первообразная

Вторник начинается с проливного дождя и слов матери о том, что отец возвращается завтра. Будто бы Джисон совсем не знает его график, будто бы не хочет оттянуть приезд родного человека еще на несколько дней. Для Хана неделя, когда отец дома, сравнима с адом. Ему всегда казалось, что он сможет свыкнуться с бесконечными упреками, взглядами, наполненными отвращением, в его сторону, но парень так не нашел в себе сил этого сделать. Джисон давится завтраком, выбегает из дома раньше обычного, совершенно забыв про зонт. Он позволяет каплям стекать по его лицу, надеясь, что дождь хоть немного его отрезвит и даст надежду на что-то хорошее. Не помогает. Только промозглый холод и мокрая насквозь ветровка, которую пора бы уже сменить на куртку потеплее. Когда-нибудь Хан научится одеваться по погоде. Неведомым образом Джисон опаздывает на урок. Стоило поехать на автобусе. В классе он ловит обеспокоенный взгляд Хенджина, но Хан сразу хмурится и садится рядом, ясно давая понять своим видом, что обсуждать это не собирается. Зато Хван ему тихо шепчет в середине урока, что им нужно переговорить на перемене о чем-то важном. Джисон даже на мгновение перестает писать, переводя взгляд на друга, который вновь возвращается к решению задачи по химии. Хан поджимает губы и надеется услышать что-то хорошее, но сейчас единственное, что стоит у него в ушах — громкий стук собственного сердца. Хенджин редко, да почти никогда, вот так вот не сообщал, что им нужно поговорить. В мыслях только Чан, но его радует хотя бы то, что Хван сидит рядом с ним, а не лежит где-то в больнице. До конца урока Джисон нервно считает минуты, каждая из которых тянется целую вечность. Хан не ошибается. Хенджин хоть и мнется, но рассказывает о том, как вчера встретил Бана, как тот просто кинул ему угрозу и сказал больше не приближаться и не лезть. Они стоят в дальнем крыле, а Джисон все равно оглядывается на редко проходящих мимо учеников, надеясь, что их не подслушивают. От напряжения взрывается голова. Неужели Феликс просто так подошел к нему в актовом зале? Неужели Чан просто потребовал от Хвана то же самое, что Джисон сам сказал Ли? Хан смотрит на Хенджина, который совсем не выглядит радостным. Все же закончилось. Все правда закончилось. Все будет, как раньше. Почему и сам Джисон не чувствует никакого облегчения от услышанного? Хан шмыгает носом и не сводит глаз с друга. — И все? То есть, они устроили нам такую мозгоебку, чтобы просто запугать? — пытается логически размышлять Джисон, а Хван пожимает плечами. — Наверное, — отвечает Хенджин, а у парня сильное ощущение, что ему что-то недоговаривают. — Самое главное, что они больше нас не тронут. — Чанбин говорил так же, — усмехается Джисон, вспоминая те же самые рассказы Хвана. Тот на секунду открывает рот, чтобы что-то сказать, но молчит. Хан прикрывает глаза и решает больше не мусолить эту тему. — Но если Чан сказал тебе лично и вы договорились, то больше не вижу смысла переживать об этом. — Да, — кивает Хенджин и слабо улыбается. — Все будет хорошо. Это хорошо стоит у Джисона в горле до конца учебного дня. Тупое ощущение, что Хван что-то не рассказал, его не покидает. Было бы проще все выяснить, не создавать еще больше секретов, которых между ними и так достаточно. Возможно, Хан себе что-то надумывает, просто оказывается под давлением произошедших событий, а может и нет. Может, Хенджин что-то ему и недоговорил, решил скрыть. Они больше это не обсуждают, словно и правда ничего не было. Джисона это мнимое спокойствие раздражает, но он пытается отвлечься бесконечной болтовней про концерт и дискотеку, которая ему и самому не так уж и интересна. Хван слушает и кивает, а по ощущениям находится где-то совсем не здесь. Это дает Хану повод смыться от нагнетающей атмосферы между ними, которая с каждой секундой растет, под предлогом того, что он пойдет и запишется на курсы. Хенджин тут же оживляется и отпускает шутку про то, что вау, ты наконец-то решился взяться за учебу, сколько лет, сколько зим. Джисон на это наигранно хмыкает. На дополнительные Хан и правда записывается. Пока Джисон заполняет заявки на курсы под недовольный взгляд учительницы, которая говорит ему, что уже сегодня факультатив по физике и далеко не первая тема, а в четверг, вообще, математика, он понимает, что попал. Если физику Хан хоть как-то понимал в теории, то с цифрами у него были весомые проблемы. Голова всегда путается при счете, потому что на кой черт люди это придумали. Сами усложнили жизнь не только себе, но и следующему поколению. Странно, что это и прослеживается в повседневной жизни. Человек и правда любит все усложнять. Перед физикой Джисон прощается со все еще задумавшимся Хенджином и решает сходить на курилку. Дождь кончился, Хан нещадно портит кроссовки, которые после утренней прогулки точно не спасти, и достает сигарету прямо по пути. Внезапно вспоминается незнакомец Хвана, про которого тот почему-то перестал рассказывать. Джисон не поверит, если тот скажет, что перестал с ним общаться, поэтому решает все узнать через несколько дней. Все-таки до смешного странная ситуация. Хан никак не может понять, почему Хенджин, который на всех смотрит исподлобья, спокойно общается с кем-то, чьего лица без маски даже не видал. Джисон бы давно уже не сдержался и разузнал, кто это, но решение друга он уважает. Все же оно выше собственных желаний Хана. На курилке привычная атмосфера, в которую Джисон вливается с первых секунд, даже холод от до сих пор влажной куртки пропадает. Он ловит чужие улыбки и приветствия, отвечая тем же. Они обсуждают последние слухи, трепни про знакомых и других учеников, известных Хану только одними именами, но разве от этого не легче? Когда не переживаешь за других, потому что все равно? Джисон говорит что-то, что услышал сам, выпытывает новые слухи и получает даже две сигареты за свежие сплетни, весело заливаясь смехом. И все вроде бы хорошо, у Хана еще пятнадцать минут до физики, пока речь не заходит о том, о