первообразная

За выходные, которые Хенджин так ждал всю неделю, у него даже не получается отдохнуть. Всю пятницу парень проводит с репетитором, а потом с бесполезной школьной домашкой, за которую почему-то внезапно решается взяться. Хван чувствует себя странно, когда начинает переживать за оценки, но понимает, что последний год нужно закончить лучше, чем предыдущие. Осталось совсем немного. Хенджину это напоминает даже мама за семейным ужином, который они почему-то решили устроить, хотя никогда так не делали. Хван только кивает, уверяя родителей, что определился со специальностью, на которую пойдет, но в душе осознает, что он совсем не знает, кем он хочет быть. Хенджин даже просто не понимает, кто он такой. Какие у него интересы, к чему у него лежит душа — парень не знает. Он словно все свои семнадцать лет плыл по течению и наконец-то оказался на краю обрыва, но никак не может решить: сойти с этого пути и выбрать свой или плыть дальше в неизвестность, доверяя все кому-то другому. На проект, который подправил Минхо, смотреть тошно, потому что мысли сразу же начинают стягиваться в тугой узел, пронизывая Хвана насквозь тревогой. Хенджин переживает за Джисона, который слишком часто контактирует с Ли в последнее время, но понимает, что тот не виноват. Что это именно Хенджин послал Минхо тогда к Хану домой, что именно Хенджин, а не кто-то другой решил, что Джисон останется работать над этим глупым проектом. Возможно, что Ли и правда безобидный. Возможно, что он не желает Хану ничего плохого, но Хенджин настолько сильно себя накручивает, что едва сдерживается, чтобы не проесть этим Джисону мозг. В очередной раз довести все до ссоры, которые и без того слишком часто происходят. Хван берет себя в руки, обещает ничего не говорить Хану по поводу Минхо завтра и просто переделывает проект, сидя над ним до двух ночи, отправляя все остальным и надеясь, что им поставят зачет. Хенджину хватает стресса, в котором он сейчас с головой, ему не хочется думать еще и о второй пересдаче. Утром Хван еле заставляет себя встать с кровати. Он прощается с родителями, даже не испытывая какой-то грусти из-за того, что не увидит их ближайший месяц. Наоборот, снова то облегчение, ведь он останется один. Хенджин, поджав губы, закрывает за ними дверь и думает о том, что нужно почаще писать хотя бы маме. Идти на тусовку совершенно не хочется, но писать об этом Джисону бесполезно. Скорее всего, тот просто придет и силком потащит Хвана на очередную квартиру, где он знает человек пять. Если не меньше. Хенджин знает, что ему нужно расслабиться, хоть немного забыть о своих проблемах, но еще он знает, что это ему не поможет. Никакое количество алкоголя и сигарет, никакие пьяные разговоры с незнакомыми людьми, просто ничего не заглушит то беспокойство, которое растет в нем с каждым днем. Хван все равно собирается и списывается с Джисоном, который отвечает простым хочу нажраться в дрова. Хенджин его понимает. — Пиздец, ты помятый, — говорит ему Хан, когда они встречаются у магазина, где им продают сигареты и алкоголь. Погодка сегодня тоже не ахти. Хенджин пожимает плечами, потому что ответить ему и правда нечего, и вздрагивает от холода. — Ну ничего. Сейчас закупимся и нормально затусим. Сигареты себе купи, кстати, а то постоянно у меня стреляешь. Сигареты с зажигалкой себе Хван и правда покупает, надеясь, что у него не будет такой зависимости, как у Джисона, который пыхтит как паровоз. По пути они говорят обо всем, но не о школе и о вчерашнем. Хану, наверное, не хочется слушать нравоучения Хенджина, а тот и сам устал их повторять. Да и портить себе настроение разговорами о Чане и прочих нет никакого желания. Хван закуривает по дороге и немного отстраняется от своих переживаний, расслабляясь и надеясь, что хотя бы до конца вечера все будет нормально. Они же все-таки тусят без ограничений, якобы замутив ночевку у Хенджина. Нужно пользоваться моментом, пока Джисона отпустили. В квартире, куда приводит его Хан, парень впервые. Хенджин находит несколько знакомых человек, обменивается привычным как же мы давно не виделись, а потом теряет Джисона из вида. Есть у Хана такая привычка куда-то пропадать на тусовках и находить Хенджина только к самому концу, когда они уже оба не в состоянии нормально передвигаться. Кто-то включает знакомый трек, Хван вздыхает и потом с улыбкой возвращается в разговор со знакомыми, присаживаясь на диван. Ему вручают бутылку пива и хорошее настроение, вовлекая в обсуждение какого-то сериала, который Хенджин недавно посмотрел. Потом пиво сменяется водкой, долгие разговоры превращаются во что-то невнятное и в постоянные похождения на балкон, чтобы покурить, а Хван уже перестает формулировать свои мысли, чтобы хоть узнать, кто вообще хозяин квартиры. Пить Хенджин, честно говоря, умеет плохо. И каждый раз, когда земля уходит из-под ног после бесчисленного количества рюмок водки, он в этом убеждается. Как