения. Маришка была рядом.       А всё, что ждёт впереди, будет только лучше. Осталось только дожить.