чем парню хочется сейчас слышать меньше всего. — Кстати, Чан опять приставал к этому, как его там, — мычит какой-то парень из десятого, а Джисон тут же напрягается. Остальные моментально направляют на ученика головы, а тот, видимо оживленный чужим вниманием, продолжает, пока Хану хочется сбежать куда-то подальше. — Ли Минхо, точно. Который отличник. Говорят, что прямо после урока в коридоре его перехватил и куда-то повел. Много кто видел. — Да, я тоже видела, — вставляет свое слово девушка, которую Джисон помнил только на лицо, а теперь ему хочется забыть ее окончательно и полностью. Настолько неприятно все это слушать, что он быстрее старается докурить вторую за перекур сигарету. — Да вы че, с луны свалились? — мерзко хихикает другая девчонка, а Хану хочется заткнуть себе уши. — Все знают, что они трахаются. Просто никто это не обсуждает. Джисон замирает словно ему дали под дых. В голове мыслей слишком много, но сказать хоть одно слово, чтобы заткнуть окружающих не получается. Что-то внутри кричит ему, что это неправда, что такого просто быть не может. Не может же Чан настолько опуститься, чтобы- Хан делает глубокий вдох, а перед глазами словно нарочно образ улыбающегося Минхо, который ему уже несколько раз помог, который всегда интересуется его самочувствием, хотя они друг другу никто. Никто же, верно? Однако Джисон понимает, что если бы они говорили о ком-то другом, то ему было бы все равно. Ведь Ли он хоть чуточку, но знает, и верит, что парень точно такого не заслужил. Почему Хан так в этом уверен, он и сам не осознает. Просто неконтролируемая злость и отвращение к Чану и ко всем, кто сейчас с этого смеется, распространяются по всему телу со скоростью света. Находиться на курилке просто не хватает воздуха. — Я пойду, — выдавливает из себя Хан, выкидывая бычок прямо на асфальт. На него переводят несколько удивленных взглядов, а не оправдаться не выходит. — У меня физика через десять минут. Пожелайте здоровья погибшему. После того, как Джисон выходит с курилки под привычные пока, удачи, он сжимает кулаки и старается успокоиться. Ему почему-то становится страшно. Он вспоминает те разы, когда Минхо отвечал, что он в порядке и что у него все хорошо, пытается сопоставить это с тем, что сейчас услышал, и ему от этого правда не по себе. Хан понимает, что Ли не обязан рассказывать ему все. Он ему, вообще, ничего не должен, но руку помощи все равно протягивает без надежды на что-то в ответ. Должен ли Джисон сделать то же самое? Ну или хотя бы спросить о том, что Минхо чувствует на самом деле? В какой момент это стало его волновать? Хан головой понимает, что он ничем не лучше тех людей, которые сейчас обсуждали все это на курилке, возможно, он даже хуже, потому что такой избирательный. Но просто никто не знает, как Чан на самом деле относится к Минхо, даже сам Джисон. То, что он видел в раздевалке, уже его пугает. Ли избили просто за то, что тот забыл тетрадку, а теперь он слышит от людей такое. Хан и раньше думал, что все может быть намного хуже, но сейчас он в этом уверен. Джисон осознает, что им с Хенджином повезло, что Бан от них так быстро отвязался, потому что Минхо не может помочь даже Чанбин. Ему, блять, не может помочь даже сын директрисы, которая обязана пресекать каждое действие Чана. Все, что казалось таким ненастоящим, выдуманным и далеким, сейчас дышит прямо в спину. Джисон понимает, что ему нужно держаться от Ли подальше, потому что тот и правда слишком тесно связан с Чаном, но он просто не сможет сказать ему всего этого, если увидит снова. Хан ненавидит такие моменты, когда ты начинаешь думать о состоянии других людей. Ты все равно никогда не поймешь окончательно, что они чувствуют, ведь прожить все то же самое просто невозможно. Неосознанно хочется помочь, но это нереально. Это же Чан. И Минхо лишь парень из параллельного класса, который ему один раз помог с проектом и извинился за то, в чем даже не виноват. Хан все равно ничего не изменит, но он обещает себе, что будет чуть внимательнее к Ли, если они пересекутся снова. Это единственное, что он в состоянии предпринять. И единственное, что не сделает только хуже. На физику Джисон опаздывает, а холод, который он принес с улицы, забирается куда-то под кожу. Мысли о происходящем так и не отпускают, но Хан все же заставляет себя сосредоточиться на учебе. Сейчас это не самая главная его проблема. Когда Хан приходит с уроков в среду, то видит ботинки отца в коридоре. Мгновенный страх сковывает все тело Джисона, который так и застывает посреди коридора. Это кажется нелепым — бояться собственного отца, но парень искренне завидует тем людям, которые никогда не знали этого чувства. А самое главное — ты даже не понимаешь, что делаешь не так, пытаешься стать лучше, но в конце-концов сдаешься и разочаровываешься не только в себе, но и в человеке, который твои старания никогда не замечал и не заметит. Для него ты всегда будешь самым плохим и стать лучше в чужих глазах даже нет шанса. Хан старается не издавать много шума, когда снимает обувь и вешает куртку, обдумывает все варианты того, что может произойти, и решает просто скрыться в своей комнате. После вахты отец всегда уставший, а значит злой. Мама в день возвращения всегда берет отгул, чтобы встретить его, поэтому Джисон просто надеется, что про него все забудут. Хан закрывает за собой дверь максимально тихо и выдыхает. Рюкзак летит под стол, а сам Джисон — прямо на незаправленную кровать. Он прикрывает глаза и пытается представить, как переживет эту неделю. Хан справится. Всегда справлялся, значит и сейчас просто возьмет себя в руки и вытерпит эти жалкие семь дней. Иногда все и правда нормально, отец просто игнорирует присутствие Джисона в доме, а тот старается с ним лишний раз не пересекаться. Но бывало и такое, когда к Хану придираются и без особой причины, когда он просто идет в душ или на кухню. Каждое оскорбление отдается болью в груди, а Джисон задерживает дыхание и не понимает, почему ему все еще