это происходит и сейчас. Хван едва доходит до ванной комнаты, игнорируя парня, который туда тоже безумно хотел, и закрывается там. Хенджин упирается руками на раковину и смотрит в зеркало, видя словно не себя самого, а кого-то другого. От этого страшно. Действительно, кто же он такой? Просто подросток, который боится выйти за рамки того, к чему он привык? Подросток, который напился, потому что бежать больше некуда? Хван умывается и поправляет челку, прилипшую ко лбу. Его слегка кружит, сил заставить себя прийти в нормальное состояние просто нет. Кажется, еще секунда, и он рухнет прямо на пол. Сквозь приглушенную музыку Хенджин улавливает громкие стуки в дверь и голос, оповещающий его о том, что если Хван сейчас не откроет дверь, то ему придется обходить блевоту до завтрашнего дня. Хенджин, шатаясь, подходит к двери, открывает ее и все. Хвана словно вырывают из реальности и помещают туда, где нет ничего. Напиваться и правда было плохой идеей. Пробуждение ощущается как возвращение из ада. Хенджин едва разлепляет глаза и тут же щурится от яркого света. Голова раскалывается, а во рту безумно сушит. Он пытается понять, где находится, и обнаруживает себя на том же диване, на котором и началась его пьянка. Сил подняться нет, но Хван оглядывается вокруг. Квартира просто убита: на полу валяются тела таких же пострадавших как и сам Хенджин, везде бутылки, использованные салфетки и тарелки. На столе находится неполная канистра с водой, которую парень практически опустошает за несколько секунд. Как же ему сейчас хуево. После похода в ванную Хван ничего не помнит. Он шарится по карманам и, слава богу, находит телефон в целости и сохранности. Час дня, никаких пропущенных и сообщений. Хенджин заходит в галерею и, к счастью, тоже ничего там не находит. Остается надеяться, что ничего ужасного вчера не произошло. Хван садится на диван и хватается за голову. Как ему идти домой и заниматься с репетитором он даже не представляет. А еще надо найти Джисона, если он, вообще, выжил. Хенджин на это искренне надеется, потому что бутылок от алкоголя по всей квартире просто немеренное количество. Кто-то шарится на кухне, кто-то пытается прийти в себя и собраться, а Хван даже встать не может. Он уверяет себя, что поднимется, дойдет до дома, выпьет таблетку и больше никогда не возьмет и капли алкоголя в рот, но сначала нужно найти Джисона. Хенджин встает с кровати, чувствуя, как ему становится еще хуже, но взглядом тут же подмечает Хана, который видимо в таком же состоянии, как и он сам, потому что еле плетется. Джисон его тоже замечает и хватается за голову. — Ничего не говори, — просит его Хан, а Хенджин кивает и идет вместе с другом в прихожую, пытаясь найти свои кроссовки и куртку в этом жутком срачевнике. Помогать убираться нет никакого желания. Скорее всего, если Хван остается, то просто будет сидеть и пытаться вернуться к жизни, так что лучше пойти домой и сделать то же самое там. Они выходят на улицу и Хвану становится хоть немножко, но легче. Идти домой так не хочется, но приходится. Он проверяет карманы еще раз, находя там пачку сигарет, в которой осталось меньше половины, и протягивает ее Джисону. Тот отмахивается и ежится от холода. Хенджину тоже курить не хочется, ему бы еще попить. Он оглядывает Хана, который выглядит ужасно. Хван уверен, что и он не лучше. После такого точно будешь отходить еще несколько дней. Хенджин снова скользит взглядом по Джисону и поднимает правую бровь. — Может, ширинку застегнешь? — спрашивает Хван, ухмыляясь, а Джисон тяжко стонет и выполняет сказанное парнем. Хенджин замечает несколько красных засосов на чужой шее и складывает простую картинку в единое. — Ты что, трахался? — Я же просил ничего не говорить, — злится Хан, а Хенджин только разводит руками. Его это не удивляет. Он знает, что Джисон часто с кем-то спит на тусовках. Просто хочется поиздеваться в очередной раз. Хван такое не то, что не одобряет, просто не понимает, как, вообще, можно в пьяном состоянии такое сделать. Он вот вообще ничего не помнит. Интересно, кто-то его дотащил до дивана или он сам дошел. — Кто она? — продолжает издеваться Хван, чтобы занять хоть чем-то бесконечную дорогу, пихая Джисона в бок. Тот отводит взгляд куда-то в сторону. — Она? — поджимает губы парень и чешет голову. — Не знаю. Не помню, точнее. А у тебя как вечер прошел? — Не знаю. Не помню, точнее, — передразнивает Хана Хенджин, хотя, в принципе, он и не врет. Даже ничего из разговоров в начале тусовки в голове не остается. Надо же так напиться было. Тот усмехается, но тут же становится серьезным. — Полегче хоть стало? — интересуется Джисон, заглядывая Хвану в глаза. Парень открывает рот, чтобы хоть что-то ответить, но не знает, что сказать. Наверное, нет. Хан это понимает и прикрывает глаза. — А тебе? — решает спросить Хенджин, хотя уже знает ответ. — Нет, — говорит Джисон и сплевывает на асфальт. Хван чувствует холодок