JoJo Bizzare Adventure: Miami Shadows

      Нежный океанический муссон, берущий своё начало на стыке вод Атлантического океана и североамериканского континента, словно волна разлился на узкие и широкие улицы города, заставив их утопать в освещающем ветре. Занимая позиции всё дальше и дальше от побережья, он, теряя свою силу среди площадей и парков, превращался в лёгкий бриз, что так приятно чувствовать у себя на коже в такую знойную погоду, стоявшую в этот день. Он не обошёл стороной и прибрежный район Coral Gables, который и сам был не прочь немного остудиться.        Продвигаясь между небольшими домиками со светло-коричневыми покатыми крышами, которые стояли чуть ли не вплотную друг к другу, тот ветерок почти полностью потерял былую силу, став слабеньким сквозняком. Обтекая табличку с надписью «410 Camelo Ave», висевшую на бежевой стене дома, ветер, колыша тёмные жалюзи, через окно проник на кухню, оставив подарок в виде упавшего на пол пепла переполненной пепельницы. Расплываясь по массивному тёмному линолеуму и низко прикреплённым шкафчикам, непорядочный гость своим дуновением уронил небольшой окурок, который уже сам намеревался вывалиться из набитой стеклянной пепельницы на подоконнике. Как набегающий поток проходил он вглубь помещения, и, вскользь касаясь заштукатуренных серых стен и длинных металлических поручней на них, ветер продолжал свой путь, который вёл в главную и единственную комнату этого дома. Перелистнув белые страницы всевозможных книг, находившихся в отдельном, широком, стеклянном шкафчике, где в один ряд с Хоккингом, Саган и Доккинзом стояли старенькие и несколько потрепанные собрания Манна, Гессе и множество других авторов, чьи фамилии были не переведены, либо сохранились в таком состоянии, что их невозможно прочитать, сквозняк продолжил свой путь дальше. Проскользнув по тёмной, как и большая часть помещения, пластинке, что стояла в серебристом проигрывателе, он, унося тихие мелодии White Don, столкнулся с объёмной стопкой бумаг, стоявшие на рабочем столе. Пару из них, которые лежали выше всех, от таких манипуляций медленно, словно перья, упали на поверхность стола, закрыв собой тёмную, почти литровую круглую кружку, и подняли в воздух резкий запах кофе с энергетиком, что, разносясь дальше по дому, потревожил маленького длинношёрстного котёнка.        Тихо зевнув и растянувшись по всей длине рабочего кресла, он неуклюже залез на обитый сеткой и тканью подлокотник. Любопытным и властным взглядом зелёных глаз, будто глава прайда, домашнее животное оглядело свои владения. Заметив своего хозяина, котёнок, почти бесшумно спрыгнул на пол. Топая коротенькими ножками по полу, он, обойдя причудливый лабиринт разбросанных вещей, градация которых была от обычного «рабочего» мусора до элементов одежды, наконец приблизился к кровати. Собрав все свои лапки вместе, он, уверенно смотря на одеяло, напряжённо сжался и одним махом допрыгнул до него. Как охотник, котёнок впился в ткань, и неуклюже подтянулся. Растворяясь в лучах утренней зари, которая только-только начинала пробираться сквозь плотные тёмные занавески, он шаг за шагом шёл к подушке. Через пару минут, цепляясь коготками за длинные волосы цвета карамели, раскинутые по подушке, котёнок, мурча, старался поднять своего хозяина, который совершил самый непростительный грех – пропустил время завтрака, и причём не своего, а его любимого питомца. Первые пять минут эти действия не имели никакого эффекта, кроме как поворота головы в другую сторону. Но пушистик не сдавался.       Сквозь сон, чувствуя острые коготочки, и, словно созданные в противовес им мягкие подушечки, парень медленно начал освобождаться от тяготивших оков сна. Ускориться ему помогло пронзительное мяуканье, что раздавалось сбоку. С великим трудом разъединив прилипшие друг к другу веки, парень, повернув голову, не глядя взял на руки котёнка, положил к себе на живот и успокаивающе погладил по голове.       — Хорошо, хорошо, Марта. Сейчас мы позавтракаем.       Убрав от неё руки, он тыльной стороной прислонил их к глазам, которые начал тереть, дабы дать им вновь привыкнуть к свету. Чтобы окончательно проснуться, владелец дома аккуратно сдёрнул с себя тёплое покрывало, полностью оголив тело. Отодвинув подушки, он, взявшись руками за ноги, перетащил их на край кровати. Подтянув к себе инвалидную коляску, что стояла вплотную к кровати и, вдобавок заменяла собой вешалку, инвалид не спеша пересел в кресло. Объехав кровать и аккуратно заправив её, он, ко всему прочему, подобрал валяющуюся на линолеуме одежду, замеченную только при выезде из комнаты.       — Заработался, заработался. Надо будет взять выходной. А лучше два.       Оставив котёнка нежиться в тёплых лучах восходящего солнца, длинноволосый парень поехал на кухню. Чувствуя свежий морской воздух, он, с несколько секунд наслаждаясь им, постарался побыстрее полностью раскрыть окно. Взяв специальную телескопическую палку, что была в поддоне под сиденьем инвалидной коляски, парень, расширив её, отодвинул шторы. Оказавшись один на один с окном, он надавил на его раму. Характерный хлопок о резину и скрип закрепленного на раме механизма, разразился в комнате, после чего, инвалид, легонько ударив по ручке, раскрыл окно.       Опустив свой взгляд вниз, его внимание сразу же приковали детали от того самого механизма автоматического открывания окна, под действием сквозняка успевшие сменить своё местоположение. Нагнувшись, он, чуть ли не перевалившись из своего средства передвижения, стал их быстренько подбирать, дабы они не стали очередной игрушкой второго жителя дома. Вместе с ними инвалид собрал и опавший пепел, заставивший его опустошить всю пепельницу в урну. Проехав обратно, он, как и всегда, посмотрел на миску, лежащую невдалеке. И, как и всегда, она оказалась пуста.       — Mein Gott, — проговорил парень, забирая из отделения в кухонной тумбочке пакет с сухим кормом, — Столько ешь и не поправляешься. Бедное животное.       Это животное, только услышав шуршание еды, в мгновение ока оказалось рядом с миской, ознаменовав своё появление громким «Мяу». После нескольких поглаживаний оставив расправляться его с трапезой, немец, включив небольшой кофейник местного производства, поехал в душ. С горем пополам приняв утренние водные процедуры и немного подровняв свою щетину, что начала переходить в бороду, немец пересел со специального стула, расположенного в углублении ванны, обратно на кресло. Убрав свои длинные руки за спинку, он, цепляясь пальцами, достал тёмное поло с треугольным вырезом и немного потёртые голубые джинсы. Не без определённой сноровкой надев на себя эти вещи, парень выехал из ванной и сразу же направился в сторону комнаты.       Подъехав к рабочему столу, немец, тихо выругавшись, стал разбирать тот огромный завал из бумаг, инструментов, карандашей, ручек и множества других мелких предметов , который вот уже несколько ночей у него вызывает работа, которую он берёт на дом. Вытаскивая полу заполненные таблицы и расчёты, находившиеся под кучей других, менее удачных попыток, немец собрал чуть ли не с полфунта нужных бумаг, а неудачных – и подавно. Выбросив испорченную бумагу в корзину для мусора, что была под столом, он принялся за готовые работы. Достав несколько мультифор, инвалид, перед тем как вложить в них бумаги, поставил оставшиеся росписи, тем самым передав всю ответственность на свою персону. Переложил папку в поддон коляски, и, наконец, с кружкой в руках, поехал на кухню. Заполнив треть кружки терпким напитком с резким запахом, он, несколькими крупными глотками выпив содержимое, лишь слегка поморщился от неприятного горького вкуса. По-быстрому помыв её, парень выехал прихожую.       Подъехав к гардеробу, он нацепил на руку кожаный браслет с несколькими металлическими украшениями, не примечательную резинку для волос и самые обычные тёмно-коричневые оксворды. Нагнувшись, он вновь потянулся за свой телескопической палкой, попутно подбирая красную бирку, лежащую рядом с полкой для обуви.       — Да твою мать. Какого чёрта я вообще повесил его сюда? — в полголоса проговорил немец, концом палки одёргивая ровно пришитую петельку.       Как оказалось, задача была ещё труднее, чем казалось на первый взгляд.       Проклиная этот гардероб вместе с палкой, одеждой и всем, кто причастен к их созданию, он старался снять кардиган с крючка, но нечувствительные пальцы были слишком недовольны такой деятельностью. Не в силах что-то с этим поделать, немец, убрав инструмент, ухватился за край и начал раскручивать верхнюю одежду из стороны в сторону. Только после минуты усердий, она, не имея сил больше сопротивляться, наконец упала ему в руку. Быстро накинув кардиган на себя, парень забрал из кармана тёмные броулайнеры с душкой цвета дерева, надел их на лоб и посмотрелся в зеркало. Тихо выругался, закрыв линзами морщины. Подозвав к себе котёнка, немец, пару раз погладил его, дал ежедневные о том, как себя вести, и выехал из дома.       