не стало все равно на слова этого человека, почему они все еще ранят его сильнее, чем все на свете. Когда брат жил с ними, было проще. Хан невольно переводит взгляд в ту часть комнаты, где до сих пор стоит кровать Минхека, заваленная теперь вещами Джисона. Парень помнит, как в более младшем возрасте не понимал, почему брат так редко проводит время дома и почти с ним не общается. Теперь понимает, как никто другой. Словно Минхек уехал, потому что это был единственный вариант освободиться от бесконечных истерик дома, издевательств, синяков, которые приходилось прятать под одеждой с длинными рукавами. Словно именно поэтому он и не общается с Джисоном, не приезжает и практически никогда не звонит, только по праздникам или в каких-то серьезных ситуациях. Хан на него не обижается, понимает, что иначе просто никак, но не знает, хватит ли ему сил, чтобы настолько отстраниться от своей семьи. Конечно, ему хочется уехать и не только из этой квартиры, ему хочется уехать подальше из этого города, но готов ли он отпустить все, что хоть и приносит боль, но так дорого. Джисон не может отрицать того, что любит своих родителей, а иногда так хотелось. Было бы куда проще, чем сейчас, если бы он смог их возненавидеть и забыть навсегда. Поесть Хан так и не выходит. Он решает посвятить все время домашке по физике и дополнительным заданиям, которые дала ему учительница. Большую часть Джисон уже знает, но повторить никогда не будет лишним. Больше всего его пугает завтрашнее занятие по математике, на которую он забил еще очень давно. Вот там правда придется попопеть. Хан и сам не помнит, откуда появилось желание стать инженером-конструктором, но они, вроде бы, получают много денег, а всякие гуманитарные и связанные с биологией и химией профессии его совсем не привлекают. Математика тоже относится к ряду того, что Джисон больше всего ненавидит в школе, но физика все спасает. Ее хотя бы можно понять. Хан так и сидит за пробниками почти до полуночи, пока не слышит стук в дверь, чувствуя, как все тело напрягается. Он вспоминает, что отец никогда не стучится, и слегка расслабляется. — Можно? — мама выглядывает из-за двери, а Джисон кивает. Лучше уж с ней поговорить, чем с отцом. Мама подходит к столу и замечает разбросанные на нем тетрадки и учебники. — Да, — снова кивает Хан, ощущая напряжение и надеясь, что все это ненадолго. Он никогда не разговаривает с родителями на какие-то отстраненные темы. Просто не знает, что им сказать. — Я хотела сказать, что, — мама мнется, пытаясь подобрать слова. Джисон так и не отрывается от решения задачи, но ощущает внутри какой-то комок недосказанности и непонимания того, как другие дети общаются со своими родителями. Для Хана каждый раз — стресс и желание поскорее уйти от разговора. — Папа уже спит. Ты можешь выйти хотя бы поесть, — она делает паузу. — Я знаю, что твой отец сложный человек, но не запирайся здесь навечно. — Ладно, — говорит Джисон, а сам понимает, что даже если мама так говорит, то это еще ничего не значит. Отцу плевать на всех, в том числе и на нее. И Хан был бы не против и правда остаться в своей комнате навсегда. Когда мама уходит, Джисон выжидает еще полчаса и только тогда идет мыться, а позже на кухню. Он кладет в тарелку макароны и курицу из холодильника и ставит разогреваться в микроволновку, усаживаясь на стул. Главное, чтобы отец не проснулся. Хану совсем не хочется встречаться с ним, хотя он понимает, что это неизбежно. Ему сегодня определенно везет, потому что Джисон спокойно относит еду в свою комнату и вновь закрывает дверь. Хан жалеет, что так и не прикрутил задвижку, которую отец сорвал дверью, когда пытался попасть в комнату. С ней было хоть немного спокойнее. Джисон пытается вспомнить, когда все было нормально, но не может. Словно такое состояние страха и напряжения стало для него чем-то обыденным. Хан научился определять шаги каждого из родителей через стенку, понимать, кто в каком настроении по тембру голоса, контролировать свою речь, чтобы не начался очередной скандал. Иногда Джисон завидует Хенджину до глубины души. Его родители постоянно в командировках, и с деньгами у них нет проблем. Они постоянно беспокоятся о Хване, волнуются, пытаются провести с ним свое свободное время. Все, чего был лишен Хан еще в самом детстве. Последний раз, когда Джисон по собственному желанию ходил куда-то с родителями, был в четвертом классе. От этого больно, а самое главное — он просто не понимает, как сделать так, чтобы все стало иначе. Джисон не включает музыку, как делает это обычно, а лишь вслушивается в шум в коридоре, боясь, что кто-то из родителей решит снова к нему зайти. Доев, Хан решает пойти спать, чтобы еще больше не накручивать себя и наконец-то выспаться. Он понимает, что завтра, точнее уже сегодня, придется пересечься с отцом и поговорить с ним. Снова этот страх, громкий стук сердца и незнания того, что может произойти даже через секунду. Парень боится представить, что ему снова скажет отец. Джисон поглубже закутывается в одеяло и закрывает глаза. Беспокойство опять сверлит в нем черную дыру, Хан делает глубокий вдох. Он переживет следующую неделю, он верит в это. Когда-то все и правда будет хорошо. И не только на словах. Джисон стоит перед кабинетом математики после седьмого урока и совершенно не хочет туда заходить. День выдался странным. Хан настолько спешил уйти из дома, что нормально не позавтракал, оделся во что попало и так и не смог нормально проснуться. Хенджин, слава богу, в облаках уже почти не витает, даже предлагает сходить куда-то на выходных, а Джисон шутит, что куда угодно, но только не на вписку. Хван с этого непринужденно смеется, а парень наконец-то чувствует себя спокойно. Хану так хочется, чтобы таких простых, беззаботных дней было как можно больше, потому что в постоянном напряжении находится уже нет сил. Ну или самой главной его заботой может быть математика. Это куда лучше, чем все, что может Джисону сейчас предложить жизнь. До занятия еще пятнадцать