по всему телу. Какая-то безнадежность, от которой спрятаться даже нельзя. — Нихуя не легче. Они доходят до дома Хенджина, где Хан сдается и решает поехать на автобусе. Парни прощаются на остановке, а Хенджин напоминает про проект, на что друг лишь хмурится и матерится, отмахиваясь. Хван знает, что тот все равно все сделает, поэтому лишь фыркает. Чудом Хенджин добирается до своей квартиры и первым же делом наливает себе стакан воды, выпивая его. Сил хватает только рухнуть на кровать прямо в грязной одежде и тяжело вздохнуть. Через пару часов придет репетитор, а Хенджин благодарит себя за то, что все сделал еще вчера. А вот завтра уже в школу. Бесконечный круг. Внезапно Хван вспоминает о том, о чем совсем забыл. О парне в маске, с которым он встретится уже завтра. Хенджин открывает ящик тумбочки и достает один из тех батончиков, которые ему подарил незнакомец, и начинает есть. Удивительно, что есть хоть что-то, что заставляет его ждать понедельник. Хван надеется, что в этот раз парень в маске будет писать больше. Безумно хочется поговорить с ним. Снова его охватывает это приятное ожидание, которое связано с желанием увидеть незнакомца. Хенджин переворачивается на спину и смотрит в потолок. Может, все и не так плохо, думает он, дожевывая шоколадку. В понедельник Хвану хочется куда угодно, но только не в школу. Слабость после попойки в субботу еще не покинула его тело, а мысли о пересдаче делают только хуже. Хенджин закусывает нижнюю губу, когда вместо привычного сентября записывает уже октябрь на полях своей тетрадки. Не так уж и много времени осталось до начала нового года, а произошедшее в том же марте до сих пор будто бы дышит в спину, словно все это было вчера. Лучше бы все таким и оставалось, вот честно. Хван снова не может сосредоточиться на речи учительницы, которая пытается впихнуть хоть какие-то знания в головы выпускников. Ему ее искренне жаль. Вот, вариант с тем, чтобы идти на учителя английского не кажется таким же привлекательным. С каждым годом дети все более жестокие и бездушные. И никакие наставления от старших не способны их облагоразумить. Есть ли смысл возвращаться в то окружение, от которого так хочется сбежать прямо сейчас? Хенджин чешет голову и продолжает записывать фразы, которые доходят до него сквозь собственные мысли. Джисон приползает ко второму уроку в таком виде словно не спал всю ночь. На все вопросы тот отмахивается и говорит, что просто проспал. Хван чувствует, что ему что-то не договаривают, но не лезет, потому что и сам не лучше. Ужасно неправильная позиция, но упрекнуть друга что-то не позволяет. Хан заводит историю про каких-то людей из их школы, которую только что услышал на курилке, а Хенджин решает, что нет ничего лучше бессмысленной болтовни, когда думать о чем-то серьезном нет никакого желания. О Чане они так и не говорят. Да и тот не появляется в поле зрения. Хвана это хоть немного, но успокаивает. Хочется верить, что так будет всегда. — Кстати, вчера списался с чуваками с тусовки, — говорит Джисон, прыская и пряча руки в карманы, пока они идут на другой урок. Парень напрягается. — Говорят, что ты напился до такого состояния, что чуть с балкона не прыгнул, потому что выкинул недокуренную сигарету. И это только малая часть. — Лучше бы прыгнул, — морщится Хенджин, вспоминая, как ему было хуево. А сейчас еще оказывается, что он что-то натворил. Нет, в ближайшее время он точно пить не будет. Хан мрачнеет. — Не говори такого, — Джисон щипает парня за локоть. Хван закатывает глаза. — А тебе мама ничего не сказала? — интересуется Хенджин, а друг вскидывает брови. — По поводу? — уточняет Хан. — Ну это, — Хван переводит взгляд на чужую шею, где до сих пор красуются уже синие отметины. Джисон рефлекторно трет засосы и хмурится. — Надо было тебе тоже кого-нибудь найти, а то ты меня этой темой еще месяц будешь мучать, — бурчит Хан, явно давая понять, что обсуждать это не собирается. Хенджин кривится, потому что точно совету друга следовать не собирается. Для него переспать с кем-то — это что-то личное. Не такое простое, каким это выставляет Джисон. — Так что там с проектом? Остаток школьного дня почему-то пролетает быстрее обычного. Наверное, потому что Хвану так сильно хочется оттянуть сдачу проекта. Все изменения они обсуждают с Джисоном и остальными парнями, и кажется, что они вроде бы готовы. Хенджин, по крайней мере, на это очень сильно надеется. Мечты о четверке все еще тешат его. Мама почему-то начала писать ему о каждой плохой оценке и просить хоть что-то с этим сделать. Хвану не хочется ее расстраивать, поэтому на переменах только и делает, что повторяет проект и пытается предугадать, что у него может спросить Мистер Ким. Даже обед в столовой пропускает, на что Джисон крутит пальцем у виска и говорит, что тот совсем из ума выжил. Хенджин лишь от него отмахивается и уточняет записался ли тот на дополнительные для подготовки к экзаменам. Хан