Правда, уехал он недалеко. Лишь только он увидел открытое окно, как тут же ракетой отправился обратно в дом, чем сильно испугал питомца, что ещё не успел отойти от двери. На ходу забирая свой телескопический прибор, он чуть меньше чем за минуту закрыл окно, проверил воду и кошачий лоток, и только после этого отправился на работу.        Удостоверившись в том, что дверь закрыта, инвалид, удовлетворённый этим, выехал по крытой камнем дорожке на улицу. Укрывшись тенью пальм, он направился к остановке, находившейся невдалеке от дома. Пожалуй, только с этим ему повезло, ведь ранний рейс нужного маршрута, ходил с незавидной периодичностью.       Спешно доехав до пересечения 42 авеню и Университетской драйв, инвалид, заехав под крытый пластмассовый навес, служивший остановкой, стал выжидать свой рейс. Но, как и всегда, это ожидание затянулось настолько, что от статичной картины противоположной улицы рябило в глазах. Переведя взгляд на табличку, прибитую к бетонному столбу, что иронично показывала расписание рейсов, парень неиронично вздохнул. Достав из поддона книжку в потрёпанном мягком переплёте, он отъехал к скамейке, также установленной под навесом. Перевернув обложку с чёрно-белой фотографией Фрейма, немец, скользя глазами по чёрным строкам, погружался в мир жизни великого учёного.        «…и работал там над «динозавром» – механическим компьютером для управления артиллерийским огнём”. Хоть раз в жизни заняться бы подобным, а не вот этим вот всем».       Книга настолько увлекла немца, что тот чуть не пропустил маршрутку, подъехавшую вплотную к остановке. Помогло ему лишь то, что пожилой мужчина, оказавшийся рядом, был далеко нелестного мнения о шуме машин, и, в частности, от гудка общественного транспорта. На ходу убирая книгу между бедром и ручкой, инвалид чуть ли не залетел в открывшуюся дверь. Чтобы по инерции не влететь вперёд, он ухватился за поручень, стоявший сбоку от входа. Отдав несколько положенных долларов за проезд, парень не спеша проехал к середине транспорта, где кресел установлено не было.       Солнце, что уже чуть выглядывало из-за океанов и небоскрёбов, сильно слепило даже через утреннюю дымку, не давая ни читать, ни смотреть на обыденные, приевшиеся виды. Бороться с этим оказалось задачей сложной, да и бесполезной. Во время следующей остановки пришлось совершить манёвр, изменив своё положение так, чтобы лучи больше не могли потревожить его. Желание продолжать читать у немца отпало, в тысячный раз смотреть на экскурсию по данному маршруту – тем более. Парень прекрасно знал, что в его распоряжении есть целых четырнадцать минут поездки без учёта пробок, и поэтому, убрав книгу обратно, беззаботно прикрыл глаза.       Неспешный ровный ход машины, плавные повороты убаюкивали, заставляли хоть ненадолго, но уснуть. В такой полудрёме учёный чуть не проехал свою остановку. Заметил он это лишь после того, как автобус тронулся от неё. Окрикнув водителя, немец сонно и несколько неразборчиво попросил остановить, сам же спешно направился к выходу. Оказавшись на середине Miller st, парень, отъехав с проезжей части, огляделся по сторонам. Белоснежные корпуса зданий Университета Майами, солнечными зайчиками от зеркал слепившими глаза, по расчётам учёного, находились не более чем в километре от него. Инвалид поправил волосы, создав подобие приличной причёски, вновь надел очки и отправился к месту работы.       Большая часть пути прошла достаточно гладко. Настолько гладко, настолько гладким было покрытие тротуара. Сложнее стало, когда учёный проехал на университетскую территорию. Хоть его инвалидная коляска и имела дополнительную амортизацию, что позволяло не беспокоиться о проезде по грунтовой дороге, но от бесконтрольно разбросанных камней по сторонам он спастись не мог. И всё бы ничего, если бы некоторые из них, не попадали по рукам или в лицо. Ощущения, вызываемые холодными, покрытыми росой предметами, язык не повернётся назвать приятными, особенно когда они неведомым образом умудрялись попадать на губы или нос. По залитыми зелёными травами лужайками учёный, проехав через здания математиков, химиков и философов, наконец, смог доехать до своего места работы – исследовательской лаборатории при корпусе изучения физики.       