минут, но Хан решает не идти сегодня на курилку. После позавчерашнего совершенно нет желания возвращаться. Ему нужно успокоиться, и уже в понедельник Джисон туда сходит. Все равно пока ничего не происходит. Только завтра тот самый концерт, но это даже к лучшему. Будет всего четыре урока, значит можно пораньше пойти домой. Хана это на самом деле не очень радует из-за отца, но есть шанс перехватить Хенджина хотя бы на несколько часиков и просто пошататься по городу. Они давно уже нормально не гуляли. Может, получится даже сходить на рельсы. Про парня в маске Джисон спросить как-то забывает, поэтому материт себя, и нервно расхаживает перед кабинетом, понимая, что забыл еще и весь школьный курс математики. Просто отвратительный предмет. — О, Джисон, привет, — Хан сначала даже не останавливается, думая, что это просто кто-то из учеников, но потом понимает, что голос больно знакомый. — Ты на математику пришел или кого-то ждешь? Джисон поворачивается к Минхо, который каким-то образом узнал его со спины, и напрягается. Наверное, больше из-за позавчерашнего разговора на курилке, чем от появления Ли. Минхо поправляет рыжую челку, спавшую на лоб, и красивую белую рубашку, которая просто безумно ему шла. Боже, Джисон думает так о любой одежде, которую надевает Ли. Хан сразу чувствует себя каким-то неотесанным чурбаном, потому что он во всем мятом, наверное, еще и голова грязная и лицо бледнее смерти. Минхо словно все это игнорирует, подходит ближе, прижимая тетрадки и книжку с дидактическим материалом к груди. Джисон тупит, а из-за этого молчит несколько секунд после заданного вопроса, оживляясь только тогда, когда замечает замешательство на лице Ли. — Привет, — кивает Хан, пытаясь вспомнить, что у него спросил Минхо, и хочет ударить себя по лицу. — Да, на математику. А ты? — Ого. Я тоже, — Ли показывает ту самую книжку, где большими буквами написано «Математика», а Джисон даже не знает — хорошо это или плохо. Он чувствует, как Минхо оглядывает его с головы до ног, от чего становится как-то стыдливо, и ожидает услышать все, но только не то, что ему говорят. — Ты надел ту толстовку, которую я тебе подарил. Теперь Хан оглядывает себя и только сейчас понимает, что даже не обратил внимания. От этого еще больше хочется провалиться сквозь землю, потому что Минхо широко улыбается, видимо растроганный таким поступком, а Джисон всего лишь схватил первое, что попалось под руку, из шкафа. У него буквально все вещи — черные толстовки. Хану хочется разныться и спрятаться куда-то подальше от Ли, ведь он же ему не скажет правду. Обижать такого счастливого Минхо правда не хочется. Странно, что это произошло именно в тот день, когда они пересеклись. Хотя, больше удивительно то, что Ли не было на факультативе по физике. Джисон, если честно, думал, что отличники посещают все дополнительные занятия, но пока увидел только Минхо, пришедшего на математику. — Да, спасибо еще раз, — закусывает губу Хан, пытаясь разглядеть в Ли хоть что-то, что могло иметь следы того, о чем ему сказали позавчера. Взгляд тут же падает на запястья, с которых сползли рукава рубашки. На миг Джисону даже кажется, что он замечает там синяки, открывает рот, чтобы спросить об этом у Минхо, но тот тут же опускает руки и прячет их за спину. Хан удивленно смотрит на парня, который поджимает губы, но он так и не находит слов, чтобы сказать их Ли. — Как твои дела? — внезапно спрашивает Минхо, словно пытаясь перевести тему, а Джисон просто не знает, нужно ли ему лезть во все это. Ли всем своим видом дал понять, что Хану нечего там рассматривать и что это не его дело. Или Джисону просто показалось? — А твои? — не отвечает Хан, а задает встречный вопрос, смотря Минхо прямо в глаза. Тот бегает ими из стороны в сторону, а Джисону кажется непривычным вот такой Ли, который не улыбается ему и выглядит обеспокоенным. Хан решает идти до конца. — Я просто позавчера слышал кое-что про тебя и про Чана, а сейчас мне показалось, что- — Нет, — обрывает его Минхо, а Джисон видит, как напрягается Ли. Что значит его нет? Не слишком ли Хан зашел за границу дозволенного? Можно ли было о таком спрашивать? — Я предполагаю, о чем ты слышал, но это неправда. Я в порядке. — Прости, я-, — Хан мнется, не зная, что сказать Минхо, потому что сам не понимает, чего он всем этим должен был добиться. — Я лишь хотел поинтересоваться, все ли с тобой хорошо. И, если что, я не поверил в…ну ты понял. Просто переживал. Джисон понимает, что задел Минхо такими вопросами, хочет долбануть себе по башке за то, что решил, что имеет право такое спрашивать, потому что ему правда жаль парня, даже если ничего не произошло. Когда о тебе ходят такие слухи, то это всегда тяжело. Он думает, что Ли обидится на него или уйдет в класс, но он так и стоит на месте. Минхо переводит на Джисона такой грустный взгляд, что у Хана на секунду замирает сердце. Нет, ему правда тяжело видеть Ли без улыбки, ощущать на себе все то, что парень хочет сказать ему без слов. Потому что там одна боль. Джисон чувствует ее каждой клеточкой тела, когда они вот так стоят и смотрят друг на друга в школьном коридоре. Так хочется хоть что-то с ней сделать, но это выше его сил. У Хана словно комок в горле застревает, потому что в глазах парня настолько много всего, что прочитать становится все труднее с каждой секундой. Джисону кажется, что даже если Минхо расскажет все, что его тревожит, откроется полностью, то он все равно не сможет понять. Ему один этот взгляд дает осознать, что Ли больно настолько, что никаких слов не хватит, чтобы это объяснить. — Минхо, я-, — хочется снова извиниться, потому что у Хана стойкое ощущение, что он заглянул туда, куда не должен был, но Ли его перебивает. — Нет, стой, не извиняйся. Все правда хорошо. Спасибо, что спросил, — Минхо снова улыбается, снова делает это неискренне, но Джисон теперь точно понимает, что не может пытаться залезть в чужую душу. Он быстро кивает и поджимает губы. — А ты как? Все хорошо? — Да, все