JoJo Bizzare Adventure: Miami Shadows

      С минуту Люпен лицезрел уставшую, заспанную и явно недовольную физиономию, одаривавшую его вопросительным взглядом. В особенности же досталось лицу и волосам. Впрочем, самого Джови это нисколько не смутило. Реакций на его цвет волос ему довелось повидать различных, и такая была самой что ни на есть обыденной.       В следующие секунды взгляд человека, к которому он обратился, прояснился, а лицо приобрело живость, которая была заметна в мимике и неразборчивом бурчании.       Через несколько мгновений немец, уже явно придя в себя, без вопросов наклонился к земле. Только после непродолжительного поиска на уровне пола он вспомнил, что находится вовсе не на коляске. Ухватившись за край стола, он придвинулся к концу диванчика, рывком пододвинул инвалидное кресло вместе с поддоном к себе и через несколько секунд подал пару чёрно-жёлтых карандашей.       Немного наклонившись вперёд, он забрал предметы из его рук, незаметно проверив их остроту подушечкой пальца.       — Прошу прощения, что разбудил Вас, — несколько виновато сказал француз, — ещё раз благодарю Вас за помощь.       — Пожалуйста, — кратко ответил немец, протирая глаза ото сна.       Француз сделал почтительный поклон головой, от которого его чёлка упала на глаза, и вновь сел за своё место.       — Пожалуй, и мне нужно докончить работу, — сам себе признался немец, наводя порядок на собственном столике.       Разложив перед собой все необходимые вещи, француз сделал небольшой глоток коктейля, специально задержав его во рту, дабы полностью насладиться вкусом. К его несчастью не удалось. Слишком уж сильно для Люпена бил по горлу ликёр, перебивая шампанское, отчего этот напиток сразу был отложен в сторону.       — М-да, это определённо не то, чего я ожидал.       И, не успел вкус полностью пропасть, француз полноценно начал работать над фигурами. Лёгкими движениями руки лист тонкой линией делился на половину, а затем одна из этих сторон вновь делилась ещё на половину, и так, пока они не стали неразличимы глазом. Дальнейшая задача была интереснее: соединить все прямоугольники по точкам в центре и получить уходящую в бесконечность спираль. Конечно же, в теории это было задачей не такой уж и сложной, и, можно даже сказать, посильной, но вся точность конструкции начинала ломаться на четвёртом, а то и на третьем соединении. Как бы он не выводил эти округлые линии, какую бы толщину карандаша не использовал и как бы не поворачивал лист, хоть на миллиметр, но были отклонения от необходимого наклона.       Часы за работой над дипломом прошли как одно мгновение. Умственная активность и непродолжительный сон не оставили от алкоголя почти никакого следа, только лишь приятное послевкусие хмеля, теплящееся на языке. Тема работы, хоть и не была специализацией немца, но, к его счастью, с основной деятельностью она переплеталась более чем полностью. Самое большое количество времени заняло не столько пересчёт и исправление ошибок, сколько то, чтобы вспомнить теорию и представить сам ход опытов. И для части утверждений у него это получилось, но из-за недостатка информации оставшееся пришлось отложить до возможности проконсультироваться с другими специалистами. С формулами же задача оказалась в разы легче. С цифрами у Бюрна всегда было лучше, чем с информацией. За неимением другой работы, которую немец мог бы выполнить, он стал собирать все разрозненные вычисления по местам.       К его удивлению, большинство из не самых простых расчётов Эби были выполнены верно. Про себя немец подметил, что те вычисления, в которых были ошибки, были связаны с неправильным пониманием теории, что, хоть и было критичным, однако достаточно легко исправлялось.       Усталость брала своё. Сделать что-либо полезное Этюрн более не мог, а завтра вновь нужно было прибыть на работу. Решения лучше, чем начинать собираться домой, он не видел.       Убрав локон, синей тенью свисающий с округлого лба на васильковые глаза, обратно за ухо, Люпен вместе с карандашом отодвинул исчерченный лист бумаги, нервно выдохнул, облокотился на спинку дивана и потряс кистями.       — Да это какой-то Сизифов труд. Ничего не выходит.       Дабы найти успокоение, рука потянулась к сосуду с напитком, который уже успел нагреться. Пальцы вот-вот коснулись бы прозрачного стекла, но что-то внутри помешало ему. Что-то такое, отчего он решил, что лучше повременить с алкоголем. Взгляд медленно поднялся вверх, стал искать то, что могло бы вызвать такое неспокойное ощущение.       — Вы чего-то хотели, мистер? — спросил он у немца в инвалидной коляске, остановившегося рядом с его столом, — Ах, да, точно, прошу прощения.       Иностранец, не став дожидаться ответа, потянулся сначала к одному, а затем, через весь стол к другому карандашу, о принадлежности которых он успел позабыть.       — Нет-нет, я не из-за этого, — жестом остановил его немец, — Просто интересно, что Вы тут чертите. Вы ведь не инженер, верно?       — Да, я врач, — с нотками удивления ответил Люпен, — Нейрохирург, если быть точнее. А с чего Вы это решили?       — Инженеры заказывают чего-покрепче. Могу я поинтересоваться, что за конструкцию Вы пытаетесь изобразить, gerr хирург?       Несколько секунд француз молча водил растерянным взглядом по поверхности стола, почёсывая подбородок ногтём большого пальца.       —Как бы вам обьяснить... Пожалуй, это будет проще показать. Не откажетесь посмотреть, мистер?       Теперь же инвалид задумался, поднял глаза, глянул за затянувшуюся плотной чернью улицу и засмотрелся на круглый уличный фонарь, издали напоминавший миниатюрную луну, закреплённую на шесте.       — Что же, мне уже торопиться некуда. Всё равно бы не выспался.       Отставив коляску в сторону, Этюрн пересел на диванчик и, уложив предплечья на край стола, ладонями облокотился на подбородок.       — Вы слышали о золотой спирали? — в лоб спросил Люпен у физика, кладя перед собеседником лист с собственной спиралью.       — Да, что-то припоминаю. На вышмате мы говорили о ряде Фибоначчи и её графической интерпретации, но не сильно затрагивали.       Длинные пальцы француза потянулись к чемодану, взяв оттуда очередной лист, после чего сразу демонстративно передвинули его на середину стола, прямо между бокалом и ластиком.       — Это хорошо, меньше придётся вдаваться в подробности. Как вы знаете, золотая спираль уходит в бесконечность, так как сама последовательность чисел бесконечна. А если в вещи есть что-то бесконечное, то из этого можно получить бесконечную пользу.       Люпен заметил, как кустистые брови собеседника в удивлении изогнулись дугой, а его взгляд, до этого наполненный некоторым интересом, стал предельно холодным. Впрочем, замечать такую перемену настроения после подобных заявлений для человека науки было весьма свойственно.       — Вы говорите о бесконечном двигателе? — изменившимся голосом спросил Этюрн.       — В какой-то степени да, это можно использовать и как бесконечный двигатель. Однако золотое вращение может использоваться и в медицинских, и в инженерных, и в других целях.       Мужчина, что сидел напротив, прикрыл лицо рукой и вздохнул. Отрицая сказанное, он медленно мотал головой справа налево, а потом и вовсе махнул рукой, придвинулся к краю диванчика, пододвинул к себе коляску и стал по очереди перетаскивать ноги на неё.       Сначала француз даже не понял, что он сказал не то. Несколько секунд Люпен сидел в полной растерянности, не зная, как на такое правильно отреагировать.       — Мистер, Вы меня даже не дослушаете? — вежливо поинтересовался француз.       — Спасибо, но "Перпетуум Мобиле"¹ я читал, не буду тратить Вашего времени.       Француз промолчал. Чувство непонимания и обиды, несвойственной ему, подкатили к самой голове. В раздумьях он начал водить глазами по окружению, от окна до противоположного угла помещения, покрытого липкой тенью. Его взгляд невольно упал на потрёпанную инвалидную коляску, в которой сразу бросались некоторые несвойственные модификации. Лоток для вещей, карманы, подставка для ног, ручные тормоза – всё говорило о явно долгом её использовании. В секунду в его голове, словно лампочка от электричества, зажглась идея.       