Инвалид посмотрел в карманы кардигана, взглядом пытаясь зацепиться за красно-белую пачку сигарет. Не нашёл. Тихо выругался на свою забывчивость. Поправив перед входом одежду и сняв свои очки, учёный, проехав к ступеням, ухватился за поручни и медленно, но верно стал перебираться наверх. И если бы не коляска, которую приходилось волочить следом, то это путешествие до входа прошло намного быстрее.        По приезде в фойе он сразу же направился к выполненной в таком же простом и эргономичном стиле, как и всё остальное помещение, стойке регистрации. Чтобы доехать до неё, двигаться приходилось не так быстро. За всё время его работы в этом месте несколько плиток из-за слишком быстрого движения уже успели подвергнуться замене. Когда же он всё-таки смог преодолеть дистанцию, то, спустя несколько минут ожидания, дипломатично покашлять в кулак. Громкий звон разразился по широким стенам помещения.       — Господи Боже, Этюрн, зачем пугаешь!? Ты чего так рано приехал? — заинтересованно спросила молодая девушка с симпатичными чертами лица, от испуга поправлявшая квадратные очки в толстой чёрной оправе.       Физик, подняв взгляд, с несвойственной радостью улыбнулся. Едва ли кто мог расслышать его немецкий акцент, особенно когда он вёл с кем-то неформальный разговор один на один.       — Нужно кое-какие расчёты в лабе доделать, а то начальство уже три дня требует отчётов. А ты, как я погляжу, вообще не уходила с работы?       — Ага, — устало ответила она, и, тяжело выдохнув, на своём офисном кресле отодвинулась от компьютера, — Точно такие же проблемы. И для чего им так резко понадобились все отчёты? До конца квартала еще двенадцать дней, я бы и так успела это всё написать. Но нет же, прямо сейчас подавай им это всё. И ведь даже не доплатят.       — Да, и не говори, вообще какая-то scheiss, а не работа. Но нечего, и не через такое проходили, — ободряюще проговорил Этюрн.       — Это да, — протянула обладательница белоснежных волос, после чего и сама опустила взгляд синих глаз на парня, — Ой, точно, прости. Не хотела нагружать своими проблемами. Подожди пару секунд, я его вроде где-то его видела.       — Все нормально, Эби. Если бы ты меня напрягала этим, то я бы уже давно сидел в своём кабинете.       На несколько секунд учёный увидел её улыбку, после чего она скрылась за объемным хвостом волос. Встав с кресла, девушка потянулась, немного пошатнулась, протёрла линзы и прошла к миниатюрному стеклянному шкафчику, за дверцей которого висели ключи.       — Тебе же от девяносто седьмого, да? — не поворачивая голову спросила девушка.       — Желательно.       Через пару секунд в руки учёного попал ключ с биркой и необходимой надписью на ней, заботливо протянутый ухоженной рукой секретарши.       — Я надеюсь, ты в этот раз хоть не забыл ключи от своего кабинета? — с лёгкой улыбкой спросила она.       Медленными, без доли волнения движениями, Этюрн полез в карманы. Вывернув их, он ожидал услышать стук металла о кафель. Не услышал. С видом, будто всё идёт так, как и запланировано, он залез в свой старенький чёрный кожаный портфель с потёртыми золотистыми замками, бывший его неизменным атрибутом. Раскрыв один из маленьких карманов, заботливо сделанных на фабрике, Этюрн театрально-вычурно достал его.       — Ну вот и хорошо, — с небольшой улыбкой ответила секретарша.       Сев обратно за стол, она уже без той радости, что была всего секунду назад, продолжила заниматься своей рутинной работой, заключавшейся в заполнении извечных отчётов за компьютером.        Немец, чтобы не отвлекать Эбигейл, вспомнил, что ему тоже стоило бы начать заниматься собственными делами. Положив ключ в один из карманов джинс, учёный неспешно повернул свою коляску. Взявшись руками за широкие, тяжёлые колёса, незаурядной силой рук он вновь привёл конструкцию в движение.       — Удачного дня, мисс Тейлор, — в след сказал Этюрн, проезжая бок о бок с посадкой деревьев, высаженной в самом центре входа.       — И вам, доктор фон Бюрн, — не отводя взгляда от монитора, проговорила секретарша.       Проскакивая между разросшимися, как рукава этого здания, ветвями многочисленных декоративных хвойных деревьев, на подобие сосны и можжевельника, немец аккуратно завернул направо. Неспешно проезжая по одному из многочисленных, залитых волнами света, коридоров, которые прятали в своих стенах бесконечное количество почти одинаковых белых дверей, отличавшихся лишь номерами да названиями. Лишь некоторые из них, отличные от лабораторий, конференц-залов, служебных комнат, подсобок для обслуживающего персонала, кладовых и десятков других помещений были отличный от них. Именно одну из таких немец отпер собственным ключом.       