тут же испаряется, но парень обещает себе затащить друга туда силком. Пусть так, но может Джисон одумается и начнет готовиться хоть немного. На удивление, сдача проекта оказывается не такой сложной, как Хенджин представлял. Каждый рассказывает свою часть, даже те два истукана отвечают на дополнительные вопросы. У Хвана камень с души падает, когда им ставят четверку, и обещает себе в этот раз начать готовиться заранее. Не хочется больше такой нервотрепки, как сейчас, и помощи всяких отличников. На выходе из кабинета Джисон толкает его в плечо и говорит, что так и знал, что они все нормально сдадут. Кажется, что для Хана любая оценка была бы «нормальной», но Хенджин об этом не говорит. Он просто рад, что все хорошо закончилось. Привычное прощание на остановке, только вот без похода в курилку, потому что Хвану кажется, что если он там окажется, то точно скурит хотя бы одну сигарету, а еще ему нужно скорее домой. Надо сделать всю домашку, потому что сегодня Хенджин идет на рельсы. Сегодня Хван снова встретится с парнем в маске. Почти весь вчерашний вечер Хенджин думал о том, что спросить у незнакомца, но ничего толкового в голову не приходит. Он знает, о чем он точно не будет говорить, но какую именно тему разговора выбрать в этот раз — нет. С каждой их встречей Хван чувствует, что он становится ближе к этому парню, имени которого даже не знает. Такая глупость, расскажешь — никто не поверит, но для Хенджина это так важно. Значит ли он так же много для парня в маске, как тот для Хвана? До сих пор те слова, которые незнакомец оставил в тетрадке, греют душу и дают хоть какую-то надежду на хорошее. Хенджин и правда хочет, чтобы все было нормально. Около самого дома Хвана охватывает какая-то внезапная тревога. Он оглядывается по сторонам, шарится по карманам, проверяет телефон, но понимает, что смотрит совсем не туда. Рядом с его подъездом стоит Чан. Бан демонстративно облокачивается на стену дома, скрестив руки и не сводя взгляда с Хенджина. Хван не знает, что ему делать. Он так и замирает посреди дороги, чувствуя, как у него трясутся руки в карманах. Чан говорил, что придет, Феликс говорил, что они не отстанут. Хенджин прокручивал, как все это может произойти, пытался придумать, что сказать, но сейчас, именно в данный момент, он не понимает, что ему делать. Хочется сбежать, это кажется самой разумной мыслью, но Хван осознает, что если не сегодня, то однажды это произойдет. Прохожие идут мимо, обходя застывшего Хенджина, который теряется в происходящем. Хван снова в том углу, из которого не выбраться даже с чьей-то помощью. Он делает шаг в бездну, в которую его окунули еще тогда в кабинете директрисы. Беспомощность. — Хенджин, — кивает ему Чан, а Хван чувствует, как у него дрожит нижняя губа, когда он подходит к подъезду. Откуда Бан узнал, где он живет? Почему он вообще здесь? Что ему нужно? Хенджин старается оставаться безэмоциональным, но выходит с трудом. — Пройдемся? Хван поджимает губы и кивает, хотя даже не представляет, куда его могут повести. Чан отталкивается от стены и идет в противоположную сторону от дома Хенджина, а парню ничего не остается, как плестись за ним и пытаться взять себя в руки. Он не может совершить ошибку, если Бан начнет говорить. Но как это сделать, если он даже не понимает, что Чану нужно? Хенджин идет позади, боясь подойти ближе, цепляясь взглядом за проходящих мимо людей, словно ему могут помочь. Хван жмурит глаза, когда в голову приходит мысль о том, что его могут избить. В школе хоть кто-то его найдет, но на улице. Хенджин знает, что Чан связан со слишком многим, даже с тем, что выходит за пределы школы. Достанется ли ему, как Джисону? Как кому-то из тех, кто пострадал еще больше? Слишком много вопросов, от которых сердце начинает биться настолько сильно, что, кажется, скоро уйдет в пятки от страха. Бан еще ничего не сделал, а Хван уже чувствует себя проигравшим. Слабак. Они доходят до хорошо знакомого Хенджину соседнего района, но далеко не самого благополучного. Чан слегка притормаживает, чтобы оказаться рядом с Хваном, а тот словно лишается последнего щита, который хоть как-то придавал уверенности. Они заходят в один из дворов и останавливаются у какого-то обшарпанного подъезда. Хенджин боится смотреть на Бана и постоянно оглядывается, внезапно слыша смешок где-то сбоку. — Если ищешь кого-то из моих парней, то огорчу тебя. Я сегодня один, — ухмыляется Чан, а Хван переводит на него взгляд. Точно тот же Бан, что и всегда. Смотрит так же, как и в кабинете Миссис Со. Хенджин нервничает и выдает себя всем, чем можно. Плевать. — Что тебе нужно? — спрашивает Хван, лишаясь последних сил терпеть происходящее. Страх борется со злостью и ненавистью к человеку перед ним. — Хван Хенджин из параллельного класса, семнадцать лет, любишь английский, ни с кем, кроме Джисона не общаешься, часто остаешься дома один, — перечисляет Чан и достает из кармана пачку