отлично, — фыркает Хан, а рыжий тут же обеспокоенно хмурится. Джисон делает многострадальное лицо, надеясь, что хоть как-то разбавит атмосферу. — Особенно, если учесть, что мне сейчас придется зубрить матешу, которую я совершенно не понимаю. — Мы уже довольно много прошли, — отмечает Минхо, ухмыляясь, а Хан чувствует, что никто поддерживать его не собирается и продолжает. — Спасибо за утешение, — бурчит Джисон, а Ли тут же улыбается. — Можешь сесть со мной, — предлагает Минхо, а парень вскидывает брови. — Если что, то я тебе помогу. — Эээ… спасибо, — кивает Хан, хотя совершенно не этого хотел. Но, если Ли ему будет помогать, то, возможно, он быстрее разберется хотя бы в том, что они уже прошли за месяц. Джисон замечает, как ученики заходят в класс, и понимает, что занятие уже, скорее всего, вот-вот начнется. — Нужно идти. Там уже все заходят. — Хорошо, — соглашается Минхо, и они идут вместе в класс. Джисон чувствует себя, словно он сейчас откинется. Мало того, что тут полно его знакомых, которые явно будут обсуждать то, что он сидит с Ли, так тут еще и его собственная учительница по математике. Она уж точно не откажется от шанса над ним издеваться. Хан еще и видит плохо, а учиться придется, поэтому тихо просит Минхо сесть поближе, на что тот молча кивает. Джисон бы сам с удовольствием сел где-то сзади, но он все-таки пришел сюда хоть какие-то знания получать. Они садятся за парту, Хан машет кому-то из учеников, которые с ним здороваются, и залипает на доску с огромным количеством примеров, которые Джисон в душе, извините за выражение, не ебет, как решать. Из собственных мыслей его отвлекает даже не учительница, начавшая занятие, а чужая теплая ладонь на плече, которая внезапно возвращает Хана в реальный мир. — Не переживай, — шепчет ему Минхо, тут же убирая руку. Джисону инстинктивно хочется потянуться к плечу и потереть оставшийся от прикосновения горячий след, но он лишь молча смотрит на Ли. — Попробуй хоть немного вникнуть в тему. Я уже говорил, но если что-то не поймешь, то спроси у меня. Хан правда искренне благодарен Минхо, потому что это хоть как-то придает ему сил следить за решением примеров, пытаться запомнить формулы и алгоритмы. Получается, если быть честным, очень плохо, Джисон понимает, сколько ему придется разбирать самому дома, а от этого еще тяжелее. Он ненавидит себя за то, что забил на математику. Учительница отпускает пару шуток в сторону Хана, но тот их игнорирует, потому что это происходит каждый урок. Джисон обещает себе посвятить хотя бы часть выходных изучению материала, потому что уже на следующем уроке будет самостоятельная. Во время занятия Хан подглядывает в тетрадку Минхо и удивляется, что тот все решает без ошибок и без единой помарки. Нет, Ли, конечно же, не просто так один из лучших учеников в школе, но Джисон никогда не понимал, как можно знать все предметы идеально. Ему бы хоть с одним разобраться. После окончания занятия Минхо предлагает Хану сфоткать все его конспекты, которые тот делал на дополнительных, а парню кажется, что его спасли от верной смерти. Еще Ли вновь напоминает, что у Джисона есть его номер и он может ему всегда написать, если что-то непонятно, а Хану неудобно из-за того, что Минхо ему помогает. Парень не привык к тому, что кто-то безвозмездно что-то для него делает, кроме Хенджина. Обычно каждая помощь сопровождалась необходимостью узнать от Джисона какую-то информацию или же эти люди просто что-то задолжали Хану. Минхо же помогал просто так. Джисон чувствует себя странно, когда вот так вот просто и без зазрения совести этим пользуется, будто бы однажды предложит Ли что-то взамен. Но Хан не понимает, какая польза может быть от него для Минхо. Непонятно, почему Ли так к нему добр, хотя практически ни с кем, кроме своей компании не контактирует, да и как вообще так вышло, что они стали общаться. Джисону кажется, что он что-то упускает, но так и не может понять, что именно. Когда они прощаются до следующей недели, Хан вспоминает, что совсем забыл поблагодарить Минхо за проект, ведь благодаря его помощи они и правда сдали на четверку, которая парню и не снилась. Джисон достает телефон, чтобы написать Ли, но останавливает себя. Не будет ли это как-то странно? Может, лучше сказать на следующем занятии по математике? Хан чувствует себя максимально тупым, потому что начинает переживать из-за какой-то чепухи, а телефон все же убирает обратно в карман. Джисон снова прокручивает тот разговор перед дополнительным занятием и прикрывает глаза. Хочется заверить себя, что его это не волнует, что ему плевать до глубины души, но Хан не может. Он и правда немного, но все же переживает за Минхо, хотя понимает, что для этого у парня есть Чанбин, другие его друзья, но никак не Джисон, с которым они виделись всего несколько раз. Это просто глупо. Хан достает сигарету и нервно закуривает по пути домой. Объяснить свое состояние логически он так и не в состоянии. Концерт проходит шумно, но это не мешает Джисону удобно устроиться на заднем ряду с Хенджином и немного поспать с открытыми глазами. Вчера вечером он поссорился с отцом, едва избежав рукоприкладства, поэтому практически всю ночь не мог заснуть. Хвану он ничего не говорит, как и всегда. Почему-то парень взял привычку никогда не рассказывать другу о том, что происходит в его семье подробно. Безумно стыдно, а выслушивать какие-то слова поддержки ему совсем не хочется. Они все равно не помогают. Хенджин предлагает слинять где-то с середины, потому что отсиживаться в актовом зале три часа нет никакого желания, а Джисон соглашается. Он, конечно, понимает, что ученики потратили огромное количество сил на подготовку, но Хан просто не хочет упускать возможность пораньше свалить. Джисон даже на середине не может понять, какая вообще тема у концерта, потому что периодически витает в облаках. Он поглядывает на учителей, которые стоят вдоль стены и просто надеется, что они не заставят их досиживать до конца. Хан переводит взгляд на сцену