Slow dancing in the dark

POV Астрид Я ступаю через порог, закрывая за собой дверь. Пол под ногой слегка скрипит, внутри тепло и пахнет прямо как в детстве. В доме тихо, и я сразу смотрю на часы, смекая, что Чейз ещё в школе. «А мама либо в мастерской, либо в кровати!» — отгоняю от себя дурные мысли, и иду дальше по коридору, чтобы свернуть направо и сквозь стеклянные вставки в двери увидеть её спину. Мама стоит, склонившись над столом, и тщательно перебирает разноцветные ткани. Каждый раз, когда я вижу её на этом месте за работой, на душе становится хорошо и спокойно. Знаю, ей не просто даётся ведение быта, а работа тем более, но она всё равно не перестаёт этим заниматься. В горле вдруг образовывается ком, и я улыбаюсь от того, какой сентиментальной дурочкой становлюсь, когда дело касается её. — Мам, — мурлычу, остановившись в дверях, и она вздрагивает, прежде чем обернуться. Голубые глаза сияют, и я расплываюсь в радостной улыбке, быстрее делая шаг навстречу, чтобы обнять. — Астрид! Боже мой! — я слышу по голосу — она улыбается, и улыбаюсь тоже, утыкаясь в её плечо. — Я же сказала, что приеду! — счастье заполняет меня и начинает буквально давить изнутри. Мне так хорошо в этот миг, что смеяться хочется. Такое бывает крайне редко. — Новый костюм? — указываю кивком на стол и выкройки, и мама довольно кивает. — Скоро соревнования штата, пришло сразу несколько заказов, — рассказывает, и я осматриваюсь, понимая, что ничего тут не изменилось. Манекены на своих местах, рулоны ткани всё также покоятся на широком подоконнике, куча блёсток и бисера, рассыпаны по столу. Мама шьёт костюмы для выступлений. В основном для фигурного катания и художественной гимнастики. Она начала этим заниматься ещё, когда мне было не больше шести. Меня в то время отдали на фигурное катание, а костюмы для выступлений стоили слишком дорого для нас тогда, поэтому мама стала шить их для меня сама. В итоге, занимается этим до сих пор. Были времена, когда она за счет своих заказов легко содержала всю нашу семью. В последние годы же её заработок упал. «Но качество изделий, очевидно, только растёт» — я засматриваюсь на один из костюмов, висящих на вешалке. По диагонали идут розовые цветы, расшитые стразами. Он совсем крохотный, видимо сшит для маленькой гимнастки. Улыбаюсь и смотрю обратно на счастливое мамино лицо. — Очень красивый вон тот, — снова смотрю на него, и мама одобрительно кивает. — Да, его завтра заберут. Это будут первые соревнования для девочки. Я очень постаралась над ним. Надеюсь, у неё всё получится. Славная девочка, — мама рассказывает с этой своей обычной нежностью. Очень она любит и свою работу, и маленьких клиентов. — Мой первый костюм был отстойным… — Не говори так! Твоя мать тогда ничего в этом не понимала и… вышло, что вышло… Мы обе смеёмся, и мама снова приобнимает меня, поглаживая ладонью по моей спине. Я уже давно не ощущала себя, такой маленькой, а сейчас словно забралась обратно под мамино крыло. Иногда жизнь поворачивается так, что у тебя нет выбора, приходится рано взрослеть и сталкиваться со всем дерьмом этого мира, поэтому такие мгновения вместе — большая редкость и счастье для меня. — Как вообще твои дела? Вы ведь переехали недавно, так? — мама раскрадывает на столе ткань телесного цвета, пока спрашивает, а я удобнее усаживаюсь в кресле у окна, пытаюсь при этом не разлить горячий чай на себя или на горчичную ткань, которой отделано кресло. — Да, уже больше месяца прошло, — улыбаюсь — Район намного лучше и безопаснее предыдущего. И к центру ближе. — Ты там же работаешь? — мама делает разметку и отрезает необходимое количество, чтобы убрать остальную ткань. — Да, — прочищаю горло и скорее делаю глоток чая, ощущаю, как начинаю нервничать. Мама, конечно же, не знает о моих связях с мужчинами. Она думает, что я просто работаю на двух работах и неплохо зарабатываю, занимая должность секретаря-ассистента в небольшой адвокатской конторе. — Всё ещё подрабатываешь в баре? — слышу упрёк в её голосе, но только киваю. «Подрабатываю. Ага…» — сглатываю, ощущая себя снова школьницей, которой нужно отчитываться перед мамой за оценки и придумывать байки про плохих учителей. Я не хочу её расстраивать, не хочу говорить правду, не хочу рассказывать, как