сигарет, протягивая ее парню. Тот хмурым взглядом смотрит на Бана, не понимая абсолютно ничего из происходящего, а тот хмыкает и достает сигарету, подкуривая ее. — Родители в командировках? — Зачем? — задает простой вопрос Хенджин, который мучает его уже неделю. Зачем Чану вся эта информация о нем, зачем они стоят здесь и говорят об этом? — Я тоже хочу понять зачем, Хенджин, — делает тяжку Чан, а Хван поджимает губы. — Понравился спектакль у директрисы? — Безумно, — процеживает сквозь зубы Хенджин, начиная злиться. То ли от отчаяния и понимания, что он уже точно попал, то ли потому, что держать все это отвращение к Бану так тяжко. — А ты смелый. Не то, что Джисон, — дергает бровями Чан. — Хочешь узнать, почему решили, что именно ты будешь сидеть у Миссис Со и беседовать с моими родителями? — Потому что я друг Джисона? — делает предположение Хенджин, решая не упоминать сейчас версию о том, что это было сделано по рекомендациям Чанбина. Чан морщится и выдыхает дым. — Слишком просто. У этого парня столько знакомых, что на твоем месте мог быть любой другой. Кто-то более молчаливый и согласный на все, лишь бы не обрести лишних проблем. — Тогда почему именно я? Хенджин ненавидит, когда с ним играют. Он сразу становится импульсивным, не может сохранять спокойствие и отвечать разумно. А Чана похоже это забавляет. Он пришел один, не накинулся на него с кулаками, как обычно это делает, когда хочет преподать урок. Он мучает Хвана вопросами, хотя задавать тут хочется их только ему самому. Хенджин не понимает. — Помнишь день, когда мы готовили проекты? И во время урока мне пришлось побеседовать с одним парнем, который ну уж слишком меня взбесил, — говорит Чан, туша бычок о мусорку, а Хенджин мгновенно все вспоминает. — Тогда еще набрела эта кучка тупых зевак, и кто-то додумался позвать Чанбина. — Я не понима-, — начинает Хван, но его перебивают. — Тогда остались только ты с Джисоном и еще пара оболтусов, — нервно выдыхает Бан, хрустя костяшками. — А я знаю, как твой дружок любит поболтать. Еще тогда подумал, что нужно переговорить с ним, чтобы он не наделал глупостей. Но, кажется, я кое-что упустил из рассказа. Не поможешь? — Я не знаю, о чем ты говоришь, — твердо отчеканивает Хенджин, а Чан качает головой, цокая. — Скажи мне, Хенджин, — начинает Бан. — Зачем ты полез спасать того парня? — Что? — говорит Хван и вскидывает брови, отходя на несколько шагов. В голове всплывает тот момент. И он правда хотел помочь тому парню, которого избивал Чан. До сих пор Хенджин не может понять, что им тогда двигало, но это казалось правильным. И если бы не амбалы Бана, то он бы и полез. Он бы отхватил, наверное, еще сильнее, чем тот ученик. — Я думал, что мне стоит опасаться Джисона. И мои догадки подтвердились тогда в раздевалке, — облизывает губы Чан, а Хенджин только и открывает рот, чтобы что-то ответить, но слова застревают где-то в горле. — Но потом я решил кое-что проверить и в кабинете директрисы понял, что ошибся и у меня есть проблема посерьезнее. — То есть, ты считаешь, что тебе опасаться нужно меня? — Хвану кажется, что еще секунда и у него начнется истерика. Он уже на грани, чтобы не начать нервно смеяться. Что он может сделать Бану? Как он может помешать тому, кого не может победить никто? — Конечно, нет, — усмехается Чан, снова скрещивая руки на груди и сверкая глазами. — Но я даже сейчас вижу сколько ненависти в твоем взгляде. — А что мне нужно делать? — незаметно для себя Хенджин повышает голос, а Бан слегка напрягается. — Бояться? Молить о пощаде? — Можешь делать, что угодно, — Чан подходит чуть ближе, прожигая взглядом Хвана. — Но не думай, что это может что-то изменить. Я таких, как ты, знаю хорошо. Думаешь, что справишься, думаешь, что можешь все исправить, если захочешь. Восстановить справедливость, или как вы это называете, — сплевывает на асфальт Бан, а Хенджин пятится назад. — Страх всегда сильнее всех твоих желаний, Хенджин. Пока ты чувствуешь эту слабость внутри себя, ты не сможешь и даже попытаться сделать что-то. Кем ты себя возомнил? Народным героем? Не смеши меня. Силенок не хватит взять и изменить то, что работает годами. — Тогда, что ты хочешь? Зачем ты мне это говоришь, если знаешь, что я ничего не сделаю? — уже с каким-то отчаянием спрашивает Хван, потому что Чан словно читает его насквозь. Все его мысли, которые он так отчаянно хочет потушить внутри себя, пока не разгорелся пожар. И от этого страшно. — Мне нужны гарантии, что от тебя не будет никаких проблем до конца учебного года. Ты не полезешь в это ни при каких условиях, — отходит Бан, снова возвращая прежнее спокойствие на свое лицо. — Не думай, что это безвозмездно. Получишь гарантию своей безопасности. И безопасности Джисона, в первую очередь. Он, наверняка, даже и не задумывается о том, что хочешь сделать ты. Хороший парень, лишь бы язык за зубами научился держать. Хенджин чувствует себя раздавленным. В