Открыв широкую, с выгравированными инициалами и припиской PhD в начале, дверь, Бюрн переехал через низкий порожек. И вновь, как и изо дня в день, перед ним открылся вид на окутанный сумраком кабинет. Вытянутый и сжатый, он был обставлен достаточно прилично, но в то же время в нём не было ничего лишнего. По бокам, на длинных стеллажах, тянувшихся до самого потолка, стояли стройные ряды различных справочников по областям физики и большие папки, надписи на которых указывали на не самое интересное содержание научных работ. Объезжая небольшое кресло-диван, которое стояло рядом со входом, Бюрн протиснулся к своему рабочему столу и протёр накопившуюся за сутки пыль ладошкой. Отодвинув клавиатуру к подаренному начальству выпуклому монитору, он закрыл ей несколько оставленных предыдущим владельцем сколов и достал из поддона коляски дипломат. Вытащив все бумаги, учёный сразу же отодвинул их в сторону. С облегчением выдохнул.       Открыв глубокий нижний ящик в тумбе стола, парень, немного поискав, достал свой расписанный записной блокнот, внутри колец которого находился карандаш. Перелистнув до середины, глазами обвёл длиннющий список дел и зачеркнул один из пунктов. Тяжко вздохнул.       Взяв с собой светлую термокружку и блокнот, физик подъехал к невысокой металлической вешалке, похожей на металлическое дерево с закруглёнными ветвями. Он снял кардинал, наклонил конструкцию и повесил его, взамен забрав белый лабораторный халат.        «— oh Gott, как тут душно. Всего день то не проветривал, а ощущение такое, будто тут баню открыли» — подумал парень, открывая окно, которое находилось позади его письменного стола.       Этюрн уже хотел было отъехать от окна, но солнечный свет, блиставший на сетчатке всеми цветами радуги, заставил остановиться. Пейзаж только-только поднявшегося солнца, которое своими лучами, как вода в бескрайнем океане, заполняющем и улицу, и здания, и все живое и неживое, что было там, бросился ему в глаза. На наслаждение этим Этюрн выделил лишь несколько минут. Больше ему не было позволено.        Закрыв за собой дверь, парень по памяти направился в нужную ему лабораторию. Через пару минут разъездов по коридорам физик наконец добрался до грузового лифта. Переместившись на третий этаж, доехал до столовой. Несколько раз с надеждой дёрнув входную дверь, он окончательно убедился в том, что она была закрыта. Тихо выругался. Снова.       Спустившись в свой кабинет, учёный открыл один из нижних ящиков. Убрав несколько папок, находившихся спереди, парень нащупал небольшую стеклянную баночку. Вытащив её из бездны старых документов, он сразу же открыл коричневую пластиковую крышку, высвободив кофейный запах наружу. Засыпав гранулами дно кружки, он быстренько поставил всё обратно, и вновь выехал из своего уголка. На этот раз он, скрипя колесами по плиточному полу, добрался до середины коридора. Белый, блестящий отчищенным корпусом, кулер старой модели, был включён в сеть, в обход запрету, декларируемому табличкой, повешенной около него.       — Как хорошо, что и тут работают такие раздолбаи, как я, — с некоторой радостью прошептал Этюрн, набирая кипяток.       Закрыв метало-пластиковую продукцию чёрной крышкой, он, удерживая её между бедром и подлокотником, осторожно отправился в путь к изначальному месту.       На этот же раз порог не оказался предназначен для людей с ограниченными возможностями, из-за чего приходилось достаточно сильно напрягаться для его преодоления. Но не немцу. Взяв небольшой разгон, он, немного отпружинивши, непринуждённо перебрался через преграду. Но, оказалось, что силы были значительно пересчитаны, из-за чего ему приходилось преодолеть инерцию, которая хотела его свалить на землю, самым примитивным способом – держаться за край стоящего рядом стола. Его взгляд сразу устремился на кружку с кофе. К счастью, она не на сантиметр не сдвинулась.        