и видит Чанбина с каким-то парнем, которые, вроде бы, ведущие, потом смотрит на Хенджина, пристально наблюдавшим за происходящим с нахмуренным лицом. — Ну че, пошли? — предлагает Джисон, потому что у него уже начинает болеть спина после сидения на неудобном кресле. Хван никак не реагирует, поэтому парню приходится ущипнуть его за локоть и ухмыльнуться с недовольного лица Хенджина. — Оглох? Или Чанбином залюбовался? — Ой, как смешно, — корчится Хван под улюлюканья Джисона, вставая с кресла и обводя взглядом их предположительный путь. — Пошли быстрее. Они без проблем покидают актовый зал и школу, отмазавшись от охранника тем, что они участвовали в концерте и уже отыграли свою роль. Когда Хенджин привычно сворачивает на курилку, Джисон его останавливает, потому что уверен, что там уж точно кто-то из знакомых есть. Не одни они такие умные. Хван непонимающе на него смотрит, но никак это не комментирует, и парни просто идут в то место через дорогу, где вероятность кого-то встретить слишком мала. Хан разглядывает желтые листья на деревьях, а потом быстро подкурившего сигарету Хенджина. Пачка, кстати, новая. — С каких пор ты на постоянке куришь? — интересуется Джисон, протягивая ладонь, требуя от друга сигарету. Поделится, не подавится. Хван сверлит его взглядом, но сигарету дает. — Кто бы говорил, — фыркает Хенджин. Хан лишь пожимает плечами. — Ничего против не имею, поэтому добро пожаловать в клуб тех, кто вряд ли доживет до сорока, — усмехается Джисон, а Хван прыскает. Они говорят о всякой чепухе ровно две сигареты. Хан почему-то никак теперь не мог накуриться с одной, а Хенджин, видимо, за компанию решил выкурить столько же. Парни договариваются встретиться в субботу, чтобы пошататься по городу, а потом уже поиграть в приставку у Хвана дома. Сегодня парень, увы, никак не может, потому что домашки целая куча, а еще и репетитор. Внезапно Джисон вспоминает про того чувака с рельсов и решает наконец-то спросить об этом у Хенджина. — Кстати, как там парень в маске? — спрашивает Хан, а друг тут же напрягается и даже выглядит испуганным. Джисона это озадачивает. Произошло что-то, о чем он не знает? — Все нормально? — Да, — кивает Хенджин, пряча ладони в карманы куртки и отводя взгляд в сторону. — Мы вчера виделись. И в понедельник. — И ты мне не рассказываешь? — Джисон не скрывает, что его это задевает. Хотя, с другой стороны, он сам не говорил Хвану о том, что теперь ходит на математику с Минхо. Но это же, наверное, что-то другое? — Ты узнал, кто он? — Нет, — мотает головой Хенджин и выглядит даже слегка грустным. Хан морщится. — Спроси у него, — предлагает Джисон, а Хван поднимает бровь. — В смысле? — Ну в прямом. Когда он уже покажет свое лицо? Или хотя бы имя пусть скажет. — Это не сработает, а только напугает его, — утверждает Хенджин, а Джисон его совершенно не понимает. — А тебя он сам не пугает? — задает другу такой вопрос Хан, а тот открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем лишь сжимает губы в тонкую полоску и хмурится. — Ты общаешься с каким-то пацаном из нашей школы, наверное, что-то рассказываешь ему, даже не зная, кто это. Тебе правда не страшно? Джисон, возможно, говорит слишком резко и прямо, но уже прошло несколько недель такого общения Хенджина и незнакомца, поэтому Хана это настораживает. Он переживает за друга. Почему-то ему всегда казалось, что Хван самый осторожный из них, но теперь в этом сомневается. Где его обычное недоверие ко всему вокруг? Джисон не хочет надумывать всякое плохое, но он чувствует, что Хенджин недоговаривает ему что-то действительно важное. То, что ему необходимо знать. — Послушай, это мое дело. Я сам решу, что ему говорить, — злится Хенджин, оглядывая Джисона, которому становится не по себе. На улице словно нарочно поднимается сильный ветер. — Ты не знаешь, какой он. И если ты уважаешь меня и мое решение, то не будешь больше лезть в это, ладно? — Хенджин, но послушай-, — начинает Хан, потому что, нет, он с этим совершенно не согласен, но его прерывают. — Я больше не хочу об этом говорить, — отворачивается Хенджин и подтягивает лямку рюкзака, которая слезла с плеча. — Увидимся завтра. — Подожди, — хочется прокричать вслед Хвану, но удается лишь прошептать себе это под нос. Он смотрит на удаляющуюся фигуру друга и тяжело дышит. Что Джисон сделал не так? Разве он не говорит правильные вещи? Хан же просто за него переживает. Снова эти бесконечные ссоры. Джисон все еще чувствует осадок после этого недоразговора, который заставляет его совершенно не понимать Хенджина, когда идет домой. Гадкое чувство, что между ними с каждым днем все больше секретов и недосказанностей, хочется с себя смыть и забыть. Однако оно лишь проникает все глубже и глубже. Хан совсем не хочет отдаляться от своего самого близкого друга, от единственного человека, который всегда рядом. Джисон понимает, что виноват не только Хван, что они оба все это натворили. Как разбираться, он даже не знает. Хан просто надеется, что завтра они успокоятся и нормально обо всем поговорят без грубостей и нежелания слушать друг друга. Джисону важно мнение Хенджина, ему просто важен Хенджин целиком и полностью, и это единственная причина, по которой он пытается облагоразумить друга. Хочется донести все это до Хвана, который будто бы закрывается от него все сильнее после каждой их ссоры. Отвратительное чувство. Хан надевает на голову капюшон и обещает себе завтра обо всем с ним поговорить. Домой Джисон заходит бесшумно. Лучше бы он и сегодня пошел на дополнительные или хоть где-то задержался. К счастью, отца в квартире не оказывается, поэтому Хан облегченно выдыхает. Вчера в порыве его истерики чуть не дошло до драки, которую мама чудом смогла предотвратить, поэтому Джисон боится, что сегодня может быть еще хуже. Он ненавидит оставаться дома наедине с отцом, потому что в такие моменты он просто ничего не может сделать, чтобы защитить себя. Даже если он неумело попытается дать сдачи, то станет только хуже. Хан пользуется