очередной раз, только оклемавшись от унижения в кабинете директрисы, его снова окунают головой во всю ту грязь и заставляют давиться ей. Хван словно осознает, что он не Джисона просил держаться подальше от Чана, он себя сдерживал от желания натворить глупостей. Справедливость. Ее не существует, пока по земле ходят такие люди как Бан. Хенджин понимает головой, что он бесполезный, что он не сможет сделать ничего, чтобы остановить Чана, но сердце чувствует иначе. Оно заставляет Хвана верить, слепо верить, что он должен все изменить. Сейчас Хенджина снова будто бы оставляют без выбора. Хван понимает, что в любой момент может плюнуть Бану в лицо, сказать, что ему плевать и он все исправит. Еще парень понимает, что это безрассудно. Ему плевать на себя, плевать на то, что с ним будет, если же Хенджин все же решится, но ему не все равно на Джисона, который и без этого уже получил достаточно. Хван давит в себе все противоречия, которые душат до головокружения и темноты перед глазами. Хенджин позволяет выпотрошить из себя все, что он так ценил. — Хорошо, — кивает Хван, прикрывая глаза. — Я не собираюсь лезть в ваши дела. Мне не нужны проблемы. — Отлично, — улыбается Чан, пряча ладони в карманы джинс. — Можешь передать Джисону, чтобы не шугался больше Феликса. Тот к нему и на километр не подойдет, — он оглядывается на подъезд и прочищает горло. — Только не думай, что я не буду приглядывать за тобой. Надеюсь, не до скорой встречи, Хенджин. Чан скрывается за дверью в подъезд, у которого они простояли добрых полчаса. За это время у Хвана успели отмерзнуть ноги и что-то глубоко в груди. Хочется просто убиться, деть себя куда-то и забыть все, что происходит. Хенджин ломает себя, он уже сломал себя, когда пошел против своих принципов. Хван дрожащими руками достает пачку сигарет и закуривает, пытаясь прокрутить все произошедшее в голове, и жмурится, заставляя себя поверить, что поступил правильно. От Чана пострадают еще многие, он принесет боли еще огромному количеству людей, но он не тронет Джисона. Единственного человека, который все еще не дает Хенджину утонуть во всем этом безликом и глупом мире. Он поступил правильно. Огромная дыра в душе не дает это произнести хотя бы одними губами, оставляя гниль во рту. Хван делает глубокий вдох и обещает себе отныне убивать все мысли, которые могут быть связаны с Чаном и с его делами. Хенджин обещает себе игнорировать все, что не будет касаться дорогих для него людей. С неба начинает накрапывать дождь, когда Хван закуривает вторую сигарету. Он будто бы больше не ощущает себя человеком, которым был. Все вокруг превращается в бессмысленную массу, где Хенджину теперь и место. Пора учиться быть таким же равнодушным и слепым к чужим проблемам. Хван верит, что справится. Дома Хенджин не может заставить себя взяться за домашку. Рука не поднимается позвонить Джисону и все рассказать. Сказать, что все закончилось и будет хорошо. Наверное, потому что Хван себя так не чувствует. Ему не кажется, что жизнь вновь будет такой же, какой она была до этого. И это правда. Хенджин переворачивается на спину и начинает сверлить глазами потолок. Он еще не решил, что скажет Хану, но уже понимает, что соврет. Джисон не поймет, если Хенджин расскажет все, как есть. Лучше бы и дальше он ходил и оглядывался по коридорам в ожидании Чана, потому что эта тревога не давала Хвану думать о том, что он может как-то во все это вмешаться. Хенджин ведь правда может. Он массирует себе виски пальцами и встает с кровати. Все это глупо. Нужно собираться на рельсы. По пути Хван заходит в знакомый магазинчик и покупает сигареты. Он оглядывает пачку и даже думает о том, что нужно просто выкинуть ее в мусорный бак, но лишь нервно распаковывает ее и закуривает. Хочется внушить себе, что это поможет и успокоит. Хенджин на ходу достает телефон, проверяет уведомления и убирает его обратно. Лучше написать Хану завтра, когда он все переварит. И поговорит с парнем в маске. Хенджину так хочется рассказать ему обо всем, без недомолвок. Он же понял его в прошлый раз, может поймет и в этот? Хван прикрывает глаза и вдыхает влагу, распространившуюся по всей улице после дождя, вместе с сигаретным дымом. Хенджину всегда слишком сложно держать все свои переживания в себе, но этому он немного научился у Джисона, который в любой ситуации остается невозмутимым. Откуда в людях эта возможность не показывать, как тебе плохо? Где ее взять? Хвану очень хочется найти ответ. Хенджин перепрыгивает лужи в лесу, обращая внимание, как начинают желтеть листья на деревьях. Он никогда не любил осень, никогда не видел какой-то красоты в том, как увядает природа вокруг. Совсем скоро наступят холода. Даже сейчас Хван чувствует, как у него краснеет нос от леденящего воздуха. Он вслушивается в звуки вокруг, когда почти доходит до рельс, и понимает, что незнакомец уже там. Хенджин выходит из леса, замечая привычный фонарик, который освещает