получаю деньги, на которые оплачиваю налоги, страховку и счета за дом. Это всё не важно, если они, наконец, не ощущают нужды и живут в достатке, если она теперь может размеренно заниматься любимым делом. Мама забеременела мной, когда ей было всего девятнадцать. Мой папаша бросил её ещё до моего рождения, а бабушка не приняла её выбор и не поддержала раннюю беременность, поэтому маме пришлось оставить колледж и заниматься только мной, а ещё работать ночами. Я даже представить не могу, как тяжело ей было тогда. И я не могу вообразить, что уже в моей возврате у неё был ребёнок. После моего появления на свет маму одолела послеродовая депрессия, которая позже переросла в тревожное расстройство. Тогда у неё не было возможностей заниматься собой и своим состоянием, потому что всё, на что у неё хватало времени — это я и работа, чтобы выжить. Тревога, то периодически сменяющаяся на апатию, то отпускающая на время, мучает её до сих пор. А ещё нестабильное психическое состояние забирает кучу сил и не даёт маме работать в нормальном ритме. В лучшие годы она делала костюм за две недели, а то и меньше. Сейчас же иногда сидит над одним по несколько месяцев. А такой темп работы, конечно, не подходит большинству заказчиков. Знаю, это расстраивает её и давит только сильнее, поэтому я не позволяю себе торопить её или вмешиваться в процесс. И уже давно научилась определять, когда всё начинается, и она из своего обычно состояния переходит в очередной депрессивный эпизод. Это всё непросто, но уже довольно привычно. Единственное, что пугает меня сейчас — то, что всё чаще и чаще я замечаю мамины черты в себе. — Не хочешь вернуться на учебу? — спрашивает, и я из своих мыслей возвращаюсь обратно в её мастерскую. Каждый раз мама так или иначе, но подводит к этому вопросу, а я напрягаюсь, в очередной раз готовясь врать. — Я не хочу! Это не моё, мам. Мы ведь уже обсуждали… — Знаю, что обсуждали. Ты уже думала о будущем? Или хочешь всю жизнь пробыть секретаршей? — спрашивает, выгибая бровь, я только крепче сжимаю горячую чашку. Знала бы она, что я даже не секретарь, на самом деле, а просто девчонка, разливающая алкоголь по ночам. С тех пор, как я отчислилась, шансы найти хорошую работу снизились практически до нуля, поэтому до недавних пор я старалась не упускать возможности и знакомилась с самыми разными мужчинами, чтобы найти очередного покровителя. — Я не настроена говорить об этом сейчас. Всё ведь хорошо сейчас… — Сейчас! — Мам! — цокаю, и она слегка улыбается, удобнее усаживаясь за свой рабочий стол. — Ну что, признавайся, встречаешься с кем-нибудь? — от таких тем мама будто расцветает, и теперь довольная ждёт моего ответа. — Не сказала бы… А ты? — перевожу тему, но она лишь качает головой. — Хватит с меня, — отмахивается, и я киваю, прекрасно её понимая. После таких отношений, какие были у мамы, думаю, у меня бы вообще навсегда отбило желание строить отношения, по крайней мере с мужчинами точно. — Как Чейз? — Взрослеет не по дням! Много стал пропадать у своих друзей, иногда они приходят сюда и запираются наверху, играют там во что-то. Ничего нового, — пожимает плечами и улыбается, обратив взгляд ко мне — Он будет рад, что ты приехала. Чейз очень по тебе скучает, хоть никогда в этом и не сознается. Мы обе улыбаемся, и я гляжу в широкое окно, на наш задний двор, понимая, что тоже очень соскучилась по семье, по этому месту и размеренной жизни пригорода. POV Иккинг Как только я заявился в свой кабинет, Джош — мужчина средних лет, с которым мы теперь делим офисное пространство, тут же оповестил меня о том, что отец вызывал меня к себе. «Видимо хочет снова отчитать меня за регулярные опоздания.» И вот я шагаю по длиннющему коридору, поглядывая на суетящихся работников через стеклянные стены. У отца девелоперская компания, которую он когда-то создал буквально с нуля, чем, конечно, жутко гордится и дорожит. Помню, как в детстве мы переезжали с одной съемной квартиры на другую, а затем отец получил повышение, стал крутиться в других кругах и в итоге попробовал сделать что-то своё. У него всё вышло, и уже через некоторое время родители купили первый наш дом. Хоть наши взгляды не всегда сходятся, да и я не часто говорю ему об этом, но я уверен, он