Спокойно выдохнув, сотрудник лаборатории сразу провёл все стандартные процедуры: включил свет, отметился в специализированных журналах, надел на свои руки виниловые перчатки и, конечно же, не забыл сделать глоток бодрящего напитка и убрать его в сторону. Наконец, когда вся подготовительная работа была закончена, он приступил к самой главной части. Описанию его работы, которая, по скромному мнению самого доктора наук, есть дело неинтересное, неблагодарное и очень скучное, достаточно сложное и требующие знания особой терминологии. Но, обойдясь общими словами, можно сказать, что, являясь экспертом лабораторных физико-механических испытаний в области молекулярной физики, он выполнял банальный заказ одной из строительных компаний Флориды. И таковой эта работа была не из-за изучаемого предмета в лице нового вида кирпича из «качественно новых, не виданных до это полимеров и материалов», на деле оказавшихся не прочнее обычных, не из-за заказчиков, желавших иных результатов и даже не из-за начальства, согласившихся с ними. Этот проект, хоть на бумаге и был связан с его профилем, но вся схожесть заканчивалась лишь на названии.        Работа, проводимая в этой изолированной толстыми стенами от остального здания комнате, хоть и не была сверхсложной и требовавшей усиленной мозговой деятельности, являлась достаточно долгой и утомительной. Одни и те же симуляции солнца, дождей, ветра, тумана, редкого снега, наводнения и кучи других погодных явлений вместе и порознь, при разных условиях, проводимые по десятку, а то и не по одному, раз, просто-напросто плавили мозг учёного. Будь голова способна проводить тепло, подобно чайнику, то из его ушей давно бы шли густые клубы пара, затянувшие всё помещение. Но, ведь кроме самих результатов, не менее важной частью было и описание модели поведения этого самого материала, чем он и занимался большую часть времени. Работу усугубляло и то, что, работая в одиночку, он едва ли находил время отлучится по нуждам, не говоря уже о таких нуждах как еда или отдых.       После проведения большей части запланированных экспериментов, уже порядком подуставший учёный, передвигая дрожавшими от письма руками, с новой пачкой документов отправился к себе в кабинет. Все силы уходили в голову, мысли в которой, под действием сильнейшего желания сна не превращались в сплошное месиво лишь только потому, что работник лаборатории двигался с каким-то необыкновенным напором и, даже сказать, яростью. Тем, кому не посчастливилось идти впереди него, в лучшем случае, приходилось отходить в сторону или прижиматься к однотонным бледно-зелёным стенам, дабы не быть запачканными, или, чего хуже, получившими некоторые неприятные увечия от колеса. Те, кто всё-таки хотел встрять в перепалку, в ответ на свои претензии получали лишь пустой взгляд впалых от мешков медовых глаз, на которых даже не самые наблюдательные сотрудники могли наблюдать морщинки.       Но всё же, день оказался не таким плохим, каким ожидал учёный. Он был ещё хуже.       Словесно огибая любые разговоры с другими лаборантами и сотрудниками, которые они пытались заводить, Бюрн забрался в своё убежище и плотно закрыл дверь. На замок. Повернув голову, посмотрел на простенькие квадратные часы с крупными цифрами, висевшие в далеком тёмном углу. Их стрелки уже давно показывали и за бротцайт, и за обед, и вот-вот уже переходили за традиционное время для кофе. Но и эту традицию он, к своему сожалению, также пропускал, ведь четвёртая кружка данного напитка за день была бы не удовольствием, а пыткой. Да и его бурчащий от возмущения живот не простил бы ему такую выходку. Вместо него немец решил заехать в столовую, надеясь, что она ещё открыта, и уже там заказать хоть какой-то лёгкий перекус.        — Мистер Бюрн, откройте, дело первостепенной важности!       Хрипловатый голос за стеной повелительным тоном в миг отменил все планы учёного. Подкрепляя свои слова быстрыми ударами по двери, лёгким эхом отдававшимся по помещению, голос не переставал требовать открыть и через минуту, в которую ответственный за этот кабинет человек притворялся, что вовсе здесь не находится.       Грубым и резким движением он провернул ключ внутри замочной скважины и также резко открыл дверь. В миг, словно снежный вихрь на Рождество, чуть не потеряв равновесие, в помещение залетел молодой парень в официальном костюме и с серой папкой в руках. Присутствие учёного на пороге несколько смутило его, ведь в таком случае вход вовнутрь был достаточно затруднителен. Тогда сотрудник сделал тактичный шаг вперёд, ожидая скорейшего освобождения прохода. Не получилось.       — Что на этот раз? — холодно спросил Этюрн, подняв взгляд.       — Строительная компания, — до противного протягивая последние буквы, говорил он, — которая заключила с нами контакт на исследование, запросила отчетную информацию о исследовании воздействия внешних факторов на материал Вам предоставленный. Они ведь уже готовы?       — Мистер Скоплер, я минуту назад приехал из лаборатории. У меня ещё несколько незаполненных бланков с предыдущих опытов, отчёты о состоянии лаборатории после моего ухода и общий отчёт о проведении опытов.       — Мне ещё раз повторить свой вопрос, мистер Бюрн?       — Нет, — резко ответил иностранец, но через пару секунд, опомнившись, уже спокойно добавил, — Отчеты ещё не готовы.       — Это печально. ОЧЕНЬ печально, доктор. Вам стоит ускориться с выполнением этого задания, иначе это плохо скажется на Вашем отделе.       Вместе с поворотом головы исчезла и неприятная, несколько злорадная улыбка одного из высокопоставленных менеджеров, курировавшим данный проект, и, в частности, лабораторию физики при университете.       Ненависть и отчаяние безмолвия, вызванного неспособностью хоть что-либо сказать, жгли сердце немца. Но ради своего же блага учёный не мог ответить ему хоть сколько-нибудь грубо. По крайней мере сейчас, хоть он и очень хотел этого.       — И да, доктор фон Бюрн, прошу, не забывайте о своём контракте, — сверкнув ещё более принуждённо-натянутой улыбкой на бритом лице, сказал начальник перед тем, как скрыться в обширных коридорах помещения.       Дверь закрылась также быстро, как и открылась, но на этот раз без характерного стука. Крупные ладони, истерзанные множеством сорванных и ещё держащихся мозолей, до бела обхватили потёртые кожаные подлокотники. Пальцы чуть ли не продырявливали обшивку, оставляя глубокие следы от ногтей, которые вот-вот могли расползтись вдоль шва. Единственной вещью, что останавливала Этюрна от неконтролируемого порыва гнева, был его кабинет, а точнее те вещи, которые он самолично купил сюда. Об этом ему вовремя напомнила древовидная вешалка, яростный взгляд на которую направил научный сотрудник.       Медленный вдох. Медленный выдох. Громкое и тяжёлое, словно после марафона, дыхание разразилось в помещении. Единственный способ успокоить себя, который был позволен ему прямо сейчас, был на удивление эффективным. Но дыхательную гимнастику подкрепляли и мысли, тихо произносимые вслух.       — Просто дотерпи этот гребанный месяц. Всего лишь. Ещё несколько недель и нахрен отсюда.       И если предыдущие часы работы были не самыми простыми, то следующие, казалось, возрастали в прогрессии. Работа за отчётами уже окончательно заблокировала ему возможность подкрепиться, чему, отчасти, он был рад. Только голодные завывания желудка оставляли его глаза открытыми. Но, к счастью учёного, в закромах его шкафчиков нашлось несколько энергетических батончиков, купленных в точно такие же периоды проведения квартальных отчётов.       Лишние и уже ненужные листы один за другим улетали в ближайшую корзину, карандаши не единожды теряли свою остроту, не говоря уже о ясности ума физика, но вот работы не уменьшалось. Казалось, что это бумажное море мгновенно усмиряло всю энтропию, вновь откуда-то добирая в себя всё новые и новые документы, требующие разбора. И всё это в абсолютном, беспросветном одиночестве. Даже уборщики помещений, не стали утруждать себя работой в этом кабинете, что, впрочем, было не редкостью.        Семь. Семь часов вечера отчётливо пробили тёмные стрелки из под квадратного стекла, после того, как Бюрн, наконец, трясущейся от усталости и напряжения рукой ставил размашистую роспись, расплывшуюся на весь угол титульного листа. Сложив все бумаги в свой портфель, он вяло выехал из кабинета, добрался до первого этажа на пустом лифте, проехался по тускло освещённым коридорам к кабинету начальства. Конечно, он не ожидал после дневного происшествия услышать что-то лестное о такой проделанной работе, но, впрочем, ему было абсолютно всё равно. Даже если бы ему выдали заявление об увольнении, то его удивление было бы подобно вызываемому дуновением ветра.       Как и было положено начальству в такое время, когда сумерки начинали сгущаться и наступать на город, уже никого из них не было у себя. Последний вышедший, как узнал учёный от мимо проходящего коллеги, закрыл дверь не меньше, чем полтора часа назад. Ждать кого-либо ещё особого смысла не было, поэтому Этюрн, ещё раз разузнав о том, есть ли кто-то из старших на рабочих местах, и сам отправился домой. Прихватив свои немногочисленные вещи, инвалид спешно направился к выходу.       — Эй, Этюрн, ты точно ничего не забыл отдать? — несколько игриво окликнул голос сзади.       