поляну. Парень в маске, который стоит, облокотившись на вагон, тут же оживляется и подходит ближе. В какой момент именно незнакомец стал неотъемлемой частью их с Джисоном местом? Хван не может этого понять. Словно все их летние воспоминания становятся каким-то обрывком сна, а Хан здесь никогда и не бывал. Хенджин подходит к знакомому дивану и усаживается на него, оглядывая парня в маске. Тот смотрит на него из-под челки и не спешит садиться. — Привет, — говорит Хван, искренне улыбаясь. И ему правда становится немножечко легче рядом с незнакомцем. Тот оглядывает его, кивает и садится рядом. То ли Хенджину кажется, что парень ближе к нему, чем в прошлый раз, то ли он уже себе надумывает. — Ты давно ждешь? Нет. — Это хорошо. Сегодня холодно, — поджимает губы Хенджин, кладя ладони на колени. Незнакомец поворачивается к нему и снова показывает жестами ручку. Хван удивленно вскидывает брови, снимая с плеч рюкзак. — Я принес новую тетрадь. Кстати, спасибо за то, что исправил ошибки. Парень в маске хмыкает и берет тетрадь с ручкой у Хенджина, который моментально начинает нервничать. Конечно, ему приятно, что незнакомца не пришлось уговаривать писать. Тот захотел этого сам. Хван закусывает нижнюю губу, не сводя глаз с темноволосого, словно пытаясь разглядеть в нем что-то знакомое. Они столько раз виделись, но у Хенджина даже и мысли нет о том, кто это может быть. Нет, это точно не Феликс. Хван уверен, что тот не стал бы заниматься такой чепухой. А если бы и стал, то Чан бы уж точно ему что-то сказал. Парень в маске заканчивает писать и передает задержавшему на несколько секунд дыхание Хенджину тетрадку. Как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь после того дня? — Ну, — Хван пытается сдержать улыбку, но ему кажется, что у него краснеют кончики ушей, потому что правда слишком приятно, что незнакомец интересуется его состоянием. — В целом, нормально, но сегодня, — Хенджин замирает, сомневаясь в правильности желания все рассказать. Парень в маске наклоняет голову вбок, будто бы в удивлении. — Я не знаю. Я себя таким глупым чувствую, когда тебе все рассказываю. Нет. У Хвана буквально вырывают тетрадку и начинают там что-то быстро писать. Хенджин прикрывает глаза и громко вздыхает, стараясь взять себя в руки. Нужно собраться. Когда Хван снова чувствует тетрадку в своих руках, он открывает глаза и смотрит на написанное, поджимая губы. Ты не глупый. Ты можешь мне рассказать. Ты можешь мне доверять. Я никому не расскажу. У Хенджина сжимается сердце. Ты можешь мне доверять. Будто бы именно это ему и хотелось услышать от незнакомца. Хвану правда хочется. Это глупая уверенность, что парень в маске ему не соврет, никому не расскажет о том, что происходит на рельсах, не отпускает Хенджина. Такое ощущение, что он никогда не поверит в то, что человек перед ним — плохой. Хван знает, что это странно, даже думает о том, что если бы это происходило с тем же Джисоном, то он бы говорил держаться подальше от парня в маске, ведь это может быть опасно. Хенджин еще раз смотрит на темноволосого, который все это время не сводил с него взгляд, и кивает. — Ты же помнишь про то, что я тебе рассказывал в прошлый раз? — кивок. Хван сжимает тетрадь и переводит взгляд на вагоны поездов перед ним, озаряемые слабым светом. — На неделе Феликс, один из банды Чана, говорил с Джисоном. Он сказал, что Чан хочет поговорить со мной. Я каждый день думал о том, что же Бану от меня нужно, что же ему нужно от нас с Джисоном. Хенджин чувствует себя таким слабым. Прокручивать все это в голове и без того сложно, но рассказывать оказывается еще труднее. Ему кажется, что его душат собственные слова, не дают сделать такой необходимый вдох свежего воздуха, который на выдохе мог бы унести все, что тревожит его. Хван чувствует, как слезы скапливаются в уголках глаз, но быстро стирает их и шмыгает носом. Нет, он соберется и все расскажет. — Сегодня я встретил Чана около своего дома. Я так испугался, хотя понимал, что этот день однажды настанет, — Хенджин говорит, но посмотреть на парня в маске не может. Кажется, что так он совсем рассыплется и никогда не соберет себя обратно. — Когда он говорил, я не понимал его. Я думал, что не понимал его, но он сказал мне об одном случае. Несколько недель назад, во время одного из проектных уроков, Чан избил одного парня. Ты слышал об этом? Хван все так же не смотрит, но чувствует чужой кивок. Да. — Когда мы стояли в толпе, то я почувствовал, что должен остановить Чана. Словно что-то внутри мне говорило, что я обязан сделать хоть что-то, — горько усмехается Хенджин, переводя взгляд на тусклое небо, застланное тучами, а потом находит в себе силы взглянуть на парня в маске. Сквозь челку он видит блеск понимания в чужих глазах, и это дает ему силы продолжать. — И я правда полез. Я почти добрался до Чана, но кто-то позвал Чанбина и все. Нас потом разогнали, но самое главное это то, что