Видимо, француз слишком засмотрелся, за что получил вопросительный и, как ему показалось, несколько обозлённый взгляд Этюрна.       — А жаль, — беззлобно добавил Люпен после непродолжительной задержки, — Тогда заберите карандаши, я в них боле не нуждаюсь. Ещё раз благодарю Вас за помощь.       — Лучше оставьте их себе. У меня их ещё полно.       — Благодарю, — всё также спокойно сказал француз, — но всё же позвольте компенсировать потраченное время. Только, пожалуйста, уделите мне секунду, прошу.       Поставив карандаши перед ним, француз, словно иллюзионист из труппы бродячих артистов, со свойственной им торжественной зрелищностью выставил перед грифелем свой длинный, правильно остриженный указательный палец.       Пожалуй, остановился Этюрн в основном из-за вежливости. В меньшей степени из интереса, хоть в этом учёный увидел лишь последнюю попытку привлечь его внимание, наподобие торговцев с рынков, желавших получше продать совершенно блёклую и неинтересную безделушку. Но, хоть немец и был в не лучшем расположении духа, чтобы продолжать общение с ним, что-то эфемерное, притягательное было в этом синеволосом пареньке, который будто вышел с портрета художника Возрождения.       Если бы только величайший Гудини был жив и находился в добром здравии и ясном уме, то, несомненно, он бы отдал всё состояние и славу только ради того, чтобы хоть краем глаза увидеть то, что в этот вечер происходит в отдалённом от центра Майами, далеко не самом популярном пабе.       Через несколько секунд маленькое длиннохвостое и разноцветное существо, больше всего похожее на земного аксолотля, смешанного с плюшевой игрушкой, материализовалось рядом с Люпеном. Чёрными глазками-пуговками он несколько секунд смотрел на своего владельца, а затем маленькие ручки в белых перчатках бесцеремонно начертили спираль на пальце француза и тут же исчезли в никуда. Оранжево-жёлтая вспышка озарила кончик пальца Джови, и вокруг всей фалангами светлыми кольцами затянулось то, что для любого человека, знакомого с научной фантастикой, казалось бы воплощением чистой энергии. Поднеся ноготь к тому месту, где заканчивался однотонный рисунок карандаша, он медленным движением снял тоненький слой древесины, явив миру чистую прослойку. Повторив это с каждой стороной, он, словно профессиональный столяр, добился заточки, не уступающей заводской. Когда же юноша закончил и со вторым карандашом, он положил оба предмета прямо перед инвалидом, поднёс палец к лицу и сдунул с него стружку.       Немец выгнул бровь, насупился. Выражение его лица сменилось с полностью недоверчивого на скептическое. Не более. Удивлённый взгляд учёного переместился сначала на сами предметы, затем на руку хирурга, что отбивала весёлый ритм по столу, потом вновь на карандаши. С осторожностью он взял один из них в правую руку, осмотрел грифель и, желая ещё раз убедиться в реальности того, что произошло, надавил на кончик грифеля. Тот неприятно кольнул. Тихий, еле слышный смешок раздался за столом.       — Это ведь какой-то фокус? — отодвинув карандаш в сторону, прямо спросил учёный.       — Я же говорил, что смогу Вас заинтересовать, — расплывшись в обаятельной улыбке, ответил Люпен, жестом пригласив иностранца вновь сесть за стол.       — Видите ли, мистер, — вскоре продолжил он — то, что сейчас произошло на ваших глазах, было физическим проявлением той самой спирали, или спина, как я более привык называть.       Без удивления француз смотрел на то, как его собеседник размышлял над сказанным. Боясь спутать его соображения, он молчал, давая время собеседнику собраться с мыслями. Как оказалось, это было достаточно умным решением, ведь иначе он бы потерял удовольствие услышать вопрос, заданный им.       — Этот спин… где-то я это слышал. Насколько я припоминаю, это ведь собственный вращательный момент у элементарных частиц, разве нет?       Теперь же пришла очередь француза удивляться.       — А ведь в этом и правда что-то есть, — тихо подметил он — я даже и не задумывался.       — Что-что, простите?       — Не берите в голову, просто мысли вслух, — уже обычным и даже несколько излишне громким голосом ответил Люпен, — и так, это было лишь несущественным процентом того, на что в действительности способна энергия вращения, но, увы, полный её потенциал недостижим. Вращение предмета должно идеально повторять траекторию золотого сечения, а даже создать её практически нереально, не говоря уже о исполнении.       — Но а тогда откуда Вы знаете о её полных возможностях, если в жизни это реализовать невозможно? — с лёгкими нотками нажима спросил немец.       — Я… я не уверен, — разведя руками, ответил француз, — Я знаю, что это получалось у пары людей, правда давно, но получалось.       Конечно, Этюрна, как человека науки, такое объяснение мало радовало, а ещё меньше объясняло произошедшее. Но самым неприятным было то, что в его душе проскакивало скрытое ощущение того, что его обманывают.       — Ладно, чёрт с Вашими спинами и сечениями, но скажите честно, господин хирург, как Вы провернули этот фокус с карандашами? — стараясь скрыть раздражение, напрямую поинтересовался учёный, — Это иллюзия? Или какие-то спецэффекты?       Люпен тяжко вздохнул, протёр глаза, провёл всей ладонью по волосам. Другая рука забрала бокал с киром и поднесла его ко рту, несколькими глотками допил содержимое.       — И Вы всё равно не верите, что это не фокус?       — При всём моём уважении, — сказал немец, явно с использованием всех имеющихся остатков этого самого уважения, — но то, что вы сейчас показали, просто не могло произойти. Не может свечение появиться просто так, не может карандаш резко стать острым. Тогда как это произошло?       Странное чувство вновь появилось в душе француза. Чувство, которое он очень давно не испытывал. Будто он не прав в своей же правоте. Вновь.       *       Большой холодный кабинет. Свет с широких окон лился прямо на массивный деревянный стол, падая с него на светлый паркет. Запах старой книги и сигарет ударил в нос.       — То есть ты утверждаешь, что сам диагностировал осколочный перелом, провёл вскрытие и убрал осколки, — не поднимая взгляда, спросил грубый баритон.       — Д-да, пап. Но он был не человек, не стоит переживать.       — То есть ты забрался в морг и выкрал тело?! Вскрывать трупы можно только на хирургическом столе и только с моего разрешения.       — Н-нет, я даже не выходил в город. На трассе кто-то передавил лапу кошке, я на ней провёл операцию.       — А какого чёрта ты вообще выходил из дома?! Я тебе дал работу в саду. Ты её полностью выполнил?       — Но ведь я просто хотел ей помочь.       — Сколько раз я тебе говорил не использовать спин на местности. И ты опять меня не послушал. Да даже если и вытащил ты эту чёртову кошку, я уверен, ты увечий сделал больше, чем помог. Ты вечно меня не слушаешь, Ивел. Марш к себе!       — Н-но...       — Быстро из моего кабинета!       *       — Что же, надеюсь, что это Вас убедит.       Встав из-за стола, иностранец отошёл на несколько шагов от источника света. Едва приподняв рубашку, Джови оголил массивную бляху с орнаментом, которую, к сожалению, разглядеть более подробно было совершенно невозможно. Даже малое количество лучей, стократно отражаясь от её блестящей, как королевские кубки на балу, поверхности, ослепляло всё вокруг, кроме самого француза.       Несколько раз постучав по ней, иностранец откинул крышку в сторону, ловким, отточенным движением забрал всё содержимое внутри, также быстро закрыл её и спустил рубашку пониже. В его руках оказались два небольших, размером с четверть ладони, но увесистых шара, сверкающих металлическим блеском.       — И вот эти вещи понадобятся Вам для объяснения, да? — с непониманием в голосе спросил физик.       — Всё верно, — ответил врач, положив один из шариков на крышку стола.       Показательно, даже несколько импозантно, француз, вращая пальцами левой руку, переместил железный шар по фалангам пальцев от мизинца до большого, затем легонько подбросил его и перевернул ладонь так, чтобы он упал ровно на её середину, прямо на сплетение линий на руках. Скатив шар на стол так, чтобы оба шарика оказались неподалёку друг от друга, француз указал на них собеседнику, жестом намекая, что они полностью готовы к проверке.       