Парень, который уже почти открыл дверь, повернулся на звук. Невысокая стройная фигура, освещаемая слабым холодным светом, как строгий учитель упёрла худые руки в бока. В эту же секунду Бюрн, позабыв об усталости, за несколько движений пересёк отделяющее расстояние до стойки. За несколько метров он остановился, на ходу достал ключ и совершил театральный поклон.       — М-да, потрепала работа тебя, конечно, знатно, — с язвинкой сказала Эбигейл, убирая разыскиваемый предмет за стеклянный щит.       — Да ты не лучше, — ответил Этюрн, подмечая на её достаточно симпатичном, по крайней мере по его меркам, лице всё новые и новые признаки длительного отсутствия отдыха, — У тебя когда был последний выходной?       Закончив с ключом, она повернулась в сторону собеседника, упёрла руки на деревянную стойку и начала вслух раздумывать.       — Так, это получается три через два, потом ещё раз, вычитаем выходные и того... Мда, где-то неделя.       — О Господи, Эби, и после этого ты мне говоришь о каком-то отдыхе? Ты с ума сошла? Столько смен без отдыха, да и домой ещё неизвестно как. Мой тебе совет: бросай всё это.       — Легко сказать, — сквозь тяжёлый вздох сказала она, — Ты кстати не сильно занят?       — Смотря для чего, — с лёгкой улыбкой произнес учёный.       Потянувшись вниз, девушка поставила на стойку свою простую тёмную сумочку. Достав из неё несколько листов бумаги, она пересчитала их, вышла из-за стойки, посмотрела по сторонам и подошла к ученому. Этюрн нервно повёл глазом.       — Мне в дипломной работе указали на несколько ошибок в вычислениях. Ты мог бы посмотреть, что там с ними не так? Да, я знаю, что это не твоя область, но я совершенно не понимаю, чего они от меня хотят. Я это еле сделала, а тут…       — Без проблем, — перебил учёный, забрав бумаги из её неухоженных, но изящных рук.       — Огромное спасибо. Я твоя должница.       Совершенно неожиданно Бюрн почувствовал на своей щеке прикосновение тонких губ Эбигейл. Попрощавшись с ней, иностранец выехал на передние ступени здания. Подняв текст к глазам, он сразу попытался оценить количество работы, но быстро пробежавшись по строкам, он прекратил эти попытки. Разобраться в хитросплетениях округлых широких букв было достаточно сложно, а рассеянный свет то и дело менял своё направление.       — Нет, так дело не пойдет, — прошептал он, убирая дипломную работу.       Искусно сплетённые воедино лозы, нависшие над ровными рядами кустов, рассеивали и без того слабый солнечный свет. Проезжающий под ними Этюрн уже давно бы потерялся в этих потёмках, если бы не высокие фонари, словно приблизившиеся к земле звёзды, освещавшие местность. И в выборе между освещённостью и скоростью, ему, к сожалению, приходилось выбирать первое.        Спустя множество неспешных оборотов колёса, наконец, доставили Бюрна до нужного ему места. Перед входом он заглянул в панорамные стёкла, дабы узнать, стоило ли ему вообще заезжать в это заведение. К его удивлению, народ в сегодняшний вечер почти полностью отсутствовал. Лишь пара студентов, сидящих в центре и о чём-то споривших, попутно потягивая хмельное.       — Привет, Брюс, — выкрикнул Этюрн, подъезжая к барной стойке паба.       Мужчина за ней остановился, поднял взгляд из-за кустистых бровей, отложил пыльную тряпочку в сторону и пунктуально пожал руку.       — Привет. Давненько я тебя тут не видел. Неужто случилось чего?       — Работа, — процедил он, опустив руку, — у тебя случайно не осталось ничего для меня?       — Прости, твой Maisel уже месяц не могут доставить.       — Печально. Я надеюсь, хоть мясной рулет будет?       После непродолжительного разговора о жизни, Этюрн проехал в самую дальнюю часть помещения, подальше от света улицы. Мимоходом ответно поприветствовав студентов, он пересел с коляски на тёмный угловой диванчик. Через несколько минут бармен поднёс массивную пивную кружку светлого фильтрованного, а следом за ней и само блюдо.       — Спасибо, Брюс. Как говорится у меня на родине: «Ohne dich ist wie Schneewittchen ohne 7 Zwerge». За твоё здоровье!       В этот же момент иностранец на взмахе поднял бокал, чуть не разлив всё его содержимое. Сделав большой, но в меру приличный глоток, он проводил бармена взглядом. Поставив напиток в сторону, Бюрн сразу же съел половину блюда, которое явно отличалось от стандартного размера в бóльшую сторону. К большому сожалению, и его пришлось отодвинуть в сторону, ведь дипломная работа сама собой не исправится.       — Ну, за работу, — ободрительно объявил он, сидя перед листами.