кто-то из амбалов Чана это заметил. Конечно, ему это не понравилось. Поэтому именно я стал тем, кто взял вину Бана на себя, — Хван сцепляет пальцы в замок и вздыхает. — Ему хотелось посмотреть на то, как я себя веду в такой ситуации. И даже там, сидя в кабинете, мне хотелось рассказать всю правду. Хоть я не стал, но Чан все понял. В итоге он поставил мне условие: я не лезу в его дела и не пытаюсь противостоять, а он взамен не тронет меня и Джисона. Я согласился. В принципе, это все. Хенджин понимает, что это не все. Ему хочется рассказать и о своих переживаниях, поведать все свои мысли, которые будут мучать его еще не одну ночь. Хван с какой-то глупой надеждой переводит взгляд на парня в маске, который так и продолжает смотреть на него, пока аккуратно не забирает тетрадку и не берет ручку. Хенджину кажется, что ему сейчас подписывают смертный договор. Ему так важно мнение незнакомца, любое его слово, которое он напишет Хвану в данный момент, когда он сломан до основания и совершенно не понимает, что делать дальше. Парень в маске пишет долго, пару раз замирает, словно обдумывая все написанное, но в конце-концов отдает Хенджину тетрадку, который дрожащими руками ее берет. Ты поступил правильно. Я понимаю, что тебе кажется, что это не так. Ты хочешь все изменить, сделать так, чтобы все узнали о Чане, и остановить его. И ты можешь, Хенджин, я в этом не сомневаюсь. Отказ от этого не делает тебя плохим, ты не становишься другим. Просто жизнь часто несправедлива, но нужно выбрать именно то, что для тебя более важно. Ты выбираешь безопасность своего друга. Разве это не самое правильное решение из всех возможных? — Но, — начинает Хван, не отрываясь от чужих слов и не до конца переварив их. В голове слишком много всего, он поджимает губы и смотрит на незнакомца. — Я стану таким же, как и все вокруг. Я буду игнорировать то, что происходит прямо на моих глазах, буду смотреть на то, как Чан избивает невинных людей и обсуждать это, будто бы все нормально, хотя это не так. Я не хочу становиться таким же равнодушным. Я просто не смогу, — отчаянно выпаливает Хенджин, тяжело дыша. Парень в маске снова забирает тетрадь, пока Хван пытается успокоиться и еще раз все осознать. Прав ли незнакомец? Верны ли его слова? Он берет тетрадь и читает новые записи, чувствуя, как у него непроизвольно трясется нижняя губа. Иногда, чтобы защитить дорогих для тебя людей, нужно чем-то пожертвовать. Эта потеря сделает тебя сильнее в будущем, но не лишит тебя себя самого. Ты не равнодушный человек, Хенджин, и никогда им не станешь. Не думай так. Хенджин перечитывает слова незнакомца, который уже и не кажется ему таким незнакомым, несколько раз и готов разреветься прямо здесь. Ведь он прав, черт возьми, он, блять, прав. Хван пойдет на все, лишь бы с Джисоном было все в порядке, он сделает все, чтобы защитить его. Для Хенджина это важнее всего. Хван чувствует, что парень в маске его понимает. Словно он сам уже когда-то был в такой ситуации, а если и правда был, то действительно не стал кем-то, в кого Хван так боится превратиться. Он чувствует, как у него по щекам скатывается несколько слез. Хенджин проводит пальцами по словам, написанным простой синей ручкой, которые, возможно, когда-то пропадут или затеряются, но точно никогда не исчезнут из его сердца. Хван прижимает тетрадку к груди и смотрит на незнакомца. — Спасибо, — только и удается Хвану вымолвить, потому что именно это ему и нужно было. Чтобы хоть один человек поверил в него и сказал, что все будет хорошо. Хенджин справится с этим. Теперь он в этом уверен. — Спасибо большое. Правда спасибо. Остаток вечера говорит только Хван. Он прячет тетрадку обратно в рюкзак, обещая себе сохранить ее еще на долгое время. Хенджин рассказывает парню в маске о многом. Глупые школьные истории и не только, которые и его самого заставляют улыбнуться. Он болтает практически ни о чем, просто вспоминая все, что придет в голову, потому что ему комфортно. Нет никакой скованности, он правда чувствует, что незнакомцу интересно все, о чем он говорит. Хван надеется, что однажды он и сам сможет услышать похожие истории от парня в маске. Когда-то и темноволосый доверится Хенджину, как это сделал он сам. Сегодня они впервые выходят из леса вместе. Хван чувствует приятное волнение, когда видит незнакомца хоть где-то, кроме рельс. Они идут в тишине, привычно прощаются, но каждый момент ощущается по-особенному. Он провожает парня в маске взглядом, когда тот уходит в противоположную от него сторону, снова оставляя ту самую надежду, которая придает Хенджину сил. Может, не сейчас, не сразу, но Хван точно поймет, что действительно поступил правильно. Они договариваются встретиться в четверг, а Хенджин уже сейчас хочет поскорее вновь увидеться. Джисону он все-таки решает рассказать не все, но так, чтобы уверить, что им ничего не грозит. В данный момент это самое главное. Теперь Хван в этом уверен.