моментом, быстро обедает, моет всю посуду, оставшуюся с утра, и прячется в своей комнате. Хочется написать Хенджину любую глупость, чтобы снять эту напряженность, которую он чувствует до сих пор, но Джисон все-таки решает, что правильным будет обсудить все завтра лично. Он не хочет вновь делать вид, что никаких проблем не существует, возвращаясь к обычному общению, словно ничего и не было. Сейчас Хан понимает, что это самое худшее, что они оба только могли делать. Весь вечер Джисон тратит на переписывание конспектов Минхо и жалкие попытки хоть как-то разобраться в математике. Какие-то примеры даются ему с первого раза, а другие приходится искать в интернете. Голова опухает через несколько часов сидения за столом, а Хан удивляется тому, что правда может учиться, если захочет. Возможно, он и сам бы мог стать отличником, если бы не ленился и считал оценки чем-то важным. Когда Джисон решает передохнуть, то слышит звук открывающейся входной двери. Мама уже пришла, значит это отец. Он настораживается, но пытается взять себя в руки и решает отвлечься небольшой уборкой в комнате. Ничего плохого не случится. Хан повторяет это несколько раз про себя, но чувствует, как у него дрожат руки, когда он складывает учебники в шкаф. Каждый шаг в коридоре отдается громким ударом сердца в груди. Джисон не может сосредоточиться и едва не выкидывает в мусорку тетрадку по корейскому, поэтому решает забросить эту идею и просто посидеть в телефоне. Через полчаса Хан слышит звон тарелок на кухне и чужие крики. Парень жалеет, что не надел наушники. Ему хочется выйти узнать, все ли хорошо с мамой, но Джисон просто не может. Он все равно не поможет ей, а сделает только хуже. Это они уже проходили. Хан вжимается в спинку кровати, когда слышит шаги в коридоре и громкий звук открывающейся двери. Отец пьяный, Джисон видит это по его диким глазам, которыми он бегает по комнате, а когда находит Хана, то быстрым шагом надвигается на него. Парень задерживает дыхание, потому что ему страшно, потому что он просто не знает, что будет дальше. Отец весь лохматый, в каких-то грязных и мятых вещах, красный и злой. Джисон испуганно смотрит на него, хватаясь за стену и поджимая под себя ноги. — Где Минхек? — даже не говорит, а рычит отец, начиная ходить по всей крошечной комнате. Он даже заходит на балкон, а Хан пытается собрать все мысли в кучу, чтобы хоть что-то ответить. — Ты оглох? Я с тобой разговариваю. — Я не знаю, — дрожащим голосом произносит Джисон, не сводя взгляда с отца, который открывает все шкафы и ящики в комнате в попытках что-то найти. — Почему ты не знаешь, где твой брат? — снова злится отец и смотрит на Хана с такой ненавистью, что хочется просто исчезнуть раз и навсегда. Джисон чувствует, как у него дрожит нижняя губа, но обещает себе не плакать. Это разозлит отца еще больше. — Тебе совсем плевать на свою семью? Наверное, мечтаешь о том, как уедешь отсюда, да? Неблагодарное отродье. — Я не-, — Хан ощущает, что с каждой секундой в легких все меньше кислорода, а вдохнуть просто невозможно. Его голос срывается, а он не знает, что ответить. — Вставай, — буквально выплевывает, а не говорит отец. Джисону от страха словно сковывает тело, он не может даже пошевелиться. — Я сказал — вставай. Хан как-то поднимается с кровати и отходит на другой конец комнаты, боясь поднять взгляд на отца. Ему просто хочется, чтобы все это поскорее закончилось. Джисон в такие моменты всегда чувствует себя беспомощным, совершенно не понимает, что ему делать, и как это остановить. Он просто ждет, когда отец выместит на нем всю злость, но тот подходит и резко хватает его за подборок, поднимая вверх и сильно сдавливая челюсть. Хан жмурится, когда его отпускают и тут же дают пощечину. Боль отдается не в щеке, а где-то в груди, оставляя шрамы, которые никогда не заживут. — Посмотри на меня, паршивец, — Джисон чувствует, как место удара пульсирует, и открывает глаза. Слезы наворачиваются сами. Он вытерпит, он справится. — Какой же ты жалкий. Когда Хан видит кулак, который отец наставляет на него, то инстинктивно отклоняется от удара. Джисон оббегает мужчину, который пытается понять, что произошло, и смотрит на него со спины. Хан не понимает, как это происходит, но он тут же выбегает из комнаты, первым делом хватая куртку, и дрожащими руками под чужие крики пытается повернуть замок. Джисон выбегает из квартиры так быстро, как не бегал никогда. Хан спускается по лестнице, игнорируя голос отца, который уже непонятно где: прямо над ухом или в его голове. Он чувствует, как слезы стекают по его щекам и как щиплет в носу, но сейчас самым важным кажется убежать как можно дальше от дома. Джисон врезается в какую-то женщину около самого выхода из подъезда, испуганно отшатываясь, и пытается быстрее выбраться на улицу. Холодный воздух должен был привести его в чувства, но это не помогает. Хан все еще бегом устремляется по дороге вдоль одинаковых пятиэтажек, совершенно не понимая, куда он направляется. В ушах звенит, ноги подкашиваются, дыхание сбивается, но парень не останавливается. Джисон оборачивается каждые несколько секунд, боясь увидеть знакомую фигуру за своей спиной. Ему хочется спрятаться, сбежать из этого города навсегда, но это невозможно. Паника завладевает им полностью. Когда последние силы покидают парня, он останавливается посреди пустого двора, тяжело дыша. Щеки Хана до сих пор влажные, дрожь из тела не пропадает, а ощущение, что он все еще в опасности, не отпускает. Джисон успокаивается только через несколько секунд, оглядываясь и пытаясь понять, где он. Хан выбежал из дома, успев только накинуть куртку. Ни телефона, ни ключей. У него нет ничего. Джисон беспомощно смотрит по сторонам, пытаясь взять себя в руки. Мысль о том, что он в любом случае вернется домой, не дает спокойно дышать. Отец точно не спустит ему это с рук. Может, стоило остаться и вытерпеть все это, но Хан просто не смог бы. Все те силы, которые он копил две недели, пока отца не было, словно