знает, что является для меня примеров с самых раних лет. В приемной перед кабинетом отца никого, здесь только его бессменная секретарша Лорен, которая работает здесь уже лет десять, наверное. Я приветственно улыбаюсь ей, и женщина выдаёт своё обычное «доброе утро, мистер Хэддок», убирая папки с документами в шкаф, а затем, словно опомнившись, вдруг выпрямляется и зовёт меня по имени, останавливая. Но в этот момент я уже отворяю дверь отцовского кабинета, игнорируя предупреждения. Что оказывается абсолютно бездумным и идиотский решением в итоге. Отец, как и обычно, сидит на своём месте и как-то натянуто улыбается другому мужчине. Тот сидит ко мне вполоборота, но я сразу же узнаю его. Мистер Иствуд — отец Холли, немедленно поворачивает лицо ко мне, одаривая своим обычным уничижительным взглядом. Он каждый раз смотрит на меня именно так, как бы намекая, что я не очень-то гожусь на роль бойфренда для его дочери. — Иккинг! Вот и ты! — отец прочищает горло и восклицает так, словно они всё это время только сидели и ждали, когда же я явлюсь. — Добрый день, — подхожу ближе, чтобы пожать руку мистеру Иствуду, а сам то и дело смотрю на отца, стараясь понять, что же сейчас будет. Но к моему удивлению, после рукопожатия мужчина сразу же встаёт со своего места, поправляя рукава рубашки. Они глядят друг на друга ещё раз, когда отец Холли произносит что-то вроде «мы друг друга услышали», и отец утвердительно кивает. А я так и стою, как дурак, понятия не имея, что всё это значит. — Что происходит? — спрашиваю, когда мы остаёмся вдвоём. Отец указывает на один из стульев, предлагая мне присесть, а сам нервно постукивает ручкой по столу. — Вы что, расстались с Холли? — в его голосе чувствуется претензия. Я же только удобнее располагаюсь, уже зная, какая тирада о её семье меня ждёт. — Ага, — киваю, вспоминая, что рассказывал об этом только маме и Эбби. — Она очень расстроена, ты знаешь об этом? — Понятия не имею, — признаюсь, рассматривая новое цветастое полотно на противоположной стене. «Наверное, мама купила картину на той выставке и заставила повесть тут» — усмехаюсь, представляя, каким бессильным становится отец, когда дело касается маминых прихотей. — Думаешь, это смешно? Холли плохо себя чувствует из-за тебя! — Из-за меня?! — поднимаю брови, переспрашивая. — Это ведь ты её бросил! — отец тяжело выдыхает и трёт переносицу, прежде чем посмотреть на меня вновь — Мне, честно, плевать, что там у вас происходит, но мы с её отцом знакомы слишком давно и нередко друг другу помогали и выручали, и я не хочу лишиться такого человека в своём окружении. Знаю, тебя не волнует компания, но прошу, сделай одно маленькое усилие и хотя бы извинись по-человечески. Отправь цветы или ещё что… — Мы не будем сходится! Мы очень разные! Пусть её папаша лучше подыщет ей сразу другого парня! — выплёвываю, не желая даже думать обо всем этом. «Я не чувствую к ней абсолютно ничего и притворяться не намерен!» — Иккинг! — этот его начальственный безапелляционный тон выводит меня из себя окончательно, и я скорее поднимаюсь, чтобы не наговорить ему гадостей, которые вертятся на языке. — Ты часть этой семьи, поэтому не веди себя так! Мы делаем всё друг для друга и для компании, помнишь?! — отец кричит мне, хлопая по дубовому столу, когда я уже открываю дверь. — Помню! — рявкаю и хлопаю этой чертовой дверью. Лорен обеспокоенно глядит на меня с секунду, а затем снова возвращается к документам, делая вид, что ничего не произошло. Поэтому я молча прохожу мимо неё и иду обратно к себе. «Как он вообще может просить меня о таком?» Этот придурок — мистер Иствуд обычный брокер. Таких тысячи! И если личные проблемы мешают ему продолжать работать с отцом, то, наверное, стоит усомниться в его профессионализме и послать куда подальше, а не просить меня стелиться под Холли! Я просто не могу! Даже мысль о том, чтобы позвонить ей или написать вызывает у меня какое-то странное, неприятное чувство. «Мы были вместе год, возможно она просто привязалась, и всё это дело привычки. Пройдёт немного времени, и она точно переключится на кого-то ещё!» — убеждаю себя, сильнее сжимая челюсть. «Сейчас в моей жизни есть только одна женщина, которой я бы с удовольствием написал, и это точно не Холли Иствуд!»