Не отказавшись от такой возможности Этюрн испытал предметы всеми возможными способами, до которых додумался его уставший мозг: взвесил их, покатал по столу, покрутил и даже попытался сжать между ладонями. Но на проверку они оказались не только обычными, но и между собой абсолютно одинаковыми, хоть, надо сказать, и весили несколько больше, чем он ожидал.       Забрав один из предметов обратно, он показал собеседнику свои руки с обоих сторон, потряс ладонями и даже скрестил и сплёл пальцы, дабы показать, что чего-то инородного у него не было.       — Как видите, у меня абсолютно ничего нет, — ещё раз утвердительно сказал француз, — А теперь, мистер, пожалуйста, только не делайте выводы раньше времени.       — Клянусь, если Вы сделаете что-то из ряда вон выходящее, я возьму все свои слова назад.       Голос немца, хоть до сих пор и казался скептическим, скрывал в себе толику новообразовавшегося интереса. По крайней мере, так казалось самому Джови.       — В качестве компенсации я ещё приму и бокал шампанского, — расплывшись в ехидной улыбке, ответил француз.       И вновь, словно по волшебству, предмет на заискрившейся ладони француза двинулся сам по себе. За секунду он с мёртвой точки разогнался до чудовищно быстрых оборотов, набранных во вращении по оси вокруг себя. Не менее удивительно было и то, что он не сместился со своего места, даже когда Люпен повертел своей кистью и даже перевернул её.       — Невозможно! Как, чёрт возьми, это происходит?! — в сердцах крикнул Этюрн, ударив ребром ладони по столу, — Это какие-то уловки.       Ангельская улыбка засияла на столь же ангельском лице француза.       — Ну что же, тогда можете убедиться сами.       Рука француза быстро, словно змея в своем изящном прыжке, переместилась к крышке стола. Шар, в эту же секунду, освобождённый от невидимых оков, с поистине сумасшедшей скоростью полетел к своему металлическому собрату. Ручки в белых перчатках наделили руку золотой спиралью. С резким глуховатым звуком шары обменялись ударами, и уже второй из них, полностью заряженный энергией, по кончикам пальцев выставленной руки, переместился к немцу. Конечной точки энергия достигла в мгновение ока. Словно электрический ток, он, проходя через кожу, подкожные слои и мышцы, по нервам направился прямо к спинному мозгу, обходя головной, который, не получая информации ни от глаз, удивлённо смотрящих на этот процесс, ни от органов осязания, оставался в полном недоумении. И, пока центр управления пытался осознать произошедшее, импульс, не теряя силы, за доли секунды достиг своей конечной цели – чёрных, давно погасших, обезображенных нервных узлов.       Громкий звук удара по дереву разнёсся в стенах заведения. Через секунду его сменило глухой стук предметов быта об пол, которые в результате удара попадали на землю. Люпен, заранее догадавшись убрать бокал, поставил его обратно и нагнулся за личными вещами и вторым шариком. Еще секунда и из-за барной стойки послышались быстрые шаги, активно приближающиеся к столику с единственными посетителями.       — Что тут произошло?! — протараторил работник бара, быстрым взглядом осматривая гостей.       — Всё под контролем, мистер. Просто этот господин немного подустал и нечаянно смахнул бокалы.       — Всё… Всё в норме Брюс, — подтвердил Этюрн, массируя ногу на уровне лодыжки, — Не удержал, моя оплошность. Прошу прощения.       Перед тем как уйти восвояси, Брюс лишь многозначительно посмотрел на Джови, затем на Этюрна, потом на стол. Напоследок он что-то неразборчиво пробормотал, вздохнул и спешно ушёл обратно.       Некоторое время собеседники молчали. У одного из них было слишком много вопросов, у другого – слишком мало свободного времени. Чтобы и дальше его не терять, Джови, сев за стол, стал заниматься поиском сечения, над которыми он так скрупулёзно трудился. Однако изменившийся вид собеседника не давал ему полностью сосредоточиться на работе. Его лицо выражало лишь глубокую задумчивость, но глаза бегали в смятении, стараясь обдумать произошедшее.       — То, что сейчас произошло, мне ведь не показалось? — негромко переспросил немец, продолжая проводить лечебные манипуляции с ногой.       — Если для Вас боль в парализованной ноге и упавшие со стола предметы не довод, то нет, ничего такого не произошло, — с язвинкой ответил он, не отвлекаясь от дела.       — Я не это имел в виду. Не поймите меня неправильно, но... Простите, я ни в коем случае не хотел осквернять ваше имя, мистер, — склонив голову, тоном полным сожаления произнёс немец.       Рука с карандашом остановилась. Спустя пару секунд его голова поднялась на такой уровень, чтобы без проблем видеть собеседника. Даже ехидная улыбка спала с его лица, оголив благородство и добродушие в чертах лица, которыми он, безусловно, обладал.       — Наконец-то я перестал быть каким-то шарлатаном, — протянув руку, сказал иностранец, — Люпен Джови́, рад знакомству.       Вся тяжесть крупной, минимум на треть большей мясистой ладони учёного в полной степени была прочувствована его собственной. В ту же секунду она была сжата в крепкое, даже чрезмерно крепкое, рукопожатие. Ко всему прочему, мозоли на тыльной стороне его ладони, раздражающие гладкую кожу и даже несколько режущие её, вызывали не самые приятные ощущения, отчего Люпен и решил побыстрее избавиться.       — Этюрн фон Бюрн, физик-инженер, — искреннее ответил учёный.       Разжав руку, хирург освободил её от крепкого рукопожатия и дипломатично убрал в сторону, ближе к окну.       На улице становилось по-ночному прохладно, находившееся рядом стекло не давало соврать. И совершенно темно. Даже заведение уже явно готовилось к закрытию, которому не давали совершиться двое оставшихся посетителей. На место блюзу и инструментальной музыке, что обычно играли в этом заведении по вечерам, пришли электрические мелодии лампочек, акапеллу которых поддерживали шумные уборочные работы из внутренних помещений.       Взгляд француза невольно пал на стены, где должны были быть часы. Искал долго, чему способствовало разнообразие различных атрибутов института в виде шарфов, бейсболок, футболок и других предметов, выдержанных в зелёном и оранжевом цвете. Время оказалось позднее. Слишком позднее.        «Пожалуй, пора», — после недолгих раздумий заключил Джови, поглядывая на еле различимый во тьме шелест листвы.       — Мистер... Джови, Вы ведь использовали не весь потенциал этой энергии, я прав? — после длительного молчания неожиданно спросил учёный.       — Это даже не десятая того, на что она способна, — не останавливая сборку вещей, ответил он — При идеальных условиях и технике, конечно же.       — То есть, если такое простое действие заставило выпрямиться мои ноги, то другие, более совершенные, смогут усилить эффект?       Едва ли сам Люпен хотел, да и мог что-то сказать. Он старался не отвечать на те вопросы, ответы на которые ему были неизвестны, или известны лишь поверхностно. Его взгляд вновь скользнул по колёсам коляски, непривычно ровно поставленным, как у куклы, ногам, мужественному, но исчерченному усталостью лицу Этюрна. На секунду ему показалось, что он увидел необычный светлый огонек в глазах физика. Быть может, это был всего лишь блик от ламп или отсвет от стекла, в которое бил уличный свет, но разум подсказывал иностранцу, что это нечто другое. Такие ситуации не могли быть совпадением.       — Я… я слышал об одном случае, произошедшем почти сто лет назад. Не могу сказать, правда это или нет. Я сам лишь продолжаю обучение, а не являюсь мастером.       — Но есть хотя бы шанс?       Достав небольшой листочек бумаги, Люпен быстрыми движениями карандаша нанёс на него тонкие, зауженные буквы, которые вскоре сложились в понятный текст. Прокатив листочек по столу, он положил его прямо перед правой рукой собеседника.       — Это адрес моего временного проживания. Я буду там ещё некоторое время. Если у Вас останется желание поговорить о вращении, мы может там встретиться и обсудить, но только вечером, после шести часов. А сейчас уже время позднее. Au revoir.