оказались бесполезными. Он никогда не сможет ни смириться с происходящим, ни хоть что-то изменить. Джисон смотрит на одинокий фонарь, который освещает улицу, пытаясь найти хоть какую-то причину, чтобы собраться и дать себе понять, что все это не навсегда. Хан просто не может. Он идет в никуда. Джисон просто шляется по их небольшому городу, отговаривая себя от мысли просто взять и броситься под машину, пойти на крышу и спрыгнуть. Хан больше не знает, как ему со всем этим справляться. Словно это было последней каплей, словно та тонкая ниточка, за которую он держался годами, оборвалась. Джисон хочет позвонить Хенджину, но он даже не представляет, что бы ему сказал. Тем более, телефона с собой нет. Ноги сами несут его на окрайну города, как раз к тому месту, где находятся рельсы. Хан понимает, что не готов сейчас вернутся домой, поэтому решает сходить в их — их ли теперь? — место. Без фонаря идти страшно. Уже стемнело, а Хан практически забыл дорогу на рельсы. Путь ему освещает лишь яркая луна, а Джисон надеется, что не заблудится. Хотя, может это и к лучшему. Может, если он исчезнет навсегда, то будет проще. Он вспоминает, как они с Хенджином наткнулись на это место с какой-то грустной улыбкой. Лето было лучшим временем, потому что отец уехал на целых два месяца. А еще потому что каждый день Джисон проводил с Хваном, занимался чем попало, но хотя бы чувствовал себя живым. Прошло чуть больше месяца с начала учебного года, а Хан даже не представляет, как доживет до конца школы. Но теперь, именно сейчас он понимает, что обязан. Он сбежит из этого ада, и все будет хорошо. Когда Джисон начинает серьезно задумываться, что потерялся, то видит впереди слабый свет. Хан бездумно идет к ему навстречу, но почти у самых рельс останавливается. Вдруг, это тот самый незнакомец? Или Хенджин? Или они оба? Нет, Хван сказал бы, если бы встречался сегодня с парнем в маске, поэтому его там точно нет. Джисон замедляет шаг и старается бесшумно подобраться к рельсам. Он затаивает дыхание, когда видит фигуру во всем черном, которая стоит к нему спиной. Неужели, Хан сейчас пересечется с тем самым незнакомцем Хенджина? Джисон подходит чуть ближе, практически выходя из леса, но внезапно слышит под собой хруст ветки. Черт. Парень тут же поворачивается к Хану лицом, и Джисон осознает, что тот без маски, и округляет глаза в удивлении. Вот только стоит он настолько далеко, что Хан не может разглядеть его лицо. Джисон понимает, что это кто-то очень знакомый, кто-то, кого он не раз видел, хочет подойти поближе, но незнакомец тут же скрывается за вагонами. Хан проклинает себя и свое плохое зрение, потому что он, блять, только что видел незнакомца без этой чертовой маски. Джисон выходит из леса и доходит до рельс, осматриваясь вокруг. Он проверяет ближайшие вагоны, хотя понимает, что тот парень уже давно скрылся, и никого не находит. Хан чувствует такую досаду, что от злости пинает ближайшее бревно, не обращая внимания на боль. Джисон оглядывает местность, озаренную фонарем, который, видимо, притащил незнакомец. Он вспоминает, сколько всего тут происходило. Вон с того вагона Хенджин пьяный свалился, а в другой части леса они видели какое-то животное и потом неделю шарахались от любого шороха. А чем здесь занимаются Хван и парень в маске? Джисону бы очень хотелось знать, хотя он головой понимает, что это не его дело. Хан садится на диван, тут же ощущая под пятой точкой что-то жесткое. Джисон шарит руками и понимает, что это какая-то книга или что-то похожее. Он берет ее дрожащими руками. Блокнот. Скорее всего, незнакомец его оставил, потому что сохранение своей анонимности важнее всего. Хан не знает, стоит ли ему трогать чужие вещи, но, с другой стороны, этот парень в маске и без того хранит слишком много секретов. Джисон не видит ничего такого в том, чтобы раскрыть один из них. В блокноте Хан находит рисунки. Он листает страницы медленно, на некоторых заостряет внимание. В большинстве случаев — это просто пейзажи, цветы, какие-то зарисовки, сделанные простым карандашом, но есть и портреты. Джисон узнает некоторых ребят, которые учатся в их школе. Значит, парень в маске действительно прячется где-то совсем рядом. Но рисует он правда безумно красиво. Хан чувствует, как сердце пропускает удар, когда он видит портрет Минхо на одной из страниц. Ли на рисунке улыбается, но не так, как всегда. Как-то искренне. Уж слишком. Знаком ли он с незнакомцем? Джисон проводит пальцем по чужому хоть и нарисованному, но лицу и быстро переворачивает страничку. Странно все это, очень странно. Хан не удивляется, когда в самом конце находит несколько портретов Хенджина. Становится не по себе, когда Джисон понимает, что незнакомец рисовал его друга исподтишка. Хан хмурится, еще раз быстро пробегается по всему блокноту, но никаких инициалов или росписей не находит. Ничего, что могло бы дать хоть какую-то подсказку. Джисон еще раз злится на себя, потому что у него был шанс раскрыть личность парня в маске, но потом осознает, что очки все равно бы не надел, а подкрасться тише, скорее всего, не получилось бы. Хан оглядывает обложку блокнота, который выглядит дорогим, и решает забрать его себе. Может, это хоть как-то поможет ему понять, кто такой этот незнакомец. Он решает не показывать его Хенджину, пока не убедится, что друг мыслит разумно и осознает всю опасность, которая ему угрожает, когда он вот так общается с неизвестным человеком. Домой Джисон идет неохотно. Он даже не знает, сколько времени, и не хочет представлять, что его ждет. Какая-то безнадежность, глупое смирение, которые приходят к Хану после каждой истерики, снова его накрывают. Отец точно не оставит такой поступок без внимания. Джисон прячет замерзшие руки в карманы и смотрит на чистое небо. Вот бы и он мог в один момент превратиться в ветер, который гуляет по осенней улице, стать его незримой частью и укутаться в вечерний воздух. Он горько усмехается над своими мыслям. Тогда бы все и правда было бы намного проще.